Быть омежкой

      Синие глаза никак не выходили у меня из головы. Эти глаза и нежный голос, мягкие прикосновения и сочувствие в голосе. Давно я не испытывал этого приятного чувства, когда о тебе кто-то заботится. «Всё хорошо?» Эта, казалось бы, простая и никчёмная фраза, согревала мне душу и помогала справиться с болью от очередных побоев. Отец был в не себя, когда я наконец-то добрался до дома. Сначала в ход пошли кулаки, а потом всё, что попадалось под руку, включая обувь, книги и палку от швабры. Завтра наверняка будут черные синяки… «Тебя проводить?» Может, стоило сказать «Да», а не убегать бормоча что-то вроде «Не надо, я в порядке»? А что если, я его больше никогда не увижу? Не увижу тех глубоких синих глаз, на секунду раскрывших свою душу? Что если бы он помог мне, спас бы меня от разгневанного отца? Нет. Не хочу об этом думать. Так только хуже…ничего не изменится.

***

Снова эти взгляды. Снова шёпот за моей спиной. Снова это место, что каждый день дерет меня и в хвост, и в гриву, высасывая последние жизненные соки. Как же я устал. Как же сильно я не хочу сюда идти. Ну почему я? Почему именно я должен терпеть все эти издевательства и унижения? Вот почему?! Как мне это надоело. Каждый день ходить в эту треклятую школу. Каждый день. Каждый чёртов день… — Ты не слышишь меня?! — одно резкое грубое движение, разворот на сто восемьдесят, — Жизнь тебя ничему не учит, да, омежка? — Отвали! — сказал не подумав — совершил роковую ошибку. Мгновение, и я уже на коленях украшаю асфальт свежей кровью. — Да что ты от меня хочешь?! — не выдержал, запустил в альфу ком грязного снега, — Оставь меня в покое! Зря. Очень зря я решил сопротивляться. Вот только понял я это слишком поздно. Он уже закипел, а вместе с ним закипели и его феромоны, ударившие в нос резким лимонным запахом. — Я-я, прости, я не должен был… С трудом выдавливая из себя слова, я попытался хоть как-то исправить ситуацию, но тщетно. Точка невозврата достигнута. Он уже медленно подходит ко мне, пронзая меня змеиными глазами, с целью если не убить, то по крайней мере выбить из меня всё дерьмо. Сердце колотится как бешеное. Хочется убежать, но ноги онемели. Хочется крикнуть, но язык прилип к нёбу. Рука легла на плечо. Замах. Тишина. Тишина? Ни криков, ни волнения толпы, ни боли от удара? Осторожно открываю глаза и вижу его. — Прекрати, — вчерашний голос звучит грубее и твёрже, но вот глаза всё так же нежно смотрят на меня, словно говоря «не бойся, всё хорошо, я с тобой». — Нарываешься?! — Волкер хищно улыбнулся и презрительно глянул на меня, — Только не говори мне, что ты, альфа, вступаешься за этого блядского омежку… А-а, — протянул он, — вот оно что… А я-то всё думаю, что ты вокруг него бегаешь. Ну и какого это, ебать шлюху? По ушам резанул женский визг — мой спаситель со всей дури врезал Волкеру по лицу, оставив на щеке алый кровоподтек. И пока альфа корячился на земле в жалких попытках встать на ноги, синеглазый герой взял меня под руку и демонстративно увёл в здание школы, тем самым закрепляя за мной неприкосновенность. В полной тишине он помог мне смыть грязь и кое-как прийти в себя. И всё то время, что он приводил меня в порядок, я украдкой наблюдал за ним: тонкие косточки, перекатывающиеся под розоватой кожей рук, длинные ресницы, подрагивающие каждый раз, как глаза меняли своё положение, мягкие золотисто-русые волосы, спадающие на лоб неровными прядями. Он красив. Безумно красив. — Всё окей? — заметив, что я наблюдаю за ним, не отрывая глаз, он озарил меня своей белоснежной улыбкой, — Как тебя зовут? — А? — вылупился на него как дурак. — Имя, — усмехнулся, — Я спросил, как тебя зовут. Скажешь? — Я-я, — замялся и отвёл взгляд, — Ян… — Как? — взял за руки и попытался заглянуть в глаза, — Ян? Не сумев открыть рот, я просто кивнул и тут же закусил нижнюю губу. Зачем я назвал ему своё имя? Он же поймёт, он же всё поймёт, кто я, что я и чем занимаюсь. Неужели всё закончится вот так?! Даже не успев начаться? Чёрт… — Красивое имя… — Что? — мне показалось, я ослышался и поэтому так резко посмотрел на него, что аж голова заболела. — Да что с тобой? — он снова усмехнулся и заглянул мне в глаза, — У тебя очень красивое имя, а меня зовут Харис. Теперь-то ты услышал? — Д-да… Но ты ведь знаешь, что я… — Что тебя гнобят все кому не лень и считают шлюхой? — стоило ему начать, и сердце уже закололо, — Мне по барабану, честно. Конечно, я не знаю, правда это или нет, но и спрашивать не буду. Мне кажется, ты совсем не такой, как о тебе говорят. Не такой, да? Хотелось бы мне, чтобы это было правдой. Но разрушить эти новые и единственные нормальные отношения я не хотел. Поэтому соврал. Сказал, что не знаю, почему так со мной обращаются и откуда пошли все эти грязные слухи. Было ли это ошибкой? Чёрт его знает…

***

— Ты куда так быстро убежал? — Харис поймал меня у школьных ворот, — Опять из-за этих придурков? — А? Да нет, мне надо бежать, извини, хорошо? — Ну смотри, — он прищурил свои синие глаза и слегка сжал мою руку в своей, — Тебя проводить? — Нет-нет, не нужно! — эта немного смутившая меня ситуация и поджимающее время, заставили голос дрогнуть, а лёгкие — испустить раздраженный вздох, — Пожалуйста, мне правда пора! — Ну ладно, — ещё несколько секунд он смотрел на меня, не отпуская моей руки, — Беги, только аккуратнее. — Хорошо, до завтра! — я мельком улыбнулся ему и полетел в сторону дома. С того дня, как Харис вступился за меня, прошло чуть больше месяца, и за это время поменялись некоторые вещи: Волкер перестал так сильно донимать меня и издевательств со стороны учеников тоже поубавилось. Единственное что, мне так и не удалось избавиться от косых взглядов и шёпота за спиной. Кажется, их стало только больше, но да это не важно, ведь теперь у меня появился друг, который старше меня аж на целых четыре года. Хотя, если честно, в последнее время я стал замечать, что для Хариса я немного больше, чем просто друг. Возможно, это всего лишь доводы, но то, как нежно он держал мою руку в своей, всё-таки наводило меня на мысли определённого характера. Может быть, я и правда ему нравлюсь? А если мы начнём встречаться? Блин, это было бы круто — встречаться с таким красивым и сильным альфой. Гулять с ним под ручку, обниматься и…целоваться. Хах, если бы он мне признался, я бы с ума от счастья сошёл! Окрылённый этими мыслями я и думать забыл о сегодняшней работе. Я даже домой пришёл в таком приподнятом настроении, в котором не пребывал уже очень давно. Думаю, причиной моего настроения был ещё и тот факт, что домой я забежал только переодеться, а на работу мне нужно только ради одного постоянного клиента, который очень нежно ко мне относился и всегда быстро заканчивал свои грязные дела. Но, как это обычно бывает, счастье заканчивается, не успев толком начаться. — Ян! — звериный крик отца не предвещал совершенно ничего хорошего, — Вот ты где, гадёныш! Объясни мне, чё это за херня, а?! — с этими словами он швырнул в меня стопку помятой бумаги, исписанной красными чернилами, — Какого хера меня вызывают в твою блядскую школу и жалуются, что мой сын кусок тупого дерьма?! — Я-я не понимаю, — тихо прошептал я, боясь не то, чтобы пошевелиться, даже поднять взгляд. — Что ты, блять, не понимаешь, — отец оттянул меня за волосы и посмотрел в мокрые от слёз глаза, — Как решить простецкое уравнение?! Или как писать ты не понимаешь?! -… — Тупая сука! Весь в свою дуру мамашу! Что она нихера не умела, что ты! — он зашагал по комнате, зажигая сигарету, — За каждую контрольную параша! За каждую… Вот паскуда! С этими словами он влепил мне смачную пощёчину и уже замахнулся для нового удара. — Да кто там ещё? — телефонный звонок в буквальном смысле спас мою шкуру, — Да! Не знаю! Значит, сделай с этим что-нибудь! А с тобой, — отец тыкнул в меня пальцем, — я вечером поговорю! А сейчас собрал свои шмотки и пошёл! Мне не надо повторять дважды, чтобы понять — надо валить и как можно скорее. Чуть ли не в одном ботинке я выскочил из дома, вытирая предательские слёзы. Вот и всё. Кончилось счастье. Ну почему его вызвали именно сегодня, когда, казалось, всё наладилось, и я зажил нормальной жизнью обычного школьника, над которым немного подтрунивают? И что теперь? Он опять побьёт меня? Заставит работать сверхурочно или же заставит переспать с учителями? Один вариант лучше другого. Боже, пожалуйста, пускай хотя бы на трассе* всё будет спокойно! Неужели я так много прошу? Пожалуйста пускай всё будет хорошо. Я надеялся. И надеялся зря. Очень зря. — Где ты ходишь, чёрт бы тебя побрал? — завизжала тётя Френсис*, — С лицом опять что? Ладно, не важно, бегом переодеваться и в триста первую! — К-как в триста первую? Сегодня же сто… — Поменялось! Бегом! — она всучила мне разноцветные тряпки и затолкала в сторону раздевалки, — У тебя две минуты, быстро! Приехали. Триста первая. Класс. О какой там лёгкой смене я думал? Нет, ну почему именно сегодня я должен терпеть всяких уродов, любителей БДСМской херни. И ещё этот отвратительный костюм восточной танцовщицы… Везение — моё второе имя. — Ян, твою мать, сколько ещё тебя ждать? — Френсис вытолкала меня из комнаты, параллельно застёгивая на мне кожаный БДСМский ошейник, расшитый разноцветными камнями и пайетками, — Напоминаю, ты молча делаешь свою работу и открываешь рот только когда говорят! Ты понял меня, сучёнок? — визжала она, встряхивая меня как котёнка. — Да, — удручённо ответил я и уставился на номер комнаты, — Ну привет, ад на земле. Дверь открылась. Я бесшумно зашёл и сел на колени ровно посередине комнаты, поправив длинный шлейф. Глаза в пол. Поднимать нельзя, иначе — «смерть». Тяжёлые шаги. Он подошёл ко мне. Пристегнул цепь. Завязал глаза. Кляп. Сосать не придётся, по крайней мере ближайшее время. — Встань и станцуй у меня на коленях, — грубо, но разгорячённо, что и ожидалось от извращенца. Потянул за цепь, приказывая встать. Подвёл к себе. Плюхнулся на жёсткий кожаный диван. Держа меня рукой за задницу привлёк к себе. Облизал щёку и дал знак начать танцевать. Танцевать. Я никогда не умел ничего подобного, поэтому мои движения были крайне нелепыми и неловкими, но судя по члену, упирающегося мне в бедро, ему и такая хрень заходит. Лишь бы худенький мальчик в тряпках исполнял его прихоти. — Достаточно, — дёрнул за ошейник и повалил на диван, — Бедра выше! Вот так… Тишина. Больше всего я ненавижу тишину и завязанные глаза. Я не знаю чего ждать, не знаю, что выкинет этот изврат, особенно в триста первой. И от этого так бешено бьётся сердце, в ушах гудит кровь, пересыхает в горле, тело начинает нервно трястись. В какой-то момент начинаешь чувствовать на себе чужой прожигающий взгляд, начинаешь слышать несуществующие звуки и прокручивать в голове сотни вариантов развития дальнейших действий, включая самые страшные и отбитые. И вот он! «Долгожданный», звучный шлепок кожаной плетью. Ещё. И ещё. Сначала, когда тебя хлещут только по заднице, пытаешься терпеть, дышать через нос, но потом, когда удары покрывают спину, плечи и уже горящие булки, начинаешь впиваться ногтями в кожу на ладонях и кусать пластмассовый кляп, настолько старый, что он него отваливаются кусочки и застревают где-то поперёк горла. Последний звонкий шлепок сопровождается протяжным мычанием. И снова тишина. Вот только длится она недолго. Пощёчина, и в ушах звенит. — Мне кажется, я не давал команды стонать, — оттянул за волосы, обжёг нос перегаром, — Придётся тебя наказать. После этой фразы и начинается испытание триста первой: зажимы для сосков, стержень в уретру, зажимы для яичек и языка, вибраторы, воск, электрошокер, плети и на закуску полуобмякший член, рвано двигающийся и раздражающий чувствительные стеночки. В конце, он кончает мне в рот, заставляя глотать горькую вонючую сперму, каждый раз вызывающую у меня рвотный рефлекс. Связанный остаюсь лежать где-то в комнате рядом с лужей собственной блевоты, понимая, что клиент обижен и сейчас пошёл жаловаться. Он заплатит. Всю сумму. Я бы удивился, если бы кто-то не заплатил какой-то жалкий косарь* за почти полтора часа моего мозго- и не только ёбства. Но ему ж надо показать своё многозначительное «Я» и подвергнуть меня, жалкого недостойного омегу наказанию. Спустя пару минут за мной приходят, снимают цепи и игрушки, повязку и костюм. По взгляду Френсис понимаю, что пора готовить спину. Так оно и происходит. Удары розгами. Один. Два. Десять. Двадцать. В этот раз сдержался. Ни звука. Облили холодной водой. Разрешили не дорабатывать до «дневной нормы»* и уйти домой. В такие вечера мне совершенно не хочется уходить с улицы. Начало апреля, уже не так холодно, но ещё и не очень жарко. Свежо и тихо. Хотел бы я остаться в объятиях ночного города чуть дольше, но мне надо выжить. Хотя бы сегодня. Пережить гнев отца ещё один раз… Дрожащими руками повернул ключ и переступил порог абсолютно пустой и тёмной квартиры. Наивный. Квартира не пустая — в ней отец, темнота не абсолютная — на кухне горит свет. — Раздевайся, я жду, — отчеканил отец, едва заглянув в коридор. Не забыл. На ватных ногах прихожу на кухню и встаю перед ним, потупив взгляд. Нереально тяжело стоять: всё тело адски ноет, особенно задница и спина. И это молчание. Оно давит, угнетает, играет на нервах, словно Купидон на лире. Хочу уйти. Сбежать. Выпрыгнуть в окно. Провалиться под землю. Да хоть что-нибудь, лишь бы избавиться от этой пугающей тишины! — Так значит, ты не понимаешь, да? — Да…