Погоня за тенью.

После ухода Даниэля в комнате повисла странная тишина. Казалось, воздух стал густым и звенящим, как будто его накачали электричеством. Дверь хлопнула, но эхо его шагов еще долго звучало в стенах и в наших головах. Никита сидел неподвижно, сцепив пальцы так крепко, что костяшки побелели. Страха в его глазах уже не было — только решимость, острая, как лезвие. Марта подняла взгляд, ее губы дрогнули, и она тихо сказала: — Он сейчас как оголенный провод. Владислав долго смотрел на дверь, будто пытался увидеть сквозь нее Даниэля, шагающего в предрассветную мглу. Потом он повернулся к Никите. — Ты не обязан оставаться, — сказал он твердо, но с уважением. — Мы услышали больше, чем заслуживали, спасибо. Никита закрыл глаза на секунду, глубоко вдохнул, будто в последний раз вдыхал воздух старой жизни. Потом открыл глаза и сказал: — Нет, я останусь. Он медленно поднялся со стула, его движения были спокойными, но в них чувствовалась стальная уверенность. — Хватит молчать. Хватит прятаться, — сказал он с легкой, но безрадостной улыбкой. — Я думал, что мне удалось сбежать, а теперь понимаю — я просто оставил следующего тонуть одного. Тишина в комнате была глубокой и значимой. Потом Никита шагнул к столу и посмотрел на Ивана, который уже доставал планшет, готовый записывать и действовать. — Я знаю больше, чем вы думаете, — сказал Никита тихо, но уверенно. — И не только о Виталии. У меня есть схемы, маршруты, контакты людей, которых он держал в тени. Даже если что-то устарело — это все равно поможет. Иван быстро поднял голову, его пальцы замерли над экраном. — У тебя остались контакты? — спросил он. Никита кивнул, его глаза блеснули холодным светом. — Некоторые, — сказал он. — Некоторые лучше не трогать, но от них можно оттолкнуться. Владислав медленно кивнул, его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах читалось одобрение. — Значит, работаем, — сказал он. — Начинаем охоту на призраков Виталия. Тишина больше не была тяжелой. Она была напряженной, живой, готовой взорваться действием, игра входила в новую фазу. И на этот раз — они больше не бежали, они шли в атаку. Комната словно взорвалась активностью. Все, кто до этого сидел тихо, теперь активно включились в дело. Марта сидела за ноутбуком, быстро стуча по клавишам. Она искала информацию, связывалась с бывшими коллегами из "логистики" — водителями, диспетчерами, которые когда-то работали с Виталием. Её глаза сузились, когда она увидела новое имя на экране. — Этот ещё жив, — прошептала она, отправляя сообщение в секретный чат. На стене клуба уже висела схема с маршрутами, именами и связями. Она росла, как паутина, в которой запутались все, кто когда-то был связан с Виталием. Максим копался в базах данных. Он пробивал защиту, нырял в архивы закрытых дел и пропавшие документы. Его глаза горели, когда он нашёл то, что никто не должен был видеть. — Бинго, — хрипло сказал он, показывая на экран с именами. — Их стёрли, но они были там. Ваня и Эля работали через знакомых. Они обзванивали людей, встречались с ними и давили на них. — Один из них всплыл, — сказал Никита, откидываясь на стул. — Это Андрей "Горелый". Он тогда исчез, а теперь вроде снова на связи, может говорить. — Если он не сдох от страха сразу, когда увидит нас, — добавила Эля. Владислав и Никита сидели рядом, листая старые записи и воспоминания. Владислав писал планы, его взгляд был холодным и расчётливым. Никита добавлял детали, его голос звучал тихо, но чётко: — Этот был не просто партнёром. Его держали за горло, у него дочь. Он никогда ничего не скажет сам, но если найти её... Владислав кивнул, добавляя имя в список. — Здесь есть что-то, — прошептал Иван, останавливаясь на одной записи. — Код, адрес, не клуб и не склад, что-то другое. Он поднял глаза и встретился взглядом Владислава. — Мы должны проверить. Комната гудела, как улей. Каждый знал, что тишина закончилась, охота началась. И на этот раз... Они никому не дадут скрыться. Голос Никиты звучал металлически ровно, каждый слог отчеканен, как пуля в стволе. Он не просто говорил — выбивал слова в собственное сознание, будто клеймил себя заново. Его пальцы, обернутые вокруг стакана с давно остывшим кофе, не дрожали, только белые костяшки выдавали напряжение. — Он всегда действовал на два шага вперед, — Никита провел ладонью по стене, где уже начинали появляться первые фотографии. — Делал вид, что торгует страхом, а на деле... Он резко разжал пальцы. Стакан грохнул о стол, черная жидкость разлилась, как пролитая тушь. — ...продавал контроль. Через тела, через боль, через... — голос впервые дрогнул, — через доброту. Марта, склонившаяся над ноутбуком, резко подняла голову, её губы шевельнулись: — Манипуляция как искусство. Никита повернулся к ней, в его глазах вспыхнуло что-то опасное. Часы спустя комната преобразилась. Стены, некогда голые, теперь напоминали нервную систему какого-то чудовищного организма. Фотографии, соединенные красными нитями, схемы, испещренные пометками. В центре — увеличенный снимок Виталия, холодные глаза, полуулыбка человека, знающего, что его слушают, даже когда он молчит. Никита подошел к стенду. В руке — лист бумаги, маркер скрипел, когда он выводил крупными буквами: «ИСТОЧНИК ЗАРАЖЕНИЯ». Прикрепил, отошел. Тишина ударила по ушам. Все замерли, впитывая масштаб, это уже не была кухонная конспирология. Это была карта войны, каждый присутствующий вдруг осознал: они не просто спасают Юлиана, они вскрывают целую систему. Владислав первым нарушил молчание. Его палец тронул фотографию Юлиана — ту, где он стоял на каком-то мероприятии, улыбаясь неестественно широко. — Здесь он уже под колпаком, — пробормотал Владислав. — Смотрите — взгляд в камеру, но плечи напряжены, Виталий где-то за кадром. Максим щелкнул переключателем. Проектор ожил, выбросив на свободную стену цепочку сообщений, дат, перемещений. — Мы упускаем главное, — внезапно сказала Эля. Все повернулись к ней, она стояла в углу, сжимая в руках телефон. — Он не просто ломает людей, он создает пустоты, заполняет их собой. Никита медленно кивнул. Его рука потянулась к стене, к фотографии Юлиана недельной давности — усталые глаза, слишком плотно сжатые губы. — И мы должны не просто вытащить его, — прошептал он. — Надо дать ему что-то взамен, что-то настоящее, иначе... Его голос сорвался. Все поняли без слов, иначе все усилия будут напрасны. Юлиан или сломается окончательно, или... станет новым Виталием. За окном гудел вечерний город, слепой и равнодушный. А в этой комнате, освещенной мерцанием экранов и настольной лампой, шесть людей разбирали по косточкам душу человека, который даже не подозревал, насколько глубоко он уже в ловушке.

***

Дверь со скрипом открылась, но никто не обратил внимания. Даниэль застыл на пороге, осматривая хаос в комнате, стены были увешаны фотографиями и схемами, словно кто-то создал безумный коллаж. Красные нити, как кровеносные сосуды, связывали различные элементы. В центре висел увеличенный портрет Виталия — улыбающегося, спокойного, всегда контролирующего. Голоса звучали резко и нервно: — Его ещё можно спасти, — Иван метался, нервно перебирая невидимые нити. — Он не уехал, не поехал к Виталию, это что-то значит! — Потому что Виталий сам к нему приходит, — холодно отрезала Эля, сидя за ноутбуком. — Ему не надо, чтобы кто-то шёл, он проникает тихо, как вирус. Даниэль шагнул вперёд, его тень накрыла половину лица Виталия на стене. — Психологически он на грани, — заметила Марта, подняв глаза. — Он держится, но я вижу — по поведению, по глазам… границы размываются. Не знает, где его выбор, а где чужой контроль. Владислав молча курил у двери, его взгляд был тяжёлым. Он не сказал ни слова, но всё было ясно: «Ты опоздал, но ещё не всё потеряно». Никита, сидевший на краю стола, поднял голову. Его глаза были тёмными и холодными, без прежней неуверенности. — Это не просто привязанность, — тихо сказал он. — Это эмоциональная зависимость, Стокгольмский синдром в красивой упаковке. Даниэль подошёл к стенду, его пальцы сжались, увидев фотографию Юлиана. Тот улыбался, но глаза были пустыми, словно он уже наполовину принадлежал. — Но если мы хотим его вытащить, — продолжил Никита из клуба, — нужен рычаг внутри. — Рычаг? — Даниэль повернулся к нему, его голос звучал хрипло. — Да. Что-то, что заставит его захотеть освободиться. Все замолчали. Даниэль провёл рукой по лицу, стирая усталость. Его взгляд упал на пустое место на стене, где не хватало фотографии. — Он не верит, что его могут удержать, — сказал он. — Потому что все, кто должен был, его отпустили. Он взял маркер, подошёл к стене и написал одно слово: «Я» Повесил рядом с фотографией Юлиана. — Вот ваш рычаг. Все замерли. — Ты уверен? — тихо спросила Марта. — Нет, но это всё, что у нас есть, — ответил Даниэль, глядя на свою подпись. Владислав затушил сигарету. — Тогда начинаем, — сказал он. И комната снова наполнилась голосами, планами, картами. Но теперь в центре был не просто Юлиан. Был Даниэль и его слово: «Я» Воспоминание всплыло внезапно, яркой вспышкой среди хаоса мыслей – то утро в кафе. Оно врезалось в сознание с такой четкостью, будто происходило прямо сейчас. Даниэль видел его перед собой – Юлиана, только что проснувшегося. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь щель в шторах, золотистой нитью лежал на его растрёпанных волосах. Он был таким... другим, без привычной брони из сарказма и колючек, сонный, небритый, с покрасневшими от недосыпа глазами – и до невозможности живой. — Доброе утро, Спящая красавица. Собственный голос в воспоминании звучал непривычно мягко. Даниэль помнил, как едва сдерживал улыбку, видя, как Юлиан морщится от света и голоса, пытаясь собраться с мыслями. — Ой, только не ты... А где поцелуй? Этот ответ тогда его ошеломил. Не привычная язвительность, а что-то тёплое, почти... домашнее. Даниэль помнил, как замер на секунду, прежде чем ответить: — Я вообще-то думал, ты сейчас проснёшься и снова съязвишь. Рад, что ты стабилен. Юлиан тогда фыркнул, отвернулся к стене, но Даниэль видел – уголки его губ дрогнули. Не улыбка, нет, но что-то близкое к ней. Воспоминание переключилось на другой момент: — Как ты узнал, где я? Юлиан сидел, подтянув колени к груди, обхватив их руками – защитная поза, но без обычного напряжения. Голос сонный, но без вызова. — У тебя два места, куда ты идёшь, когда хочешь отдохнуть: дом и это кафе. Ты не дома, и ты пахнешь как ночь, кровь и дым, так что... Даниэль тогда не стал добавлять, что искал его полгорода, проверяя одно место за другим. Что сердце бешено колотилось, пока не увидел его целым и невредимым за столиком в углу. Это было не просто утро. Это был момент хрупкого доверия, редкого перемирия в их вечной войне. Юлиан не гнал его, не нападал, не прятал глаза за стеной сарказма. Он позволил себе быть уставшим, позволил Даниэлю увидеть себя без доспехов. И главное – не защищался. Не отстранялся, когда Даниэль сел рядом, позволил ему остаться. — Пока можешь засыпать рядом – всё нормально, Юлиан, все не так уж и плохо. Эти слова тогда сорвались с губ неожиданно. Глупые, сентиментальные, Даниэль готов был к насмешке в ответ, но Юлиан лишь прикрыл глаза, его дыхание стало ровнее, глубже, он... принял эти слова, без протеста. Сейчас, вспоминая это, Даниэль почувствовал, как что-то сжимается в груди. Это воспоминание стало маяком – доказательством, что под всеми этими слоями защиты, боли и гнева, Юлиан все еще там. Тот, кто способен доверять, кто может, хоть на мгновение, перестать быть солдатом. И ради этого – ради возможности снова увидеть того, настоящего Юлиана – Даниэль был готов на всё, даже если придется пройти через ад. Даже если придется вырвать его из лап Виталия собственными руками. Даниэль стоял неподвижно, но внутри него бушевали эмоции. — Я знаю, с чего начать, — его голос был тихим, но стальным, как лезвие, которое только что вытащили из ножен. Все обернулись к нему. Владислав прищурился, Никита смотрел напряжённо, Марта замерла с планшетом в руках. — Он держится за меня, даже если сам этого не осознаёт, — Даниэль сжал кулаки, ногти впились в ладони, но он не чувствовал боли. — Он не верит в помощь, но… он не выгоняет меня. И если у нас есть хоть какой-то шанс — я пойду туда, прямо в его голову, в его тень. Иван прищурился, его глаза сверкнули холодным пониманием. — Это опасно. Даниэль резко повернулся к нему, его губы искривились в оскале, в котором не было ничего, кроме ярости и решимости. — А тут всё безопасно, да? Владислав не стал спорить. Он медленно кивнул, его голос звучал тихо, но непререкаемо: — Ты прав, делай это, но не в одиночку. Мы будем рядом. Эля подняла голову, её глаза были узкими, острыми, будто она только что разгадала тайну, которая долго не давалась. — Кстати, про его брата. Даниэль вздрогнул, его взгляд резко переместился на неё. — Дмитрий? — переспросил он, голос дрогнул, но только на миллиметр. — Да, — ответила Эля, проведя пальцем по экрану, выводя информацию. — Его нет в городе, но он фигурирует в одном старом документе. Он был связан с Александром… парнем, который сейчас в коме. Мы думали, это случайная жертва, но нет, это было сообщение. Владислав наклонился вперёд, его глаза сузились. — Кому? — Юлиану. — Марта глубоко вдохнула, будто готовясь произнести приговор. — Александр был возлюбленным Дмитрия. Юлиан знал, он помогал. И когда Александр пострадал — Юлиан исчез на три дня, без следа, вернулся другим. Даниэль сжал зубы так сильно, что челюсть заныла. В груди что-то сжалось, горькое, тяжёлое. — Виталий? — Мы не знаем точно, — сказала Марта, но в её голосе не было сомнений. — Но по времени всё сходится, это был момент, когда всё началось. — Его сломали не силой. Его ударили в самую больную точку — в семью, в брата, в любовь, которую он хотел защитить. Комната погрузилась в тишину, глухую, бездонную. Даниэль стоял, не двигаясь, но внутри него бушевала буря. Теперь он понимал, теперь он знал. И это знание горело в нём, как раскалённое железо. Юлиан не просто сломался, его предали и теперь Даниэль шёл забрать его обратно. Даже если придётся сжечь весь мир дотла. Фотография Юлиана в руках Даниэля дрожала едва заметно. Его пальцы сжались так, что бумага смялась по краям, но он не отпускал. Глаза, обычно такие холодные и расчетливые, горели теперь странным внутренним светом — смесью ярости и чего-то, что могло быть надеждой. — Значит... мы найдём Дмитрия, — его голос звучал низко, почти зверино. — И найдём все куски прошлого, которые Виталий вырвал, потому что только так мы соберём его обратно. Никита медленно поднял голову. Его глаза, измученные, но ясные, встретились с Даниэлем: — Это не операция. Это — реанимация личности. Комната замерла на мгновение. Воздух казался густым от напряжения, пропитанным кофеином, адреналином и чем-то ещё — тем неуловимым электричеством, что возникает, когда судьба делает неожиданный поворот. На столе хаотично разложенные бумаги, три планшета с разными схемами, пять чашек кофе — у кого-то уже с плесенью по краям. В углу монотонно жужжит старый принтер, выдавая очередную порцию распечаток. Максим лихорадочно листает сообщения на телефоне, его пальцы двигаются с неестественной скоростью. Владислав говорит по телефону, его голос ровный, но в глазах читается напряжение. Все уже работают на пределе, но теперь... Марта, с тёмными кругами под глазами и растрёпанными волосами, вдруг замерла. Её пальцы, только что быстро скользившие по экрану, остановились как вкопанные. Губы приоткрылись, глаза расширились. — Ребята... — её голос прозвучал так неожиданно тихо, с такой странной интонацией, что все разговоры мгновенно оборвались. Головы повернулись к ней синхронно, как по команде. Она медленно подняла планшет, будто боялась, что сообщение исчезнет: — Только что пришло сообщение из Центральной больницы. От Алины... — её голос дрогнул на имени подруги-медсестры. — Она пишет, что Александр... начал проявлять реакцию. Максим резко вскочил, опрокинув стул: — Реакцию? — его голос сорвался на высокой ноте. — Ты хочешь сказать... Марта кивнула, её пальцы сжимали планшет так, что экран мог треснуть: — Он... может очнуться, в любой момент. — Она быстро пробежала глазами текст: — Врачи этого не ждали, но сегодня утром, на смене... он повёл пальцем, реагировал на свет, сердечный ритм изменился при звуках речи. Иван вскочил так резко, что его стул с грохотом упал назад. Его пальцы дрожали, глаза бешено блестели, он выглядел так, будто получил удар током. — Это... — он обвёл всех взглядом, — это может быть ключом. Если он очнётся... если сможет говорить... Он знал Дмитрия, он знал, что происходило, он... Даниэль медленно поднялся. В его движениях была странная, почти ритуальная плавность. Он подошёл к окну, спиной к комнате, но все видели, как напряглись его плечи, как сжались кулаки. — Тогда мы пойдём в больницу, — его голос звучал тихо, но с такой стальной решимостью, что спорить было невозможно. — Потому что если Виталий узнает... он постарается замкнуть эту петлю навсегда. В воздухе повисло невысказанное: «Как он сделал это с Юлианом». Принтер в углу закончил печать. Лист упал в лоток, на нём было распечатано фото — Дмитрий и Александр, смеющиеся на каком-то пикнике, счастливые, не подозревающие, что их ждёт. Теперь всё зависело от того, сможет ли один из них рассказать правду. И успеют ли они услышать её до того, как Виталий снова нанесёт удар. В комнате воцарилась гнетущая тишина, словно перед взрывом. Слова Эли повисли в воздухе, острые и неизбежные, как лезвие гильотины. — Это... ключ, — выдохнула она, её глаза горели холодным осознанием. — Это подтверждение, это выстрел, если он откроет рот. Даниэль стоял неподвижно, его взгляд был устремлён в пустоту, но внутри него бушевала буря. — И это ещё один шанс вернуть Юлиана, — прошептал он, голос дрогнул, но не сломался. — Если Александр очнётся... и если Юлиан увидит, что тот жив, не забыт, что всё это не зря... Он замолчал, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. — ...он может сломать зависимость. Никита фыркнул, его губы искривились в гримасе, но в глазах читался не смех, а страх. — Или сойти с ума, — пробормотал он. — Не забывайте, Юлиан всё это время считал его живым мёртвым. Это — не только надежда, это — удар. Пальцы Марты летали по экрану с лихорадочной скоростью. — Я напишу Алине, чтобы она держала нас в курсе, фиксировала каждый шаг. — Она взглянула на всех, её голос звучал чётко, без дрожи. — Он в стабильном состоянии, в течение всего времени может произойти что угодно. Никита тяжело сел, будто ноги вдруг перестали его держать. Его глаза были широко раскрыты, в них читалось нечто между надеждой и ужасом. — Значит, у нас есть... не просто шанс, у нас впервые есть свидетель, настоящий, живой. Владислав медленно кивнул, его лицо стало каменным, но в глазах горела решимость. — Тогда мы должны быть первыми, кто с ним заговорит, до Виталия. Даниэль опустил голову, его дыхание стало тяжёлым, прерывистым. В глазах — буря, хаос, страх и надежда, смешавшиеся в один неразделимый клубок. — Если Юлиан узнает... — прошептал он почти про себя, голос сорвался. — Если он услышит его голос... Пауза, глубокая, смертельная. — Он может выбрать свет. — Или сломаться окончательно. Тишина разорвалась, как пузырь. Команда словно очнулась от гипноза, и в тот же миг комната взорвалась движением. Владислав первым сорвался с места, его пальцы нервно постукивали по столу, выбивая невидимый ритм. — Нам нужна охрана, — его голос звучал резко, как выстрел. — Медицинская, внешняя, жесткая, желательно — легальная. Он провел рукой по щетине на подбородке, глаза сузились. — Всё, что у нас есть — временно. Как только кто-то запоёт об этом вслух... Иван резко поднял голову. Его обычно насмешливый взгляд стал острым, как бритва. — ...Виталий пришлёт кого-нибудь, чтобы «урегулировать», — закончил он фразу, и в его голосе не дрогнуло ни единой ноты, хотя пальцы сжались в белые костяшки. Марта вскочила, ее волосы растрепались, но глаза горели холодным огнем. Она уже держала телефон в дрожащих пальцах. — Нам нужен Алексей, — сказала она, и слова падали, как капли ртути — тяжелые, ядовитые, неизбежные. — Он... всё равно следит, всё равно рядом, всё знает Виталия лучше всех. Она сделала паузу, глядя прямо на Владислава. — И если решится... его ресурсы перевесят любые угрозы. Владислав замер на мгновение. Его взгляд скользнул по лицам — Максим, проверяющий оружие, Даниэль, стоящий у окна с лицом, высеченным из камня. — Звони, — кивнул он наконец, одно слово, приказ, приговор. Марта набрала номер, три гудка, четвертый, пятый. Тишина в комнате стала физически осязаемой. Даниэль не дышит, Максим замер с пистолетом в руках. Даже вечный скептик Иван застыл, как статуя. — Алло? — голос в трубке звучал хрипло, устало. — Алексей, это Марта, у нас... ситуация. Она сделала глубокий вдох. — Александр должен скоро очнуться. Тишина в трубке стала вдруг звенящей. — ...Я еду, — наконец ответил Алексей, всего два слова, но в них — обещание бури. Марта опустила телефон, ее глаза встретились с Владиславом. — Он в пути. В углу комнаты Даниэль медленно разжал кулаки. На ладонях остались кровавые полумесяцы от ногтей. Комната застыла в напряженном ожидании, когда Алексей вошел. Его тяжелые шаги прозвучали как удары молота — размеренные, неумолимые. Он остановился посреди помещения, его высокую фигуру очерчивал тусклый свет лампы, отбрасывая длинную тень на стены. Марта сделала первый шаг. Ее движения были осторожными, словно она приближалась к дикому зверю. Она протянула планшет, экран которого тускло светился в полумраке. Алексей взял устройство. Сначала его глаза скользили по тексту быстро, профессионально — полицейский, анализирующий данные. Затем темп замедлился. Его пальцы слегка сжали края планшета, когда он дошел до фотографии, Александр. Бледный, подключенный к аппаратам, но живой, слишком живой. — Это... — его голос сорвался, когда он поднял глаза. В них мелькнуло что-то неуловимое — узнавание? Ужас? Никита вышел вперед. Его голос звучал ровно, методично, как хирург, делающий надрез: — Он был возлюбленным брата Юлиана. Дмитрия. — Пауза. — Все началось с него, с того, как Виталий через него ударил по Юлиану. Алексей молча вернул планшет. Его пальцы, обычно такие уверенные, слегка дрожали. Он не произнес ни слова, но напряжение в его плечах говорило больше любых речей. Дина сделала шаг вперед, ее голос стал тише, но каждое слово било точно в цель: — У нас есть доступ через Алину — медсестру. Но если Виталий узнает... — она сделала паузу, давая словам осесть, — он вырежет эту больницу изнутри, как он умеет, тихо, без следов. Алексей медленно поднял голову. Его глаза были темными безднами: — Что вы от меня хотите? — Голос звучал глухо, будто доносился из-под толщи льда. Эля приблизилась. Ее голос стал мягче, но в нем появилась стальная твердость: — Помоги нам, официально, защити его. — Она сделала паузу. — Не как полицейский. А как человек, который когда-то знал Виталия, который знал, во что он может превратиться. Тишина повисла густая, тяжелая. Затем Эля добавила, почти шепотом, но так, чтобы каждое слово достигло цели: — Мы знаем, ты следишь за Юлианом. Мы знаем, что ты... хочешь, чтобы он не стал следующим Виталием. — Ее глаза встретились с его взглядом. — Это шанс. Алексей замер. Казалось, время остановилось, в его глазах бушевала буря — воспоминания, сомнения, боль. Затем, почти незаметно, его плечи опустились. Не в знак поражения, а в признании, признании правды, которая висела в воздухе между ними все это время. Он не сказал «да». Не понадобилось, просто медленный, почти незаметный кивок. И в этом жесте было больше решимости, чем в тысяче клятв. Алексей на мгновение отвёл взгляд, всего лишь на миг. Но этот миг показался бесконечно долгим, в этот момент его лицо, обычно непроницаемое, дрогнуло. Веки сомкнулись, губы сжались в тонкую линию. В висках пульсировала жилка, выдавая бурю эмоций. Внутри что-то стучало, знакомый ритм, слишком знакомый. Как эхо из прошлого, которое он давно похоронил под слоями отчётов и холодных приказов. «Александр. Жив», — эти слова крутились в голове, как осколки разбитого зеркала. Каждый из них отражал возможное будущее. Если он очнётся... Юлиан получит либо спасение, либо последний удар, который окончательно его убьёт. Когда Алексей поднял голову, в его глазах горело что-то новое. Не полицейская холодность, не привычная сдержанность. Настоящая, живая эмоция, прорвавшаяся сквозь броню. — Я... — его голос дрогнул, стал ниже, грубее. — ...я всё сделаю. Он провёл рукой по лицу, словно стирая последние следы сомнений. — Официально — я не знаю об этом, не имею права. — Пауза, глубокий вдох. — Но у меня есть несколько человек, которым я всё ещё доверяю. Его взгляд метнулся к Владиславу, и в нём читалось предупреждение: — Только одно, если Юлиан узнает об этом раньше времени... — Алексей сжал кулаки. — Он может не выдержать, даже хорошая новость... Владислав кивнул, понимая: — ...может стать ударом. Наступила тишина. Алексей стоял неподвижно, но в его позе теперь читалась новая решимость, не начальника, отдающего приказ. А человека, сделавшего выбор. — Тогда действуем, — его голос звучал как заточенный клинок. — Тихо, жёстко, быстро. Он повернулся к выходу, его тень удлинилась, сливаясь с темнотой за окном. В последний момент Алексей обернулся: — Я свяжусь через час, будьте готовы. Дверь за ним закрылась с глухим стуком, но его присутствие ещё ощущалось в комнате — тяжёлое, как предгрозовая тишина. Все понимали — только что произошло что-то важное, не просто согласие на помощь. Признание. Что эта война — и его война тоже, что Юлиан — не просто ещё одно дело. Что где-то под слоями профессиональной холодности всё ещё бьётся человеческое сердце.

***

Вход в медицинское учреждение Алексей шёл по длинному коридору больницы, его полицейский жетон тускло поблескивал под расстёгнутым пиджаком. Рядом с ним шёл старший лейтенант Сорокин, немолодой мужчина с усталыми глазами и железной хваткой. Они шли размеренным шагом, не торопясь, но и не задерживаясь — как люди, которые точно знают, куда и зачем идут. — Родственники, — бросил Алексей дежурной медсестре, даже не останавливаясь. В его голосе звучала уверенность человека, привыкшего, что его слова не обсуждаются. Сорокин лишь кивнул в подтверждение, его пальцы нервно постукивали по планшету с официальными документами. Возможно, это была подделка, но выполненная настолько безупречно, что даже проверка не нашла бы изъянов. Перевод в закрытую палату Алина встретила их у реанимации. В её глазах читалось напряжение, но в остальном она была образцом профессионализма. — Состояние пациента стабильное, но требуется изоляция, — громко сказала она для протокола, а затем тише, только для Алексея: — Он шевелил пальцами. Реагирует на свет, скоро очнётся. Алексей лишь кивнул, но в его взгляде вспыхнуло что-то — не надежда, нет. Скорее, холодная решимость охотника, который нашёл след. Они перевели Александра за десять минут. Камеры в новой палате были настроены так, чтобы показывать пустую комнату в записи, если кто-то посторонний проверит систему. Блокпосты — Внеплановая проверка пожарной безопасности, — объявил Сорокин на посту охраны, доставая бланк с печатью. — Все выходы временно закрыты. Ваши сотрудники могут продолжать работу, но вход и выход только через главный пост. Охранник хотел возразить, но встретил взгляд Алексея — и замолчал. В этом взгляде было всё: и обещание проблем, и негласное «это для вашего же блага». Подготовка досье Никита сидел в машине у больницы, его ноутбук показывал поток с камер. Его пальцы летали по клавиатуре, собирая воедино: — Выписки из старых дел. — Фотографии Дмитрия и Александра вместе. — Записи о «несчастном случае». — Все ниточки, ведущие к Виталию. Каждый документ был гвоздём в крышку гроба Виталия. Если Александр подтвердит хотя бы часть… Никита вытер пот со лба. Впервые за долгие годы он чувствовал не страх, а что-то новое — хрупкую, острую надежду. Общая картина Снаружи — обычный больничный день. Внутри — тихая война, Алексей стоял у окна палаты, наблюдая, как Александр слабо шевелит пальцами. — Скоро, — прошептал он, больше себе, чем другим. Где-то в городе Виталий, возможно, уже чувствовал угрозу. Где-то Юлиан, не подозревая, ждал своей участи. А здесь, сейчас, герметичная палата стала эпицентром бури. Всё зависело теперь от одного человека — того, кто годами спал смертным сном. И от слов, которые он скажет, очнувшись.