Давно пора

Братишкин закидывает вещи в чемодан, не складывает, просто бросает, выдавая своё настроение — крайне хуёвое. Хесус подпирает стенку у двери, обнимает себя руками и наблюдает за его резкими движениями. Они в молчании проводят весь день, в напряжённом, нехорошем. Хес ничего не говорил, ни когда Вова заявил, что нашёл квартиру, ни когда заявил, что уезжает сегодня. Пора перестать молчать. — Не уезжай. — просит Хесус. Братишкин подвисает со своей кофтой в руках, потом поворачивается к нему. — Шутишь? — Нет, не шучу. — отвечает Хес и плавно подходит к нему вплотную. — Тогда просто хуйню несёшь, старый. — фыркает Вова, отворачиваясь, и запихивает кофту в чемодан. — Зачем? — А зачем уезжать? — Потому что… Хес, ну ты дурак? Тебе мама не говорила, что каждый должен спать у себя дома? Хесус наклоняется, почти утыкаясь носом ему в загривок, делает два шага назад и прожигает взглядом его затылок. — И? Почему же ты не спишь у мамы под боком? — Охуел?! — рывком обернувшись, спрашивает Братишкин. — Про мамку… Почему ты злишься? — Я вообще не злюсь. — Тогда что? Предлагаешь остаться зачем-то. — Потому что вижу, что ты этого хочешь. — Хес придерживает его за руку, снова подходя ближе. — Видишь? Не пизди, нет ничего подобного. — И ты не боишься остаться один? — А ты? — спрашивает вместо ответа Вова, воинственно вытянувшись во весь рост. Хесус переводит взгляд ниже, на его губы, погрызанные от волнения, и вздыхает. — Я всегда один. — Но хочешь, чтобы я остался? — Хочу. Братишкин выдавливает из себя слабую улыбку, разговор не клеится и ведёт в тупик. — Не нужно всё это. — говорит Вова, по очереди разжимает его пальцы на своём запястье и отходит в сторону, растерянно озираясь. — Вот именно. — соглашается Хес и садится на диван рядом с чемоданом. — Блять! Я… Я ведь и сам не хочу, знаешь, как сложно себя заставить? — Так не заставляй. — И тогда что? Так и спать у тебя на диване, просто чтобы не подохнуть от одиночества? — Откуда мне знать? Ты сам разберись, что ты хочешь. — фыркает Хесус, встаёт и уходит. — Это ты ведёшь себя странно! — заявляет Братишкин и прикусывает себе язык, когда Хес оборачивается уже в коридоре. — Ты собираешь вещи, блять, в два часа ночи, а странно себя веду я? Что я тебе такого сделал, что ты сбегаешь вдруг? — Ничего. — Тогда… — Да сука! Хули непонятно, что я хочу в своей хате жить? Ещё бы мне разрешения у тебя спрашивать! — Мне вообще насрать, ясно? — Тогда и не еби мне мозги. Я хоть под мостом жить собираюсь, это тебя не касается. — ворчит Вова, возвращаясь к ебучему чемодану. — Нахуя мы вообще из-за этого ругаемся? Всё это действительно глупо, никто из них ничего плохо не сделал, а они всё равно злятся друг на друга. Хесус уходит в свою комнату, не посчитав нужным отвечать.

***

Хес сидит на кровати, держа в руках телефон, и смотрит куда-то сквозь него, экран затухает. Братишкин проникает в комнату сначала одной рукой, выключает свет и быстро заходит, закрывая за собой дверь. — Зачем ты свет выключил? — интересуется Хесус, откладывает свой телефон, не пытаясь включить фонарик, и прослеживает парня в темноте до свободной половины кровати. — Поговорить хотел. — отвечает Вова, плюхаясь на кровать. — Чо это за разговоры в темноте? — Личные, Хес. Хесус усаживается удобнее, чуть вполоборота и готовится его выслушать, но Братишкин молчит. — И? О чём ты хочешь поговорить? — Да блять! Дай хоть секунду собраться! — вспыхивает Вова и так активно ёрзает, словно гнездо себе вьёт. В тишине начинает казаться, что где-то часы тикают, но в квартире точно нет тикающих часов. Хесус старается разглядеть лицо Вовы в темноте, угадать его эмоции. — Я тут подумал… — начинает Братишкин, и сдержать саркастические замечания с трудом удаётся. Глаза привыкают к темноте, а из незашторенного окна льётся лунный свет, давая возможность разглядеть друг друга. Хес кивает, подаваясь вперёд, чтобы расслышать отчётливо его тихий шёпот. — Нет, то есть, Хес, много думал и… Всё это так странно. Разве нет? — растерянно спрашивает Вова, всё-таки сминая в руках уголок одеяла. — Я дома. Хесус сжимает его запястья и тянет на себя, Братишкин утыкается лицом ему в грудную клетку. Они так и сидят полминуты, Хес гладит его по спине и держит за руку. — Ложись спать и не выдумывай глупостей на больную голову. — просит Хесус. — Переезд не глупость. — ворчит Вова. — Глупость, если ты срываешься ни с того ни с сего, нет никакого потопа. — А если есть? — Братишкин отстраняется, заглядывая ему в глаза. — Черпай воду. — отвечает Хесус и разглядывает его улыбку. Вова засыпает рядом с ним, не найдя в себе силы уйти в гостиную и разложить диван, а Хес не может отвести от него взгляда. Совершенно неясно зачем они пытаются сделать то, чего не хотят оба.