Живи, Серёжа

— Надо над твоим имиджем поработать, — заявляет Разумовскому Юля Пчёлкина, — понимаешь, люди лучше всего воспринимают картинки. Если хочешь выиграть суд, быть оправданным и получить обратно своё имущество, надо выглядеть прилично. Твоя история должна отразиться на внешности: ты пережил много ужаса, но не сломался. Впрочем, за год ты и так стал выглядеть старше лет на пять... Твой прошлый кэжуально-раздолбайский стиль одежды, в целом, характеризует тебя. Но сейчас в твоём образе должно появиться больше глубины и серьёзности. В гардероб стоит добавить больше контрастных цветов: светлого и тёмного. Надо показать, что ты — больше не тот псих в грязной смирительной рубашке. Волосы тебе подстрижём, а то они в ужасном состоянии. Сделаем каре, как раньше. Серёжа со всем соглашается: он не в том положении, чтобы спорить. Какая разница, во что одеваться? Всего пару месяцев назад его вытащили из психбольницы, где его вообще за человека не считали и довели до состояния, близкого к вегетативному. Потом чуть не убили и чудом спасли на операционным столе — Разумовскому до сих пор трудно дышать, надо принимать кучу лекарств и ежедневно делать перевязки. И теперь есть только один способ снова стать чистым перед законом и обществом. Получить шанс хотя бы в таком состоянии — будучи сломленным и больным — вернуться к более-менее нормальной жизни. — Повторим ещё раз нашу стратегию, — тараторит Пчёлкина, — все преступления Чумного Доктора совершал Олег Волков, который числился погибшим. Тебя он подставил: угрожал расправой, если ты расскажешь о его преступлениях, внушил тебе мысли о безумии и галлюцинациях. Олегу уже нет разницы, сколько убийств на него повесят, а тебе надо спастись. — Это всё равно несправедливо, — цедит Разумовский сквозь зубы, — не он совершал эти преступления, а моя вторая личность. — В нашем уголовном праве ещё не было прецедентов оправдания человека за терроризм из-за раздвоения личности, — парирует Юлия, — так что, обвинение Волкова — твой единственный шанс. У него ведь всё равно уже пожизненное. — Жаль, что меня не пустили к нему на свидание из соображений безопасности, — вздыхает Серёжа, — надеюсь, его привезут на заседание, хоть посмотрю на него... — Олег — самый опасный и охраняемый преступник в стране, — усмехается Пчёлкина, — его из камеры никуда не выводят, а если и выведут, то сразу на казнь. — У нас же мораторий... — Ага, но его легко отменить, а люди будут только рады. Сердце Серёжи сжимается. Придётся согласиться на сделку с совестью, как бы больно ни было. Он обязательно потом поможет Олегу, что-нибудь придумает... — Волков, на выход. Олег встаёт с железной койки, пристёгнутой к стене одиночной камеры. Поворачивается спиной к двери, просовывает запястья в открывшееся отверстие, чтобы конвоир надел на него наручники. Олег не знает, как долго он сидит здесь — в комнате нет окон, свет горит круглосуточно и ему никогда не сообщают, какое сейчас время суток. Вообще ничего не говорят и не отвечают на вопросы. За всё время его ни разу не вывели из камеры. Если его собираются вести на казнь — что ж, заслужил, — думает Волков, — жалко только, что Серого он больше не увидит. — Пусть только у Серёжи всё будет хорошо, — мысленно произносит Олег, когда его выводят из камеры в согнутом положении с мешком на голове, придерживая за плечо и скованные за спиной руки.