Бес

Глава 1   В полной, беспросветной тьме, насквозь прожжённой ярким солнечным лучом, резко напоминающим о беспрестанных вспышках рокочущих оружейных залпов и оглушающих взрывах – война… Очередное сражение, и снова моё внимание сосредоточено не на моём ружье, в котором необходимо заменить кремень, не на пулях, выпущенных откуда-то сзади, огибающих меня, вскользь задевающих, оставляющих за собой надоедливый комариный писк и долго заживающие раны, напоминающие о себе скорее ощущением тошнотворной усталости от необходимости ежедневного принятия животной сущности не только нынешних противников, но и моих соотечественников, за черноту коих аж стыдно. Я оказался испещрён осколками чужой ненависти, но стрелял и я сам, уже не знаю, не из бесчестного ли страха перед горами окровавленных тел.   Вся ситуация казалась какой-то неправильной, я уже давно должен был умереть… Но вот, я, без единой царапинки, лежу в своей постели, не говоря уже о том, что я даже потрудился представить шуточный этюд, посвященный бессильному возмущению Палашки, направленному на мои мятые простыни. Но также резко я вернулся к мысли, что и в целости-то я был не полностью, а лишь отчасти. Должно сказать: подобные эпизоды из прошлого, догоняющие меня во мраке безлунной ночи, не давали мне покоя с самого моего возвращения со службы.   Не успел я прикинуть, что уже настало утро, как в дверь моей спальни кто-то постучал. Дождавшись разрешения войти, к моей кровати по обыкновению неуверенным шагом подошёл Щенко. По какой же причине он до сих пор не может быть со мной более искренним и спокойным? Его неуклюжесть (а также некое крайнее отторжение к обучению грамоте, доводящее меня изредка до непозволительной формы разговора) умиляла меня на протяжении всех совместных уроков, но откровенности его простодушного лица я так и не был удостоен. Пожелание доброго утра вырвало меня из долгих размышлений. – Андрей, здравствуй. Долго ли я спал? – Да вот, уже до самого завтрака, батюшка! Неужто ваш сон наконец наладился? – Ах, уже завтрак? – только сейчас взгляд мой упал на поднос с яствами в его руках. На нём красовался аппетитный омлет, бутыль вина, – оно всегда помогало мне успокоить нервы, разгорячённые постоянными кошмарами, – и булочка с сахаром, которую Андрей каждое утро подносит мне лично от себя. – Да-да-с. Позволите? Наверное, после сладкого сна, вам будет хотеться испить кофея? – Не был этот сон сладким. И, наверное, никогда уже не будет.   Андрейка изменился в лице. Он понял, что моя война всё ещё не закончена. – Не прикажете ли наконец просить вам морфия? – Ни за что. Не надо меня жалеть. Я уже говорил, что все тяготы нужно выносить так, как они себя преподносят. Этому научил меня генерал, ты же знаешь, слов его я никогда не забуду. – В голове моей всплыл смутный образ этого человека, его сосредоточенный взгляд и непоколебимая мужественность, которые отрезвляли слабость моего характера в моменты полного опущения. Он был командующим третьей армии и однажды серьёзно помог нам, даже больше – избавил нас от беспощадной расправы в неравном бою с французами. Генерал пришёл к нам с подмогой и не дал противникам взять наших офицеров в плен – слава Богу! Именно он помогал всем нам воспрять духом тогда, когда это было поистине необходимо. Впрочем, я снова отвлёкся... Андрейка немного смутился и ответил: – Да-с! Конечно-с... Этот его разговор на старый лад с учтивым сыканьем казался мне тривиальным пережитком прошлого, но я знал, что этому учила его ещё моя покойная матушка, так что, как бы этот конформизм не раздражал меня, я не мог ему перечить. В чём-то это его носовое "с" даже нравилось мне, так наивно он следовал всем заветам своей хозяйки. – Евгений Сергеевич, тут вам послана записка от какого-то князя. Взглянете?  Я нехотя взял из его рук конверт, запечатанный отдалённо знакомой мне печатью.Все князья сейчас восполняют некую свою невежественность и малодушие столь броскими и не отличающимися друг от друга почти ничем, кроме оттисков, отражающих бесчестие его обладателя, балами? Я вскрыл добротный конверт и мельком пробежался по размашистым буквам глазами. В нижней части письма стояла свободно раскинувшаяся подпись: "Александр Константинович Мышкин". Его сбивчивый образ вдруг до боли ясно промелькнул в моей голове, после чего, снова разбился на осколки, которые я больше не смог собрать воедино. Теперь я не могу припомнить ни одной нашей встречи лицом к лицу, я лишь, пожалуй, раз или два встречался с его далеко находившейся спиной или уезжающей каретой… И, удостоившись сполна сладкими речами, восхваляющими его невозмутимую натуру из уст почти каждого чужого человека со стороны (считающих, видимо, своей обязанностью доверить собеседнику свою позицию и мнение касательно любого проходящего мимо), я ещё сильнее пожелал самолично опровергнуть слухи об его изумительной отличительности, о том, что он – безукоризненный идеал. Сдаётся мне, всё это – раболепские сплетни. Пожалуй, единственная известная мне деталь, являющаяся правдой без малейших преувеличений – это его большая роль в одном из тайных обществ... Неужто он зовёт меня, чтобы пригласить в Союз Спасения? Лелею свою мечту!    Как показалось мне во время первого прочтения, содержание записки Александра Мышкина было безмерно скучным и неприметным, но при последующих, – около дюжины, – я запомнил его письмо почти дословно, и писал он примерно следующее:   *** Уважаемый Евгений Сергеевич,   чувствую свою вину перед Вами. Пишу к Вам впервые и, вероятно, с неожиданной для Вас (и в какой-то мере для меня самого) вестью.  Хочу признаться, излишне много думал о Вас и желаю увидеться лично. Нам давно стоит пообщаться. Я уверен, Вы и сами знаете, что нам нужно обсудить. Позвольте ждать вас на балу в моём имении *** ввечеру этого дня. Очень настаиваю на вашем присутствии и надеюсь на вашу снисходительность к моей виноватой натуре. Уверяю вас в чувствах глубокого почтения, желаю Вам счастия. До скорой встречи, Votre ami dévoué, Александр Константинович Мышкин ***   – Андрей, проси готовить лошадей к вечеру! Я еду на бал.   Андрейка поклонился и выбежал из кабинета. Я заметил, как на лице его расплывалась широкая улыбка. С детства он очень дорожил мной и, видимо, был очень рад тому, что я наконец вновь выйду в свет. В последнее время общественные забавы вовсе не прельщали мне, я больше не видел в людях той чести, той искренности, тех светлых чувств, которые когда-то так вдохновляли меня.   Ближе к вечеру я уже был собран, и нарядился (по крайней мере – очень постарался нарядиться), конечно, по нынешней моде, но не слишком вызывающе – я никогда не считал себя и даже не имел малейшего желания показаться франтом, но сейчас мне нужно было поддержать статус приличного человека, я, в такой дешёвой манере, просто обязан был произвести на тамошнюю интеллигенцию наилучшее впечатление.    Карету давно подали, так что я отправился в путь. По дороге, столь долгой, что она напомнила мне обо всех беспорядках, творившихся уже невыносимо долго, я разглядывал пляшущие за окном разнообразные дома, хозяева которых или поддерживают нынешние порядки, или настолько не заинтересованы в чем-то, кроме собственного хозяйства, что даже не понятно, что именно хуже.    Люди (хотя считается ли человеком существо, лишенное базовых человеческих прав, а соответственно, считается ли человеком владелец, поощряющий обесчещивание зависимых от него), которым неподвластно то единственное, что испокон веков было во власти живого человека – свобода. Точно также, судя по всему, полагает г-н Мышкин, – будучи видным человеком в некоторых кругах, – в чьём имении я только что появился.    Меня встретило богатое, освещённое многочисленными свечами помещение. Бокалы здесь звенели, будто колокола на позолоченных макушках церквей. Моё волнение подкашивало ослабшие колени, и вся эта торжественная атмосфера давила на меня, как насмешливые взгляды давят на урода в цирке...Как я отвык от светской жизни в своём одиноком имении, где всё мне послушно, что бы я ни делал! теперь же нужно держать себя. Но что ж, на балу я был далеко не первым гостем: кто-то с охотничьим видом стоял у стола с яствами, кто-то страстно вёл светские беседы, но я, конфузливый, ещё не был вовлечён во все эти муторные мирские развлечения. Вокруг мелькали фарфоровые лица, и, продвигаясь вперёд по залу, я всё думал, к кому бы мне присоединиться... Передо мной вдруг появились двое мужчин, казавшихся точными противоположностями друг друга: один из них точно был моим сверстником, а вот возраст второго мне так и не удалось определить на глаз – он был чуть старше меня, а возможно и старше намного... нет, я бы даже сказал, этот человек был почти пожилым, хотя это было сложно узнать наверняка лишь по его наружности: одежда его была шита по последней моде, руки же были старческими, – они повидали многое, – а вот лицо… Подозрительные, прищуренные глаза вгоняли меня в ещё большую растерянность... Такое его внешнее несоответствие моим внутренним устоям смутило меня, заставило обратить на него большее внимание, и даже повлекло за собой недоверие.   Они, казалось, о чём-то спорили, но моё появление отвлекло их от беседы: они переглянусь и обмолвились ещё парой фраз, пристально разглядывая меня с ног до головы, а после, тот, что был младше, резво подошёл ко мне, вернее, подскочил, подобно лани: – Здравствуйте, сударь! А мы с вами, должно быть, ещё не представлены? Сдаётся мне, я вижу вас здесь впервые. – Ох, да... Я ещё не бывал у Александра Константиновича. – И вы пришли в одиночку? Вижу, вы уже начинаете скучать, так давайте знакомиться!   "Ну, заскучать я ещё не успел, сегодняшний вечер должен был быть наполнен всяческими... событиями", – мимолётно прикинул я, как тут же этот молодой человек затараторил вновь, и откуда только в нём столько жизни? – Я – Семён Семёнович Хворостинов, безмерно рад знакомству! А это мой товарищ, – он указал рукой на своего загадочного компаньона, который, не отводя взгляда, тут же кивнул мне, – Григорий Соломонович Границын.   Знакомые имена, неужели передо мной деятели Союза Спасения! Я представлял их несколько иначе... Но что ж! Может, это они рассказали обо мне князю Мышкину? Как славно, что он всё-таки позвал меня! Я, приятно взволнованный такой встречей, представился в ответ: – Евгений Сергеевич Бессонов, приятно познакомиться!  – И точно! – сказали они хором. –Почему же Александр не приглашал вас раньше?  – К большому сожалению, мы не были настолько хорошо знакомы... – О, вам непременно следует сейчас же встретиться с ним, позвольте, мы вас проводим. – Я буду очень признателен вам.  Они быстро повели меня через толпу, и я даже не заметил, как мы оказались в другой комнате. Мой взгляд тут же привлёк небольшой столик, подле которого кучковались люди, и за их спинами я заметил обыкновенную шахматную доску... Я уже рассудил, что партия эта далеко непростая. От своей мимолетной уверенности я и осмелел так резво подойти к ним. Я осторожно приблизился к Александру, он внимательно прислушивался к речи одного из своих сподвижников, и я не хотел его перебивать. Только я позволил себе занервничать от неловкого ожидания, чуть засомневался в своих действиях, как Мышкин обернулся и сам обратил своё внимание на меня. Я подметил твердость его стана, кою не удостоил должным вниманием ранее и в этот момент в его взгляде что-то изменилось. До того он был чересчур серьёзен, будто разочарованный в чём-то, даже неясно, в чём именно. Или в словах своего собеседника, или сама эта, в какой-то мере, показушная игра ему наскучила, или же сам по себе он не часто удостаивает окружающих своим снисхождением в виде смиренного лика. Сейчас же лицо его приобрело некий взволнованный вид: он чуть дрогнул и устремил на меня свой взгляд, пытаясь, словно, пробраться в самую мою душу. Это решающее мгновение, казалось, накалило воздух до предела, но я отнюдь не понял, отчего же моё появление вызвало у него такую реакцию, и поэтому решил держать себя также строго, как и до этого.– Здравствуйте, Александр Константинович. Спасибо за приглашение. Не могу ли я присоединиться к Вам? – товарищи его тут же заулыбались, и я мог представить, как после его положительного ответа они бы даже заулюлюкали, но он выдерживал ощутимую паузу, всё также вглядываясь в моё лицо, а после – неожиданно осадил меня!  – Бессонов? Рад, что вы всё-таки пришли. Но, к большому сожалению, мы здесь просто играем в шахматы.    Я чуть попятился, и глаза мои округлились. Несильно меньше его резкому отказу удивились и прочие Его товарищи, стоящие рядом. На их лицах осело плотное замешательство, наверняка, все они даже сильнее меня были уверены в том, что Александр Константинович ожидал моего прихода… Я не знал, что и думать... Пожалуй, единственное, что мне сейчас оставалось – это с позором покинуть его компанию. Что же он во мне увидел? Почему обсуждал меня с другими людьми, но при встрече даже и словом по делу меня не удостоил? Зачем тогда позвал меня сюда? Эта шутка была мне вовсе непонятна.    Впрочем, хмурое выражение его лица давало мне понять, что общество моё его отягощает. Секундой задержавшись на все эти многочисленные мысли, пронесшиеся в моей голове, я несдержанно развернулся и пошёл прочь. За моей спиной послышался озадаченный шёпот, в который я уже не вслушивался.