Ради тебя

      Шашлык был приготовлен, на стол накрыто, и вся компания расположилась на своих местах. Лиза села напротив Кати, Василий рядом со своей возлюбленной, Юрий поступил подобным образом. Лишь Дима нарушил идиллию, сев по другую сторону от Лизы. Девушка не смогла сдержать недовольного вздоха. И за что ей это счастье привалило? Был один Крючков, теперь ещё и Богословский прилип к ней, как будто она медом намазана.       — Дим, а расскажи, как давно вы с Лизой друг друга знаете, — Вася точно пытался вывести Лизу из себя.       — А разве Лиза ничего не говорила? — Дима покосился на девушку, с особой злостью разрезающую ножом кусок мяса. Ему даже показалось, что она представляет на месте куска его голову, уж слишком у нее устрашающий вид.       — Нет, — вмешалась Звягинцева. — Мы с ним не разговариваем.       — Ах, вот почему вы ходите такие хмурые, — резюмировал Смышляев, приобняв жену. — Что случилось на этот раз? Явно что-то серьезное, раз Лиза с тобой не говорит. Обычно вы ограничиваетесь легкой обидой.       — Она из мухи слона сделала, — покачал головой Василий, что окончательно вывело Лизу из себя.       Больше держать в себе всего того, что она думала, девушка не смогла. Поднявшись из-за стола, высказала Василию все свои претензии, наплевав на присутствовавших, и быстрым шагом преодолела расстояние до дома. Она знала, проход во внутрь ей не был запрещен. Катя всегда говорила, что у них все, кроме мужчин, общее, поэтому у Лизы всегда была отдельная спальня в дачном домике у Кати. В ней она и закрылась, скатившись по стене и, уткнувшись в колени, заплакала, дав волю эмоциям.       Первым порывом Васи был порыв побежать за Лизой, но Катя его не пустила. Слишком хорошо знала Звягинцеву и понимала, что ей нужно время, чтобы отойти. Поэтому Крючков спокойно хотел вернуться за стол, дабы продолжить ужинать. Но его планам не было суждено сбыться. Дима перегородил мужчине дорогу собой, схватил за грудки и прорычал:       — Тебе досталась самая лучшая девушка в мире, а ты смеешь ей изменять!       — Я никому не изменял, — спокойствию Василия позавидовал бы каждый. — А вот к тебе у меня появилась масса вопросов. Откуда ты, будучи только другом Лизы, знаешь, что она самая лучшая девушка в мире? Или вы оба мне наврали, и между вами было больше, чем просто дружба? Откуда у тебя такое рвение к ее защите, когда, по ее словам, вы очень сильно поссорились, и не говорите уже давно, а?       Богословский отступил, отпустив Крючкова, когда Катя стала взволнованно смотреть на обоих. Провел ладонью по волосам, взъерошив их, как всегда делал, когда не знал, что ответить. Он мог бы спокойно сказать, что да, они встречались, практически поженившись, но было бы это честно перед Лизой, зачем-то утаившей правду от Василия?       — Мы действительно поссорились, — с досадой вспомнил Дима. — Вот только мы никогда не были просто друзьями, между нами всегда было больше обычной дружбы. Мы любили друг друга, но не переживай, она от тебя не уйдет ко мне никогда в жизни. Она меня ненавидит.       — Дима… — Катя хотела было опровергнуть его слова. Юра ей не позволил, сказав, чтобы она не лезла в их дела.       — И это она еще меня называла лгуном? — усмехнулся Крючков. — Не удивлюсь, если вы тайком встречались, вспоминая прошлое. Сколько раз вспомнили, м?       — Ты людей по себе судишь? — покачал головой Богословский. — Лиза никогда бы не опустилась до измены, находясь в отношениях. А если ты считаешь иначе, то тебе точно нет места рядом с ней. Не думаю, что у вас будет будущее с тем, как ты к ней относишься. Раньше она сияла, а сейчас гаснет с каждым днем все больше. А какое будущее может быть у отношений, в которых нет подпитки ярким светом? Никакое.       — Не тебе решать, — огрызнулся Василий, желая сцепиться с Дмитрием и показать ему, насколько он хорош.       Дима на провокацию не повелся. Просто нашел взглядом Юру и сел к нему, завел разговор ни о чем, стараясь не думать о том, как мечтает набить морду Василию. Он его раздражал. Не было бы тут Крючкова, он бы обязательно ринулся к Лизе, чтобы успокоить. Наверняка она там сейчас плакала, не хватало еще, чтобы задыхаться начала. У нее часто так бывало: когда плакала долго, начинала задыхаться от нехватки воздуха. Он забеспокоился, стал искать взглядом Катю, но девушка его опередила, отправив сообщение о том, что она с Лизой, и все хорошо.

***

      — Лиз, — спустя пару часов Василий все же осмелился войти в уже открытую комнату. Девушка сидела за столом, яростно печатая что-то в своем ноутбуке. — Поговорим?       — О чем? О том, что у нас не осталось ничего, кроме претензий к друг другу? — не отрываясь от клавиатуры, ответила она.       Крючков сел на край стола, осторожно убрал руки Лизы от клавиатуры и захлопнул крышку, предварительно сохранив напечатанное быстрым набором клавиш. Звягинцева сложила руки на груди, машинально закрывшись от него. Что он мог ей сказать? Придумать очередное оправдание, в которое она должна поверить и забыть обо всем?       — Прости меня, — искренне произнес он. — Я действительно стал слишком много работать. Сам того не заметил. Совсем забыл о тебе, перестал уделять должное внимание, еще и дал тебе повод усомниться в себе, вернувшись с помадой на рубашке. Клянусь, я не спал ни с одной из женщин, бывших на том вечере. Это… В общем, я сильно понравился одной женщине. Ей больше сорока, недавно овдовела, одинока, ни с кем не танцевала, и я из солидарности предложил ей потанцевать, зная, что потом нам надо подписывать контракт. Потанцевали, а она и решила, что я флиртовал с ней. Потом, когда уходил, пыталась включить свое обаяние, целоваться полезла и, видимо, так и оставила след от помады. Кстати, она была того самого цвета, о котором ты сказала.       — Почему я должна тебе верить? — все-таки посмотрела в сторону мужчины, удивившись. На его лице было сожаление. Действительно говорил правду?       — Я люблю тебя, Лиза, зачем мне тебе врать?       В голове у Звягинцевой тут же всплыло признание Димы почти недельной давности, и если после слов Богословского у нее внутри все затрепетало, то после слов Крючкова не произошло ровным счетом ничего.       — Допустим, я верю, а что дальше, Вась? Продолжим делать вид, что все хорошо, и будем жить, как и прежде? Ты работать, а я тихо ненавидеть твою работу? Если да, то, извини, конечно, но наши пути придется развести в разные стороны. Это не та жизнь, которую я хочу, — устало провела ладонью по лицу.       — Что ты хочешь? Какую жизнь? Я готов тебе ее дать, ты только скажи, — рвение Васи удивляло и очень пугало Лизу.       — Семью. С детками, как у всех. Обычную, человеческую, самую настоящую. Где просыпаешься утром от топота ножек детишек по кровати, быстро собираешь их в школу, готовишь им завтрак, выбираешь одежду. — Лиза говорила и улыбалась, представляя все в красках. Она всегда мечтала о большой и дружной семье. — Чтобы все друг друга любили и уважали, чтобы хотелось возвращаться домой, потому что тебя там ждут те, кто любит не за что-то, а просто так. Просто потому что ты их мама.       По мере того, как говорила Лиза, улыбка с лица Васи сходила все быстрее. Дети? Какие дети? Это ведь бессонные ночи, слюни, сопли, подгузники и ссоры на пустом месте из-за всего. Он никогда не любил детей. Лишние траты на их хотелки, громкие крики и ужасный беспорядок. Приходилось ему как-то раз встречаться с партнерами, у которых были дети, он еле выдержал полтора часа на переговорах, изображая себя любящим детишек человеком. На деле же, ему хотелось стукнуть этих неугомонных детей, вечно отвлекающих своих родителей от дела.       — Дети? — переспросил для достоверности.       — Да, близняшки, — в еще большей улыбке расплылась Лиза. — У меня по маминой стороне были близнецы. Тоже хочу. Они же такие зайки. А ты кого хочешь?       С надеждой во взгляде Звягинцева посмотрела на Крючкова. Он потер переносицу, опустив взгляд на стол, рассматривал ноутбук, не желая смотреть Лизе в глаза. Тогда она точно все поймет. Хотя, она и так уже все поняла, судя по тихому «эх».       — Не говори ничего, — замотала головой. — Я все поняла. Это не для тебя, верно? В твоем расписанном поминутно дне нет места для обыденных человеку вещей, да?       — Мы можем пожениться, — вместо ответа на вопрос предложил он. — Но дети… Лиз, это очень большая ответственность. Они отнимают много времени и сил. Тебе это нужно?       — Какой ты эгоист, — встала из-за стола. — Время, силы, может, скажешь еще, что забота о детях — это лишняя трата денег? — хоть он и не ответил, Лиза знала, что он бы согласился с этой мыслью. — Да, это сложно и требует много времени, но ничто несравнимо с тем, как твой ребенок на тебя смотрит — полными любви глазами, как говорит тебе, что любит тебя, и как обнимает, когда тебе грустно. Это часть тебя, твой маленький мир. То, что ты создал самостоятельно, и тот, кто будет с тобой всегда. А не обуза и лишний груз, Вась…       Ей никогда не быть с ним счастливой. Сейчас Звягинцева осознала это в полной мере. Они слишком разные, и даже закон притягивающихся противоположностей тут не работал. У них не было общих планов на будущее. Вася хотел работать и строить карьеру дальше, а Лиза хотела женского счастья.       — Я верю в твое объяснение следов помады, — у двери она развернулась к нему лицом. — Ты прощен. Однако не спеши радоваться и жить как прежде. Подумай, нужна ли тебе такая жизнь, какую предлагаю я. Если нет, то сам понимаешь, что мы больше не сможем быть вместе. Я не хочу тратить время впустую, если это не принесет мне того счастья, которого я желаю.       Сдержав очередной поток слез, Лиза покинула комнату, выйдя на улицу. Сумерки опускались на город. Юра и Катя уже собирались ложиться, пожелав Диме прекрасной ночи. Смышляевы предоставили всем гостям места для ночлега, чтобы никто не ехал в ночи домой. Дом был большим, места хватило всем.       Лиза опустилась на садовые качели, подняв лицо к ночному небу. Звезды медленно начинали заполнять собой небо, и она невольно улыбнулась. Раньше ей нравилось искать на небе созвездия. Этому ее научил Дима.       — Дракон… — прошептала она, вспомнив, как Богословский показывал ей карту созвездий на бумаге, а потом находил их на небе.       — Ты немного ошиблась, это жираф, — услышала она сбоку. — Они похожи, их можно спутать.       — А что еще там сегодня видно? — улыбнулась ему, не желая сейчас показывать ненависти. Ей нужно было отвлечься, и Дима мог ей в этом помочь.       Он сел ближе, обняв Лизу за плечи, и второй рукой стал показывать на небе созвездия, рассказывая о них и о звездах, находившихся в них. Лиза слушала с раскрытым ртом, поймав себя через несколько минут на том, что смотрела уже не на небо, а на Диму. На его увлеченное выражение лица с ребяческим блеском в глазах. И губы. Губы, которые манили ее.       — А это Цефей, — палец Димы повторил в воздухе форму неправильного пятиугольника. — Его южная часть находится на млечном пути. Ты меня вообще слушаешь?       — А? — Лиза отвела взгляд от губ Димы, покраснев. — Да, слушаю.       — И о чем я только что говорил? — выгнул бровь он, понимая, что она точно не слышала и половины из сказанного им.       — О звездах, — надеялась, что получится выкрутиться таким образом.       — О каких именно? Какое созвездие тебе показывал? Покажи мне, — ухмылялся он.       — Б-большую медведицу? — неуверенно произнесла Звягинцева, развеселив спутника. — Нет? Не угадала?       Помотал головой, крепче прижав девушку к себе. Его радовала ее реакция на него. Не кричала и не бесилась, а таяла от его действий, любовалась им открыто, не скрывая своих намерений.       — Не-а, — коснулся пальцем скулы, очертил ее. — А, впрочем, не суть важно. Самое красивое созвездие сидит рядом со мной, — установил зрительный контакт. — Созвездие имени тебя, с самой яркой звездой, самое манящее.       — Дим, — хотела возразить она, но он не позволил. Накрыл губы указательным пальцем, наслаждаясь тишиной и тем, как блестели ее глаза при тусклом свете уличного фонаря.       — Помню, как ты приходила ко мне вечерами, плюхалась на мою кровать, и мы всю ночь смотрели на звезды из телескопа в моем окне. Я рассказывал тебе о созвездиях, а ты…       — А я пялилась на тебя, — призналась Лиза. — Ты мне нравился с моих четырнадцати, было сложно скрывать свои чувства, я и пользовалась тем, что мы дружили так близко. Придумывала поводы, изображала дурочку, чтобы только чаще быть с тобой.       — Я знал об этом, — теперь была очередь признаваться Богословскому. — Ты была совсем малышкой, я не мог сказать тебе, что испытываю подобное. Это было бы неправильно, поэтому я охотно соглашался на все встречи с тобой, чтобы тоже чаще быть рядом. Потом ты подросла, и у меня появился шанс.       Лиза хотела было разозлиться и выговорить ему пару ласковых, но передумала. Он был прав. Какие отношения, когда ей было четырнадцать? В шестнадцать было не то, все смотрели на них странно, а в четырнадцать вообще решили бы, что Дима ее совратил.       — А ведь я тогда думала, что мы и правда поженимся, — дернула плечами, тяжело вздохнув. — Почему ты тогда сказал «нет»? Разлюбил меня?       — Я испугался, — стыдливо отвел взгляд в другую сторону. — Молодой, глупый, друзья еще подначивали, говорили, что женюсь, и в кабалу. Я и повелся, решил тогда, что свобода важнее. Нихрена, — с горечью произнес он. — Ты была лучшей частью моей жизни, а я все проебал.       — И правда проебал, — встала, собираясь уйти.       — Лизка…       — Что, Дим? — не поворачиваясь, спросила.       — Я не отдам тебя ему, — схватил Звягинцеву за руку, притянул к себе, посмотрев прямо в глаза. — Он тебя не заслужил. Мужчина, который заставляет девушку плакать… Разве это мужчина?       Горькая усмешка отразилась на лице Лизы. Ему ли судить о том, кто настоящий?       — Первым мужчиной, из-за которого я плакала, был ты, — нервный смешок сорвался с ее губ. — Какой же тогда ты мужчина?       — Тот, который любит тебя, — Дима не смог больше сдерживать порыва коснуться ее щеки пальцами и поддался ему. — Тебя обидел мальчик, который вырос и стал мужчиной. Больше я тебя не заставлю плакать. Разве что от счастья.       — Почему я должна тебе верить? Что мешает тебе снова потом уйти от меня? — прильнула к ладони мужчины, наслаждаясь мимолетной нежностью. Той, которую дарил только он.       — У меня больше не будет права на ошибку, если я осекусь, то потеряю тебя навсегда. Поэтому я не уйду, не хочу тебя терять.       Ответной реакции он ждать не стал. Взял инициативу в свои руки, крепче стиснул хватку на талии, притянул к себе и поцеловал. Чувственно, вкладывая все свои чувства, извиняясь за предыдущую боль, залечивая раны. И она сдалась, ответив, наплевала на Крючкова, оставшегося в доме, и на то, что потом ей будет стыдно. Это будет потом, сейчас она была на седьмом небе от счастья, ведь Дима целовал ее так, как никто другой.       Мурашки пустились в пляс по коже, сердце бешено заколотилось, а дыхание сперло. Дима дарил ей те ощущения, которые давно канули в бездну. Он оживлял ее, и тело расцветало, отзываясь на его незатейливую ласку. Хотело большего, отчаянно просило, намекая неприятной болью внизу живота, но совесть не позволяла отдаться этому позыву.       — Д-Дим… — оторвалась от его губ, попытавшись восстановить дыхание. — Нам нельзя, я с Васей…       — Действительно? Только вспомнила? А я думал, вы до секса дойдете, а потом вспомните.       Из-за кустов показалась фигура Василия. Когда он вышел на свет, лицо его отражало ненависть и разочарование вперемешку со злостью. Лиза мгновенно отпрянула от Димы, покраснев.       — Да, Лиз, времени ты точно зря не теряешь, — усмехнулся он. — Проводишь его с максимальной пользой, крутя одним местом перед бывшим. И как успехи? Он оценил? Или я вас прервал? Мне отойти, вы закончите?       Не переставал ехидничать Крючков, каждым своим словом выводя Богословского из себя. Точка кипения была близка. И когда Василий грубо схватил Лизу за руку, притянув к себе, а потом — тряхнув, Дима не выдержал. Досчитав до трех вслух, как бы предупредив Василия, что беда близка, двинулся с кулаками на него. Никто не имел права так обращаться с Лизой. С его Лизой!