Плечи в синяках

Эд не помнит, когда он в последний раз так злился, так разочаровывался в ком-то. Пару дней назад впервые услышав от соседа о том, что Арсений за десять дней его отсутствия дома ни разу не появился, Выграновский лишь отмахнулся. Может просто совпало, что в именно в тот момент, когда консьерж поднимался за оплатой, Попов выходил в магазин или может в парке свежим воздухом дышал, в конце концов. Не будет же он и о таких мелочах в сообщениях докладывать, что за глупости. Вот только мужчина все продолжал причитать, что Арсений-то и ближе к ночи не появлялся, деньги, кстати, так и не сдал, а нужны-то они срочно, не успокаивался консьерж. Эд тогда почти машинально передал ему нужную сумму, мысленно же он все старался придумать Попову оправдание. В один момент даже решил, Арсений, наверно, к маме в Омск уезжал, решил скрыть, потому что та снова пьёт. Не хотел обсуждать это, вот и все. Врал, конечно, неприятно, но ничего ужасного его мальчик не делал. Вот только Выграновский ловит себя на мысли, что верится в это с трудом. Попов изменился, но почему, как, Эд понять не мог. Он знал, все не так просто, поэтому и решился пару дней проследить за парнем, посмотреть, что тот делает, когда Выграновского дома быть не должно аж всю ночь. Видимо, следил не зря. Красиво одевшись, даже натянув радостную улыбку, Арсений покинул квартиру часов в десять. Эд до последнего сдерживался, сидел в машине, хоть и хотелось выскочить, как только дверь подъезда открылась. Он старался успокоить себя тем, что парень просто идёт в магазин, вышел буквально на несколько минут за продуктами, только вот ближайший супермаркет в другой стороне, а Попов выглядит слишком уж красивым для похода за хлебом. Выграновский снова срывается. В квартире Эд бьёт остервенело, смотрит с такой яростью, что все внутри от страха сжимается. У Арсения от слез картинка перед глазами расплывается, но он все ещё чувствует на себе взгляд полный ненависти. Он даже не знает, от чего больнее, от ударов или от этого взгляда, пропитанного ядом. Сдержать себя почти невозможно, честно, на этот раз Эд и не пытается. Все полученные удары Арсений полностью заслуживает. Он его предал, позволил какому-то уебку касаться себя, решил, что может принадлежать кому-то еще, позволил себе полюбить другого. В том, что Попов не просто изменяет, он действительно влюблён, Выграновский уверен на все сто. Он ведь Арса знает, отлично понимает, что именно он испытывает, знает, что эти изменения не из-за обычного секса с левым мужиком. Наверно, Эда можно обвинить в лицемерии, ведь сам он изменяет регулярно, вот только Выграновский себя предателем вовсе не считает. Чувства он испытывает только к Арсению, а все остальное так, от скуки, от слишком однообразной, хоть и вполне счастливой, в его понимании, семейной жизни. Он изменял от нечего делать, а Попов от того, что Эд ему больше не интересен. Пазл в голове Выграновского складывается слишком быстро, будто до этого он был слеп, не замечал то, что твориться в жизни его парня. — Кто он? — шипит Эд. Его дыхание сбивается. Выграновский смотрит прямо в глаза, встаёт так близко, выглядит почти отчаянным, от чего Попов боится лишь сильнее. Он шумно сглатывает, продолжает рыдать, нервно качая головой. В ответ полная тишина, Арсений не может и слово сказать. Говорить и смысла нет, решает Попов. Этим он только Шастуна подставит, себе он уже не поможет. — Я спросил, кто он? — повышает голос Эд. Он бьёт об стену совсем рядом с головой Арсения, а тот успевает взвизгнуть и зажмуриться от страха, сильнее вжимаясь в стену. Тишину нарушает истеричный всхлип парня и его тихое «не надо», заставляющее хоть немного смягчиться. Эд плотно сжимает зубы, даже в какой-то степени жалеет Попова, видя его слезы и искренний страх. Обычно, когда Выграновского откровенно несёт, только его маленькое чудо может одним тихим всхлипом остудить пар, вот только сейчас это если и срабатывает, то как-то слишком слабо. — Просто ответь. Ты шёл к парню, тебя кто-то ждал, ведь так? — голос звучит чуть тише, Эд старается не сорваться, не придушить Попова прямо здесь, в прихожей. Подавить агрессию сложно, но Выграновский пока справляется, боится сотворить с Арсением что-то страшное. Знает же, что может. — Я-я шёл… Д-да, — голос хриплый, такой жалкий, что Выграновскому почти больно его слушать. Он отстраняется, на несколько секунд отворачивается, стараясь переварить подтверждение измены. Откинуть ярость сложно, но Выграновский прикрывает глаза, думает о чем-то. Неожиданно, в голову приходит интересная мысль, губы растягиваются в довольной улыбке, а поворачивается Эд так резко, что Попов снова жмурится, в ожидании удара. Попов эту улыбку ненавидит. За годы вместе он выучил, с таким лицом Выграновский делает все самое мерзкое. Эд аккуратно, почти нежно поправляет парню волосы, смотрит долго, заставляя нервничать сильнее. Ожидание удара затягивается, становится ещё страшнее, колени дрожат. — Любишь его, вижу. А он тебя? — ласковый шёпот на ухо, Эд аккуратно целует скулы, смотрит с интересом и явно ждёт ответа. Арсений ничего не понимает, молчит. Он уверен, Выграновский спрашивает не просто так, там где-то есть подвох. Как только он ответит, снова получит, приходит к выводу Арсений. Эд тянет за волосы, показывая, что игнорировать его точно не следует. Попов шумно сглатывает. — Да. П-п-прости меня. Я его л-люблю, — Арсений плачет, кажется, с новой силой. Он знает, Эд это так просто не оставит. Он готовится получить очередной удар, но вместо этого слышит лишь громкий, почти весёлый смех своего мучителя и чувствует, как его вполне нежно гладят по щекам. — Получается он ждал тебя и все видел? Этот трус даже не попробовал тебя защитить. Знаешь, почему? Потому что он лишь трахал тебя, а ты уши развесил, моя глупышка. Ему глубоко похуй на тебя. А мне нет. Никогда не было, любовь моя, — Выграновский даже не старается скрыть победную усмешку. Он знает, эти слова лучшее наказание для Арсения. Выграновский уверен, никто и никогда не полюбит Арсения так, как любит он. Эд бы без сомнений отдал жизнь за Попова, при этом, иногда он не в силах даже себя сдержать, избивая за любую мелочь. Может, для кого-то и парадокс, но Эд не всегда ладит с собственными чувствами. Арсений молчит. Он старается успокоиться, аккуратно цепляется за плечи Выграновского, чтобы не упасть на пол, как кукла, ноги не держат совсем. Эд держаться за себя позволяет, даже сам укладывает руку на чужую талию. Он перестает смеяться, теперь смотрит серьёзно, и Арсений слишком явно ощущает, как сильно больно Эду. От этого слезы из глаз льются лишь сильнее. Жалко не только себя, Выграновского в каком-то смысле тоже. — О-он и не должен был. Я н-не его, — тихо шепчет Попов. Кажется, врет сам себе. Он не знает, что хочет доказать этими словами. Наверно, в очередной раз старается внушить себе, что не всем на него похуй, что Шастун не защитил не потому что не хотел, а потому что и не был обязан. Хочет поверить, что это — нормально. — Вспомни, малыш, сколько раз я защищал тебя, когда мы даже знакомы нормально не были? — Эд тяжело вздыхает, а у Арсения перед глазами проносятся воспоминания из прошлого. Он отлично помнит. Работая официантом, Попов ни раз натыкался на грубости и даже приставания, вот только Эд всегда был где-то рядом и всегда отважно защищал его. Наверно, этим он вначале и привлёк внимание Попова. Когда все изменилось? Когда он из отважного защитника вдруг стал главным мучителем? Не сравнивать парней у Арсения не получается. Они ведь оба занимают в его жизни важное место, Попов, если честно, любит их обоих или, во всяком случае, ему так кажется. Антона он любит самозабвенно, отчаянно, Шастун нравится ему своей рассудительностью, уважительным отношением и заботой. Эда Арсений любит так давно, что делает это скорее машинально. Если подумать, Выграновский его точно не заслуживает, это даже Арсений понимает, вот только плюсы у Эда тоже есть и их прошлое просто так не забыть. — Э-эд… Отпусти меня. Просто о-отпусти, пожалуйста, — очередные всхлипы, и Выграновский чувствует, как слова парня больно бьют по нему. Арсений быть с ним не хочет, не любит больше, так, как раньше, и от этого Эд впадает в отчаяние, только бы Попова возле себя удержать. Он своего мальчика с другим не представляет, кто бы это не был. — Малыш, ты не видишь главного. Этот ублюдок совсем тебя запутал. Как ты можешь уйти к человеку, который ради твоей безопасности даже по лицу получить не готов? Ты бежишь к человеку, который не готов тебя принять, — Эд обнимает крепче, давит своими словами, а Арсений позволяет, просто виснет на нем, истерично рыдая куда-то в шею. Попов действительно запутался. Сколько бы Арсений не искал оправданий, сколько бы он не размышлял, он понимает одно, Антон просто решил не вмешиваться, закрыл на все глаза, скорее всего, просто струсил. Но кто такой Арсений, чтобы его осуждать? У Попова-то страхов больше будет. Вот только… Надежда на то, что от Эда можно уйти и попробовать построить новую жизнь с Шастуном все-таки разбивается. Слишком наивно, слишком глупо. Арсений вдруг ловит себя на мысли, что больше не доверяет, Антон теперь кажется ему ненадежным, несерьезным, снова чужим. — Эд, мне страшно с тобой, — тихо срывается с губ Арсения. Парень не знает, ударят ли его в следующую секунду, но на всякий случай прячет лицо руками. Вместо очередного удара, Выграновский бережно убирает руки Попова, гладит по щеке, легко касаясь костяшками пальцев. — Не бойся. Никогда ведь не боялся меня всерьёз, сколько бы я не… буянил. Малыш, я готов простить тебя. Я не могу позволить тебе уйти. Не к какому-то трусу, не от меня, — Эд выдавливает из себя улыбку, прижимает к себе, целует сам, не спрашивая разрешений. Попов слабо отвечает. Он и сам не знает, зачем. Перед глазами Антон, парень будто даже ощущает его руки на себе, но нет, перед ним все еще стоит Выграновский, который сильнее вжимает в стену, опускает руки на талию. Страстно, уверенно, привычно. Арсений не может сказать, что ему приятно, но и дискомфорта он не испытывает. Близость эта будто родная, хоть и оставляет какой-то горький привкус. Арсению сейчас нужно время, нужно подумать обо всем, но его не очень и спрашивают. Эд привычно берет свое, удерживает рядом. Уйти от него, наверно, Попов может. Ну, ударят его еще несколько раз, может Выграновский до серьёзных травм доведёт, но уйти Арсений все-таки может. Вот только… Попов все ещё твердо уверен в том, что уходить надо куда-то, а его единственный вариант, шанс, Антон к этому явно не готов, Выграновский прав. Уходить в никуда страшно, может лучше остаться там, где хоть иногда бывает хорошо? — Эд… Пожалуйста… Я бы не хотел сейчас заниматься сексом, я не уверен… Можно? — Арсений спрашивает робко, нервно сжимает футболку Выграновского, чувствуя его руки на своих бедрах. Эд злится. К своему любовнику Попов явно не фильм смотреть направлялся, а с ним вдруг не хочет, проносится в голове. Выграновский поджимает губы, но сдерживается, на этот раз проглатывает и это. — Хорошо. Не сегодня. Арсений, надеюсь, ты понимаешь, что этот кто-то должен навсегда исчезнуть? Я даже не хочу знать, кто это, потому что ты с ним никогда больше не будешь. Мы ведь можем быть честны друг с другом, я ведь могу тебе впредь доверять? — Эд от напряжения челюсти сжимает, взгляд Выграновского темнеет. Попов невольно начинает поглаживать его по плечам, чтобы успокоить. Рефлекс. Молчание затягивается. — Эд, а у тебя… Кто-то есть, был? — шепчет Попов. Он решает, если Выграновский признается сейчас, он тоже все забудет. Арсений постарается вернуть охладевшие чувства, изменить их отношения, сделает для «них» все. Он забудет про Шастуна, запретит себе даже думать о нем, навсегда вычеркнет из жизни. Попову нужно лишь небольшое доказательство того, что Эд действительно готов меняться, хочет работать над отношениями. Они оба наделали много глупостей, но Арсений хочет быть уверен, что Выграновскому все ещё можно доверять. — Я не трахаюсь с кем попало, любимый. У меня никого нет, — язвит Эд и при этом смотрит так невинно. Попов издает непонятный, нервный смешок, сам больно бьётся головой об стену. Он видит непонимающий взгляд Эда, смеётся так громко, что кроме собственного смеха больше ничего вокруг не слышит. Вскоре смех вновь переходит в слезы, остановить которые Арсению не удаётся. Он понимает, все это — очередной способ манипуляции, не более. Выграновский не способен измениться. Даже ради него. — Я видел тебя, Эд. И засосы тоже видел. Я не глупый, не настолько, понимаешь? Между нами больше никогда не будет чего-то искреннего, понимаешь, Эд? — голос Попова дрожит, но говорить он не перестает. Он не может. Хочется высказаться, поставить точку. — Чего? Тебе, наверно, как обычно, показалось, надумал чего-нибудь, — фыркает Эд в своей привычной манере, сразу переходит в защиту. Попов губы поджимает, решительно направляется к двери, но его так просто не отпускают. Эд хватает за руку, тянет на себя, не позволяет сбежать. — Я видел. В твоем кабинете. Прямо перед командировкой. Ты мне противен. Хочешь честности? Хорошо. Я изменил тебе в тот же день, у тебя на работе, и ты даже никогда не узнаешь, с кем. Ты меня ненавидишь, я всегда именно это от тебя и чувствовал, а сейчас я сам тебя ненавижу. Боже, ты бы знал, как сильно я тебя ненавижу, — Арсений почти шипит, чувствует, как Выграновский оставляет синяки на его руке, сжимая её все крепче. Очередная пощечина заставляет резко отвернуться лицо, но Попов не вскрикивает, терпит молча. — И с кем же ты трахался? Кто подобрал тебя, когда я был занят сексом с кем-то посексуальнее, м? Бесишь, блять, — мягкость Выграновского испаряется так, будто он и не нежничал всего минуту назад. Парень грубо тянет за волосы, а Попов тихонько скулит, послушно задрав голову. Он больше не плачет. Кажется, после сказанного становится даже легче, будто камень с плеч. Эд молчит, смотрит в глаза, а Попов лишь ждёт очередной поток яда от него. — Я никогда тебя не ненавидел. И ты об этом знаешь. Я даже сейчас не знаю, чего хочу больше: ударить тебя или поцеловать. Ты сам знаешь, что так сильно никто тебя никогда не любил, особенно, этот трус. Иди. Сравни. А когда поймёшь, что нужен ты только мне, я подумаю, принять ли тебя назад, — шипит Выграновский. Арсений от напряжения в очередной раз прокусывает щеку. На секунду Эд прижимается сильнее, и Арсений в страхе старается отстраниться, но Выграновский лишь открывает дверь позади него, смотрит выжидающе, отстраняется. Попову требуется почти минута и три глубоких вздоха перед тем, как он робко проскакивает в подъезд. Наверно, Арсений никогда не забудет брошенный напоследок взгляд Выграновского. В нем действительно не было ненависти. Была боль, разочарование и, кажется, даже страх. Попов не даёт себе подумать, бежит вниз по лестницам, почти падая. Свежий воздух немного отрезвляет. Туман постепенно исчезает из головы. Он вдруг чувствует себя таким одиноким в огромном мире, где остальным нет до него дела. Арсений делает несколько глубоких вздохов, старается успокоить накатывающую панику, понимая, что сейчас просто не время. Надо бы выйти на дорогу, постараться остановить такси, ведь вызвать без телефона не получится никак. Попову страшно остаться на ночь на улице. Здесь холодно и одиноко. Было бы намного лучше поехать к Антону. Так есть хоть мизерный шанс на то, что его не выгонят спать в подъезде. Попов чувствовать себя преданным, наверно, не должен, вот только именно так эта ситуация и ощущается. Шастун позволил наказать Арсения за отношения с ним же. Рациональная часть Попова напоминает, что Эд — его проблема, не Антона, но глупое «он мог хоть попытаться» мыслить нормально не дает. Погруженный в собственные страдания, Попов даже быстрые шаги не слышит, лишь смотрит в одну точку. — Арс, боже, — Попов слышит чей-то шёпот совсем-совсем близко, растерянно поднимает взгляд, когда его без особого труда поднимают на руки. Арсению такое не нравится, он хоть и сам собирался ехать к Шастуну с просьбой о помощи, крупицы гордости он собирался сохранить. — Я сам, — тихо бурчит он, хоть и совсем не в состоянии. Антон смотрит с жалостью, качает головой и аккуратно несёт к своей машине. «Не уехал» — проносится в голове Попова с облегчением, которое он моментально отсекает. Антон усаживает в машину осторожно, за несколько секунд садится рядом, осматривая парня со всех сторон. — Арс, у тебя кровь, — тяжело вздыхает Шастун, замечая окровавленную губу и капли на шее. Арсений даже в зеркало не смотрит, никак не реагирует на эти слова. Он отлично понимает, ничего успокаивающего в отражении не увидит. Парень лишь машет рукой, мол, похуй и жмется к двери машины, явно сохраняя дистанцию между ними. — Наверно, не совсем время для этого всего, но я хочу извиниться. Я не вступился за тебя, хотя был обязан. Если честно, тупо струсил и вовремя не догадался. Я волновался за тебя, даже не смог уехать. Мне очень жаль, правда, — тихо говорит Антон, отлично понимая, что даже в таком состоянии, Попов успел бы оценить его малодушный поступок. Хочется сразу загладить вину, хоть попытаться объясниться. — Можно я переночую у тебя пару дней? — Арсений все слова игнорирует, переходит прямо к делу. Смущение и стыд за свое положение отступают, когда речь идёт о чем-то настолько важным, как ночлег. Попов для себя все решает, надо немного оправиться, а после поехать в Омск, к маме. Возвращаться в родной город неудачником не хочется, конечно, но что уж поделать. — Да-да, конечно, Арс. Ты можешь жить у меня столько, сколько сам захочешь. Можешь даже вообще переехать, — Антон, кажется, пытается пошутить, нервно ищет салфетки в бардачке, вот только громкая усмешка Попова заставляет замолчать, посмотреть на него удивленно. — Готов жить с человеком, на которого тебе плевать? Жил бы тогда с Ирой, — было бы очень жаль, если эта глупая обидка стоила бы ему нескольких спокойных дней в квартире Шастуна, но Арсений не может не сказать это. Он отворачивается, когда Антон хочет помочь, стереть остатки крови салфеткой, не позволяет прикоснуться к себе. Попов приспускает окно, чтобы глубоко вздохнуть. Обижается все-таки. Шастун ничего не отвечает, не может подобрать слов в свое оправдание и решает отложить разговор на потом, когда Арсений не будет в столь шоковом состоянии. Едут они молча, Попов и не замечает, как от усталости засыпает, прижавшись лицом к стеклу. Перед сном в голове проносится мысль, это его худший день рождения.