Прощальная песнь косатки

Когда-то закатные облака стали похожи на иссиня-черные кляксы на небесном листе, потому их медлительно и лениво смывала однородным светом взобравшаяся ввысь луна. Лори дышала в такт со своим отражением в водной глади, но по ту сторону движение подозрительно отличалось, полупрозрачное тело покачивалось медленнее и спокойнее. Завидная умиротворенность в сравнении с ее выдрессированным смирением, подумалось ей. «Иди на воду, иди на тренировку терпения – завтра везти продовольственный груз», – послышался призыв то ли изнутри, то ли то был голос одинокой и млечной аляскинской ночи. Она часто выходила в океан бесцельно, особенно в безветренные дни, когда можно было полностью довериться автоуправлению, отплыть чуть дальше четкой видимости береговой линии и остаться наедине с пением воды. Иногда – чтобы настроиться на выполнение курьерского заказа, например, как сегодня. Лори больше не нравилась работа по доставке, но ни для чего больше мореплавательские навыки не пригождались, да и платили прилично. Каплан работала исправно и механически – можно было просто плыть по отмеченным на карте всем известным маршрутам и предсказуемо оказываться в нужной точке. И так раз за разом. Была в этом упоительная скука без какого-либо шанса нарваться на непрошенное приключение или стать обладателем технологической тайны, способной повлиять на жизнь людей. Одно такое Лори уже затолкала на самую высокую и дальнюю полку каюты, обвесила тряпьем и позволила пыли осесть густой пеленой – она должна была окутать память предводительницы Алкионы без команды. Каплан отплыла чуть дальше обычного: туда, откуда еле-еле было видно путеводную Звезду не ее надежды алой отметиной в пустоте, и где время будто бы застывало всякий раз, словно в доколлапсных деревянных суднах в закупоренных на века бутылках. Она нарочно встала у края палубы и позволила себе прикрыть глаза, вбирая с запасом чувство безопасности и единения с яхтой. Вода толкалась то об один, то об второй борт Алкионы и с вкрадчивым мурчанием уходила вниз, превращаясь вновь в ровную зеркальную поверхность. От невозможности видеть обострился слух: к мурлыкающим звукам добавился характерный протяжный скрип. Засвистело ближе, метрах в ста, но звук тут же раздвоился, а потом и вовсе заглох. Косатки изредка попадались Лори, но не на глаза: чаще всего проплывали мимо, наследив тонкой рябью. То они отчетливо рядом, то будто и вовсе не было их. Особенно приятно было совершенно не понимать, о чем они общаются и что возможно пытаются передать владелице встретившегося им судна. Но в этот раз урчащие мелодии повторились, и будто бы гораздо ближе привычного. Лори изумленно распахнула глаза, сконцентрировавшись на источнике звука. Из воды – в темноте все казалось расплывчатым и сливалось с общей чернотой – показался силуэт плавника, точно принадлежавшего одной из общительных косаток. Потом высунулся кусочек, похожий на круглую гладкую спинку, застывший еле различимым буйком. Каплан сделала неуверенный шаг ближе к короткой лестнице, просчитывая, успеет ли она добыть в каюте бинокль и вернуться обратно. Момент сомнения, и нечто новое, совершенно неожиданное пригвоздило ее к доскам палубы намертво, а тело охватило оцепенение от невозможности происходящего.  Руладу косаток разбавил, нет, дополнил человеческий голос, приласкавший слух Лори очаровывающим тембром и гипнотизирующей выразительностью. «Выходил однажды поутру гулять, Май стоял тогда безоблачный и ясный. Сад весь цвел, туда спустился я молчать И бездумно по саду двинулся вальяжный» Лори впервые услышала подобные слова и мелодию – таких уже никто не слушал, не пел и не вспоминал – но вот бархатная хрипотца и при том удивительная мягкость в напеве путали, заставляли ее думать о невозможном. Санни часто насвистывала неизвестные ей мотивы, когда случалось засыпать в одной постели, и Каплан проваливалась от ее голоса в глубокий безмятежный сон, словно от долгой монотонной колыбельной. Лори прислушалась, и звуки из тягостно приятных воспоминаний слились с манящим таинственным голосом. А вдруг утонувшие девушки и правда могли становиться сиренами из легенд в еще бумажных древних книгах? «Там подслушал девушку одну, Горестно она рассказ свой излагала. Был рассказ тот о милом, бороздившем волну, О пропаже его она и страдала» «Ты сходишь с ума, Каплан. Или это все сон, или ты окончательно обезумила», – предводительница Алкионы нервно сглотнула застрявшее в горле оцепенение, хотела было стряхнуть его и с ног, но торчащий бугорок стремительно двинулся вперед, прямо к судну, и ей хотелось только поскорее добраться до управления, чтобы развернуть яхту. Ее понесло инстинктивно, как будто Лори угрожала серьезная опасность. – Лори, стой, это я! – то, что мгновения назад выглядело, как часть тела косатки, обрело из темных контуров более отличимые человеческие формы. Посеребренные луной линии волос уходили под воду платиновыми нитями, на округлых плечах россыпью веснушек застыли прозрачные капли. Женские руки вытянулись, чтобы ухватиться за борт; она была так близко, что Лори окончательно не способна была поверить в действительность происходящего. Водяные крошки рухнули обратно в океан, и Каплан рассмотрела несколько родинок, которые когда-то отмечены были ее короткими боязливыми поцелуями. – Это правда я, – Санни грустно улыбнулась, покачиваясь удивительно спокойно и свободно в соленых водах. – Я спущу веревку, давай быстро поднимем тебя на борт! – исступление улетучилось мгновенно, хоть вера в происходящее пока не догнала засуетившуюся Лори. Она теперь растерянно носилась по палубе в поисках свободной длинной веревки. Успела схватиться за первую попавшуюся из завалявшейся связки. – Лучше не стоит, – после мелодичного рассказа о скорбящей девушке голос ее затвердел и помрачнел. – Ты совсем спятила? – Дело не в этом, Лори, я просто… Только сейчас Каплан по-настоящему осмотрела найденную девушку. Все в ней было привычное: штормовые глаза, пухлые бледно-розовые губы, выкрашенные светлые пряди. Но оголены оказались не только плечи – Барстоу была полностью обнажена. На голых руках были такие же рубцы разного размера тут и там. Лори привыкла к рельефам кожи Санни, хоть никогда и не спрашивала о причине их появления. А что, если это просто новый сценарий ее кошмара, и такого шанса у нее не будет? В воздухе всколыхнулся блестящий черный хвост, и он был настолько близко, что Лори пошатнулась, но не испугалась. Ни единого звука, сообщавшего бы о присутствии рядом морского существа, ни какой-либо еще части тела хищницы: предводительница Алкионы выжидательно пялилась на нечеловеческую часть тела, думая, что очевидное так обязательно деформируется и станет менее абсурдным. Ей было невыносимо страшно возвращаться взглядом к лицу Санни – в нем наверняка был ответ на леденящий душу немой вопрос. – Хорошо, что вы не полезли к рафтерам прямо в логово, – Барстоу показательно опустила голову, кивая в сторону хвоста, который Лори отчаянно отделяла от возлюбленной всей силой уставшей мысли, – на той громадной железяке проводят эксперименты над людьми поколениями лет семьдесят или больше. Они умеют не только мародерствовать и разрушать, но еще и создавать вот таких, как я. Игнорировать новую природу Санни стало окончательно невозможным – та еще раз демонстративно тряхнула хвостом в воздухе, обнажая молочно-белую внутреннюю сторону. Каплан сдерживала панику, пронизавшую тело с ног до головы, отнекивалась от ощущения абсурда. Она захлебывалась словами, рвущимися наружу, томившемся горем, обернувшимся сейчас обволакивающим ужасом. – К-как? – только это вырвалось из нее надломанно. – Проводят опыты, далеко не всегда гуманные. Конструируют из тебя новую форму млекопитающего. Буквально, – кромка воды скрывала изящную мягкую женскую грудь, но прятала на глубине и уродливые кривые следы от швов вокруг каждой голени, обнаженные Барстоу на долю секунды в высоком прыжке. Два непрерывных шрама, соединяющихся в один, обвили ее и без того израненное молодое тело подобно дикой колючей лозе. Лори могла бы зажмуриться несколько раз и оказаться в одиночестве среди бескрайней опасности, принять этот кошмар так же, как и все другие, вновь и вновь разлучающие ее с Санни. Она ли была перед ней или в воде от Барстоу лишь часть? Что за отвратительные мысли завладели Каплан в шоковом состоянии? За все время, которое владелица Прядильщицы снов считалась ею пропавшей, а кем-то и вовсе почившей в океане, скорбь в Лори боролась с решительным отрицанием. Возможно, скорби все же удалось победить, когда она стала вспоминать Санни гипотетически, в прошедшем времени и больше не представляла трогательное воссоединение с любимой. Но Каплан никогда не представляла его таким. – Они мучали тебя? Скажи, это было очень больно? – Лори все еще не хватало сил остановить взгляд на теле Санни, она впечаталась темными глазами в видимую бесконечность ночи, сфокусировавшись так сильно, чтобы не дать себе заплакать. – Я ничего не помню, если честно. Накачали чем-то и очнулась я уже аквариумной рыбкой с кровоточащими рубцами. Подслушивала ученых на корабле: эти сумасшедшие продолжают работы по изменению генома. В основном у их породы усиленно большинство рефлексов, но некоторые попадают под «особую программу». На заложниках тестируют самые изощренные методы модификаций. Нас бы тогда всех стайкой высокоинтеллектуальных хищников сделали в случае поимки, так что, можно сказать, повезло. В Санни было столько поразительного и пугающего одновременно спокойствия, пока в мыслях Лори надоедливым роем кружило множество теорий относительно произошедшего. Она заставила себя подойти ближе, едва не споткнувшись о брошенную впопыхах веревку. Предводительница Алкионы слышала про эксперименты над военными незадолго до и после Коллапса, они встретили Коннора, вызывавшего подозрения из-за быстроты рефлексов и недюжинной силы, однако, подобных истерзанной Барстоу команда не встречала. То, что зверски проделали ученые-рафтеры с негласным старпомом Каплан, было непоправимым. Лори запрещала себе плакать каждым усилием сознания, оттого все напряжение перешло в дрожащие руки и неприятную пульсацию в висках. – Е-если ты выбралась, то мы что-то придумаем. Я заберу…все будет хорошо, – процедила Каплан сквозь болезненные ощущения, практически не веря самой себе. – Вообще-то, я не выбралась, – поправила Санни, – таких, как я, обучают эхолокации, анализируют мозговую активность и кучу всего, в чем я вообще ничего не смыслю. Мы отвечаем за группки косаток, общаемся с ними лучше приборов и передаем информацию проклятым рафтерам. Где-то недалеко затрещали характерно млекопитающие – видимо, из сопровождения Санни. Она тут же без промедления издала такой же по звучанию, но отличный по тональности и акцентам звук, отделяющий ее от всего человеческого. Лори могла поклясться, что услышанное было неотличимым. Она свидетельствовала акт принудительного слияния человека с природой, искусственный и изощренный, как и все созданное человеком. Движение яхты вдруг почувствовалось внутри таким резким, что Каплан начало мутить. – Не бойся, Лори, они слушаются меня и ничего не сделают. Я сказала им, что все в порядке. Косатки ведь переживают не меньше людей. Правда ли весь этот абсурд – порядок и норма? Каплан присела на корточки и, вцепившись остатками погрызанных ногтей за леера, принялась останавливать рвотные позывы. – Ты меня боишься? – вопрос ее был ненамеренно монотонный, но в нем Лори все еще могла отличить отзвуки черно-белой хищницы. Возможно, Санни и косатки всегда походили друг на друга сочетанием цветов, нелюдимостью и одновременным стремлением к связи с человеком, а предводительница Алкионы в ослеплении влюбленностью намеренно проигнорировала это. – Нет, но я бы хотела, чтобы всего этого не было. Я боюсь того, что они сделали с тобой! Позыв вытрясти полупустой желудок наружу задребезжал у самого горла, и Лори наконец не выдержала, едва успев свеситься частью корпуса через верхний леер. От стыда и высвободившегося напряжения лицо у нее порозовело, перекрыв даже цветом круги под глазами. – Моя смерть далась бы тебе легче? – Барстоу не издевалась и не устраивала сцену. Она, на самом деле, не умела этого по своему существу, – Пойми, милая, – Санни подняла на Лори грустно-ласковый взгляд и погладила по намасленному дереву Алкиону с нежностью столь заметной и выразительной, что Каплан могла бы почувствовать ее на своей щеке, – в каком-то смысле, меня правда больше нет. Я не могу ходить под парусами, не могу командовать Прядильщицой, значит, та жизнь для меня закончилась. – И ты все отпустила, просто вот так? – Не отпустила, но и изменить что-либо не в силах. Как и ты или кто угодно другой, – ответила Санни, прижимаясь к древесине на плаву. Она словно обнимала Алкиону, истосковавшаяся по судну. Не меньшей тоской преисполнена была Барстоу и к ее молодой владелице, вытиравшей слизистую жидкость с губ. В их встрече все оказалось случайным – по крайней мере, Лори очень нужно было так думать. Она не спрашивала об этом специально, боясь узнать чего-то лишнего, что опять придется скрывать, бояться перекатывать запретные мысли в голове туда-сюда – вдруг они станут чересчур громкими и понятными остальным. Узнавала о всякой ерунде, которая помогла бы ей познакомиться с новой жизнью Барстоу: где она теперь обитает, спит ли в воде, полюбила ли сильнее рыбу и о чем болтают между собой косатки. – Они тем умнее нас, что не болтают. Сообщают важное – свое или общее. – А как ты научилась плавать, ну, с таким хвостом? – боязливо поинтересовалась Лори, усевшись к тому моменту окончательно у края борта и свесив скрещенные ноги. Ими управлял чуткий ночной бриз, и предводительница Аликоны могла расслабить хотя бы какие-то конечности. В руках же электрическим разрядом носилось напряжение от шока; она могла поклясться, что не контролирует пальцы, выстукивающие прерывистый и сменяющийся самопроизвольно ритм. – Думаешь, русалкам нужно учиться плавать? – Санни хитро улыбнулась, довольно крутя хвостом, – Фиби не зря спрашивала, переспала бы ты с русалкой, – она вытянулась так, чтобы оказаться как можно ближе к Каплан и добавила, – Переспала бы? – Ты не ответила на вопрос, – нахмурилась Лори, хотя ответ казался ей оскорбительно очевидным. – Сначала ты. – Спроси у Фиби, она в курсе, – выпалила Каплан от обиды или пытаясь подвести разговор к тому, о чем по-другому сил не хватило бы заговорить. Морщинки в уголках глаз сжались в напряжении, образовав несколько обрамляющих ее возмущение дуг. – Ты чего? Я могу рассказать тебе обо всем, ты только не расстра… – Я их прогнала, Санни. Всех прогнала: Фиби, Ар-Джея, даже Чанда. Была последней сукой, будто больше всех пострадала, – Лори резко сглотнула соленый воздух, потому как внутри сжалось от невыраженной злости к себе и тому, что она сотворила со своей жизнью, – Я так сильно виновата, Санни, и перед тобой тоже. Мне так хотелось поверить, что тебя больше нет, что не зря все пошло наперекосяк. Я же не спасла тебя, я это заслужила, – слабость и отчаяние вырвались из нее наружу почти криком, истошным и истощенным. После пропажи Барстоу слезы застыли в ней ледяной стеной, заточившей возможность быть честной перед собой и командой. Осознание же происходящего накатило огненным вихрем, растопившем внутри сдавленный негатив; слезы стремительными струйками покатились по разгоряченным щекам, утопая в океанической ночной бездне. – Нет больше команды, потому что я не справилась, – она уже не могла остановить плач, и лицо у Каплан влажно блестело. Лори безрезультатно елозила подушечками пальцев по коже, чтобы высушить ее, но только размазала и растерла жидкость до ушей. Она была маленькой и на грани уязвимой, но Санни не могла утешить Лори прикосновением. Не только из-за того, что это потребовало бы кучи махинаций для попадания на борт, но и из-за того, что решение было не в ней. Барстоу скорее – плавучее подтверждение ошибки предводительницы Алкионы. – Ты хотела бы снова плавать с ними? – вкрадчиво поинтересовалась Санни, смягчившись. – Больше всего на свете, только какой из меня капитан? – Способный осознавать свои ошибки. И точно научившийся их признавать. Хватит наказывать и изводить себя, капитан Каплан, – горько улыбнулась Санни, – А вот у друзей попросить прощение нужно, по-человечески. Конечно, не в моем нынешнем виде такое говорить, – за улыбкой последовал смешок, лаконичный и с предельно ясным вложенным смыслом – она не шутила. Барстоу наверняка сокрушалась о произошедшем с возлюбленной, но открыто показывать это не стремилась. Больше всего Лори ценила Санни именно за это качество – способность оставаться непоколебимо спокойной и рассудительной в моменты ее эмоциональных переломов. – Ты просила? – уточнила владелица Прядильщицы, будто бы зная ответ заранее. – Нет, – стыдливо процедила Лори, успокаивая себя и по-детски хлюпая носом, словно ее вот-вот отчитают за недостойное капитана поведение. Знала прекрасно, что Санни бережна к ней и не станет, но оттого только больше успокаивала возможность побыть беззащитной. – Вот вам и правильный курс, капитан. Без звезд определяю – косатки научили. – Они и правда умнее нас, – Лори тоже улыбнулась, но по-другому – с надеждой, проснувшейся в ней спустя долгое время. Девушки разговорились о совсем не важном, но о чем так отчаянно нужно было поболтать до приближения рассветных сгустков цвета вдалеке. Санни осеклась, недовольно нахмурились у нее брови, а указательный палец она направила в сторону рассеивающейся из-за подступавшего света пустоты. – Не могу больше оставаться, – убрала тут же волосы с груди, обнажая не только ее, но и шею, где часто мигала неоново-голубая точка, – Датчик. Отслеживают по координатам местонахождение, чтобы не сбежала и не рассказала лишнего, кому не следует. Он вживлен глубоко, отловят, если пропаду надолго. – И как быть дальше? – Лори уже не плакала, но лишь из-за утомленности и нетерпеливого желания отловить оставшиеся минуты облегчения – она предчувствовала, что ответ Барстоу ей ни за что не понравится. – Как-как…просто быть, наверное? – Санни так же устало пожала плечами, – Беречь то, что было и не слишком надеяться на то, что могло бы, но не случится. Я тебя все равно люблю, Каплан, ты только себя раскапывай обратно. Может, с Тоддом поласковее заговоришь, раз с нами так по-дурацки вышло. – Ну уж нет, – из предводительницы Алкионы вырвался залежавшийся и запылившийся искренний смех, – я тебе еще булочки с джемом от Тодда привезу из Хоумпорта – вместе фанатками его будем. Увидимся же, правда? – Найдем способ, чтобы ты больше не дичала, – кольнула безобидно девушка, позволив течению уносить себя постепенно дальше от яхты, – Тогда до встречи, капитан! Команде привет! –  И я тебя люблю, навечно старпом Алкионы! До скорого! – закричала Лори так громко, чтобы каждая проснувшаяся с рассветом птица услышала об этом. На секунду рука дрогнула – хотелось помахать мелькающему быстро-быстро в воде черному хвосту вслед, но она сдержалась. Каплан запретила себе прощаться, однако, больше чувство вины не держало ее титановым якорем на дне в мнимой безопасности. Она, быть может, вынуждена переживать обстоятельства гораздо хуже, чем смерть близкого человека, только жизнь преподнесла Лори новое приключение, неиссякаемо полное страстного ожидания. Изборозди хоть весь разведанный или нет океан, не узнаешь, когда фортуна вновь подарит тебе всегда долгожданную встречу. Романтично, но больше для Каплан – азартно, и на этом рвении до обсохшего и обветренного ночным бризом лица добралась она, прибавив скорости, до берега Анкориджа, где рыбаки уже лениво подготавливали сети на причале, потягиваясь и отвлекаясь на сонные жалобы друг другу. Несмотря на отсутствие сна, ей не терпелось дождаться пробуждения всего полуразрушенного мира, чтобы дозвониться до любого из друзей. И утренние новорожденные коралловые облака похожи были на вату, размокшую в белом молоке неба; и там, среди еще пока спущенных и качающихся на ветру парусов, между прерывистых радиочастот – было место надежде.