Давно пора

Братишкин больше никуда не собирается. Разобранный чемодан отправляется обратно в угол, а вещи в шкаф в спальне. Вова тихо приоткрывает дверь, которая даже не заперта, вода в ванной шумит, от горячего пара запотело зеркало, а шторка еле заметно шевелится, скрывая человека за ней. Он стягивает с себя штаны, футболку и бельё он даже не думал надевать. Братишкин крадётся к ванной и резко отдёргивает штору. — Блять! — вскрикивает Хесус, оборачиваясь и прикрываясь, закрывает руками почему-то грудную клетку. — Ты еблан? — Я разобрал вещи. — сообщает Вова и сдвигает его в сторону, тоже забираясь в ванную. — А сюда ты нахуя припёрся? — А нельзя? Хес разглядывает щенячьи глазки, вздыхает и притягивает Вову к себе. Они целуются под душем, отфыркиваясь от воды, и лапают друг друга. Братишкин прижимает Хесуса ко влажной стене, слизывает с шеи капли воды, слушая его вздохи, и оглаживает руками голый торс. — Вов… — шепчет Хес, сжимает его бёдра, прижимает к себе и трётся об него. — Бля. Вова отстраняется, выразительно облизывается и неожиданно опускается на колени. Хесус не успевает даже возразить и чуть не соскальзывает по стене на дно ванной, закрывая глаза. — Хес, посмотришь на меня? — просит Братишкин, сжимает его член в ладони, обдавая его горячим дыханием, и глядит исподлобья, медленно двигая рукой. Хес опускает взгляд, тяжело дышит, закусывает нижнюю губу и хватается руками за стенку, соскальзывая по ней мокрыми пальцами. Вова улыбается, откуда-то столько смелости набрал, надрачивает ему, целует в бедро, а потом облизывает головку, глубоко не берёт, но языком шевелит, посасывает, зажимая член рукой у основания. Братишкин не умеет, так откровенно не умеет, но весь он такой невероятный, со втянутыми щеками, горячим языком, нежный, но срывается и двигается быстрее, чудом не давится. Хесус плывёт, толкаясь ему в рот, зажимает свой ладонью, он хочет кончить, целуя его, поэтому толкает его на спину, опускается сверху и додрачивает себе сам, кончая ему на живот. И очень тяжело оторваться от пухлых покрасневших губ Братишкина. — Хес? — зовёт Вова, отдышавшись. — Только что помылся и снова… — бормочет Хес, прижимаясь щекой к его груди. — Так мы в ванной, далеко идти не нужно. Хес, а я… — Молодец. — отвечает на невысказанный вопрос Хесус и гладит его по влажным волосам. — Не это говорят в таких случаях. — обиженно ворчит Братишкин, утыкаясь носом ему в запястье. — Охуенно. — Так лучше.

***

Антоша переводит взгляд с одного на другого и переглядывается с Мазелловым. — Вы, что? — переспрашивает он. — Решили не разъезжаться. — отвечает Хесус и пожимает плечами, будто это что-то очевидное. — Как это? — Вот так это. — вклинивается Братишкин и наклоняет голову, опуская её на плечо Хеса. — Ну, пиздец, я думал, вы друг друга убьёте, а вы поебались. — охуев вконец, вздыхает Антоша. — Реально? Прям в жопу? — удивлённо спрашивает Илья, и на него как на идиота смотрят все трое. — Что? — Так тебе всё и расскажи. — фыркает Хесус. Вова жмётся к нему сильнее, пряча за ладошкой краснеющую щёку. В жопу у них ничего не было, но мыслями он возвращается в позавчерашний день, в ванную комнату. Хес рядом, сейчас ему не нужно больше ничего, и домой они потом поедут вместе, и уснёт он, уткнувшись носом в его плечо. И любит он его, наверное. Он об этом много думает, обо всех моментах, когда они просто были рядом, без всяких, просто смотрели фильмы, выбирали хавчик на ужин, прижавшись плечом к плечу, когда целовались, когда засыпали вместе. Братишкин прижился сразу, уже на следующий день, уже тогда не знал, как ему уехать куда-то, а потом и вовсе забыл, что нужно, и, казалось, они оба забыли, пока им не напомнили. Но теперь он дома, в правильном месте, даже в правильном положении. Вова мнёт в руках одеяло, утыкается в него лбом, тихо сопя, глотает мычания-стоны, чувствует, как дрожат бёдра от напряжения, старается расслабиться и прогибается в пояснице так сильно, что почти прижимается животом к постели. Ласковые поцелуи смущают сильнее чем длинные пальцы, проникающие в задницу, а Хес его целует в ягодицы, вдоль позвоночника и в ямочки на пояснице. — Скажи, если я что-то не так делаю. — напоминает Хесус, нервничает, даже не представлял, что на самом деле такое будет делать. Но Братишкин очень хотел, грезил гейским сексом ничуть не меньше чем отсосом, а теперь стоит на коленях кверху жопой, со стороны выглядя, должно быть, как придурок. Говорить ему не хочется, будто откроет рот и из него только стоны польются, просьбы драть его как… Вова ещё сильнее утыкается лицом в одеяло и протяжно стонет, коленки дальше разъезжаются и по спине капля пота скользит, и он вздрагивает, когда Хесус её вдруг слизывает размашисто языком. Братишкин всё ещё не до конца понимает, но иногда его от хесовских пальцев так простреливает, что он несколько раз едва не кончает, безумие какое-то, горит всё от ушей до ебучих пяток. Хес что-то шепчет, ему в ягодицу, поэтому нихуя не разобрать, но затем он наваливается сверху, прижимаясь к спине грудью, и скользит языком по хрящику его уха. — Ты выглядишь пиздец как сексуально. — сообщает Хесус и зарывается носом ему в волосы на затылке, толкаясь всеми тремя пальцами в него. — Блять… — тянет Вова, скулит, когда его тело само откликается, покрывается мурашками и толкается ему навстречу. — Сука… — Я хочу тебя всего. — Если не заткнёшься… Узнаешь, что будет! Хесус смеётся, целует его в загривок, прикусывает мягко плечо и вынимает пальцы. Братишкин недовольно ворчит в комок из одеяла, закусывая белую ткань, вертит блестящей от смазки и слюны задницей, Хес гладит её тёплой ладонью, сидя на пятках, разглядывает, чем бесит парня. — Ты хочешь меня, а моя задница твоего члена. — сообщает Вова, даже поворачивает к нему красное лицо, сверкая глазами. — А ты? — интересуется Хесус. — И я… Ну, Хес, чего ты от меня, блять, хочешь? Хес качает головой, свежая смазка капает с его члена на одеяло, Братишкин прямо перед ним, готовый и открытый. Не верится. Чтобы поверить, он тянется вперёд и целует его в губы, мягкие, податливые и такие любимые. Вова поворачивается, обхватывает его за шею и резко переворачивается на спину. — Так, хочешь? — спрашивает Братишкин, каким-то чудом устраиваясь под ним. — Друг к другу лицом? — Ты же не хотел. — напоминает Хесус, щекочет поцелуями шею и грудную клетку. — А теперь хочу. Хес не решается спорить, лишний раз волновать, подставляет свой член к его заднице, подхватывая его одной рукой под поясницу, и внимательно разглядывает лицо. Вова пытается его спрятать, во всяком случае пока Хесус не входит, потом сразу хватает его за плечи, выгибается, ахая, и откидывает сильно голову. В нём тесно так, словно он его и не растягивал, горячий и порывистый. Хес не спешит, входит лишь наполовину и целует его, ловит влажные губы и ждёт, когда Братишкин к нему привыкнет. Секунда, две и они двигаются навстречу друг другу, сцепляются влажными телами так, что двигаться некуда. Хесус отстраняется, и Вова тут же притягивает его обратно, туда-сюда на ускорение. У Братишкина перед глазами всё плывёт, но лицо Хеса удаётся разглядеть, так он близко, и он его целует, пока его в очередной раз не разъёбывает заполненностью, теплом, и проезжающимся по простате члену. Их надолго не хватает, чтобы перейти к сути пришлось много тискаться перед этим, целоваться, он на пределе. Хесус оглаживает Вовин живот и обхватывает его член, устанавливая общий темп, возможно останется засос на ключице, но тот его уж очень резко и сильно зажимает внутри. Вова теперь стонет громче, выгибается всем телом и раскачивается навстречу. — Быстрее… — говорит он вслух, хотя уверен, что только мысленно. — Пожалуйста. Хес ласково целует его в щёку, чуть отстраняется и ускоряет темп, увеличивает глубину толчков. Братишкин под ним зажимает себе рот, другой рукой ногтями впивается ему в плечо, сквозь ладошку лишь мычание, глаза влажно блестят. Они взгляд друг от друга оторвать не могут, и никакой больше неловкости нет, они глазами друг друга трахают не меньше, чем член Хеса задницу Вовы. Хесус срывается, от сбившегося дыхания задыхается, чувствуя между пальцев Вовину сперму, и кончает, едва успевая вытащить. Они прижимаются лбами, делят раскалённый воздух между собой и начинают целоваться, потянувшись одновременно. Хорошо. Силы полностью были потрачены, не осталось ни капли.

***

Братишкин валяется, раскинув руки и ноги в стороны, пялится в потолок и чуть подрагивает от холода. — Накройся, еблан. — ворчит Хесус, заходя в спальню и сам накидывает на него плед, тот что от твича, сейчас надпись «Partner» заиграло другими красками, голубыми, а одеяло грязной кучей валяется у кровати. Вова так и молчит, только заворачивает мокрое после душа тело в плед и лупит на Хеса бессмысленным взглядом. Хесус садится рядом с ним, гладит его по голове и румяной щеке и улыбается, когда тот прикрывает глаза и ластится. — Как ты? — интересует Хес, ложась рядом. — Охуенно. — отвечает Братишкин и ловит его в свой пледовый кокон, укладываясь к нему на грудь. — Не жалеешь? — Так скоро? У меня эйфория от оргазма ещё не прошла, не дождёшься. И вообще, мужики от секса не отказываются. Хесус фыркает ему в макушку и обхватывает его руками, прижимая к себе сильнее. Вова поднимает голову, тыкается носом ему в подбородок, а потом Хес его целует. В комнате становится светлее от рассветного солнца, за окном поют птички и пахнет весной, так свежо. Но до этого никому нет дела. Братишкин рассматривает спящее лицо Хесуса, гладит его нежно подушечкой пальца по губам, прежде чем уснуть следом, запоминает, какой он красивый.