ready to go

— Что-то часто эта девочка тут бывает в последнее время, — изрекает Серхан и смотрит на него в упор пронзительными голубыми глазами. Они у него по-настоящему пугающие, цепкие и яркие. Алаз смахивает пот со лба грязными руками, невольно сглатывает и замирает: каждый раз перед Такладжи, своим боссом и верным советником, он чувствует себя как мышь перед огромной змеей. — У меня нет столько времени, чтобы за всеми следить, — бормочет парень в ответ и громко шмыгает носом. — Выгони её, если надоела. — Ну, ты даешь, — мужчина сплёвывает прямо на землю и смотрит на него с нескрываемым интересом. — Прогнать красивую девушку при деньгах, которая глаз не сводит с моего работника ? Что дальше? Может, мне еще отказывать клиентам на дорогих тачках, сынок? И работать бесплатно за скромное «спасибо» ? Лицо его коллеги заметно краснеет от широкой плутовской улыбки, и Алаз, закашлявшись, вытаскивает из-за пояса какую-то тряпку, чтобы вытереть руки и выйти к этой самой надоедливой клиентке. В мастерской, слава богу, почти никого не осталось под вечер, лишь она снова курит свои противные сигареты, понимает Алаз и молча наблюдает за тем, как девушка сидит на капоте машины, морщась от неприятных запахов, и, подпалив тонкий краешек огнём из рук жирного патлатого работника на полставки, с наслаждением затягивается. Аси запрещено курить, об этом он знает не по своей воле, потому что Руйя часто ругается на новообретенную сестру и говорит, что отец запретил ей травиться сигаретами, мол, беречь себя надо и бросать вредные привычки. Алаз хочет попросить господина Метина: он тоже стал вредной привычкой его дочери, пусть заставит поскорее бросить его. Оставить в покое. — Этот милый пухляш единственный, кто всегда подходит ко мне на этой свалке, — Аси выдыхает дым в воздух и горестно качает головой. — Я ощущаюсь как деньги и золото, вам не хочется набить кошельки, благодаря глупенькой богатой девушке ? Или Руйя тебе не только пить, но и обслуживать девочек запретила, м, механичек ? Он вздыхает, поднимая голову к небу: за что ему это ? Чем он заслужил стать эпицентром проявления всех ужасных качеств Аси Сойсалан ? И зачем он в ту ночь у моря рассказал ей слишком личное, пусть и был под впечатлением от их внезапного поцелуя на крыше: о том, что обещал Руйе не употреблять алкоголь. Да, Алаз не самый лучший человек, ему приходилось красть еду для пропитания, драться за одежду, и девушек отшивал в довольно грубой форме. Но сравнимы ли эти вынужденные грехи с тем днем, когда он узнал о существовании этой девушки ? Алаз встречает Аси в жаркий августовский день, когда солнце печет голову и голые плечи так, что хочется поскорее укрыться и выпить что-нибудь охлаждающее. Точнее, он слышит об Аси, строптивой мажорке, что наблевала рядом с их домом и танцевала полуголая по всей округе, пока Руйя не вышла на шум и не отвезла её домой. А встречает парочкой часов позже, когда они с Чаглой идут и смеются с эмоционального пересказа подруги по пути на работу. Огромный внедорожник чуть не сбивает его неудачливую близняшку, что надела платье, оставшееся у их халупы от дебоширки, и кружилась в экстазе, пока не вышла на середину дороги. Алаз напрягается, когда из машины выходит внушительных размеров водитель в серьезном костюме и чёрных очках — парень готовится к перепалке — но удивленно замирает, когда следом за этим «шкафом» из машины вылетает нечто визжащее, костлявое и наглое: — И снова здравствуй, дорогая дикарка, что вчера оставила мне под глазом фингал, — один её симпатичный глаз и вправду наливается бордовым под стеклами солнцезащитных очков, а брови нахмурены так, что Алаз забывает про цепного пса перед собой и внимательно следит за ядовитыми словами, вылетающими из чужого рта, — платье, как я вижу, вы уже нацепили, носите на здоровье, но верни-ка мне карты. И кошелек. Он стоит больше, чем весь вас вшивый район, подруга. Чагла застывает от шока и, возможно, стыда и осознания, что брат был прав, когда просил не цеплять на себя чужое. Поэтому Алаз и называет её всегда «тыквой». Прозвище странное, но не обидное. Сестра знает, что таким образом он выражает свою привязанность, ведь не умеет по-другому, Алаз совсем как старая сломанная игрушка: внешне крепкая, но внутри дерево уже практически истлело, превратившись в серую труху. — Что? — спрашивает машинально, почему-то шёпотом. Аси поворачивается к нему, стягивая очки, и он цепенеет, скользя взглядом по её бледному лицу с наглым оскалом. На фоне смуглой кожи ярко выделяются чёрные блестящие глаза, которые буквально пригвождают его к месту. Девушка усмехается и говорит: — А это кто ? Парень, муж, брат ? Я думала, ты дитя улиц, — она скользит взглядом по его одежде, обращаясь к Руйе, и внезапно мягкая ткань своей серой майки кажется Алазу жёсткой и противной. Она перечисляет с выражением, будто ей совсем неважно на самом деле в каких отношениях они состоят с Руйей, но быстро переключается на перепалку с его сестрой посередине дороги. Чагла внезапно осмелев за спиной брата, начинает припоминать незнакомке, как она вчера позорилась под их окнами и «голая валялась у дверей», что в целом не совсем вяжется с историей их подруги. Руйя встает на защиту своей псевдосестры, передает кошелек хозяйке и в достаточно грубой манере просит уйти с их улицы, пока она не выбила из мажорки всю дурь. Когда девочки уже сходятся нос к носу и дело пахнет дракой, как единственный адекватный здесь, вмешивается Алаз и просит богатую выскочку уйти по-хорошему, а платье он постирает и сегодня же привезет ей. — Я тебе обещаю: твоя тряпка через пару часов будет у тебя. — Оставь себе, дрыщавый. А с вами, — она вновь пафосно стягивает очки до носа и смотрит на девушек, щурясь с какой-то странной хитринкой, — мы еще увидимся, девочки. Еще увидимся. Взгляд девушки на секунду смягчается, когда она переводит взгляд на него, и на мгновение в чёрных глазах появляется нечто такое, отчего у Алаза что-то начинает ворочаться внутри, как большой ёж с острыми иголками, заставляя кровь прильнуть не туда, куда нужно. Так на него смотрят девочки в павильонах, куда они выбираются иногда с Рузгяром просто поглазеть, в те дни, когда он устает любить Руйю издалека и безответно. Она даже наклоняется ближе, видимо намереваясь сказать что-то ещё, но в этот самый момент за спиной раздаётся громкий нервный окрик: — Аси! Сядь уже в машину, мама нас ждет! Этот парень, судя по всему, её брат. В круглых очках и синими-синими глазами, нервно приглаживающий свои кудряшки и смотрящий на них без особого интереса, видимо, раздраженный тем, что эта Аси его задерживает. — Джессур, сядь в машину! Я сейч.. — Нет, Аси, это ты сядь в машину. И Аси действительно уходит, пафосно хлопнув дверью машины и не одарив их пламенной речью напоследок. — Вот же дочь собачьей самки, — кидает вдогонку машине Чагла, а брат согласна кивает. Белое платье, которое ничего по сути не скрывает, Алаз, конечно же, не успеет вернуть, ведь на следующий день градус событий повысится так, что перевернет всю их бедную, однако, вполне сносную жизнь: во-первых, эта ненормальная Аси поедет со своими светскими подружками издеваться над Чаглой, что подрабатывает официанткой в баре. Непонятно как она разузнала все так скоро, но ясно лишь то, что закончилась эта потасовка синяками и вырванным клочком волос. Во-вторых, не сказав ему ничего и забив на их правило «все всегда делать вместе», Руйя пойдет мстить и случайно, благодаря одной удачной пьяной выходке, его подруга-сестра-возлюбленная обретает семью. — Вот это я понимаю сюжет для сериала, — в сердцах вскрикнет Серхан, когда увидит этот репортаж в телевизоре, и сожмет ладони в кулаки. Сердце Алаза невольно ёкнет в ожидании чего-то гораздо худшего, чем то, что Руйя нашла свою богатую семью с неуравновешенной сестричкой и педантичным братом, и он не заметит, как прижмет подрагивающую ладонь ко рту. — Алаз, эй ? Ты машинным маслом надышался или что ? Он не отвечает, хоть вопрос и вывел из вспоминаний. Воцаряется молчание, настолько гнетущее, что даже становится жутко. Аси ничего не спрашивает, только смотрит куда-то перед собой, слегка сгорбившись. Потом внезапно поднимает голову и говорит, глядя в глаза: — Так ты осмотришь машину ? Там что-то шумит, когда я жму на газ. — Ты рано или поздно выведешь из строя что-то важное и навернешься так, что мне нечего будет собирать из твоей машины, как и докторам из тебя. Кажется, она совсем не ожидала подобного. Что её ухищрения для каждодневного прихода в мастерскую будут рассекречены. Аси застывает, будто неподвижный оловянный солдатик, один из тех, с которыми играл Алаз в детстве, если судьба вдруг становилась благосклонной к уличным детям —толкнёшь такого, и он останется лежать на земле, пока не поставишь его на место. — Я куплю новую. — А то, что ты навернешься и сломаешь себе что-то ? — Это отменит надвигающийся на нас ужас ? — Нет, Аси, Руйя и Яман все равно поженятся. — Тогда я так и буду разрезать там эту штучку, чтобы приходить к вам. И вообще, как же это глупо, играть свадьбу через год после знакомства, да ? Она ведь и вправду будет разрезать, говорит себе Алаз, потому что слова девушки звучат слишком правдиво и пугающе. Её бы наказать на столь раздражающее упрямство, но Серхан всегда говорил ему, что быть грубым с женским полом плохо, что так поступают только мудаки, и за такие вещи всегда получаешь заслуженное наказание — умираешь в одиночестве. Алаз не спрашивает: почему в таком случае сам Серхан каждый вечер напивается из-за Неслихан, своей бывшей жены, что ушла от него к своему лечащему врачу, хотя муж ей не грубил. Нет, Алаз не спрашивает, ведь почему-то в памяти всплывают другие воспоминания: как Аси крадёт что-то и взваливает вину на Руйю, после чего ту чуть не сажают в тюрьму. Как Аси устраивает вечеринку с тематикой «уличные дети», куда приглашает их знакомых с района, чем сильно ранит всех. Отвращение, появившейся к ней в этот момент, с трудом получается вывести из себя полностью. Вспоминает, какой раненной и хрупкой эта же невыносимая девушка выглядит, когда Яман заправляет волосы Руйи за ухо или обнимает её. — Глупо — все еще страдать по своему соседу, я думаю, это такое клише. — Говорит тот, кто страдал по подруге детства. Алаз снова поднимает глаза к небу, но уже чтобы спросить Вселенную: за что ? Почему Руйя так быстро выходит замуж ? Алазу оставалось проработать буквально пару месяцев, чтобы выкупить весь свой небольшой бизнес и зажить жизнью самодостаточного молодого человека, за которого любая женщина выдаст дочь. Да, Алаз был хорошим человеком: у него были дом, работа и сестра, и он часто угощал местных ребятишек вкусными печеньями с шоколадом, вспоминая, как сильно набухал его живот от голода в их возрасте. Идеальный. Так назвала его Руйя во время разговора с Чаглой, который он случайно подслушал, когда ночью встал попить воды. Из уст тогдашней возлюбленной это звучало как самый настоящий комплимент, но сейчас Аси часто шепчет «Да ты извращюга» и у Алаза случается когнитивный диссонанс. Потом она целует его на крыше больницы — и диссонанс приятно выводит его из строя. — Я понял. Ты хочешь промыть со мной кости нашим недобывшим ? Слушай, Аси, то что я в ту ночь объявления помолвки дал слабину— не значит, что подписался на подкаст о них. Я отпустил историю с Руйей. — Дал слабину ? Ты ныл в телефон, чтобы я побыстрее приехала к тебе и поцеловал меня. Сам. В машине. — Я помню, не продолжай. Так вот, тебе необязательно приходить ко мне на работу, чтобы поболтать о Ямане. — Я просто пришла еще раз посмотреть на человека, который за столько лет ни разу не признался той, что жила с ним в одном доме, — раздаётся её звонкий смех. Он вздрагивает и поднимает голову, встречаясь взглядом с искрящимися насмешкой чёрными глазами. Сегодня у неё всклокоченные волосы, будто после сна, и хорошее настроение. — А сама-то. — Я признавалась Яману по десять раз на дню, но он, прости Господи, такой трагически тупой, что на моё предложение сходить на свидание — спросил не двойное ли оно и если да, то кого ему подыскала я. Когда Алаз улыбается, Аси начинается вновь заразительно смеяться. — Ладно, пойдем смотреть что с моей машиной, — ласково говорит Аси и протягивает ему руку. — Помоги мне встать, а, ноги затекли. Алаз не должен её касаться, не должен ей улыбаться, но девушка смотрит на него настолько участливо и мягко, что он молча кивает и хватается за чужую ладонь. Пальцы Аси слегка влажные от пота и очень тёплые. Она такой же человек, из плоти и крови, как и они с Чаглой и Руйей, вновь говорит себе он и думает, что она довольно милая, когда не строит козни. — Пойдем на эту свадьбу вместе ? — Нет. — Но я уже подобрала платье к твоему костюму. — У меня нет еще костюма. — Есть. Я тебе выбрала его под свое платье.

***

— Ненавижу, когда ты кусаешься. — Не ври, тебе нравится, — не остаётся в долгу Аси и толкает его в спину, вынуждая двинуться вперёд. Губы саднят от чужого яростного поцелуя, а руки дрожат. Алаз выходит вслед за ней из пустой комнаты для персонала, с трудом улыбается веселой Чагле и молча садится слушать притворные речи гостей про то, как они счастливы присутствовать на торжестве и какие замечательные сегодня молодожены. Он откажет ей. В следующий раз, когда она затащит его в какую-нибудь подсобку и начнет целовать, Алаз реально откажет, так, чтобы раз и навсегда стереть с её глянцевого лица это высокомерное и самодовольное выражение. Алаз презирает чертовщину в Аси всеми фибрами своей нищенской души. За то, что она наглая богатая девочка с золотой ложкой во рту, которая смотрит на него насмешливыми, наполненными нескрываемым вызовом глазами из-за большого стола. За то, что теплеет в нем после встречи с ней. За то, что невинно показывает жестами, чтобы он поправил воротник рубашки, который сама же чуть не порвала минутами ранее. Да, он обязательно откажет ей. Когда-нибудь. — Я хочу пожелать счастья и благополучия своей дочери, пусть мы и мало были вместе, к сожалению. Я всегда любила её, всегда ждала и верила, что моя дочка вернется. И я бесконечно рада сегодня, что могу наблюдать за ней в белоснежном платье и с отличным человеком рядом, — громко вещает Шебнем хорошо поставленным, командным голосом. Она не любитель долгих речей и нарочитого официоза, предпочитая весьма нестандартные и, главное, не всегда педагогичные методы воспитания, но почему-то сейчас играет роль «правильной» матери. — Дети, вы такие красивые сегодня! Руйя широко улыбается и напоминает Алазу какого-то маленького зверька, который только-только начинает знакомиться с жестоким и ужасным окружающим миром и смотрит на реальность широко распахнутыми круглыми глазами. У неё правильные черты лица, длинные волосы, а ещё она смотрит на Ямана как по уши влюблённая маленькая дурочка. То наивное, эфемерное и истинно-братское чувство, что он испытывал к ней, совершенно не похоже на то, что Алаз чувствует к Аси, поэтому он сразу же выделяет её из общей массы других. И делает для себя выводы что такое настоящие чувства, и как болезненно они ощущаются. — Очень красивые, — сидящая напротив неё Аси энергично кивает и ангельски улыбается. — Осталось теперь меня спровадить за какого-нибудь умного паренька ? Аси говорит искренне, глядя на мать абсолютно честными, невинными глазами, но Алаз слышит в её голосе нескрываемые нотки издёвки. По выражению лица Шебо видно, что она едва сдерживается, чтобы не швырнуть в голову младшей дочери что-нибудь тяжёлое, например, здоровенное бронзовое блюдце, но вместо этого снова улыбается, правда, на этот раз улыбка больше напоминает акулий оскал. — Обязательно выдам тебя, — смотрит недовольно, — а куда делась Руйя ? Где Руйя ? Где ? Женщина убегает искать дочь, а Алаз хватает стакан воды и пьет залпом, чтобы потушить недовольство, разгорающееся внутри него, когда он слышит это. Кто в здравом уме женится на Аси ? Он понимает, что кто угодно захочет, поэтому злится сильнее.

***

Клуб называется как-то странно и находится в подвале какого-то полузаброшенного старого дома. Внутри сильно воняет дешёвым алкоголем и чем-то противным и кислым, и Алаз невольно кривится. Он хватает за локоть мерно качающую головой сестру и громко говорит, силясь перекричать бьющую по ушам музыку: — И что мы тут делаем ? Напомни. — Отдыхаем, потому что это — самый модный сейчас клуб, и ты сам говорил, что хочешь сменить обстановку и разрядиться, — орёт в ответ Чагла и отпивает из стакана коктейль. — Мы всё время ходим в одно и то же место, к Лейле, а тут сегодня все наши соберутся. Она пихает брата в плечо и, протянув ему стакан с какой-то жидкостью, спрашивает: — Алаз, на тебя запали. Видишь, как хорошо, что мы пришли. Она еще и красивая. Алаз машинально косится в ту сторону, в которую показывает пальцем его глупая сестра. Девушка и впрямь красивая, этакая глуповатая девочка в розовом, падкая на плохих парней. Она кокетливо стреляет глазами, и парень вяло думает, что эту действительно не придётся долго окучивать. Подошёл, пару раз улыбнулся, сказал ей несколько ничего не значащих слов — и вот она уже протягивает тебе свой номер. — Не мой вкус. — Под твой вкус только святая Руйя и подходила, брось, — парирует Чагла, а Алаз не может с ней не согласиться. Руйя действительно была хорошей. Настоящее сокровище для любого парня, но Алаз теперь уверен, что все-таки для него она всегда была лишь семьей. Он — сошел с ума, потому что с каждым днём её сумасшедшая сестра кажется все больше и больше волнующей. Он уже не противится ей, а ждет, чтобы она в конце концов сорвалась. Чтобы от души выругалась, высмеяла какую-нибудь его привычку или просто перестала смотреть на него так, что отчётливо ощущается собственное несовершенство. Он делает вид, что не хочет её, потому что попросту страшно и боязно касаться кого-то настолько совершенного, как будто пытаешься осквернить дорогую вещь в магазине. Еще она изрядно выпила им всем крови, но в последнее время все постоянно говорят о Аси, и всякий раз только хорошее. Алазу становится смешно, когда сестра взахлёб рассказывает о том, насколько девушка оказалась нормальной, веселой и простой, и всякий раз хочется взять и сказать ей о том, как сильно она ошибается. Что вся та чертовщина, которая должна была распределиться на Джессура, Руйю и Умута — осталась в Аси, что только перед ними она ведёт себя как ласковая и раскаявшаяся девочка-припевочка, и почему-то из-за этого интригует его еще больше. — Кажется, я вижу Аси. И, кажется, она идет в уборную, но не одна, с ней парень, — смеется Чагла, — не только ты сегодня в ударе, братец. Алаз натянуто улыбается и, засунув руки в карманы брюк, пробирается через танцующую толпу в сторону узкого коридора, где расположены эти самые уборные. Узкой спины в широкой модной рубашке уже не видно, и Алаз с лёгким отвращением думает, что она уже веселится с тем парнем в каком-нибудь тёмном укромном углу. Он проходит мимо страстно целующихся парочек, переступает через странного цвета лужу и, наконец, добирается до двери в уборную. Слишком резко толкает её рукой и заходит внутрь. В нос ударяет резкий спёртый запах алкоголя и табака, и он морщится. — Пахнет хуже, чем в вашем районе, да? — раздаётся знакомый хрипловатый голос. Алаз резко разворачивается и видит сидящую на раковине Аси. — Твой новый парень не выдержал этого ? — Нет ничего, чего бы мужчины не выдержали ради меня. Он просто был не моим, — цедит Аси, пока Алаз невольно задерживается взглядом на её влажных губах. Они не виделись неделю. Он в шоке, как долго это длилось, потому что скучал. — Значит, ты чуть не изменила мне, — его глаза наполняются издевкой и призрением, но не это удивляет девушку, а сама шутка, что была скорее в её стиле, а не Алаза, — Отличная возможность расстаться с тобой раз и навсегда. Я крайне ревнив. — Я тоже, — девушка пожимает плечами и морщится. — Но можешь не волноваться, я думала только о тебе всю неделю, — качает она головой. — И поэтому предложила всем выбраться сюда. — Я так и знал, что это твоя идея. Он скользит взглядом по её гладкой коже, пухлым губам и влажным от пота тёмным волосам и в очередной раз отмечает, насколько она не похожа на свою сестру. И вообще ни на кого другого, потому что Аси другая: порочная и манящая, колючая и недоступная, искренняя и живая. Верная. — Тебе понравилось тут ? — Нет, но мне понравилась одна девушка. Я ей тоже. Аси хмурится и размахивается, чтобы привычно толкнуть его в плечо, но Алаз хватает её за руки и притягивает к себе. Скользит губами по губам, собирая вкус чего-то сладкого, и буквально сходит с ума от того, насколько это правильно. Она кусает его за губу, пытаясь оттолкнуть, но пальцы её сжимаются на плечах, переходя на шею. Алаз обнимает её до синяков и думает о том, что это ощущается уж слишком правильно — без всех этих сладких нежностей и невинных касаний, без постоянного желания сбросить с себя опостылевший положительный образ.