Я под твоей кожей

      — Чтоб вы сдохли! — вместо слов из завязанного рта доносилось невнятное мычание. Безуспешно пытаясь вырваться из пут, Аврора остервенело брыкалась и яростно пинала пяткой ствол.       — Чтоб. Вы. Мать вашу. Сдохли! Подонки!       В ней кипело и булькало столько всего, что казалось, если бы не кляп, она бы смогла плеваться кислотой или изрыгать огонь; что, если поднатужится, то разорвëт веревку или сломает к едреням дряхлое дерево. А потом… Потом они узнают! И пожалеют!       И она снова попыталась. Неистово извивалась и дергалась так, что заложило уши, а вены на шее чуть не лопнули. Тщетно.       Убедившись, что собственное всесилие лишь плод воображения; что дерево ещё не сгнило, и даже это тело ей не помощник; что Киаран свое дело знает, и шансов вырваться нет, дала волю злым слезам, рисуя в воображении моменты ужасной кары, настигающей эльфов.       Мощный поток эмоций подхватил, закружил, выбил дыхание и завертел водоворотом. Немыслимое оскорбление и жажда мести не давали вздохнуть и, словно привязанный к ногам груз, тянули на дно. Впервые в жизни она по-настоящему желала кому-то зла и была готова приложить к этому руку. И плевать на своё тело, оккупированное проклятым эльфом!       «Ну и черт с ним! Пусть на него обрушится чума, сифилис и проказа вместе взятые! Пусть познает такую боль!.. Такую… » — Аврора не нашлась, что придумать и, дыша так, словно пробежала от Драконьих клыков до Синих гор, несколько раз припечаталась о ствол затылком, чтобы немного обуздать гнев.       Прошедший день ей представлялся чередой мистических неудач, а ночь… Ночь стала своеобразной вишенкой на торте. Ужасном и отвратительном торте.       Там, на стоянке у костра, она решила обострить ситуацию. Вскрыть назревающий нарыв и дать понять, что она не пустое место. Ожидала всего: ругани, криков и даже побоев. Но эльфы превзошли.       Когда штаны одноглазого съехали к коленям, и она уставилась на мужчин, в предвкушении триумфального скандала, их реакцию можно было сравнить с реакцией слепоглухонемого на взрыв гранаты у него за спиной. От злости Аврора была готова голыми руками выхватить из костра головешку и запустить в эти мерзкие постные рожи, но тут…       «Нет, это вполне логично и ожидаемо. Такое должно было произойти, если учесть, что с тех пор, как я оказалась в его теле, никаких таких позывов не было, но… Почему. Именно. В этот. Момент?! Так не должно было быть! Нет! Ну где-то же должна существовать справедливость? Хоть самую малость?»       Она хотела проучить, дать ему почувствовать себя в её шкуре! Но организм, как всегда не вовремя! отчётливо дал понять, чего хочет он. Срочно!       От мысли о том, что тело эльфа таким образом решило отомстить ей за вторжение, кураж как рукой сняло. А когда, вдруг позабыв про спущенные штаны, несмело озвучила свою проблему, после театрально-удивленного: «Шо?! Опять?!» — выслушала очередную порцию ехидства и поплелась в кусты, сгорая от стыда.       В кустах до-о-олго не могла себя заставить прикоснуться к ЭТОМУ. А очередной паскудный смешок у костра вызвал новую вспышку обиды в груди, дал понять, что она опять опростоволосилась! Опять стала посмешищем!       По-осеннему лысые кусты сочувственно колыхались от еë тяжких вздохов. Искусанные в кровь губы саднили, но решимости не прибавлялось, да и на помощь никто не спешил.       «Так. Всё. Соберись! Не укусит же оно… А если выйдешь в мокрых штанах, вовек не отмоешься!» — представив, как эльфы затопят её своим ядом, Аврора собралась с духом, откинула полы стëганки шире и медленно опустила взгляд…       «Божечки! Какой ужас!» — каждый раз, вспоминая, она зажмуривалась и трясла головой, словно надеялась, что картины того, как ей пришлось брать ЭТО руками и приноравливаться, чтобы не забрызгать одежду, выскочат из её головы и перестанут быть реальностью.       «Вот уж и в кошмарном сне не могла увидеть, что первый член, который окажется в моих руках, будет эльфским, да ещё и моим… Эх, как там говорил Киаран? То, что не убивает, делает сильнее? Что ж. Надо, так надо. Не думаю, что это сложно. В конце-концов, не известно, сколько ещё раз придётся делать это».       С грехом пополам, тихонько поскуливая и стараясь не слишком присматриваться, она справилась и, шатаясь, словно пьяная, вернулась к костру.       — С облегчением, — едко сплюнул Йорвет.       — Выдвигаемся, — оповестил Киаран, и они куда-то пошли.       Момент личного знакомства с мужской природой так и стоял перед глазами, мешая думать, и она не заметила, как они подошли к какому-то дощатому забору.       Йорвет неслышно отодвинул одну из досок, открывая вход, а Киаран, намеренно пропустив вперёд, ловким захватом связал ей руки за спиной и, как бешеную псину, привязал к дереву, а чтоб не тявкала завязал рот какой-то замусоленной тряпкой.       — Идëм к Олаффу, — коротко отрезал Йорвет, обратившись к другу, — потом вернёшься.       — Сволочи, — промычала в кляп, — я же не собиралась бежать! — попыталась достучаться, но эти двое, убедившись в крепости верёвки, просто ушли, а её накрыло бешеной волной.       Когда в ушах затих сердечный набат, прислушалась и осознала, что осталась совершенно одна.       Шаги давно стихли, и, словно чёрный бездушный паук, медленно и хладнокровно убивающий свою жертву, с головы до пят ее опутала непроглядная тьма. От вкрадчивых шорохов кровь стыла в жилах, по позвоночнику струились холодные мурашки, и волосы на загривке становились дыбом. Каждой клеточкой она ощущала чьи-то хищные взгляды, а воображение дорисовывало ужасных монстров, готовых в секунды разорвать её на мелкие кусочки и сожрать.       Паника лишила сил. Вдохнуть ртом не получалось, а нос был не в состоянии обеспечить нужное количество кислорода. Сознание поплыло, и, медленно оседая, молила об одном, — чтобы монстры подождали, когда она окончательно отключится.       «Я не хочу это чувствовать… Пусть все случится быстро…»       Когда показалось, что она уже улетела за грань, отделяющую сон от яви, услышала вдруг, на фоне тихого шелеста прибоя, рокочущий бас своего деда.       Он вещал о смелых рыбаках, ходивших на утлых судëнышках в море, вверяя свою судьбу коварной стихии. О том, как однажды его первый, только-только окрепший флот был уничтожен, а самого его чуть не сожрала пучина.       — Как же ты выжил? — услышала свой собственный, детский голосок. Дед покрепче перехватил ее, пересадив с одного колена на другое, и почти невесомо щёлкнул по носу:       — Назло! Сложить руки — дело дурное и однозначно проигрышное. Если есть силы, если есть хоть крохотная возможность глотнуть воздуха — используй её! Кроши зубы, отбивайся от акул, но греби! Изо всех, мать твою, сил. Не покоряйся! Дыши! Пойти ко дну всегда успеешь. Морской дьявол и вся его мерзкая свита подождёт!       — Дьявол? — еë голос переходит в шокированный шепот.       А дед смеётся:       — Дьявол, чëрт или ангел, святые угодники или кто-то ещё, не важно! Главное — не спешить на встречу с любым из них. Ну, а когда это неизбежно, все равно постараться сделать еë незабываемой!       Аврора тогда так и не успела уточнить, что значит сделать встречу незабываемой, потому что на берег пожаловала бабушка, и деду влетело по самые не балуй за то, что взял девочку на берег в такой ветер, а на ней только легкое платьице. Она хотела объяснить, что объятия дедушки защищали почище любой куртки, но бабушка была непреклонна.       «Да, дедушка, я дышу… Дышу! Назло! А если это конец, я уж постараюсь, чтоб никому не было скучно! А уж им тем более!»       Резкая боль привела в чувство. Ватные ноги перестали держать, и Аврора чуть не упала на колени, но проклятая веревка, видимо, зацепилась за сук и не позволила коснуться земли. Вывернула руки так, что брызнули слезы, а она отчетливо представила, каково это, висеть на дыбе.       — Тва-а-а-ри-и-и! — в отчаянии провыла в кляп, с огромным трудом поднимаясь с колен.       Ноги предательски дрожали, но перспектива вывихнуть руки и умереть от болевого шока заставила сцепить зубы и привалиться лопатками к корявому стволу.       Однако боль вытеснила страх, а когда стихла и она, ненависть, вчера поселившаяся в ней, вскипела и ударила горячей волной. Влила силу в мышцы, перебила дыхание и упала тяжелым сгустком в солнечное сплетение.       Аврора пока не представляла, во что это выльется. Только вдруг почему-то подумала, что в этом теле подобное чувство частый гость, но заморачиваться не стала, пообещав себе, что остроухие заплатят. За всё! И пусть сейчас удача не на её стороне, она дождется своего часа.       Отдышавшись, принялась до рези в глазу всматриваться во тьму, попутно прислушиваясь и изучая пальцами верёвку.       С удивлением обнаружив, что видит в темноте гораздо лучше, чем раньше, подумала: «Видимо, хорошее зрение — особенность эльфов. Потому и лучники из них великолепные», — и тут же уловила чувствительными ушами холодящий кровь скрип, но на этот раз не позволила страху взять верх.       «Наверное… Наверняка, так на ветру скрипит дверь сарая там, за забором. А вот этот стук похож на… Да! Так стучит лапой по будке собака, гоняющая блох!»       Она почти успокоилась, занимаясь тем, что вылавливала из мрака очертания и звуки, напрягала память, находя им объяснение.       Вот, в отдалении коты затеяли крикливую дуэль; вот, несколько быстрых шагов, резкий неприличный звук, изданный отнюдь не ртом, тихое журчание, удовлетворенный вздох, шаги обратно и хлопок двери.       «Видимо, кому-то из местных мужчин приспичило. Жаль. Жаль что меня привязали не там. Я бы не прочь понаблюдать, а ещё и расспросить, чтобы быть готовой к дальнейшим… испытаниям».       Пару раз в отдалении ей мерещился высокий тонкий силуэт, и она была почти уверена, что это Киаран. Наблюдал за ней, пока Йорвет был у кузнеца. В эти моменты она застывала, стараясь врасти в ствол.       «Пусть думает, что я не могу шевельнуться от страха. Пусть позлорадствует. Пока… »       Вот за забором, с той стороны, откуда они пришли, послышалось конское ржание и собачий лай. Кто-то прошипел: «Ах ты ж, с-сука, чертова гавкучая шавка! Пора, с-сука, проредить и ваши ряды!» — после чего раздался глухой удар и собачий визг, а волосы на затылке Авроры шевельнулись. Она узнала этот голос и снова попыталась прислушаться к возне за забором, но её отвлёк звук приближающихся лёгких шагов. * * *       От короткого сухого лязга Йорвет неожиданно для себя зажмурился, а воображение дорисовало картину: неумолимый взмах меча и голова этой нелепой d'hoine катится по берегу, задорно отскакивая от камней, и плюхается в бурный поток.       И всё остаётся по прежнему: он возвращается в лагерь, дождь прекращается, и с рассветом они всем отрядом идут к законсервированной стоянке, чтобы прийти в себя, зализать раны и обдумать свою дальнейшую судьбу.        Но, вместо привычных тягот и забот об устройстве на новом месте, налаживании быта и безопасности, он смирно сидит, выложив руки на наковальню. Терпеливо ждëт, когда кузнец выполнит свою работу.       Настороженные взгляды из-под чёрных кустистых бровей его нимало не смущали. Олаффа он знал давно. Могучий, похожий на старого медведя с курчавой бородой, хаггский кузнец своë дело знал досконально, не страдал многословием и эльфам сочувствовал. Потому, когда, выступивший из предрассветной тьмы Киаран в двух словах изложил проблему, утвердительно махнул гривой.       Может, его и удивил тот факт, что эльф попросил освободить от двимерита ведьму, да ещё и d'hoine, но виду не подал, лишь молча пошёл в кузню первым.       Киаран, многозначительно кивнув, остался снаружи: кто-то же должен был присматривать за девчонкой, привязанной к старой яблоне в заброшенном саду за глухим забором.       Она клятвенно божилась, что не помышляет о побеге, но довериться d'hoine — всё равно что выстрелить себе в ногу, и они перестраховались. И пускай девка изойдëт на кизяки от злости. Плевать. Да, убивать её никто не собирается, пока, но и нянькаться тоже.       Когда Олафф глухо и нечленораздельно проворчал, указывая на табурет и наковальню, а сам зажёг лампу и полез за инструментом, Йорвет мысленно ухмыльнулся, представив, как бы вытянулось лицо кузнеца, узнай он, кто на самом деле сейчас сидит перед ним.       Физиономия командира скоя’таэлей была не известна разве что слепому. Если кто и не видел его вживую, то уж листовки, обильно украшавшие стены домов, рыночных лавок да и просто стволы придорожных деревьев, лицезрели все. Поэтому, опасаясь, что даже в ночи может случиться незапланированная встреча с желающим получить халявную награду, его тело, с запертой в нем девчонкой, решили не показывать никому.       Первый, довольно сильный, удар по звеньям не дал никакого результата. Йорвет тихо выругался, а кузнец размахнулся сильнее и ударил второй раз. Вылетела озорная искра, но цепь не поддалась.       В глазах Олаффа блеснул азартный огонек, а Йорвет почувствовал, как трещат внутренние запоры, и нутро начинает дëрганно пульсировать, обжигая виски лютой злостью. На разверзшуюся у ног безнадежную пропасть, куда падал он сам, увлекая весь свой отряд; на вчерашний день, только усугубивший положение; на маленькие, ни на что не годные ручки, тоненькие, как у кузнечика, ножки, беспомощную чахлую тушку, ставшую его телом.       «Пара секунд! Пара ничтожных секунд! Если бы я тогда не заговорил с ней, а сделал то, что должен, всё было бы иначе!»       Пока Олафф, стоя на четвереньках, рылся на нижних полках бездонного шкафа, Йорвет нервно теребил цепь, корил себя за проявленную утром медлительность и проскочившую было искру любопытства, и надеялся, что девчонка не выкинет очередной фортель. Потому что терпение было на исходе, и, после выходки у костра, соблазн попросту перерезать ей глотку заволакивал разум красноватым туманом, а руки непроизвольно тянулись к кинжалу.       «Это ж надо! От этой мерзавки в один день пострадало столько народу!» Лицо его вдруг стало каменным, при одном только воспоминании…       Только он почти переварил наличие груди, как тут же этот ненавистный организм решил подкинуть очередную подлянку!       Да, как женщины делают это видел. В походах не до церемоний, всяко бывало. Но чтоб вот так?!       Как же это было унизительно, когда, уединившись за стволом, отчетливо припомнил скабрезную шуточку Золтана: «Мужику без яиц только и остается что ссать на корточках». А когда вернулся — её взгляд! Едкий и злорадный. Прожигающий насквозь. Знакомый, его собственный, многим хорошо известный взгляд. Каким-то образом девчонка смогла… Дескать, прочувствуй, каково это, не быть мужиком. Покоробило… Что ж, не в его привычке затягивать с оплатой по счетам. В отместку, с самым пакостным выражением лица, на какое был только способен, буквально срезал, сорвал, как старую кожу, платье со всеми остальными бабскими причиндалами.       Пусть полюбуется на себя самоë! И если она когда-нибудь думала, что при взгляде на её недвусмысленную татуировку у кого-то из них может возникнуть определённый интерес, так не облóмится. Йорвет решил и дальше делать всё, чтобы мерзавка пожалела, что не утонула в реке. Пожалела, что родилась.       Наблюдая, как Олафф достает из увесистого украшенного рунами сундучка инструменты, Йорвет нервно выстукивал кончиками пальцев по наковальне и размышлял о том, что во всей этой истории есть ещё одна пострадавшая сторона. Киаран!       Спровадив так некстати явившихся на берег бойцов, Киаран был вынужден на ходу изобретать удобоваримую, хоть и шитую белыми нитками ложь. Дескать, у командира обострилось чутье, и он решил выдвинуться авангардом и проверить, всё ли в порядке в стане. А сам он, Киаран, решил, что одному Йорвету идти опасно и вызвался сопровождать командира. Назначив главным Элеаса, опытного, прошедшего вместе с ними огонь и воду скоя’таэля, Киаран собрал дорожную сумку со всем необходимым и вернулся на берег, чтобы помочь ему, своему командиру и другу, испить эту чашу безумия. До дна…       Несмотря на твёрдое намерение добраться до чародейского папашки и вытрясти из него всё, что он знает о подобных переселениях душ, привыкнуть к этому телу не получалось. Йорвет убеждал себя, что нужно время, что это только первый день… Но сама мысль о том, что таких дней может быть много, вводила в бешеную горячку.       Не должен мужчина быть таким неуклюжим слабаком и смена тела не оправдание! Не пристало командиру скоя’таэлей, опытному бойцу и превосходному лучнику, шляться по лесу в таком умопомрачительном по своей несуразности виде!       Когда в очередной раз низ живота придавило спазмом и пришлось, путаясь в полах стеганки, спустить штаны и присесть, Йорвет вдруг подумал:       «Слава Дане, меня Исенгрим не видит. А о Яевинне вообще молчу! Этот желчный пузырь просто лопнул бы со смеху».       Однако, эта попытка увидеть в происходящем хоть крупицу позитива и успокоиться с треском провалилась, когда, выпрямившись, он тут же споткнулся и поранил нежненькие ручки о торчавшие корни. Из-за огромного размера сапог он представил себя скороходом в дурацких, с загнутыми носами, туфлях, спешащим исполнить волю грозного правителя. — Cuach aep arse , — его маленький кулачок впечатался в грубую, похожую на драконью чешую кору дуба. С костяшек закапала кровь, но Йорвету этого было мало. Он влупил в дерево ещё несколько раз, пока кожа не полопалась, и ранки не стали похожи на маленькие уродливые розы.       Боль немного отрезвила, заставила ненужные сейчас мысли хоть немного отступить, но ненадолго. Рывком стряхнув красные капли, он посмотрел на друга и снова завёлся: вместо того, чтобы спокойно сидеть в лагере у костра, Киаран самоотверженно мечется меж двумя рохлями ещё и успевает сечь окружающую обстановку, зная, что лес полон хищников разных сортов и аппетитов!       Пока Олафф прилаживался к другому, несомненно заговоренному, инструменту, Йорвет скрипел зубами, вспоминая, как эта ненормальная решила качать права и, устроив пафосный спектакль, сообщила своё имя.       «Дура! Набитая дура! Кому интересно твоё имя?!» — думал, наблюдая, как она развязывает шнуровку.       Однако bloide d'hoine не учла, что для двух мужчин съехавшие штаны не откроют ничего интересного. Конечно, она рассчитывала на реакцию, но просчиталась. В воображении применяя к ней все пытки мира, он продолжил невозмутимо жевать. Киаран, покосившись на командира, мгновенно уловил настроение, взглянул на небо, втянул воздух, как-будто мог по запахам определять время, и заявил:       — Дело идёт к рассвету. Пора.       Видя, что результат от её демарша равен нулю, девчонка скисла и вдруг, вылупившись какающей мышью, пролепетала:       — Вообще-то, теперь и я хочу в туалет…       — Шо, опять? — оскалился Йорвет, а девка залилась краской и продолжила мямлить, брезгливо указывая пальцем себе между ног.       — Я понятия не имею, как с… с этим управляться.       Йорвет нарочито медленно прожевал и проглотил кусок, запил водой из фляги и демонстративно несколько раз с силой сжал в ладони левую грудь, не отрывая холодного взгляда от её лица.       От ярости рвало крышу, и он больно прикусил кончик языка, но виду не подал, что ее провокация задела за живое и даже заставила несколько растеряться. Не прекращая жевать, Йорвет силился понять, что разозлило больше — то, что он сейчас лицезрел свой собственный член со стороны, или то, что мерзавка настолько потеряла страх, что осмелилась кусаться.       «Да, собственно, какая разница?! Она заслужила смерть, как только родилась! Но ничего. Я подожду. Месть, это блюдо, которое едят холодным».       Подняв взгляд, заметил, что лицо девчонки пошло пятнами, и ехидно подначил:       — Врëшь! Судя по татуировке, держать в руках ЭТО тебе доводилось и не раз. И, как знать, возможно, не только в руках.       Девка стала похожа на закипающий котёл, Киаран хохотнул и закашлялся, а Йорвет зевнул и продолжил есть.       — А вот и нет! Это… это ошибка! — она в ярости топнула ногой, и, допетрив, наконец, что помогать ей в решении данной проблемы никто не собирается, добавила, — ну и черт с вами! Метать бисер я не намерена! Подумаешь! Не велика наука!       Одной рукой показав непристойный жест средним пальцем, а второй придерживая штаны, мелкими шажками посеменила к кустам, бормоча какие-то наивные ругательства.       — Ты, главное, против ветра не становись! — ядовито выкрикнул ей вслед Йорвет, и, услышав, как снова прыснул Киаран, продолжил — И учти, нагадишь в сапог — от хищников будешь отбиваться сама.       «Сучка с характером», — подумал тогда, глядя в огонь, и поклялся вырвать с корнем, сломить её волю, затоптать и погасить тот внутренний огонь, что давал ей силы к сопротивлению.       Олафф натужно крякнул, опуская молот на зубило, и двимерит, наконец, упал с запястий Йорвета.       — O! Dana Meabdh! — эльф с облегчением растëр запястья и протянул кузнецу монеты. Когда металл коснулся шершавой ладони, Олафф вдруг задержал женские пальцы в своей грубой клешне и выразительно глянул на оставшиеся на наковальне кандалы.       — Оставь себе, — коротко бросил Йорвет, выдернул руку и шагнул к выходу. По спине вдруг прошёл холодок от понимания того, что, если бы кузнец надумал неладное, то в считанные секунды скрутил бы его тело в бараний рог, а там и...       «Чëрт. Надо было сказать Киарану, быть поблизости. Она с привязи никуда бы не делась, да и с дороги её не видно. Забор...»       Мысль оборвалась. Невнятный шум за дверью закончился громким, безапелляционным стуком, и дверь тут же распахнулась. Йорвет сделал ещё шаг, но в проëме возник некто с факелом.       — Как я, с-сука, вовремя! — прохрипела вошедшая глыба, — Какая удача! А кузнец, с-сука, вовсе и не спит!       Йорвет скупо попрощался с Олаффом и остановился, всем своим видом показывая, что ужасно спешит.       — Ого! — немного растерянно громила сунул факел чуть-ли не в лицо Йорвету, — Это.... Кто тут у нас?       — Мы знакомы? — надменно поинтересовался Йорвет, уловив краем уха тихое звякание. Видимо, кузнец постарался незаметно убрать наручники.       — Вот это ж я, с-сука, удачно зашёл, — многообещающе осклабился здоровенный визитëр, поднял факел чуть выше и, отступив за дверь, позволил Йорвету выйти.       Во дворе ожидали ещё двое. Один держал под уздцы перетаптывающуюся лошадь.       Тот, что с факелом, указал на животное и коротко пояснил подошедшему Олаффу:       — Подкова.       Йорвет сделал вид, что приходил один, предположив, что даже наличие высокого забора не помешало Киарану оценить обстановку и не высовываться. Спину жгло от тяжелых и каких-то недоуменных взглядов, но он прекрасно понимал, что, в случае чего, не стóит изображать героя, а сразу бежать.       «По сравнению с этими бульдогами, я — беззубая мышь. Даже если попытаюсь, разозлю только. Надеюсь, лошадь для них важнее какой-то девчонки».       Широкими, насколько это возможно, шагами направился к отсутствующему в заборе пролëту, считавшемуся воротами, надеясь побыстрее скрыться из виду. Но именно в этот момент чуда не произошло. Тонкое предплечье сдавило тисками, а в ухо рявкнули:       — Вот это ты, с-сука, актриса! Я сперва      глазам не поверил. Ан нет! Это, с-сука, ты! Мелкая, вредная козявка. Пришло твоë время получить обещанное!       Йорвет не стал дожидаться уточнений, всë было ясно и так. Он хотел выдернуть из голенища кинжал, извернуться и воткнуть громиле хоть куда-нибудь, лишь бы выиграть время, но тело... Проклятое женское тело... Подвело. Снова. * * *       Киаран приближался медленно, неслышно ступая по жухлой листве. Аврора застыла и напряглась, различив в его руке нож.       «Ясно. Ему надоел этот цирк, и он все же решился. Я — обуза! И плевать им уже на обратный обмен! Куда проще прикрывать одного!»       Каждый почти невесомый шаг эльфа казался песчинкой, утекающей из чаши еë жизни. Она помнила наставления деда, но совершенно не видела выхода. Понимала, что идет ко дну, но не представляла, как сделать так, чтобы встреча со смертью запомнилась и её убийце тоже.       Аврору поглотили мысли о неминуемой смерти и безнаказанности скоя'таэлей, о возможных вариантах спасения или, наоборот, вариантах прихватить кого-то, хоть одного, с собой. А когда почувствовала свободу, даже не обратила на это внимания! Её вдруг осенило, и она решила попробовать. Отпихнула Киарана и, привычно сложив пальцы, без особой надежды послала в него оглушающее заклятие. Эльф коротко выругался, но, к её великому изумлению, потерял равновесие и, падая, впечатался затылком в небольшой камень, торчавший из почвы.       «Да ладно....» — выдохнула Аврора, тупо уставившись на свои пальцы и не веря в такую удачу. — «Не может. Этого. Быть...»       Однако лежащее у ее ног тело говорило обратное. Машинально приложив пальцы к его шее, услышала вполне себе умеренный пульс.       «С ним все в порядке», — сказал в ее голове её собственный, девичий голос и тут же добавил: «Беги, дура, пока он не очнулся!»       И, прихватив нож, она побежала. Не раздумывая о направлении. Сломя голову. Подальше от них. Впотьмах наткнувшись на забор, нащупала закрепленные только верхними гвоздями доски и, отодвинув их, замерла...       На пороге кузни, опасно сверкая глазами под прицелом арбалета, стоял огромный, как медведь, мужчина. По характерному кожаному фартуку Аврора догадалась — кузнец. Тот, что держал арбалет, угрожающе шипел, чтоб кузнец знал своё место и не дëргался, иначе познакомится со своими кишками. Рядом нервно прядала ушами лошадь. Из-за нее не было видно, что происходит в другой, мигающей бликами факела, части двора. Только слышно, как тот самый, знакомый голос так же знакомо сыпал угрозы. И вдруг факел взвился и яркой вспышкой пролетел в сторону двери. Напуганный жеребец встал на дыбы и рванул, сбив с ног того, что угрожал кузнецу. Падая, он спустил тетиву арбалета, но взгляд Авроры приковали ещё двое. Нет, трое.              Двое здоровенных мужчин выкручивали руки хрупкой девушке. Еë длинные каштановые волосы были намотаны на руку лысого верзилы, второй рукой он сжимал тонкое запястье до тех пор, пока пальцы не разжались, выпуская кинжал.       — Ах ты ж, с-сука. Жаль, конечно, портить такое смазливое личико, но ты ведь, с-сука, понимаешь, мужик сказал — мужик сделал. Так что, не взыщи...       В этот момент его внимание отвлекла борьба, завязавшаяся между кузнецом и тем, кто держал его на прицеле.       — Твою ж мать! — рыкнул главарь, и, загробастав из рук второго хрупкое запястье, приказал, — Крыса, помоги Жирдяю уделать кузнеца! Не убивать! А с этой я сам.       От страха потеряв способность мыслить и рассуждать, Аврора, словно посторонний зритель в чужом кошмаре, перевела взгляд на дверь кузни.       Из плеча кузнеца торчал арбалетный болт, но это не мешало ему по медвежьи ломать, гнуть к земле того, кого лысый назвал Жирдяем. Подоспевший Крыса не стал церемониться и резко ударил Олаффа рукоятью короткого меча сначала по торчащему из мышцы болту, потом в висок. Кузнец выпустил хрипящего Жирдяя и, мотая головой, повернулся к новому противнику, но ещё несколько тяжелых и хлëстких ударов набалдашником окончательно вывели его из строя. Словно поверженный великан он навзничь рухнул внутрь кузни, в то время как Аврору с силой дëрнули за локоть.       Выпустив из пальцев скрипнувшую доску, она вскрикнула и попыталась отпрыгнуть. Киаран, оглушëнно моргая, шикнул на неё и уже потянулся к зажатому в её руках ножу, когда доска, у которой они стояли, от страшного удара отлетела, накрывая собой эльфа.       Аврора попятилась, неслышно отступая во тьму, а следом за одной доской последовала вторая, и в дыру втиснулась тяжёлая туша одного из реданских охотников.       Киаран попытался отбросить доски, но его соперник ждать не стал и, как только из-под них показалось его плечо, хекнув азартно и злобно, воткнул в него меч. Эльф вскрикнул и, перехватив нож, полоснул им по руке нападавшего. Тот взвыл. Рефлекторно отдернул руку, выдернув меч из раны Киарана, тем самым причинив ему новую боль. Пока эльф пытался с ней справиться, несколько раз ударил тяжелой кованой подошвой в самый центр расползающегося тёмного пятна и вновь занëс меч. Киаран затих, а Крыса одним рывком отбросил доски, носком сапога пнул его в висок. Голова эльфа безжизненно дёрнулась, а Крыса, нацелив острие меча в лицо Киарана, позвал Жирдяя. Вместе они уволокли обмякшее тело и бросили во дворе.       Отступив к одному из деревьев, Аврора чутко прислушалась. Во дворе слышалась возня, хриплое бормотание и грязная брань. Вдруг ночь вспорол возмущенный бычий рёв, вслед которому донеслись звуки тяжёлых пощёчин.       — Аххх, ты ж, с-сука, животное! Задумала кусаться?! Эй! Эльфа и кузнеца вяжите. За скоя'таэльское отродье можно и золотишка огрести. Что до второго, пусть объяснит, каким, с-сука, хером он помог этой сучке избавиться от двимерита. Да проверьте там, может, в саду ещё кто-то есть.       Услышав последние слова, Аврора поняла — ей пора! Она уже развернулась в ту сторону, откуда пришла с эльфами. Там, в конце сада, есть точно такие же, закрепленные одним верхним гвоздём доски. Видимо, кузнец не впервой помогал эльфам.       «Что ж... Я хотела, чтобы они исчезли! Провидение услышало меня!»       Не мешкая более, она уже сделала несколько быстрых бесшумных шагов в нужном направлении, но вдруг словно налетела на стену. Её ладони непроизвольно прижались к губам, а кровь застыла в жилах от этого звука.       Бессильная ярость и боль. Уродующая душу и тело. Рвущая сдавленное спазмом девичье горло, крошащая сцепленные намертво зубы. Боль. Облеченная в поднимающийся из самой утробы протяжный звериный стон.       В одно мгновение сердце Авроры ухнуло куда-то вниз, на самое дно воронки дикого первобытного ужаса. Абсолютно все звуки ушли, испарились из этой ночи. Блуждающий, ополоумевший от всего, что пришлось только что увидеть, услышать и почувствовать взгляд, устремился туда, где на черном небосводе едва-едва угадывался рассвет, но ещё довольно ярко мерцала одинокая звезда.       Как искорка. Как путеводная нить. Зовущая за собой. Дающая силы оттолкнуться от дна.