Быть омежкой

      После того разговора отец словно вернулся на четыре года назад и стал меня игнорировать. Не знаю, насколько это хорошо или плохо, знаю только то, что эти две недели я провёл словно в раю. Не было криков, насилия, да я даже на работу ни разу не сходил… Вот только я не знал, что это будут последние две недели моего счастья…

***

— Таким образом, мы приходим к выводу, что это утверждение верно, — голос Мисткёрла эхом разносился по сонному классу, вгоняя учеников с тоску. Но не меня. Я держал в руках лист белой бумаги и уже в пятый раз перечитывал следующие строки: «Ян, прости, мне надо уехать на пару дней. Обстоятельства, сам понимаешь… В общем, как вернусь, буду ждать тебя у школы после уроков. Не скучай, ладно?» «Не скучай». Эта фраза горела в моём сердце, заставляя расплываться в широкой улыбке и краснеть. Разве я могу не скучать, когда тебя нет рядом? — Лой! Я устал Вам повторять! — математик выхватил письмо у меня из рук и, пробежав его глазами, показал всему классу, — Вот, посмотрите, чем занимаются двоечники, вместо того, чтобы учиться! Вам должно быть стыд… — Верни! — не выдержав, я резко встал, уронив стул, — Кто дал тебе право это читать?! Класс замер. Это был первый раз, когда кто-то решил не то, что повысить голос на учителя, а обратиться к нему на «ты», да ещё в таком тоне. — Да как Вы…? — Закрой свой рот и хватит унижать меня перед всем классом! — я хлопнул по столу и почти вплотную подошёл к нему, с ненавистью смотря в его глаза, — Меня порядком заебали твои постоянные придирки и нескончаемые «вы только посмотрите на него»! Да какое тебе дело до меня и моей жизни! Хочешь самоутвердиться — найди себе шлюху и самоутверждайся сколько влезет, а меня не трогай! С этими словами я выхватил письмо из его рук и, перекинув сумку через плечо, вышел из класса, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка. Не знаю, откуда во мне появилась эта самоуверенность, но я был доволен собой. Возможно, не стоило говорить с учителем в настолько грубом тоне, но он это заслужил! Пусть он звонит отцу, бежит жаловаться на меня к директору, мне плевать. Я слишком долго терпел подобное отношение, так что пошёл он на хер, гнида! Гордо пройдя по коридору, я вышел во двор и сел в тени большого дерева, пахнущего смолой и свежей краской. Ха, разве это не счастье, сидеть в тишине и спокойствии, наслаждаясь свежим воздухом и майским солнцем, пока другие сидят в душных классах и слушают не менее душных учителей? Определённо да, особенно учитывая что все эти придурки только и знают, что измываться надо мной. Пусть это будет моя маленькая месть, хоть и никчёмная, но всё равно месть. Сегодня у меня слишком хорошее настроение: отец уехал почти на месяц, оставив мне немного денег и полный холодильник еды, а с Харисом я увижусь уже вечером… Я снова развернул драгоценное письмо и прочёл его, пропуская через себя каждое слово. Уже скоро, любимый, уже скоро…

***

— Харис! — не сумев сдержать рвущуюся из меня радость, я бросился альфе на шею, — Я так соскучился! Думал, с ума сойду! — Даже так? — он опустил меня на землю и смущённо улыбнулся, — Тогда мой сюрприз тебе точно понравится! — Сюрприз? — от неожиданности я вскрикнул, привлекая к себе внимание спешащих домой школьников, — Какой?! — Так я тебе и сказал! — Харис повернул меня к себе спиной и одел на глаза повязку, — Увидишь! Как только мягкая ткань легла мне на глаза, меня осенило: день рождения! Сегодня же мой день рождения! Неужели он узнал об этом и поэтому не пришёл сегодня на занятия? Он готовил для меня этот самый «сюрприз»? — Эй-эй, — он поправил повязку, — не подглядывай! Нежно взяв меня за руку он повёл меня к школе. Аккуратно ведя меня по коридорам, помогая подняться по лестнице, он что-то говорил мне, но это было настолько тихо, что я не мог разобрать ни слова. Да даже если бы он кричал, я всё равно бы ничего не услышал — слишком громко стучало сердце и в голове крутились тысячи мыслей, заставляя меня краснеть и то и дело расплываться в смущённой улыбке. Наконец мы пришли. Он отпустил мою руку и встал позади меня, склонившись над моим ухом. — Вот мы и на месте, Ян… В этот момент я не удержался, внутри всё кипело, тело дрожало, поэтому, сняв с глаз повязку я повернулся к нему и потянулся за своим первым, и потому невероятно желанным, сладким поцелуем. Мои губы коснулись мягкой кожи… Но это были не губы… — Да блять! Харис оттолкнул меня. И только ударившись локтями о холодную плитку, я открыл глаза и увиденное повергло меня в состояние ступора. Харис стоял передо мной, приложив ладонь к губам. Он тяжело дышал, а его глаза не выражали ничего, кроме презрения. — Ну ты даешь, братан! — сзади меня послышался голос Волкера, — Охмурил ты его знатно, что он к тебе даже сосаться полез! Волкер… Харис… И ещё трое других альф стояли вокруг меня, еле сдерживаясь от смеха. — Ч-что происходит? — в полном недоумении я взглянул на Хариса, надеясь отыскать хоть каплю поддержки, — Х-харис? — Вот ты и чмо, конечно! — он убрал ладонь, обнажая хищную улыбку, — Неужели ты и правда подумал, что я люблю тебя? Он испытывающе посмотрел на меня и разразился диким хохотом. — Нет, серьёзно? — альфа сел передо мной не переставая хохотать, — Ян, ян, ян, не знал, что ты такая наивная сучка! Харис убрал прядь моих волос за ухо, оборвав во мне последнюю ниточку надежды. Громко ахнув я вскочил на ноги и рванул к двери — я знал этот жест, ничего хорошего он явно не предвещал. Но, как всегда, попытка сбежать обернулась для меня крахом: почти у самой двери Волкер схватил меня за ворот и отбросил в другой конец мужской раздевалки. — Поздно бежать, малыш, — он навёл на меня объектив камеры, — Ты сам загнал себя в тупик, так что будь добр, дай нам порезвиться! Держите его! Не успел я произнести и звука, как двое других альф скрутили меня и без особого труда поставили на колени. — Ну, что, «любимый», поработай ротиком! — Харис подошёл ко мне и, погладив по голове, поднёс к губам свой член, — Давай-давай, не упрямься! Иначе, — он дёрнул меня за волосы и пристально посмотрел в глаза, — ты сильно об этом пожалеешь. Отчаянно не веря в происходящее со мной, я открыл рот и вобрал его член наполовину. В нос тут же ударил сладкий мандариновый запах. Настолько приторный, что меня затошнило и закружилась голова. Будь я нормальным, я бы начал сопротивляться, бороться за свою честь и достоинство, но не сейчас. Сработал омежий инстинкт… и любовь. Я хотел Хариса. Хотел заняться с ним любовью, но…не так… Я хотел… Я просто… Я… — Не халтурь, омежка, — Харис запустил пальцы в мои волосы и грубо насадил на свой член, заставив протолкнул его в самую глотку, — Давай, вот так, умничка. Пока Харис грубо трахал меня в рот, смакуя каждое движение языка, кто-то из альф порвал мои брюки и уже усердно разрабатывал узкую дырочку, давно не чувствующую в себе мужчину. Это неприятно. Искусственное возбуждение всегда было для меня настоящим издевательством. Но хуже всего здесь было то, что меня возбуждал Харис. Его феромон, его пальцы, перебирающие мои длинные волосы, его член, насилующий мой рот. Всё это сводило с ума и от этого было ещё отвратительнее… — Ну-ка! — меня резко и грубо положили на лопатки, широко раздвинув ноги, — Харис, почётное право быть первым твоё! Я не слышал этого дикого хохота, я видел только Хариса, снимающего с себя чёрную футболку и устраивающегося между моих ног. Не сказав ни слова, он вошёл на всю длину, силой вырвав из моей груди стон боли. По телу заструилась тонкая струйка горячей крови, но даже это не заставило его остановиться. Он без капли сожаления насиловал меня, хищно улыбаясь и оставляя на моей нежной коже чёрные синяки и кроваво-красные засосы. Альфа не отрывал глаз от своего члена, входящего в тугое тело омеги. А я как дурак всё пытался поймать его сочувствующий взгляд синих глаз. Тот самый взгляд, что согревал мою больную душу. Но единственное, что мне удалось заметить, это чёрный пирсинг в брови, красиво оттеняющий цвет его глаз и волос. Он красивый…красивый… К горлу резко подступил рвотный ком и, если бы Волкер не заткнул мой рот своим членом, то я бы заслужил себе партию нехилых ударов… Я не знаю, сколько это длилось. Не знаю, кто, как и когда меня трахал. Я потерял счёт времени. Помню только то, что Харис кончил в меня последним. — А ты и правда хорош, Януш! — протянул он, вытираясь полотенцем, — Жаль вот, только раз порадовал меня своим стоном. Стоя в колено-локтевой позе я пустыми глазами наблюдал за ним. Меня манили его руки, застёгивающие ремень драных джинсы, его волосы, спадающие на лицо мокрыми прядями, его длинные чёрные ресницы и синие глаза… Его проклятые синие глаза… — А знаешь, — он наклонился ко мне и втянул в долгий мягкий поцелуй, — ты это заслужил, детка! Ушёл… Он ушёл. — Х-харис, — без сил я опустился на холодный пол и закрыл глаза, судорожно перематывая в своей голове моменты, проведённые с ним. Он спас меня… Он понял меня… Он дал мне надежду… И отобрал… Жестоко… Грубо… Больно… Тупым ножом вырезал её из глубины моей души и растоптал прощальным поцелуем… Ножом… Ножом! На трясущихся ногах я подошёл к зеркалу и посмотрел на себя. Измученные глаза. Спутанные волосы с застывшей в них спермой. Синяки от удушья на шее. Стекло разбилось и блестящие осколки разлетелись по полу, украшая его мелкими хрусталиками и багровыми каплями крови. Окровавленной рукой я взял осколок и, увидев в нем отражение своих глаз, полоснул себе запястье. По руке заструилась горячая кровь, пачкая порванный рукав рубашки и разбиваясь о пол мелкими каплями. Пока я смотрел на вытекающую из вены кровь силы постепенно покидали меня. В глазах темнело. От изнеможения я спустился по стене и закрыл глаза, предвкушая прикосновение костлявой руки на горле. — Твою мать! — дверь устало скрипнула и тут же впечаталась в стену, — Что ж ты сделал?! В ушах эхом зазвенел до боли знакомый голос. Я никак не мог вспомнить, где слышал его раньше, но он казался таким родным и таким особенным, что даже в груди защемило. С трудом разлепив тяжёлые веки, я увидел парня, судорожно перематывающего мою руку белой тряпкой. Его руки дрожали, чёрные волнистые волосы спадали на лоб, не давая мне увидеть его глаз. — Зачем ты так? — срывающимся голосом спросил он, держа свою горячую ладонь на перевязанном запястье, — Ты же мог убить себя! — И что? — безразлично ответил я, закрыв глаза, — Какая разница, умру я или нет, никто даже не заметит… — Ты себя-то слышишь?! — не выдержал он, — Самоубийство — не выход! — Да что ты вообще знаешь о…?! — я резко оторвался от стены и мой взгляд тут же привлекла его рука, вдоль и поперёк усеянная глубокими порезами, — Ты…? Я посмотрел в его глаза и меня накрыло. Это они! Они! Те самые синие глаза, когда-то открывшие мне душу. Я вспомнил тот день, когда мои грязные фотки развесили по всей школе, когда всё пошло под откос. А потом Харис… Потом… И больше не было сил. Я опустил голову ему на плечо. Из груди вырвался тяжёлый хриплый стон, а из глаз потекли слёзы. Было больно. Настолько больно, что я уже не мог успокоиться. Меня разрывало изнутри. Казалось, ещё немного и я захлебнусь собственными слезами.  — Иди сюда… Это всё, что он сказал. После этого он лишь прижал меня к себе, позволив всей моей душевной боли выйти наружу и впитаться в его горячее плечо…