Альманах Богов

      — Скажите, отчего же небо такое голубое?       — Это... Мы ещё спорим об этом, но...       — Не-пра-виль-но, — его собеседник хихикнул, прикрываясь веером. — Потому что сегодня нет туч.       Константин вздохнул.       — Игорь, Вы такой... несносный господин.       — Сочту за комплимент.       Юноша покачал головой и достал портсигар.       Игорь Морозов... Занятный субъект. Сначала Константин принял его за богатую даму, что приехала в клинику при институте лечить кашель солнечными ваннами. Потом оказалось, что это мало того что не дама, так ещё и его сосед по общежитию.       «Вы не были на торжестве по поводу зачисления студентов... Я бы запомнил кого-то столь примечательного...», — удивлённо сказал Константин, помогая новоиспечённому соседу перенести чемоданы.       «Да-да, меня не было. Ах, знаете, примерзкая ситуация: мой работодатель загадочно умер посреди важного приёма, меня вызывали в суд...», — ответил молодой человек, доставая одежду.       «Звучит ужасно».       «Да, но меня радует, что герцог пошёл мне на встречу, — Игорь стал раскладывать её по шкафам. — Приятно, когда люди не мешают заниматься своими делами».       Сначала Константин не поверил, а потом прочитал свежую газету. И правда, не так давно на приёме у герцога Луца Абегяна умер какой-то столичный банкир, а в самой статье упоминался некий «Мор. И. И.», инициалы которого совпадали с инициалами его нового соседа. Сперва его рассматривали как подозреваемого, но почти сразу все обвинения были сняты: герцог выдвинул железное алиби, что тот вечер они провели вместе, и видели это если и не все, то большинство гостей и слуг.       «Ничего пошлого, — хихикнул Игорь. — Мы просто говорили о жизни».       — Как поездка в суд?       — Прискорбная трата времени.       Они прогуливались по террасе. Игорь обмахивался веером. По его словам, горячей стране – горячий климат, а он существо льдов и снегов... На жару все приезжие жаловались, и Игорь боролся с ней всеми доступными ему способами. Перламутровым веером, расписанным цветами, с петелькой из бисера, красиво обрамляющей тонкое запястье. Модной соломенной шляпкой с голубой шёлковой лентой, что спасала его от солнца. Аккуратными белыми хлопковыми перчатками и каким-то кремом, что пах розами и молоком, он спасал свою белую кожу от ожогов.       Игорь был одним из «морозовских мальчиков» – молодых людей, что за пример для подражания брали покойного мужа прошлого генерала-защитника, Инея Морозова. Удивительно, как простой деревенский юноша (или не юноша, вроде бы он был старше своего мужа), хоть и отчасти благородных кровей, смог так сильно всколыхнуть общество.       Константин не успел застать его в сознательном возрасте, но был знаком с ним из книг и портретов. Странный он был, этот Иней: свой образ он строил на врождённых хрупкости и аккуратности, всячески их подчёркивая, и, удивительно, людям это нравилось. А что поражало ещё больше, так это то, что у него было множество поклонниц женского пола, и поговаривают, что к ним он не то что бы был равнодушен...       Может, Игорь был результатом этой неравнодушности к какой-нибудь служанке, например? Манеры его были прекрасны, но при этом белоруким аристократом его назвать было сложно. Он хорошо вязал, сносно шил, любил прибираться... Да даже фамилия как у члена императорской семьи! Простора для фантазий была уйма, а азарта добавляло то, что Игорь про свою семью почти ничего не говорил, лишь то, что он ничегошеньки о ней не помнит.       Причём он точно врал. Отворачивался, не смотрела в глаза... Но так даже интереснее.       — Почему же прискорбная?       — Я могу доверить Вам пару секретов? — Игорь лукаво улыбнулся, прижав веер к губам.       Константин язык веера знал.       — Вы мне не доверяете?       — К чему этот вопрос?       — Прижатый к губам веер – «я Вам не доверяю».       — Константин, какой же Вы глупенький, — хихикнул Игорь.       — Думаете? — Константин нервно дёрнул бровью.       Для человека этикета, в частности, мыслящего рационально (каким Константин был), Игорь порой становился просто невыносимым.       — Уверен.       Игорь внезапно развернулся в другую сторону. Константин даже застыл от неожиданности.       — Вы постоянно подмечаете детали, да всё не те. Для научника – дурное качество, — лениво добавил Игорь. — Так можно и все деньги из казны потратить на какую-то глупость вместо чего-то важного.       — Что Вы имеете в виду? — Константин дёрганым рывком догнал своего соседа.       — Ваше представление о языке веера такая дурость. Вне балов его используют только шпионы да куртизанки, чтобы намекнуть своим сутенёрам, что их клиент – мерзавец. Мне не важно, считаете ли Вы меня хоть первым, хоть вторым, я буду оскорблён таким сравнением.       — Да... Не то чтобы... То есть! Нет, не считаю!       — Это раз, — Игорь будто бы не обратил на его слова внимания. — Два, запомните раз и навсегда...       — Но...       Игорь остановился и приложил свой веер к губам Константина. Юноша покраснел.       — ...Ни одна дама или кавалер, если они не глупы, никогда не будут иметь в виду то, что принято под жестом в обществе. Особенно, если они толкуют с близкими, — улыбнулся Игорь, снова раскрыл свой веер и начал им обмахиваться. Он продолжил идти дальше.       — Тогда зачем печатают бальные буклеты со значениями жестов?..       — Потому что всем эта глупая условность удобна. Так ещё меньше ясности, что именно кто-то кому-то хочет сказать.       — Как же сложно...       — А я веер к губам я приложил по привычке.       Константин поджал губы.       — Прошу меня простить в таком случае.       — Я и не злился.       — Вы назвали меня глупым!       — Я не злюсь на глупых людей. На злых, лживых и гнилых – да, а на глупых... Все мы глупы, так или иначе.       Константин вздохнул. И не поспоришь.       — Так можно доверить Вам секрет?       — Ну, если Вы мне всё же доверяете...       — Не льстите себе, это вопрос из приличия.       Константин фыркнул.       — Вы такой вежливый.       — А какой же ещё? — хихикнул Игорь. — Ну, это даже не секрет, а так... Мои эмоции и догадки.       Он остановился у ограждения и как-то романтично уставился на воду.       Константин встал рядом. Честно говоря, стоять почти на краю террасы было жутко: в самом низу жадно волновалась глубокая, холодная вода, а отделяли их друг от друга лишь небольшое каменное ограждение да тридцать метров высоты. Многих море уже успело забрать: и отчаявшихся больных, и неудобных кому-то людей, и пронёсших на остров строго запрещённые, но не менее от этого желанные спиртные напитки...       — Как же герцог меня своими ухаживаниями... Ах... — Игорь застучал пальцами по ограждению.       — Он за Вами ухаживает?!       — Делает вид, что он мой друг и помогает именно поэтому... Но мне не пятнадцать лет, я вижу, что именно за этим дружелюбием кроется.       Константин настолько сильно тряхнуло от неожиданности что он чуть не стал очередной жертвой недостаточно высокого ограждения. Вроде, шокированные студенты ещё ни разу не срывались вниз.       — И Вы так просто отказываетесь?!       — Не то что бы. Держу на расстоянии, всё же, дело нужно закрыть, а так... он мне не интересен. Богатство у него есть, но не духовное.       — И он... Ну...       — Если волнуетесь за мою сохранность, то не стоит. Он не сумасшедший, чтобы насильно кого-то к чему-то принуждать. Особенно того, кому он симпатизирует.       — Ну, знаете, о нём ходят разные слухи.       — Если он отвратительный управленец, ходит по юбкам и завтракает ананасами в шампанском, это ещё не значит, что он домогается до всех подряд.       — «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй», — огрызнулся Константин. — Менее тошнотворным его это не делает.       — Да Вы, батюшка, оппозиционер, как я посмотрю. Коммунист?       — Екрицария – моя вторая родина, а если учесть, что творит этот самодур...       — Лжебоже, пожалуйста, давайте без политики. Я могу судить о нём, только как о моём неудавшемся хахале.       Константин прыснул.       — Хорошо. И что же он творит?       — Подарки на каждое слушание таскает. Вот видите эту подвеску?       — Да.       — Честно, ношу только ради приличия, терпеть рубины не могу. Ещё и в рестораны пытается водить.       — И зачем?       — Надеется на большее расположение.       — Как печально.       — И не говорите. Ну, это хотя бы какое-то разнообразие. Сам суд уныл донельзя, а вкусненько отобедать... Эх, это я всегда рад.       — Кстати говоря, что это за суд? Я так и не понял ничего из газеты. Я не нашёл ничего толкового о нём, всё вокруг да около...       — Умер банкир из Святопавловска, Акакий Терентьев. Думали сначала, что сердечный приступ, а оказалось, что отравили. И поделом.       — Звучите как-то... жестоко.       — Наелся ананасов с рябчиками и издох, — фыркнул Игорь. — В газетах про это не пишут, но эта гниль отбирала обманом у стариков квартиры, а потом перепродавала их втридорога.       — Какой кошмар...       — А ведь мне приходилось на него работать. Скучный человечишка, думающий только о деньгах. А я был его любимым работником... Постоянно возил ему чай в три. Плевал в чайник, а никто так и не заметил.       — Какой Вы пакостный. Лучше бы стариков так рвались защищать.       — Он бы ограбил больше людей, если бы я не подсуетился с некоторыми бумагами.       — То есть, Вы – тихушник?       — В лоб действуют только дураки.       Игорь фыркнул и пошёл по направлению к их комнате.       — Одним словом, этот Ваш бывший работодатель – отвратительный человек,— закончил за него Константин.       — Злой, лживый и гнилой. Всё как я не люблю.       — Злитесь на него?       — Сильно.

***

      Учёба шла размеренно, если бы не одно но.       Профессор Панос Махур. Их преподаватель древних языков.       Ох, и как же этот тип злил Константина! Напыщенный, самовлюблённый! Так часто ссылаться в лекции на свои же книги надо было уметь... Древние языки преподавались в пробном формате, как сказал профессор: «ради общего развития, а вдруг кто-то из вас захочет перевестись на нашу новую кафедру истории и языков?»... Зачем и откуда такая кафедра в Метсалийском Институте Медицины, нет, даже не так, Медицины!, вопросы, конечно, хорошие, но увы и ах, без ответа. И, если Константин ходил на этот предмет, хоть и скрепя сердце и скрипя зубами, то вот Игоря этот предмет злил до ужаса.       — Вот тут вот ошибка.       Он отложил методические материалы и ткнул пальцем куда-то в недра текста.       — Это слово «благо», а не «блажь».       — А в чём разница? — зевнул Константин. Ему страстно хотелось спать на этих занятиях.       — Блажь это нелепая причуда или прихоть. А благо это что-то полезное. Да тут весь смысл текста меняется!       — Подожди... Да ну... Ладно, ты прав.       — А тут вообще половина предложения не переведена. Подожди... «И пускай каждый возьмёт столько, сколько ему причитается, коли его сердце не может сказать, сколько ему надобно». Да что ж такое...       — Разговорчики? — профессор Махур склонился к ним и раздражённо накрутил ус на палец. — Это индивидуальная работа, не отвлекайте соседа, господин Морозов.       — Вы же знаете, что данный перевод содержит кучу ошибок? — поднял одну бровь Игорь. — Куда не ткни, то несостыковка, то путаница в словах, то ещё лжебог знает что.       — Морозов, я тут профессор или ты?       — Если мне не изменяет память, то Ваш профиль – сенсология, а никак не лингвистика.       — Язык – часть мыслительной деятельности человека. Я имею полное право его изучать.       — Так изучайте! — Игорь начинал заводиться. — Я в прошлый раз к Вам подходил по поводу ошибок в тексте, Вы головой покивали, мол, исправите, а по итогу даже тут почти те же самые опечатки! Сами послушайте: «это есмъ блаже, iма ему бгъ хладовъ»... Откуда здесь «это»?! Такого слова на древнем нет и не было! Тут по контексту должен быть «сей» или хотя бы «сiм»!       — Морозов, ради всего хорошего в этом мире, помолчи, пожалуйста, — профессор начал багроветь по мере тирады студента. — Ты ничерта в предмете не смыс...       — Это я-то не смыслю?! Значит так, шутiла граховый, чобъ тобе въ ночiне бгъ прiвiделося, чобъ от страстей тобе обсыпало со темечъке до паганэ пяткi! Я рос среди языка и знаю его явно лучше всяких самодуров!       Он вскочил с места и стал собирать свои вещи.       — Я отправлю Ваш убогий методический материал в кунсткамеру, там животики от этого надорвут! Ужас! Позор!       — Морозов, сел на место!       — Увы и ах, почтамт закрывается в пять, а уже четыре вечера!       Профессор стукнул по их столу кулаком.       — Морозов, сядь!       — До свидания!       Тот буквально выбежал из кабинета.       — Как набегаешься – к ректору! — гаркнул мужчина ему вслед.       «А я ведь надеялся сегодня спокойно помочь тёте», — со вздохом подумал Константин, точа карандаш.

***

      Обычно, после занятий Константин шёл в кабинет своей тётушки Аганис, ректора их Института. Она была единственной его семьёй: мать Константина умерла при родах, а отец спился. Тётушка была старшей сестрой его мамы и, как злые языки говорят, ударилась она в науку, чтобы изобрести лекарство от бесплодия, от которого страдала всю жизнь, что в подвалах Института стоят банки с зародышами, из которых она делает жуткое лекарственное варево... Наверное, не стоит говорить, что это было домыслами.       Аганис была спокойной, тихой и ласковой женщиной, самым близким человеком для Константина. С детства он сидел в её пыльном кабинете, рассматривая справочники по медицине, пока она писала очередную научную работу за какого-то студентика за гроши, потому что денег не хватало. Но, со временем, её труды оценили по достоинству, и она заняла пост ректора.       Обычно Константин за минут тридцать сортировал пришедшие на проверку научные работы, а потом они пили чай и болтали обо всём. В кабинете тётушки всегда было тихо и спокойно, он знал, что мог сказать что угодно, и его услышат. Но сегодня...       Сегодня у него всё валилось из рук. Профессор Махур вломился в кабинет минутой раньше него, и стал на повышенных тонах чуть ли не материть Игоря, мол, парень не знает своего места, что перечит старшим, таких, как он, нужно исключать за отвратительную дисциплину...       — Панос, извини, давай сначала. Он просто указал тебе на ошибки в методических материалах?..       — Да, но как! Без доли хоть какого-либо уважения и почтения!       — Слушай, я... — Аганис вздохнула. — Я до сих пор не уверена, что твоя затея с кафедрой выгорит. Да, герцог дал на это добро, но он не разбирается в предмете того, что мы тут изучаем.       — А может, это ты мало что смыслишь в предмете, Аганис? — мрачно сказал Панос. — Герцог думает о развитии нашей земли, у нас ни одного гуманитарного училища нет, все едут в столицу, да там и оседают! У нас почти нет переводчиков и лингвистов!       — Господин Махур, — тут уже Константин не выдержал, — не оскорбляйте мою родственницу. В материалах правда были ошибки, Игорь до этого вполне вежливо указал Вам на них, но Вы его проигнорировали и стали пытаться строить. Я не знаю, откуда он родом, но древний язык он правда знает хорошо. Лучше бы попросили его отредактировать тексты, он вон как на нём шпарит!       Профессор резко обернулся и, в два шага пролетев расстояние между ними, ткнул Константина в грудь.       — А ты, щенок...       — Извините, меня задержали, — появление Игоря было как снег на голову, все резко обернулись к двери. — Я встретил герцога по пути обратно и, мадам Сутулина, он передал Вам письмо.       Он достал из сумки конверт.       — Морозов, бестолочь, ты сейчас же...       — Я не буду с Вами разговаривать, профессор, — холодно улыбнулся Игорь. — Меня ждёт вечерний семинар, и уж там преподаватель на голову компетентнее Вас. Приятного вечера.       Ушёл он так же неожиданно.       Аганис раскрыла конверт и, бегло пробежавшись глазами по письму, удивлённо вздохнула.       — «Я, герцог Луц Абегян, увольняю и лишаю всякой научной степени профессора (бывшего) Паноса Махура, и требую исполнить это требование до пятнадцатого числа следующего месяца. Увольнение происходит по причинам»... Ох, тут статей десять...       — Дай сюда! — профессор вырвал бумажку из рук тётушки и стал его читать. — Это нонсенс! Подделка!       — А по-моему, подпись вполне настоящая, — сказал Константин, заглянув профессору за плечо.       — Дружка своего покрываешь?! — взорвался мужчина. — Все Вы тут... Гады! Мрази!       — Панос...       — Особенно этот твой Морозов! И что ты в нём нашёл?! Втрескался небось, потому что как такого сволочного и подлого человека можно покрывать, если не любить?!       — Панос!       — Профессор, Вы не правы, — мрачно ответил Константин. — Я считаю, что в этой ситуации Вы ведёте себя... по-детски!       — По-детски?! И это мне говорит молокосос, у которого молоко на губах не обсохло?!       — Вон из кабинета! Оба!       Аганис вскочила из-за стола.       — И не возвращайтесь, пока не научитесь себя вести!       Она вдруг схватилась за сердце. Профессор спешно удалился, а Константин бросился к шкафу. Достав оттуда бутыль с лекарством, он налил половину рюмки и, разбавив его водой, протянул задыхающейся родственнице.       — Тётушка... Извини, я...       — На ужине поговорим, — ответила она, не дослушав.       — Да, прости. Отдышись, пожалуйста, и заканчивай работать сегодня.       Он быстро собрал свои вещи.       Последний год у тётушки усилились сердечные боли. Константин жутко переживал по этому поводу.       Выйдя из кабинета, он столкнулся с профессором. Тот, брезгливо скривившись, бросил в него перчатку.

***

      — Игорь!       Его сосед сидел на камне, опустив какую-то ветку в воду и водя ей из стороны в сторону. Вид у него был крайне умиротворённый.       — Ты рано сегодня, — отозвался молодой человек, но к Константину не повернулся. — Обычно ты заканчиваешь помогать тётушке в семь. Или это из-за письма герцога?       — Да.       Константин встал рядом.       — Ты правда случайно столкнулся с ним на улице?       — Угу. По пути в почтамт.       — Не пойми меня неправильно, но... Точно случайно?       Игорь фыркнул.       — Если я правильно понял то, на что ты только что очень опрометчиво намекнул, то ты завтра же съедешь в другую комнату. Ты постоянно пытаешься обвинить меня в том, что я торгую собой, и мне неприятно это слышать. Мы просто столкнулись на улице, я пожаловался на поведение господина Паноса, а он сказал, что он его достал, и что мне нужно передать ему какое-то там письмо. Что там написано – чёрт его знает, я культурный человек и чужую корреспонденцию не читаю. Я не бегал к нему плакаться и просить протекции, мне даже связь с ним не интересна и я стараюсь его лишний раз избегать!       — Правда что ли?! Тогда бы сам постоял за себя: герцог написал ему увольнение из института, а профессор Махур из-за этого вызвал меня на дуэль! Т... Трус!       Игорь злобно шлёпнул веткой по воде.       — Это кто из нас ещё тут трус?! Какого дьявола ты обвиняешь меня в своих проблемах?!       — Да потому что если бы не письмо герцога, то дуэли бы не было!       — А я-то тут причём?! Я письмо писал по-твоему?!!       Игорь сжал кулаки.       — Значит так, Константин, у всего в этом мире есть предел. Чтобы завтра я тебя в нашей комнате не видел!       — Даже не мечтай!       Игорь вскочил с камня.       — Тогда я выкину твои вещи в море! Все! До единой! И-и замок поменяю!       Он всхлипнул, развернулся на каблуках и убежал. Константин ошалело проводил Игоря взглядом. До него запоздало дошло, что он перегнул палку.

***

      — Чего желаете-с?       — Шампанское. Много шампанского.       — Снежок, пить шампанское на голодный желудок – очень вредно.       — Ладно, убедил. Принеси мне гроздь винограда.       Константин покосился на Игоря. Он уже как десять минут бесцельно бегал глазами по меню: после вчерашней ссоры, они не разговаривали весь день. Когда Константин вернулся с вечернего семинара, Игорь уже крепко спал, укутавшись в одеяло по самую макушку. И как он не упарился?..       А на утро он будто бы исчез. Константину казалось, что он видел его белокурую головку в экипаже по пути в город, но не был в этом до конца уверен. Тем не менее, когда он пришёл с занятий, их дверь была закрыта на замок. А ключ Константина не подошёл.       Значит, про замки Игорь не шутил.       Зато он любезно оставил свёрток с его парадным костюмом у двери. Константин кое-как привёл себя в порядок в общих купальнях и направился на праздник.       Сидели они рядом. Места согласовывались заранее и, кто же знал, что они с соседом так сильно разругаются всего лишь за сутки до ужина?!       — Мне... Хм... Салат из осьминогов в вине и апельсиновый напиток.       Краем глаза Константин увидел, как Игорь скривился.       — Хорошо, ожидайте.       Официант ушёл. Игорь вздохнул и стал наблюдать за танцующими парами, обмахиваясь веером.       — Игорь, всё в порядке?..       — Мхм, — он даже не повернулся.       — Этот официант ведёт себя не слишком... панибратски?..       Иней резко сложил веер и так же резко повернулся, смерив Константина презрительным взглядом.       — Заволновался, что я очередного своего мужика сюда притащил? Так вот, разочарую: именно так. Это мой муж.       Константин даже опешил.       — Вы замужем?.. А как же кольцо?..       Игорь фыркнул и достал из-под рубашки цепочку. На ней висело кольцо.       — Я постоянно работаю с химикатами, а портить такую драгоценную для меня вещь не хочу.       — ...Извини.       Игорь молча повернулся обратно.       — Ваш заказ.       Официант поставил тарелки и графин на стол. Хлопнула пробка – в бокал Игорю налили шампанское.       — А... — неловко было начал Константин.       — Ручки на месте – сам себе нальёшь, — хохотнул официант. — Снежок, чего ты такой понурый?       — Ничего.       — Да я же вижу, что вполне чего.       Мужчина аккуратно взял Игоря за руку.       — Да... Нет. Ничего серьёзного. Просто мы видимся впервые за... Ох, сколько?..       — Ну, впервые за несколько месяцев.       — И ты, чтоб громом меня разразило, максимум что можешь со мной сделать – налить шампанское! А я хочу тебя то ли обнять и поцеловать, то ли стукнуть и укусить!       Он издал какой-то очень разочарованный булькающий звук.       — Я не против чего угодно, если ты коснёшься меня своими маленькими ручками и мягенькими губками...       — Прекрати вести себя как повеса.       — Я тебя не видел так давно и одурел от одиночества!       Он хохотнул. Константин неловко смотрел в свой салат.       — Зато я с хорошими новостями.       — У тебя всё получилось? — как-то взволнованно спросил Игорь.       — Не только. Так как я за месяц работы сделал заведению приличную кассу, мне разрешили устроить себе неофициальный выходной. У меня слишком симпатичное личико и никто не может устоять перед тем, чтобы вернуться к нам, пфу!       Игорь удивлённо ахнул.       — И мы...       — Всё моё время и я сам – твои от и до.       — Как здорово!       Игорь сразу повеселел.       — Пойдём, потанцуем, пока драгоценное время не кончилось, — мужчина протянул Игорю руку.       — Пойдём-пойдём!       Игорь вышел из-за стола. Константин грустно проводил его взглядом. Он ведь даже не успел с ним попрощаться на всякий случай... Каждый кусок салата туго лез, но поесть требовалось. Он не хотел привлекать к себе лишнее внимание.       Игорь и его муж (интересно, как его зовут?) быстро влились в стайку парочек и счастливо кружили по залу. Двигались они вполне умело. Интересно, где они этому научились?       Доев салат, Константин подлил себе шампанское. Становилось страшно.       Глянув на часы, он направился на улицу. Ноги тяжело его слушались.       — Пришёл, наконец?       Профессор мрачно курил трубку.       — Я ждал, когда мой сосед отвлечётся от меня.       И ведь почти не соврал.       — Кто секундант?       — Офицер Болонский.       Они прошли к старой площадке для дуэлей. Ох, и прилетит ему от тёти потом... Дуэли в университете запретили и ведь не просто так. А он...       — Ты писал прощальные письма?       — Нет, не было времени.       — Ну и правильно. Не накликаешь смерть.       — Я не суеверен.       — А зря.       Коробка с оружием выглядела красиво, но ужасно пасла запахом старого дерева.       — Выбирайте оружие.       Они взяли по пистолету.       — По местам.       Они встали в отмеченные плиткой круги, повернувшись друг к другу спиной.       — На счёт три поворачиваетесь и стреляйте. Да хранит вас лжебог.       — Болонский, мы научники, а не сумасшедшие, которые верят в эту чушь.       Константин вяло усмехнулся. Этот же человек только что говорил ему что-то по поводу суеверности…       — Извините, профессор. Раз, два, три...       Выстрел.

***

      — Я его убил.       Константин сжимал в заледеневших пальцах пистолет.       Тело профессора, всё в водорослях, набухшее и рвущееся, лежало тут, на операционном столе. В кабинете тётушки.       — Я его убил.       — Стреляться несмотря на запрет? Смело. И глупо.       — Вы злитесь?..       — Я же говорил, что не злюсь на глупых людей.       Тут был он, Константин, он, труп профессора Махура, он, его сосед и... какой-то мужчина в чёрном костюме. Тот, что обслуживал их столик на банкете, танцевал с его соседом. Его муж.       Он сидел в кресле напротив, постукивая пальцами по подлокотнику, и будто бы улыбался. Константин не мог сказать точно, он не мог воспринимать его лицо.       — Я его убил.       — Ты уже в третий раз это говоришь.       Его сосед достал изо рта профессора маленького краба и отпустил его. За окном пролетала стайка осьминогов.       — Я его убил.       — Нет.       Сосед обернулся и посмотрел на него белыми, пустыми глазами.       — Ты совсем забыл. Никого ты не убил. Ты сам умер.       — Нет... Я же...       — Точный выстрел. Прямо в сердце. Он был опытным стрелком, в отличие от тебя. Ты лишь разбил окно и перепугал всех до смерти. Особенно тётю. Тут уже ничего нельзя было поделать. И она сошла с ума.       Отвернулся. Достал инструменты.       — Нет... Нет, это неправда.       — Это правда. Посмотри на свои руки.       — Они в его крови.       — В твоей крови. Ты зажимал свою рану.       — Нет...       Страшно.       — А он... Ха, глупо было заниматься таким… Мхм… Креативом. Сколько там метров от террасы до моря?       — Тридцать.       Это знание почему-то въелось в подкорку мозга, будто клеймо.       — Тридцать, точно... Не хочешь мне помочь?       — Чем?..       — Вскрыть тело. Они куда-то спрятали ключ. Заставили проглотить, скорее всего. А потом убили. Выбросили в море.       — А... В... Ваш муж?..       — Уверяю, максимум его коронерских способностей – приготовить баструму.       Незнакомец хохотнул.       — А потом, мой дорогой Константин, я тебя отпущу. Ты заслужил это.       — И Вы меня простили?       — Простил.