заря

В кабинете Олега Дмитриевича ремонт сделан совсем недавно, когда их школе наконец-таки выделили дополнительное финансирование на обновление не только классов, но и учительских зон работы. Потому что это, конечно, здорово, что дети могут сидеть за новенькими партами, а девочки не встают со стульев с большим количеством затяжек на своих колготках, но комфорт учителям был тоже важен. Потому что куда приятнее сидеть в учительской, когда не отковыриваешь краску со стен ногтями в качестве антистресса, а удобно расположиться на мягком диванчике и наблюдать за рыбками, которых вместе с их аквариумом как-то неожиданно встроили между шкафами. А у Олега Дмитриевича убрали отвратительный длинный стол, за который всегда было страшно садиться не то, что ученикам, но и самим преподавателям. Они все старались добиться максимального эмоционального комфорта, за которым следила Пчелкина, и именно она капала Волкову на мозги последние месяцы о том, что в кабинете директора не должна витать эмоция страха. И теперь у него рабочий стол отдельно, а перед ним — два диванчика друг напротив друга, стол между ними и удобно расположенный экран для презентаций и видео. И можно было сидеть, закинув ногу на ногу или без стеснения пить свой чай в картонном стаканчике. Стоит признать, что Олег Дмитриевич даже высказал свое редкое «спасибо» за совет в ремонте, потому что планерки с учителями проходили гораздо продуктивнее, чем, когда учителя и сами тряслись от волнения в слишком официальной обстановке. Лешу так в Германии научили: школа — это твоя вторая семья. И если ты выбираешь профессию учителя, то в первую очередь ты должен думать не о высоком заработке, а о детях и о своих коллегах, которые тебя могут многому обучить. На практике в Кёльне у Макарова был замечательный коллектив: класс учеников, которым нужно было преподавать русский, и немецкий класс, где нужно было провести пару уроков литературы. И все были вовлечены в процесс с головой — ученики были крайне любознательными и тактичными, а учителя предлагали Леше свою помощь и ждали его обратно после окончания университета. Но тогда Леша был больше похож на еще одного ученика, в своей футболке со странным принтом Есенина, чем сейчас. Сейчас он одним из последних заходит в кабинет Олега, потому что последний урок у восьмого класса был каким-то адом. Дети будто бы разом словили СДВГ, никак не концентрируясь даже на видео с немецкими блогерами. А Леша и сам хорош: к своей личной маленькой панике подцепил и их рассеянное внимание. Успокаивать нужно было его, а не их. И урок был каким-то скомканным, будто бы и не уроком совсем. Но выдать домашнее задание на перемене все-таки пришлось, долго объясняя, какое именно сочинение о каникулах ему будет нужно и по каким критериям он его будет оценивать. — You're late*, — Женя в своем черном худи, больше похожий на учителя физкультуры или труда, чем на того, кто идеально знает английский, сидит на одном из диванчиков, лениво закинув ногу на ногу и острой коленкой явно доставляя дискомфорт Маше. Та в своей яркой розовой рубашке и с такими же розовыми заколками на челке увлеченно читала что-то в телефоне и старалась занимать как можно меньше места. На планерках она была редко — обычно во время их проведения она водила детей в библиотеку на открытый урок или по музеям. Все-таки, учитель мировой художественной культуры должен был оправдывать свое звание. Юля и Игорь тоже уже были в кабинете. Олег за своим рабочим столом доделывал важные дела директора, и в целом, кроме Леши, не хватало только Кая — учителя математики в старших классах. Он был чуть старше Макарова и в этой школе работал уже шестой год. Леша слышал какую-то легенду, будто бы один раз Гетц закрутил роман с ученицей, но… кажется, это были слухи самой ученицы, которая свой аттестат закрыла с тройкой по геометрии, а не с необходимым ей баллом. — Ich habe nach deiner schuluniform gesucht*, — отшучивается Леша, занимая место на одном из свободных кресел. На столике, как обычно, стаканчики, наполненные кипятком, на тот случай, если кто-нибудь захочет выпить чаю или кофе, когда планерка затянется. Такое происходит перед каникулами и после, как уже понял Леша, отгуляв свою положенную неделю осенью и зимой. Сейчас им нужно будет обсудить фронт работ, поговорить о мероприятиях и… о театре, будь он не ладен. — Всем добрый день! Женя усмехается, дотягивается до Леши и в шутку ударяет его по коленке. К их перепалкам на разных языках в школе за последние месяцы уже привыкли, а директору все в радость, если в коридорах нет учительских скандалов или настраивания детей против какой-нибудь преподавательской единицы. Леша улыбается в ответ, кидает в кипяток пакетик чая с бергамотом и откидывается на спинку кресла. Обстановка такая привычная, что его тревожность о недавних событиях утихает. Как будто и не было никакого Кирилла в его классе, и как будто бы никакой Кирилл не зазывал его детей в театр. Абсурд какой-то. Кай забегает в кабинет после того, как Леша делает первый глоток чая, чуть морщится от температуры и кивает в знак приветствия появившемуся математику. Когда Макаров сюда устраивался, то думал, что руководство будет проявлять больше эйджизма в сторону молодых преподавателей, а здесь? Здесь Олег Дмитриевич использовал не просто фразу «молодых преподавателей», а «молодых и перспективных». — Надеюсь, вы все хорошо отдохнули перед этой четвертью, — Олег закрывает крышку ноутбука, берет со стола пульт от экрана и выходит к коллегам, одергивая пиджак на ходу. Он садится прямо напротив Леши и, по факту, их разделяет только небольшой столик. Но Волков терпеть не может быть на расстоянии от своих коллег, когда нужно принимать коллективные решения для улучшения всеобщей работы. Может, по окончанию этого года им удастся получить статус лицея. — Но как мы уже сегодня заметили, проблемы пока те же? — Вы же сами понимаете, дети не будут сидеть на одном месте, — Игорь понимает, что речь идет о его шестиклассниках, про которых, кажется, вся школа в курсе. Потому что они дерутся, ругаются, бегают и много-много всего другого, что ставит все коридоры на уши. — Энергии тьма. — Поэтому, эту энергию нужно направить в нужное русло, — спокойно отвечает Олег, нажимая кнопку на пульте. На экране появляется презентация с разными графиками, и он ловко находит нужный слайд с вариантами, которые они могут себе позволить. Краем глаза Леша видит, как Кай дергается на фразе «в нужное русло», и прекрасно понимает, почему. Когда Макаров и сам был ребенком, этой фразой его и других детей в детском доме критиковали, наверное, сто тысяч миллионов раз. Это же так просто — сказать ребенку «знаешь, ты молодец, но вот твою бы энергию, да в нужное русло». Во-первых, что такое русло? Вряд ли шестиклассник знает. Особенно, современный. — О! Мы опять будем водить их в бассейн? Отлично, — у Игоря глаза загораются большой радостью и будто бы добавляется плюс сто к силе на этот день. В прошлом году младшие классы — до девятого — ходили в бассейн весь год раз в неделю. И Игорь это дело обожает, потому что они там играли в водный волейбол и плавали наперегонки. — Когда начнем? — На завтра тебе задание: нужно уведомить все классы о том, какие справки нужны. Сдать до конца недели, чтобы на следующей уже начали, нас там ждут. Тестовый вариант расписания я тебе направлю по почте, хорошо? Завтра после уроков зайдешь с информацией, что все в курсе. Олег обводит глазами коллектив, задумчиво потирает бороду и щелкает на следующий слайд. И, о нет. — Сегодня к нам в школу приходил руководитель одного из театров. У них неплохая репутация, к тому же, они выбрали только нашу школу для продвижения молодежного состава труппы, — Леша вообще не думал, что их директор так сильно увлечен театром. — Все расходы они берут на себя, для детей это абсолютно бесплатно. — Надеюсь, мои не согласились, — подает голос Женя. У него в руководстве выпускной класс: он сейчас разрывается между подготовкой учеников к ЕГЭ, выпускным и успокаиванием тех же учеников, которые боятся идти на экзамены. До каникул Леша был свидетелем того, как Женя участвовал в дискуссии о том, какого цвета должны быть ленточки и что в лимузине им общим классом ехать будет очень неудобно. — Иначе, мою голову можно будет использовать вместо Йорика. Юля тихо смеется, а Олег мягко улыбается и клонит голову. Макаров тоже искренне надеется, что у его учеников хватит ума не идти в театральную мастерскую. Он, конечно, хочет, чтобы они развивались во всех направлениях, которые им нравятся, пока есть возможность. Но… какое-то «но» есть. — Я попросил Кирилла — руководителя театра — предоставить списки учеников, которые ему написали, к завтрашнему вечеру. На самом деле, вопрос количества учеников нас волнует не так сильно, как то, за кем будет закреплен контроль проводимых репетиций. Понимаете, мы же не должны допустить, чтобы на репетициях было что-то… — он задумывается, стараясь выразиться более-менее корректно. — Непотребное. По-хорошему, они должны закрепить это за Юлей. Она же и социальный педагог, и психолог, и любительница театров. Как будто бы это мероприятие сделали специально для нее. Леша хмурится, рассматривая фотографии на слайде. Очень много кадров с репетиций и постановок, но ни на одном из них он не видит самого Гречкина. Неужели тот перестал играть? Да и вообще, почему он выбрал театр, говоря о том, что это просто для души? И закончил ли он свой экономический? Леше хочется потрясти головой, чтобы эти мысли и вопросы выпали из его головы. У него есть куча других забот и действительно важных дел, а не саморефлексия с погружением в прошлое. — Леш, ты нас слышишь? — Олег говорит чуть громче, вырывая Макарова из пузыря, в который он погрузился. — Юля не сможет взять это в свою обязанность, она будет помогать Евгению и другим классам с последними звонками и эмоциональной разгрузкой детей перед экзаменами. У нас остаешься только ты. Что? — Остаюсь для чего? — он искренне хмурит брови, осматривается по сторонам, а Олег щелкает кнопкой и слайд сменяется на следующий — с ним. Кирилл в центре сцены в расстегнутом пиджаке на голое тело, с зализанными как раньше волосами принимает аплодисменты от зрителей, широко расставив руки по разные стороны. Слишком много блесток и слишком много черных теней на его веках. Он — чертов солист Moneskin или любой другой рок-группы с Евровидения. Он на сцене — совсем не тот «сын маминой подруги», который приходил раздавать листовки детям пару часов назад. Кто же ты такой, Гречкин? — Нужно будет съездить вечером в этот театр, посмотреть, как и что у них происходит. Если все в рамках дозволенного, а этот анализ — под твою ответственность, то позже нужно будет присутствовать на занятиях два раза в неделю, вместе с детьми, — Олег клонит голову, рассматривая актеров на фотографии, что-то записывает себе в заметки телефона и кашляет в кулак, чтобы обстановка среди коллектива не была такой напряженной. В кабинете Волкова пахнет объемным запахом лилий из диффузора, который стоит на одной из полочек шкафа, все картонные папки стоят в алфавитном порядке, да и в целом все создано для идеальной атмосферы любого человека с ОКР. Но у Леши сейчас бардак и каша, прежде всего, в голове, поэтому этот запах цветов, на которые у него аллергия, только мешает сосредоточиться. — Но у меня предметники, которые каждый день готовы расплакаться от сложных пробников, — должен же быть хоть один аргумент, который его спасет. Или придется увольняться? Прийти и сказать «извините, я увольняюсь, потому что не хочу идти в театр к… бывшему?» — И еще факультативы, и… — И я посмотрел твою нагрузку: вторник и четверг у тебя не особо загружены. Либо, если ты так сильно не хочешь наблюдать за репетициями, я могу поменять тебя местами с Марией. Она ведет детей на плановую диспансеризацию в конце января, а потом у нее… Мария, напомните, что у Вас? Леша прекрасно понимает, что Олег свой выбор сделал. Даже, если у этой Маши есть какие-то скучные мероприятия зимой и весной, Леша уже не хочет идти на плановую диспансеризацию. Он помогал организовать ее в сентябре, и ему совсем не понравилось наблюдать за тем, как Маша готова была на себе волосы рвать, чтобы дети с разных классов организованно ходили по кабинетам государственной больницы с очередями из недовольных бабушек и громко ругающихся мужчин. Все, что угодно, только не районные больницы. — И мне нужно сидеть всю репетицию от начала и до конца? — Леша не дает ответить Маше, когда та поправляет розовую заколку и открывает рот, чтобы рассказать про свои мероприятия на зиму и весну. Но почему не предложить поход на каток? Может, в музей современного искусства? — Я думаю, только пару дней. Как только ты убедишься в том, что с детьми все в порядке, можно не контролировать их. — Надеюсь, нам дадут билетики, — оживляется Гром, так и не дав Леше возможности сказать «да, я согласен». Хотя, вряд ли кто-то думал, что у него есть вариант отказаться по-настоящему. — Пока не забыл: через две недели соревнования в десятой школе и нам… Что там «нам», Леша, честно говоря, уже не слушает. Он пьет свой горячий чай, который на вкус становится кислее и кислее с каждым глотком, пытаясь пальцами удержаться за стаканчик, как за что-то, что его спасет. Его сердце стучит рвано, чередуя биение с глубокими грудными вдохами, а в голове мысли бегают от одной стенки черепной коробки до другой. Это какой-то пиздец. И как с ним справиться, Леша себе пока представляет плохо.

ххх

К вечеру Леша стоит в одном из двориков между Садовой и Инженерной, докуривая сигарету и кутаясь в куртку сильнее. В Питере опять разбушевалась сильная метель, которая колючими хлопьями била по щекам и носу, а резкий ветер только подгонял ее выполнять свою работу лучше. Леше хотелось одновременно закутаться в шерстяной шарф до глаз и сбежать из этого дворика, плохо освещаемого фонарем и окнами жилых квартир с желтым светом, к себе в квартиру. Но часы показывали почти семь тридцать, а он обещал Волкову приехать к началу собрания театральной мастерской к семи. Потому что Олег, вроде как, договорился прислать своего сотрудника на разведку: чтобы познакомиться с коллективом театралов, обсудить набор детей и всякое такое. Под «всяким таким» Леша боится встретить там не только Кирилла, но и его друзей, с которыми он когда-то пересекался. Интересно, продолжают ли те болеть театральной жизнью? Или, может, Олеся ушла с головой в эзотерику, Марго с концами переехала в Германию, а Илья… ну, про Илью Леша мало знает. После планерки в школе Макаров бессовестно выругался, переступив черту кабинета директора и коридора, был пойман Женей и уведен в кабинет английского, где уроки на сегодня закончились. У Жени в кабинете много разных плакатов с популярными мемами, вырезки из комиксов и тексты песен на стенде, а не просто картинки, типа «Лондон — это столица» или что там еще входит в старую программу преподавания. Леша бы и сам был не против такого учителя, как Женя, потому что он очень внимательный и его хочется слушать, как сказку на ночь — о чем-нибудь историческом или научном. И так уж повелось, что после одной встречи в баре, Женя узнал все о жизни Макарова как в Германии, так и до нее. И так уж повелось, что про Гречкина Женя тоже знал на момент переезда в Питер: Леша тогда жил второй год в Кёльне, а Женя только-только приехал из Москвы, вписался в тусовку богатеньких ребят и развивал искусство и музыку. И с Кириллом пару раз пересекался на подобных мероприятиях. И как же сильно Женя удивился, когда Макаров рассказал о своем поступке. Буквально: блять, Макаров, а я думал, что ты у нас самый скромный! В этот же раз, после планерки, не было бара в кабинете английского, но Леша сидел на парте, высказывался не самыми приятными словами о той ситуации, в которую влип, а потом еще и фырчал на шутки учителя английского. Но это, вроде, помогло снизить градус встревоженности и странной злости, потому что… собственно, а чего Леше волноваться? Эти репетиции на него никак не повлияют — у него уже давно другая жизнь. Все, что ему нужно делать, так это выполнять свою работу и прислать финальный отчет Волкову через неделю — потом все закончится, он снова забудет о Кирилле. Ну, или сделает вид, что забыл. Потому что блок во всех социальных сетях в обе стороны, конечно, замечательный способ стереть прошлое, но… Это не работает, если ты встречаешь какие-то вещи, которые были связаны с конкретным человеком. Например, у Леши этот триггер произошел на еще одной спортивной машине, на архитектурной выставке в Штутгарте и на, как ни странно, гадальных картах одной из его одногруппниц. Женя, 19:26 Удачи! Леша невесело усмехается, читая сообщение от Жени, убирает телефон в карман куртки, чтобы его не замело снегом, и скидывает сигарету в мусорное ведро неподалеку от себя. Главный вход в театр, со стороны Инженерной, сегодня был закрыт, да и здесь было пройти незамеченным куда удобнее. Никаких спортивных тачек в округе Макаров не наблюдал: две недорогие иномарки, машина с местного каршеринга — а Кирилл теперь ходит пешком? Макаров стучит нога об ногу при входе, чтобы скинуть налипший снег с ботинок и джинс, стягивает шапку и шарф, зайдя в коридор, и пытается понять, куда ему идти. Наверняка, все уже собрались в основном зале у сцены, и кто-то особо умный придумал повесить таблички со стрелочками. Гримерные, буфет, фойе, реквизитные и сцена. Он на ходу снимает куртку, переложив телефон в задний карман, смотрит на свое отражение в зеркале: там с немного испуганным взглядом стоит такой же он — но с красными от мороза щеками, чуть растрепанными волосами и толикой вины в светлых глазах. Ему просто нужно пережить один этот вечер, дальше все пойдет легко. — Всем привет, — Леша здоровается первый, пройдя по узкому коридору к сцене. Он выходит с нижней стороны, где зрительские места. На первом ряду куча разложенных папок с листами, чьи-то вещи и рюкзаки с бутылками воды. На самой сцене не так много человек — их около десяти, они сидят прямо на деревянном полу в полукруге, где в центре находится Кирилл. Он в позе лотоса что-то суматошно объясняет, много жестикулирует и смеется. У него его отросшие волосы кудрями лежат по обе стороны от лица, на нем простая широкая футболка серого цвета — и Леша совершенно запутался. Какого Кирилла он знал и кто это сейчас перед ним? Макаров укладывает свои вещи на одно из кресел и подходит к сцене ближе. Она не такая высокая, чтобы Леша чувствовал себя неловко, когда на него будут смотреть сверху вниз, но он все равно прочищает горло, сглатывает странный комок волнения и убирает руки в карманы широких джинс, чтобы те не мешались. Среди театралов он видит только знакомое лицо Колецкого. Тот в удивлении поднимает брови, комично открывает рот и смотрит то на Кирилла, то на Лешу, и так повторяет несколько раз. Ему не хватает только встать в полный рост и закричать. Рядом с Кириллом, который, кажется, удивлен появлению Леши не меньше, сидит какой-то энергетический близнец Гречкина из прошлого: в бордовой водолазке, с подтяжками и очень сильно изучающим взглядом. У него прическа то ли Джонни Деппа, то ли рок-дивы, да и вообще он похож на того, кто воспитывался на песнях «Пошлой Молли». Леше от такого взгляда в свою сторону хочется подавиться слюной волнения. — Привет? — Кирилл поднимается с места первым, отряхивая широкие синие джинсы и устало потирая глаза. Вряд ли он думал, что Макаров вызовется тем сотрудником, который будет сидеть здесь несколько ближайших репетиций. — Тебя Олег направил? «Олег» от Кирилла звучит странно. Сами учителя директора так называют редко, только в тех случаях, когда он в своем плотном графике успевает заехать к ним на какое-нибудь мероприятие. Последний раз это было в начале декабря на квартире у Пчелкиной, когда они собрались обсуждать Новогодние мероприятия, а в итоге играли в Мафию и почти что разбили пустую бутылку из-под джина. Но Гречкин его имя произносит так, будто Олега тут знают все. И не как коллегу или партнера от школы, а как кого-то своего. Но только что тут может делать Волков? — Да, Олег Дмитриевич меня направил, — делая упор на последнее слово, отвечает Леша. Напряжение между ними со сцены вниз натягивается тонкой электрической струной, на которой скоро можно будет сыграть одну из гитарных мелодий. Но они же профессионалы своего дела, которые не убегут в гримерную обсуждать все прожитые четыре года друг без друга. — Я задержался в школе, введете в курс дела? Близнец Гречкина заметно усмехается на фразе «Олег Дмитриевич», и Лешу это смущает. Этот театрал ему нравится пока что меньше остальных, другие хотя бы не смотрят с заметным осуждением и чуть-чуть презрением. — Конечно, — Кирилл спокойно пожимает плечами и собирает себя в самого себя лучше, чем делает это Леша. — Поднимайся, садись, мы как раз обсуждали репертуар на эту зиму для детей. Леше очень странно находится вот здесь. Сидеть в кругу театралов, слушать про «Дюймовочку» и «Оле Лукойе», которые будут ставиться для детской аудитории в ближайшие месяцы, наблюдать за Кириллом, который при чтении плана надевает очки для зрения, стягивая их с макушки, и чувствовать на себе заинтересованные взгляды окружения. Он, конечно, как профессионал, задает вопросы про состав учащихся, про роли для детей разных возрастов, но все ответы его устраивают. Это абсолютно адекватное место, где дети смогут себя проявить. Колецкий подсаживается к нему сразу же, выгоняя с места какую-то миленькую девчонку корейской внешности, пихает Лешу локтем под руку и почему-то чувствует себя так, будто они сто лет знакомы. Он изредка комментирует предложения Кирилла, выдавая Леше маленькую историческую справку о «Каморке» и… ладно, Леша рядом с Колецким хоть и чувствует себя, как в какой-то параллельной Вселенной, но успокаивается. — А ты разве не в Германии должен быть? — Илья спрашивает вопрос, когда у них маленький перерыв перед репетиционным прогоном старой постановки, которая крутится в театре круглый год. Они презентовали ее в сентябре, она рассчитана на взрослую аудиторию, и именно с нее Леша видел кадры на презентации. Даже с учетом того, что постановку все актеры знают от и до, Кирилл настаивает на ее прогоне каждую неделю. Леша и Илья сидят на креслах уже минут десять, пока все остальные разбрелись по своим делам. Колецкий покинул окружение Макарова совсем на чуть-чуть, а теперь со спокойным видом пил энергетик из банки и водил глазами по сцене. — А ты… — Да брось, все друзья Кирилла знают, — Илья пожимает плечами, и эти слова заставляют Лешу вжаться в сиденье. — Ну, кто с ним знаком с того времени. Но ты не переживай, я думаю, ему сейчас все равно. Он это пережил. Он это пережил. И вроде бы, это должно успокаивать? Но почему внутри узелок между ребер завязывается на бантик, который хочется развязать? — Появилась необходимость вернуться в Россию. Надеюсь, вернусь обратно в Штутгарт этим летом, — Илья кивает на слова Леши, тот проверяет свой телефон на наличие уведомлений и находит нужное. Свою работу на сегодня он здесь выполнил, оставалось дождаться того, кто его заберет. Потому что время на часах показывало половину десятого, а у него завтра шесть уроков и проверка трех тестов. — Мне уже пора идти, вообще-то. Илья провожает его до внутреннего коридора, где Леша смотрелся в зеркало и где идут разветвления на разные комнатки. Из гримерки доносился смех близнеца Гречкина, которого, как узнал Макаров, зовут Сергеем. И, если он правильно сложил пазл в своей голове, именно этот Сергей владеет Лахтой. В коридоре, у выхода, Леша встречает своего провожатого. Высокий мужчина стоит у стены, с интересом рассматривая фотографии с постановок в рамках на стене. Он складывает руки в замок за спину, аристократично держит осанку, и его черное пальто расстегнуто на все пуговицы. На плечах еще не все снежинки превратились в капельки воды, и он выглядит очень уютно. Немного не вписывается в такую бунтарскую атмосферу театра, но Лешу это заставляет улыбнуться. Как минимум, присутствие этого человека, с которым Леша провел все свое время в последние четыре года, работает как самое сильное успокоительное. Колецкий открывает настежь дверь в гримерку, когда Леша подходит к мужчине ближе, накидывая свою куртку и о чем-то перешептываясь на немецком. И, как думал Макаров в своей голове, дверь гримерки должна захлопнуться с обратной стороны. Леша бы ушел молча, без прощаний, но только вот Илья вытащил за собой в коридор и Кирилла, и этого Сергея с широкой улыбкой и хитрым взглядом. Который, как только спутник Макарова повернулся к ним лицом, застыл в явном удивлении. — Мне нужно прийти на пробы, верно? — Леша накидывает шарф, не завязывая его, потому что машина стоит прямо у входа, даже с включенным двигателем, чтобы не терялось тепло. — Я сообщу ребятам завтра, что они могут смело приходить к вам. Репертуар для школьных постановок неплох. Сергей клонит голову и складывает руки на груди. — Даже не представишь нам своего… кого? Леша давится воздухом и делает шаг в сторону к высокой фигуре. Так он чувствует себя не таким уязвимым, так ему не хочется провалиться сквозь землю — ниже Питерского метро. И так его не грызет совесть за прошлое: у него есть переезд в Германию, первый слет студентов в парке, дополнительные занятия по истории и первое знакомство с… — Август, — отвечает за Лешу мужчина с явным немецким акцентом. — Я Вас не знаю, поэтому не думаю, что говорить о наших отношениях будет… angemessen.* Кирилл клонит голову, кидает быстрый взгляд на друга, а Колецкий открывает рот, чтобы что-то сказать. Но Гречкин выставляет ладонь в его сторону и неоднозначно хмыкает. — Нашим гостям пора, — он обращается то ли к Сергею с Ильей, то ли к самому Леше, чтобы тот наконец-то покинул это здание вместе со своим кем-то. — Это будет уместно. Леша дергается от электрического тока, который пробегает по всему его телу, потому что Гречкин, блять, дразнится. Буквально переговаривается с Августом, работая за переводчика. — Ага, хорошего вечера, — Леша выходит из здания первым, оставляя Августу возможность аккуратно закрыть за ними дверь, а не хлопнуть ею с большой силой, чтобы это здание сложилось, как карточный домик, и никогда больше бы не напомнило Леше о его подростковых поступках. Кирилл остается в коридоре с друзьями. Настенные часы громко тикают, в основном зале на сцене шумят остальные театралы, а Колецкий громко свистит и ставит руки по бокам на талию. Он выглядит возмущенным, а Кирилл — очень уставшим. — Не делай вид, что тебе все равно, — говорит Илья, когда Гречкин с минуту смотрит на закрытую дверь, а потом возвращается к экрану мобильного. — Серьезно, Макаров тут? Я в ахуе. Когда он зашел в зал и… — И он с Августом, — добавляет Сережа, взлохмачивая свои волосы и поджимая губы. — Я даже не знаю, кто это, — Кирилл пожимает плечами и убирает телефон в карман. Он хрустит пальцами, вытягивая руки вверх для разминки. И очень сильно хочет стащить еще одну банку Рэд Булла из рюкзака Ильи, чтобы спокойно доработать пару часов репетиции. Сережа быстро гуглит что-то в своем последнем айфоне, а затем тычет экраном в лицо сначала Илье, а потом Кириллу. Тот, если честно, ничего не успевает прочитать. — Август ван дер Хольт, чувак! — в голосе Сережи очень много энтузиазма, а он — владелец крупнейшей социальной сети — редко чему-то удивляется. — Его компания помогала мне с системой безопасности для Лахты. И что-то мне подсказывает, что с твоим бывшим они не просто хорошие приятели. Сережа приобнимает Кирилла за плечо, с пониманием хлопает его ладонью, и Гречкин скидывает с себя чужую руку. Он раздраженно дергается, но ничего не комментирует. По крайней мере, ничего из того, чего от него ждут друзья. Он устало вздыхает, отходит от стены и поворачивается в сторону коридора, который ведет к сцене. Они и так достаточно потеряли здесь времени. — Да мне поебать, — не очень уверенно заканчивает он диалог, последний раз взглянув через плечо на дверь выхода, и направляется в зал, чтобы продолжить работу.