Почувствовать боль.

      Гудки медленно шли. А вместе с ними быстро заканчивались нервы. В последнее время они стали часто ссориться. Эрик предлагал Ники взять перевод в Германию и закончить обучение там. Хэммик, в свою очередь, отказывался, он хотел остаться рядом с близнецами и командой и окончить учёбу именно в Пальметто.       На кухне резко включился свет, от чего зарябило в глазах. Ники взглянул на вошедшего. Это был Нил. Джостен выглядел сонно: полузакрытые глаза и взъерошенные рыжие волосы, на щеке красовался шрам, оставленный Лолой. Но даже так Нил оставался симпатичным, а может, даже красивым.       — Нил, чего не спишь? — поинтересовался Ники, натянув на лицо улыбку. Джостену и другим Лисам пока необязательно знать о том, что отношения Ники и Эрика почти что на грани исчезновения.       Нил взглянул на Ники, нахмурив брови и с беспокойством.       — У меня к тебе такой же вопрос, — ответил Джостен, подойдя к холодильнику за холодной водой.       — Я собирался пойти спать, — соврал Николас, опёршись одной рукой на стул и улыбаясь во все тридцать два зуба. Нил ему, конечно, не поверил, но настаивать не стал: Хэммик потом сам расскажет, если посчитает нужным. — Тебя что-то беспокоит, выглядишь задумчивым.       Джостен задумался, стоит ли говорить, и решил, что терять-то особо нечего.       — Мне кажется, что за Сузуму стоял кто-то, кто его специально или же нечаянно подтолкнул к этому, — Нил резко замялся, подбирая правильные слова, но Ники и без этого понял его.       — Может, враги Морияма? Японская мафия?       Нил пожал плечами: этого он не знал. Но считал, что якудза не могут стоять за ним, ведь если присмотреться к Хаяси, станет ясно, что он ненавидит Ёсиду, соответственно, Хиро не имеет влияния над его поступками и мыслями.       — Не думаю.       От последующего разговора с Нилом спас звонок. На дисплее высветился знакомый номер — и сердце ушло пятки. Рано или поздно им с Эриком придётся поговорить, обсудить многое.       Нил вскоре ушёл с Кевином на поле. Дважды в неделю они проводили ночные тренировки, что совсем не нравилось Эндрю.       Хэммик ответил на звонок. Говорили они с Эриком недолго, но этого вполне хватило, чтоб понять многое. Они решили взять перерыв в отношениях и переосмыслить некоторые моменты. Например, остались ли у них к друг другу чувства, смогут ли они продолжать отношения и всё остальное в этом духе. Тем не менее разговор оставил после себя неприятный осадок. Ники чувствовал, как между ним и Эриком образуется большая пропасть, которую уже ничем не заполнить.       Он устало зевнул. Всё же ему надо поспать: завтра тренировка и несколько пар. Но заснуть ему не удалось, сначала мучили кошмары, потом навязчивые мысли, наподобие «а что, если?», «правильно ли это было?» и тому подобное.       Такими темпами и прозвенел будильник, оповещая о начале нового дня.       Новый день — новые проблемы. Преподаватель требовал слишком много, Кевин на тренировке жаждал идеального результата. Все вокруг чего-то хотели, и это капало Хэммику на мозг, который уже частично жалел, что не согласился переехать в Германию к Эрику.       Но проблема заключилась не в этом. Те чувства к Эрику, которые раньше были, исчезли. Не было тех эмоций, от которых сносило голову, слов, от которых становилось тепло на сердце, и даже мимолетных мыслей, утверждавших, что не всё потеряно. Хотелось чего-то другого. Но чего именно, он не знал. Всё казалось ненастоящим. Ники нужно было выговориться кому-то, и идеальным вариантом стала их командный психолог Би.       Не долгий, но и не короткий разговор за чашкой какао о душевном состоянии дал возможность разгрузиться и взглянуть под другим углом на ситуацию. Не копить всё внутри порой бывает лучшим решением.       Ники потратил пару дней на раздумья об их отношениях с Эриком. Они прошли через многое, были поддержкой и опорой, понимали друг друга без слов. И теперь их отношениям должен прийти конец? После всего, что они пережили вместе? Не совершают ли они ошибку, о которой потом пожалеют? Или, может, расставание — самый лучший вариант? Ведь ничего совсем и не осталось. А может, шанс на спасение тонущих отношений остался? Может, не всё потеряно? Нужно решить, что ставить в их отношениях: запятую или точку.       Состояние Ники не ускользнуло от Лисов: глупых шуток и подкатов стало меньше, а свободное время тот уделял проектам и домашнему заданию. Словно пытаясь не думать о чём-то.       Сперва команда хотела с ним поговорить, выяснить, что случилось, а после пришли к выводу, что он всё сам выложит. И он рассказал под конец недели. Сказать, что они были в шоке, ничего не сказать.       Команда собралась после тренировки, чтобы обсудить предстоящую игру. Но разговор плавно перетекал и на другие темы: осенний банкет, выбор одежды. Между ними царила домашняя атмосфера, они и впрямь были друг другу семьей. Новенькие мало-помалу привыкали к старому составу «Лисов» и начинали понимать их шутки, даже собирались вместе с ними поехать в Колумбию. Особо большого доверия никто не питал, ведь у каждого имелся собственный сценарий жизни, в ходе которого они научились никому не доверять, полагаться только на себя и свои силы, иначе другие, воспользовавшись слабостью, обязательно нанесут удар в спину самым острым ножом.       Вскоре разговор повернул в совсем другое русло, чем Кевин открыто был недоволен: вместо того, чтобы волноваться о предстоящих играх, «Лисы» обсуждали кто с кем мутит.       Новенькие были в курсе, что Мэтт и Дэн, Эндрю и Нил, Аарон и Кейтлин в отношениях. Но иногда хочется подробностей, не так ли?       — А что насчёт тебя, Ники? — поинтересовалась одна из новеньких.       Хэммик, не торопясь, прикончил кусок пиццы и лишь потом ответил:       — Мой парень на данный момент в Германии, но мы с ним взяли перерыв в отношениях.       Ники понимал, что рано или поздно ему придётся рассказать об этом, чтобы потом не возникло странных ситуаций или каких-либо недоразумений.       «Лисы» остались шокированными: как так? Что могло между ними произойти, чтобы они решились на такое?       — В смысле перерыв в отношениях? Что у вас случилось-то? — спросила Элисон. Этот вопрос интересовал всех.       Ники отмахнулся, мол, потом расскажу. Конечно, это был не тот ответ, которые ожидали услышать «Лисы», но и настаивать не стали.

***

      Больница. Это было самое нелюбимое место Иоши. Он лучше проведёт два лишних часа на тренировке, чем в больнице. Но переломы, полученные им во время взрыва, не позволили бы.       Он догадывался, что его команда мертва, включая тренера. Он же выжил благодаря тому, что не находился в эпицентре взрыва — на поле, где было заложено самое большое количество бомб.       Удивительно, что он вообще выжил. И вопрос стоял в том, кому вообще надо было взрывать их стадион, кому они перешли дорогу? Команда-то никому, а вот их тренер либо капитан могли.       Первые несколько дней к нему никого не пускали, кроме матери и отчима, да приходить было особо некому, кроме полицейских. Стражей порядка интересовало многое, но Накаяме нечего было им рассказать, он не обладал нужной им информацией.       Так или иначе, ему приходилось выслушивать недовольство матери. Она приходила каждый день, и он слышал от неё одно и тоже: «Я ведь говорила, а тебе было плевать, ты не слушал меня. Предупреждала: не спи ты головой на север, не фотографируйся стоя посередине, а ты? Тебе же без разницы!» На что он всегда ей отвечал: «Хочешь сказать, в том, что взорвали стадион, моя вина?» И на этом их разговор подходил к концу.       Ни мать, ни отчим, ни даже врачи не хотели отвечать на его главный вопрос: а что стало с командой, живы ли они? И это бесило. Он не хотел оставаться в неведении. Таились предположения, что выживших нет.       И его предположения оказались верны, когда на пороге палаты появился капитан их уже мёртвой команды.       — И ста лет не прошло, — произнёс Иоши, смотря на друга. По его голосу и взгляду было ясно, что он недоволен. Сузуму вернулся в Японию не тогда, когда по новостям сообщили, что их стадион взорвали, а спустя пару дней, и даже навестил его в больнице спустя две недели. — Пока твою команду взрывали, ты же там в Америке тусил.       — Значит, ты всё-таки в курсе, что они мертвы, — бросил Хаяси, закрыв за собой дверь и сев на свободный стул. Нельзя было сказать, что он сожалеет, грустит по покойной команде. Во взгляде — прежний холод, никак не намекающий на что-либо.       — Тренер тоже мёртв? — спросил Иоши, уже зная ответ. Он не понимал, повезло ему или нет. Ведь если он тогда не ушёл бы за водой, тоже погиб бы.       — Да, — ответил Сузуму, решив не уточнять, как именно погиб тренер.       Иоши почувствовал, как его охватила мелкая дрожь, и усмехнулся. Он не удивится, если узнает, что друг не посетил похороны команды.       — Ты хотя бы сходил на похороны? — прозвучал вопрос с некой надеждой       После очевидного ответа отношения с Сузуму испортятся.       — Нет, — Хаяси скрестил руки, глядя на окно. Оттуда была видна лишь верхушка дерева.       — Они были твоей командой, он — твоим тренером, а тебе настолько плевать?       Накаяма понимал, что был слишком сильно влюблен в него, что даже не замечал лежащих на поверхности отрицательных качеств. А этих отрицательных качеств в Сузуму было очень много. Как говорится, любовь ослепляет.       — Ты не имеешь права так говорить.       Кирпичик за кирпичиком между ними начала строиться стена, отделяющая их.       — Уходи, — произнес Иоши, — проваливай.       — Я пришёл тебя навестить, а ты меня прогоняешь, — произнёс Сузуму, даже не думая уходить.       — Ты пришёл навестить меня спустя две недели, хотя в Японию вернулся давно. И я понял бы тебя, сходи ты хотя бы на похороны, но ты даже этого не сделал.       — Я не обязан перед тобой отчитываться, — отчеканил Сузуму.       Ответа не последовало. Иоши не собирался ничего отвечать, а Сузуму не собирался что-либо говорить. Лучше уж давящая на нервы тишина, чем бессмысленные разговоры, которые могут испортить и так уже плохие отношения.       — Поговорим потом, когда ты будешь в состоянии нормально мыслить, — с этими словами Хаяси встал со стула. Сейчас они могли бы поговорить, но никто из них этого не хотел.       — Я нормально мыслю, в отличие от некоторых.       Время, проведенное в больнице, дало возможность Иоши подумать. Его отношения с Сузуму переходили черту «просто дружба», но так и не доходили до «возлюбленные». Если вначале Накаяму это как-то устраивало, то сейчас нет. Его отношения с Хаяси должны были оставаться на уровне «дружбы», и тогда его чувства со временем прошли бы. А может, и нет. Но это не главное. Главным было то, что эти глупые чувства медленно уходили и это не могло не радовать. Святых нет. Их просто не существует. А даже и существуй они, долго не прожили бы в этом бренном мире.       — И чем ты так недоволен?       Хаяси был рад, что Иоши выжил, но враждебный настрой друга приводил его к не самым лучшим мыслям. Сузуму лишь недавно вернулся Киото из Токио. В столице Восходящего солнца его ждал очень важный человек, который уже мертв.       — Взрыв стадиона, их смерть — это ведь было предупреждением для тебя, не так ли? — спросил Иоши, почти что уверенный в своих словах. У семьи Морияма было очень много врагов.       — Думай всё что хочешь, переубеждать тебя я не буду и вмешивать тоже не собираюсь.       — Значит, ко взрыву стадиона ты имеешь прямое отношение, — сделал вывод Иоши, и пока тот не успел что-либо вставить, он добавил: — Не собираешься меня в это вмешивать? Ты уже не только меня, но и всю команду успел вмешать в это!       — Когда придёшь в себя, тогда и поговорим, — ответил Сузуму.       Не произнеся ни слова больше, он покинул палату. Потом поговорят, успеют еще.       Иоши проводил его взглядом. Недовольство в нем росло слишком быстро. Неделю назад       В Токио только светлело. Край солнца виднелся за горизонтом, который слабо закрывали облака туч. Ветер гонял падшие листья по городу, бездомные коты ловили птичек или ковырялись в мусорках. Редкие прохожие без дела слонялись в старых районах, приезжие шли прямо в отель. Многие спали, видя десятый сон.       — Вы даже не знаете, кто я такая, — сердито произнесла женщина.       Она и её трое детей были привязаны к стульям в подвале какого-то заброшенного дома в безлюдном районе. В день похищения они собиралась вернуться домой, и никто даже не обратил внимания, что водителя поменяли. Эта невнимательность стоила им аварии и похищения.       — Знаем, — Сузуму он опёрся спиной о стену, наблюдая за ними. — Если бы не знали, то и не похитили бы.       — Значит, вы должны осознавать, кто мой муж и что он с вами сделает, — сквозь зубы прошипела та, ненавистно смотря на похитителей.       Сузуму молча закатил глаза. Он подошёл к зацементированному в пол столу, на котором лежали пистолет без патронов, камера, ножи, бумага, тряпки и пару бутылок с водой.       Второй человек в подвале, стоящий у входа, — девушка в маске, кепке и черных перчатках. Она — учительница в одной из японских школ. В Японию она попала случайно, без денег, без знания языка, без знакомых.       — Включай камеру, — скомандовал Хаяси, беря в руку пистолет и патроны.       Девушка подошла к нему и, взяв камеру, отошла к стене.       — Что вы намерены делать? — спросила женщина, в голосе и бегающих глазах которой отражался страх не только за себя, но и за детей.       — Собираемся заснять на камеру ваше убийство, — вполне спокойно ответил Сузуму, даже не взглянув на них.       От полученного ответа женщина судорожно вздохнула. Она понимала, что быть женой якудзы — рискованно. Но заканчивать жизнь в сыром подвале не хотела. Аризу подёргала руками, пытаясь вытащить их из наручников. У неё были чёрные густые волосы, струящиеся по спине; лицо отличалось правильностью черт, а во взгляде пылали и злость, и страх.       — Мама... — дрожащим голосом произнесла дочь, и по щекам у неё полились дорожки слёз, а губы, которые она кусала, слабо кровоточили.       Сузуму вскоре завершил вставлять патроны в пистолет и повертел его. Оружие было нетяжёлым, а наоборот — удобным, оно легко лежало в руке.       — Раз ты знаешь, кто мой муж, тогда свяжись с ним. Он тебе даст много денег за наш выкуп, — произнесла Аризу, глотая ком в горле.       — Не интересует.       — Отпусти нас, и я расскажу тебе всё, что мне известно о клане, — вымолвила она, уже готовая умолять похитителей, да хоть на колени встать, лишь бы не расставаться с жизнью вот так.       Сузуму усмехнулся, словно ему в голову пришла замечательная идея. Он отложил пистолет и подошёл к ней, нависая. Аризу подняла голову и выдохнула, её сердце бешено стучало.       — Я слушаю, — сказал Сузуму, убрав руки за спину.       Аризу наклонила голову и дрожащими губами произнесла:       — В сейфе в кабинете мужа есть бумаги, подтверждающие нелегальную проституцию, хищение девушек, продажу наркотиков.       — Это, конечно, хорошо, — он наклонился к ней так, что между их лицами оставалось не меньше пяти-шести сантиметров. На таком расстоянии они слышали дыхание друг друга. Их взгляды внезапно встретились, и тогда Сузуму добавил: — А теперь скажи пароль от сейфа.       Она произнесла пароль в надежде, что он отойдёт от неё. Аризу облегчённо выдохнула, когда Хаяси отошёл к столу, но как только в его руках блеснул пистолет, сердце вновь учащённо забилось.       — Ты же говорил, что отпустишь, — пробормотала женщина с некой паникой в голосе, стараясь не обращать внимания на плачущих детей.       — Я такого не говорил, — ответил он, подходя к ним.       Девушка включила видеокамеру, ожидая следующих действий.       — Но раз на то пошло, я дам шанс. Выбери одного из своих детей, и пускай он успеет покинуть этот дом за полчаса. Если успеет, я оставлю его в живых и отведу к отцу.       — Что? Значит... — она нервно усмехнулась. — Так нельзя...       Он закатил глаза, словно услышал какой-то редчайший вздор. Аризу взглянула на детей и после короткого смешка откинулась на спинку стула.       — Зачем? — устало спросила Аризу.       Сузуму сразу понял, что именно «зачем», и склонил голову набок, скрестив руки.       — Твой муж убил мою команду, а я, так уж и быть, убью его семью.       — Так убей его, а меня с детьми не трогай, — предприняла попытку образумить его женщина.       — Не волнуйся, его тоже убью. Но позже. А теперь выбери ребёнка.       Она попыталась выдохнуть через нос, но увы, это у неё получилось слабо, и лишь с третьей попытки она произнесла:       — Чудовище, — в её голосе послышалось явное отчаяние. После она обратилась к сыну: — Попытайся выжить, сбежать, но только не умирай.       Мальчик слабо кивнул, боясь что-либо спросить. Девочки, поняв, что их ожидает, заплакали ещё громче.       Сузуму взглянул на помощницу. Та, уловив адресованный ей взгляд, отложила камеру и взяла нож, подошла к мальчику и разрезала веревку на чужих руках.       — Беги, — произнесла она, открывая дверь.       — Ма... ма, — дрожащим голосом произнес мальчик.       — Быстро, — сквозь зубы процедила мать, пытаясь не смотреть на сына.       Повторяться не пришлось: он со всех ног, спотыкаясь, кинулся к двери и, не смея оглядываться, убежал.       Девочки, Сузуму и его помощница проводили его взглядом. И после того, как топот стал не слышен, девушка включила видеокамеру, направив её на Аризу и дочерей.       — Гори в аду, — прошептала она, гордо вскинув голову.       — Тогда займи мне там место, — ответил Сузуму и направил в её сторону пистолет.       — Обязательно.       Звук выстрела раздался в помещении и эхом отбился от стен. Тело Аризу пару раз забилось в предсмертных конвульсиях и безучастно, с пустым, ничего не выражающим лицом, обмякло на стуле.       Дочери отрешённо смотрели на мать, а после, осознав, что случилось, заверещали и заплакали сильней. Детские слёзы каплями ударялись о бетонный холодный пол. Вся их жизнь, полная радости, грусти, любви, разочарования, ещё недавно была впереди, но два последовавших выстрела оборвали все надежды на счастливый конец.       Девушка поставила запись на паузу и попыталась ровно вдохнуть. Только что на её глазах убили троих людей, среди которых — ни в чём не винные дети. Её чуть не стошнило, когда она перекладывала всё ещё тёплые тела в патологоанатомические мешки.       Для себя она сделала некоторые выводы: жизнь коротка, она способна оборваться в любой момент, и неважно, кто ты, — молодой или старый, богатый или бедный.       Часы медленно тикали в гробовой тишине. Девушка размеренными шагами измеряла комнату, обходя трупы. Лишь от одной мысли, что хоть кто-то из них мог выжить, становилось не по себе.       Она глянула на Сузуму: тот прислонившись к стене, что-то листал в телефоне со спокойным выражением лица. Он злопамятный, хладнокровный убийца, и от этого бросало в дрожь, паника нарастала в груди от того, что он может убить и её, если она сделает что-то не так.       Он, не произнеся ни слова и взяв пистолет, вышел из помещения. Прихватив видеокамеру, она двинулась за ним уверенным шагом, пытаясь не выдать волнения.       Шли они недолго. Коридоры как ни странно хорошо освещены, многие двери — металлические, заперты на ключ.       Мальчик, сидя на полу, вытирал слезы. Плакал беззвучно. Увидев похитителей, он попытался встать, но ослабшие ноги не дали ему этого сделать, поэтому он предпринял попытку отползти назад на коленях.              Сузуму кинул ему на ноги ключи, присел перед ним на корточки и произнёс, указав на дверь в конце коридора:       — Видишь ту дверь? Если успеешь добежать до неё, пока я не досчитаю до четырех, мы отведём тебя к твоему отцу.              Выпрямившись, Хаяси сделал пару шагов назад и ободряюще улыбнулся.       — Время пошло. Один.       Мальчик сразу встал на ноги, маленькая надежда на спасание дала ему силы.       — Два.              Он побежал, забыв, как дышать. Отец, наверное, ждёт его. Мать верит в него. Он не должен подвести младших сестёр.       — Три.       Немного. Он услышал, как позади что-то щёлкнуло. Не важно. Главное бежать.       — Че-ты-ре.       Его похититель растянул это слово, словно давая шанс. А после мальчик услышал звук выстрела, эхом разнёсшийся по коридору. Жалостливый взгляд. И ужасная, нет, адская боль в спине и сердце. Мальчик упал на колени, успев выставить руки перед собой, иначе его ждала бы болезненная встреча с бетонным полом.       И вдруг стало как-то всё равно. Боль утихла. Перед глазами появилась белая пелена, и детские глаза навечно закрылись.       Девушка отключила видеокамеру.       Теперь их ждал сам Хиро Ёсида — якудза, муж Аризу и отец им сегодня убитых детей.