Ведьма. Лесная Хозяйка

— Я мочь остаться? Я не иметь дом. Я не знаю идти и как жить… Девочка, которую они уже заранее в мыслях похоронили, изъяснялась с ужасным акцентом и очень скупым набором слов. Бедняжка и раньше говорила коряво и безграмотно, да и не до разговоров особо рожающей было, а после своей «смерти» и вовсе чуть ли не все слова позабыла. Директриса Приюта Вула с помесью жалости и брезгливости взглянула на истощённую замарашку, которую так некстати принесло недавно к ним на порог. — Это приют, а не богадельня! Как бы жалко дурочку не было, но фанансирование у приюта и так было мизерным, брать же на содержание взрослую девицу с ребёнком не позволяли ни правила приюта, ни те же самые финансовые возможности. Понятно, что в реалиях всепоглощающей безработицы в Англии, молодой мамаше пришло в голову попроситься в место, где могут дать хоть какое-то рабочее место. Рабочих рук действительно не хватало, вот только платить было не из чего. Даже уже имеющимся работникам пришлось слегка затянуть пояса. — Пожалуйста. Я мочь работать! Я мочь работать за еда. Не деньги. Пожалуйста, — девушка кашляя и пошатываясь вцепилась пальцами в рукав директрисе. Глаза её холодно и угрожающе смотрели, противореча скулящей мольбе голоса, редко моргая и чуть кося в стороны, но от того взгляд казался ещё более пугающим и не от мира живых. Женщина вздрогнула, отводя свой взгляд и отцепляя с рукава тонкие, обтянутые пергаментной кожей, пальцы. — Голодных ртов у меня тоже хватает… Мне нужно подумать.

* * *

Видимо моя компания этой суровой женщине была неприятна, ибо покидала она меня с какой-то судорожной поспешностью. Я же, тяжело присев на край кровати, смотрела на скомканную в углу комнаты простынь, лежащую в старом корявом тазу на полу. Следы смерти с неё ещё предстояло отмыть, но прачка ещё не вернулась в приют, наверняка отлёживаясь после праздника у себя дома. А ключ от прачечной был только у неё и у мадам Коул. Вторая, ясное дело до стирки загаженных простыней не снизойдёт, не директорское это занятие, а больше и некому. Кроме неё в здании находилась ещё только одна женщина лет тридцати восьми, бездетная, незамужняя и оттого единственная оставшаяся в эти дни на работе. На её плечи легла забота о всех живущих в приюте детях и обязанности так же отсутствующей поварихи. А посему до стирки сегодня дела никому не было. Я безразлично мазнула взглядом по старой разваливающейся кроватке, которую вместе с малышом принесли в мою комнату. Ещё одна проблема на мою голову, помимо того что я оказалась в Англии весьма бородатого года. Сын той, чьё место я заняла. Неизвестно как, неизвестно почему, сама того не понимая и не желая, но заняла, переродившись не как твердят буддисты младенцем, а сразу во взрослом теле. К малышу я не испытывала никаких чувств. Это только на словах, да в книгах бывает такое, что любая женщина только увидев пускающий слюни свёрток сразу обретает материнские чувства, даже если малыш не родной. На деле же, это был совершенно чужой мне зародыш человека. Мне не хотелось ни обнять его, ни защищать от всего мира, ни признавать своим. Да и если рассудить здраво, в приюте ему будет всяко лучше, чем со мной в подворотнях. Насчёт себя я не обольщалась. Одна, в чужом городе, не знающая толком языка, без документов, да ещё и в смутное время безработицы и забастовок. В мире ещё только-только начинающем путь научной и технологической революции… мне здесь даже работать не устроиться, не то, увы, время и общество. Разве что на панель идти. На то, что директриса согласится — я не сильно надеялась. Даже если разрешит остаться хоть ненадолго, пока не восстановлюсь чуть-чуть после родов — уже хорошо. А дальше… Дальше не знаю. Возможно, как-нибудь выживу. А младенец путь тут остаётся. У меня ведь даже молока в груди нет! Кормили новорождённого закупленным для приюта козьим молоком, изрядно разбавленным обычной водой, чтобы хватило на всех местных детишек. Лучше уж так, впроголодь, чем совсем в голоде. Сама не заметила, как задремала, всё так же сидя, да разглядывая стену с пошарпанными обоями. Разбудила меня всё та же помощница, посланная ко мне директрисой. Женщина, с опаской протянула мне старый медный ключ на шнурке, избегая касаться моих пальцев и то и дело хватаясь другой рукой за висящий на шее крестик. — Мадам разрешает вам немного пожить тут, но взамен вы будете помогать всем в приюте. Скопилось много грязных вещей — с этим надо разобраться в первую очередь, — и, сказав это, пулей вылетела из комнаты. Я же, вздохнув и повесив ключ на шею, поковыляла к тазу с воняющим содержимым. Раз уж путь мой лежал в прачечную, то логичнее было захватить с собой и его.

* * *

Даже один ребёнок способен так изгваздать свою одежду, что стирать замучаешься. А уж если их больше десятка… Я не жаловалась. Мне нужно было время, чтобы подумать и привести мысли в порядок, а монотонная физическая работа помогала в этом как нельзя лучше. В компании с заляпанными грязью и порванными штанами, простынями, на которые обмочился кто-то ещё не научившийся не прудить в кровать, и измазанными вообще непонятно чем рубашками разных размеров — ночь пролетела незаметно. Заглянувшая, навестить меня помощница (Лиз, как она позже всё же представилась), застала меня за пришиванием заплат на коленки особенно пострадавших штанов, благо набор для шитья был всё тут же, а протянутые внутри комнаты верёвки позволяли сушить постиранное в тепле. Рисковать высовываться из окон, чтобы развесить всё под подоконниками я не стала. Пусть январь в Англии несравним с январём в Сибири, но меня всё ещё подкашивало от слабости и словить воспаление лёгких совсем не хотелось. — Меропа, скажи, — женщина юркнула в дверной проём, с оглядкой закрывая за спиной дверь. Подошла, нервно заламывая пальцы и в волнении кусая блёклые губы. — Ты ведь точно была мертва. Я знаю. Мы поверяли… Я подняла на неё внимательный взгляд, от которого Лиззи стушевалась, до побелевших костяшек сжав себе пальцы. — И? — То, что ты ожила… это не иначе как чудо! Божественноё деяние, — она спешно окрестила себя аж дважды. — Скажи, ты ведь видела Бога? Она жадно вглядывалась мне в глаза, а я молча хлопала ими, не зная чего ответить. Я, конечно, знала что в эти годы религиозность населения всё ещё была сильна, да и даже в моё время хватало членов общества, что с пеной у рта расшибали себе лбы поклонами в храмах. Но всё же не ожидала, что ко мне полезут с такими расспросами. — Нет. — А как же… — женщина уставилась на меня с ужасом, едва не отшатнувшись. — Но ведь все души… разве что только, если грех… Значит твоё воскрешение это… деяние Дьявола? — ужас и опаска исходящая от работницы приюта была, казалось бы, физически ощутима. А я, с детства не любившая подобные темы и загоны, со злости сжала иглу в пальцах. Кто-то сказал «Религия — опиум для народов» и мне не раз доводилось видеть на какую дурость людей толкает этот самый «опиум веры». — Нет. Не было там ни Бога, ни Дьявола. Ничего не было. Темно и пусто. И ни-че-го! — женщина, испуганная моим нежданным напором замерла, изображая мышку перед удавом. — И я не желаю говорить на подобные темы. Ты поняла? — что-то странное просквозило в моём голосе на последних словах и Лиз, с пустым взглядом, закивала как болванчик быстро и мелко. Придя же в себя и посмотрев на меня более осмысленными глазами, она тихо произнесла: — Миссис Мэлвз вернётся только третьего, завтра. Сегодня на кухне снова некому готовить, а на мне пригляд за детьми, скоро подъём. Мадам директор сказала мне показать тебе кухню. Я кивнула, откладывая заштопанные штаны в стопку к таким же подлатанным ранее вещам и последовала за женщиной. Умею ли я готовить меня даже не спрашивали. Раз женщина, то априори обязана уметь. Такие тут нравы. Это вам не двадцать первый, это начало двадцатого века, тут уж не забалуешь. Кухня встретила меня атмосферой мрачного упадка. Вероятно когда-то, этот дом был неплох. Шкафчики, печь, столы, различная утварь были из хороших материалов, а половник с затёртым и почерневшим от времени узором лозы на металле заворожил взгляд. Увы, старость оставила на этом месте свой печальный след. Облицованные тёмно-синей плиткой стены и пол ещё хранили следы стёршихся и потрескавшихся узоров каких-то лилий. А Крупный камин с печью, из почерневшего от сажи камня, явно ставили на века, настолько крепко и монументально он смотрелся. — Тут хранятся овощи, — мой вынужденный экскурсовод махнула рукой на небольшой чуланчик с покосившейся дверцей. — Крупы вон там, — рука указала в сторону полупустых, не самого опрятного вида, мешков. — В подполе хранится то, что портится быстрее всего. — Она с усилием потянула за массивное и выглядящее тяжёлым кольцо в полу, приподняв дверцу, и запалила свечу, подзывая спуститься следом по скрипучей приставной лесенке. — Тут немного рыбы, молоко… Курицы нет, закончилась. Через час на рынок приедет старик Томсон, обычно кухарка закупается у него. Мадам Коул даст тебе немного денег, купишь у него птицу что подешевле. На мясо на заглядывайся, главное чтобы на бульон хватило, — тут она замолчала, принюхиваясь и, метнувшись к кувшинам на полках, с досадой скривилась. — Да чтоб его! Молоко сдохло! Ещё недавно же пить можно было! — Бросив взгляд на меня, она снова спешно перекрестилась. — Всё от того что покойница в доме. Хоть и ожила после, да смерть она такая, всё в доме портит… ой плохо-плохо. Знак дурной и молоко жалко! Выливать же, тут даже водой не спасёшь, разбавляй, нет, всё равно дрянное будет! Я нахмурилась, перехватывая у причитающей дурочки кувшин и втягивая носом воздух. — Не надо ничего выливать. Творог сделаю, — сказала я это на родном русском, так что не удивительно что меня не поняли. Расшифровывать, что мне говорят у меня ещё кое как получалось, вот говорить самой не очень. Пришлось прибегнуть к языку жестов. Понятия не имею поняла ли Лиззи чего из моих мельтешений руками, или решила просто не связываться с сумасшедшей, но выпроводить её из кухни у меня получилось. Подкинула в печь дров, разожгла спичками, вытащила из кучи посуды на полках приглянувшуюся кастрюльку. Лимона, как и лимонной кислоты в кухонных запасах не оказалось, но я решила рискнуть попробовать без него. Этот рецепт мне бабушка показала. Вроде как кислота лимона помогает молоку быстрее свернуться и принять комкообразную форму. За час успеть можно многое. Молоко закипело быстро, спустя какое-то время моих нервозных шаганий рядом с кастрюлей я заметила таки в ходе помешивания вожделенные комочки. Дальше же дело техники. Слить через тряпицу, тряпицу завязать в узелок и поставить на узелок пресс из чего-нибудь тяжёлого, чтобы выдавить остатки жидкости. Как потом выяснилось, с весом пресса я всё же перестаралась. Творог получился очень плотным брусочком и больше походил на сыр, чем на рассыпчатые зёрна. Благо вкусовым качествам это не повредило. Сразу после творога, в каминную печь отправилась внушительная по размерам кастрюлька с будущей кашей. Ага, той самой, овсяной. Ну а что поделаешь, если она самая распространённая и дешёвая? Оттого и так популярна на островах. Да и не только там. Пока творог томился под прессом, а каша лениво булькала на огне, я занялась очисткой рыбы. Никогда не любила чистить эту воняющую мерзость, но выбора нет. Рыба на островах товар более распространённый, чем мясо. Да и стоимость опять же дешевле. А глядя на то как выглядел приют изнутри ясно было, что тут особо не шиковали. Наконец рыба оказалась очищена, руки отмыты от внутренностей и чешуи, а овсянка перекочевала остывать на столешницу. Рыбой я решила заняться по возвращению, поэтому спрятав очищенные куски в подпол, стянула с себя замызганный передник и поспешила, насколько хватало моих скромных сил к директрисе. Та, окинув меня задумчивым прищуром, поинтересовалась объёмами выполненной работы, убедилась в том, что дети не останутся без завтрака, так как оный завтрак уже готов и только их и дожидается. Выдала мне мешочек с деньгами для рынка и отпустила прочь с глаз её, наказав не транжирить зря и тратить только на нужное. В чужой валюте я разбиралась примерно так же как и в языке. Поэтому сперва решила просто присмотреться к ценам с картонок на рыночных прилавках. Курицу, хотя какая там курица, циплёнка подростка купила немного поторговавшись. В соседней лавке взяла три луковицы из тех, что лежали в отдельной корзине, из-за тронутых тёмными пятнами гнили боков. Выбирала те что поприличнее и с пятнышками поменьше. Гниль то что, срезать всегда можно, тем более лук мне для жарки был нужен, так что потравиться вроде бы не должны. Тем более такой неликвид был дешевле, а выданных денег и так едва хватило на самое необходимое. Вздохнула, окинула рынок прощальным взглядом и шагнула обратно в ведущий к приюту проулок. Новый день вяло вступал в свои права, прогоняя ночную тьму.