Давно пора

Хес просыпается, ощущая себя побитой собакой, всё ещё пряча нос в одеяле, прокручивает в голове вчерашний день, откровения Вовы, и его заплаканные глаза не дают теперь покоя. Он поворачивается на спину и в нос ударяет запах чего-то сильно подгоревшего. Хесус подскакивает с постели как был в трусах и шлёпает на кухню. Братишкин колдует над кастрюлькой, которая при приближении источает аромат всё сильнее и тошнотворнее. Парень вертится над плитой, держа в одной руке деревянную лопатку, а в другой стакан с водой. — Ты хули делаешь, долбаёб?! — в полном ахуе громко спрашивает Хесус. — Бля! — испуганно дёрнувшись, Вова чуть не проливает всю воду на плиту и резко оборачивается. — Хес? Ты уже проснулся? — Ну, блять, сложно спать, когда какой-то придурок сначала затопил свою квартиру, а потом пытается спалить твою. — Хес оттесняет его в сторону и смотрит на повидавшую виды гречку. — В потопе я не виноват! — Так, и что ты пытался сделать и зачем? — Я… — Братишкин мрачнее тучи, толкает его локтем в бок, вставая перед кастрюлей, и, повесив нос, лопаткой размешивает местами почерневшее месиво. — Я вчера доставил проблем и хотел тебя порадовать, приготовить твою любимую гречу. Не понимаю, что я сделал не так, было написано, как будто всё просто. Как ты это делаешь? — Ты налил мало воды. — сообщает Хесус, выключая конфорку. — И я готовлю гречку в пароварке. — Блять, ну и пиздец. — Не расстраивайся, ничего страшного не случилось. — Ага, испоганил пакет гречки и кастрюлю. — Пакет?! — ошарашенно спрашивает Хес, отходя, чтобы открыть окно и проветрить, и оглядывается, находя глазами пакет для мусора наполненный прошлыми Вовиными попытками сварить гречку. — Ладно, похуй. Вова только сейчас оценивает прикид Хесуса и присвистывает. — Нихуя, ты носишь боксеры? Хес опускает взгляд вниз и вспоминает, что оставил трусы только потому что живёт сейчас не один, голые плечи мёрзнут от сквозняка из окна, а босые ноги холодит кухонная плитка. — У меня не было времени, чтобы принарядиться. — оправдывается Хесус, сердито топая, отправляет сожжённую гречку вместе с кастрюлей в мусорный пакет и намеривается поскорее уйти. — Прости, Хес. Я снова сделал хуйню. Я думал, ну, любой же дурак сможет варить, это же легкотня, но видимо я совсем… — расстраивается Вова. — Я отмою кастрюлю, не нужно её выбрасывать. — Похуй на кастрюлю. Ты сам в порядке? — Да что со мной будет? Хес кивает в дверях и уходит в свою спальню. Вова умудряется доставить проблем, даже когда хочет помочь, удивительная способность. Когда Хесус возвращается одетый на кухню, больше всего мечтая отправиться в душ, Братишкин усердно натирает плиту. — Перестань ты суетиться. — вздыхая, просит Хес, но не мешает ему оттирать пригоревшее ещё в прошлом месяце пятно. — Это не конец света. — Но я хотел приготовить тебе завтрак в постель, отблагодарить за всю помощь и всё такое. — Ой, забей вообще. Вова бросает губку и оборачивается к нему. — А как я могу? Я ведь своевольно поселился у тебя. Ещё и вчера проныл всю ночь, испортил вечер в кальянке. — Вова, блять, не зли меня. Почему ты решаешь за меня, что мне нравится, а что нет? Да ты из всех несчастных что я приютил в своём доме, самый, нахуй лучший, они мне все денег торчат, а ты тут продолжаешь ныть, что мешаешь. Хотя нихуя не мешаешь. Что я другу не могу помочь? Братишкин в ахуе от этой внезапной вспышки Хеса, плюхается на стул и во все глаза на него глядит. Отдышавшись Хес садится напротив, подтащив к себе стул. — Так что прекращай хуйню нести и живи спокойно в соседней комнате. — заканчивает разговор он. — Но… — «Но» нахуй?! — Но ведь завтрака у нас так и нет. — бормочет Вова, сжимая свои коленки. — Бля, так похуй, закажи себе что-нибудь. Я пойду в душ схожу. — отмахивается от него Хесус и действительно встаёт, чтобы отправится в ванную. — Стой, а ты? — Я ничего не хочу. Только, чтобы ты жил и не пытался осваивать стихии разрухой. Братишкин за его спиной смеётся, и это немного рассеивает атмосферу назревающего конфликта.