Дай мне жить

      Сияющие залы дьюти-фри гудели голосами, шумом колесиков ручной клади и утопали в ароматах всевозможных парфюмов. Найджел остановился у стойки с нижним бельем, перебирая аккуратно сложенные коробочки.       — Так, для себя любимого… — он достал упаковку с боксерами, с тонкой золотой полоской и древнегреческим орнаментом по поясу.       Вот. Будет выглядеть как древнегреческий бог, только с бокалом вина не на мраморном пьедестале, а в отеле после рейса. Он прикинул, как ненавязчиво пройдет в них перед Адамом, предложит вино и… вынырнул из фантазий. Времени на то, чтобы выбрать вещи, годные для дневной жары, оставалось всего ничего, а он никак не мог определиться с цветом белья. Черные? Кажется, Адам тоже носит черные. Или белые. Боже, ну что случилось с его памятью в столь важный момент? Взгляд зацепился за темно-синие: ну а что? Нэви-блю всегда смотрелся на его коже выигрышно. Найджел вытянул руку за синими, но, поколебавшись, все же прихватил и черные: для загара черные все же лучше.       Рядом, лениво притянув к себе корзинку, стоял Адам. Вещи для себя он выбрал быстро, будто кто-то заранее прислал ему из магазинов каталог. Гораздо дольше он выбирал какие-то конфеты и виски, сразу две бутылки. На Кипре что, ввели сухой закон? Но Найджела он не торопил и теперь с любопытством следил за тем, как тот придирчиво рассматривает коробочки. Найджел не мог не заметить его долгих взглядов.       — А это для тебя, — с совершенно серьезным видом Найджел вытащил Hugo Boss, — вот. Надо ж соответствовать статусу. — Он протянул коробку Адаму, подмигнув. — Ты же у нас босс.       Адам приподнял бровь, но уголки губ предательски дернулись.       — Очень смешно.       — Никаких шуток! — Найджел сделал шаг ближе, заговорщически понизив голос. — Представь: ты заходишь в переговорную, ну, снова собираешь собрание, все видят твою уверенность, твою силу… А под костюмом тоже Босс! Полный комплект!       Адам уже не удержался и рассмеялся.       — Что на тебя нашло? Влияние Парижа?       — Именно, — самодовольно сказал Найджел и бросил обе коробки Versace и одну Boss в корзину. — Одному — для власти, а другому — для красоты.       Адам закатил глаза: ну сколько можно выделываться? И пока Найджел перебрался к вешалкам с футболками, приоткрыл коробку конфет.       Найджела тоже всегда тянуло на еду в аэропортах, но сегодня все было иначе. И хотя с утра он выпил только кофе и, по идее, должен был давно проголодаться, вместо сводящих кишок в животе порхали бабочки, и десяток из них, очевидно, залетел в желудок вместо еды. Аппетита — ноль. Найджел провел пальцами по ткани футболки, но резко отложил ее обратно. К черту шмотки, здесь наверняка есть приличные кафе. Адам ведь не был таким сладкоежкой, чтобы расправиться с третью коробки, не дойдя и до кассы. В самолете, даже если и будут кормить, сдохнешь, пока дождешься, да и от одной мысли о подносе с макаронами его передернуло.       — Ты голоден? — спросил он Адама.       Адам усмехнулся, дожевывая одну из конфет.       — Тебе еще шорты надо выбрать. И штаны. Ты же сам говорил.       — Это не так важно, — Найджел махнул рукой. — Что-нибудь на месте найдем. Мы ж не на необитаемый остров летим! — и тут же, про себя, мысленно добавил: хотя и жаль, что не туда.       Адам наклонил голову, прищурился:       — Если поторопишься, красотуля, то успеем ухватить какой-нибудь сэндвич.       Красотуля?       Найджел вскинул подбородок и улыбнулся нарочито вызывающей, соблазнительной улыбкой, словно позируя фотографу. Но свою настоящую улыбку он от Адама спрятал. Поспешно отвернулся к вешалкам, пока Адам не заметил разлившийся по его скулам румянец.       Они нашли столик у окна в бистро-кафе; на пластиковом подносе лежали два сэндвича и по бутылке минеральной воды. Найджел швырнул на соседнее сиденье пакет с покупками — боксеры, шлепанцы и все необходимое для курорта.       — Мы туда надолго? — спросил он, раскрыв упаковку и делая первый ленивый укус. — Надеюсь, я не зря Ниццу променял?       — Думаю, неделю пробудем, — сообщил Адам с какой-то мягкой уверенностью. — Теплое море пойдет на пользу. А потом — за работу. На тебе еще и учеба, — напомнил он.       Найджел едва не фыркнул. Даже когда Кипр на носу, Адам мыслями в Сити. Впрочем, разве в этом что-то новое? Он хотел отпустить колкость, но остроумие предало.       — До сих пор не верю, что ты решил взять отпуск, — сказал он вместо этого, пожав плечами. И это было правдой: не верилось.       — Не совсем, — возразил Адам. — Там у меня некоторые дела. Но я надеюсь совместить. А вот ты сможешь полноценно отдохнуть и набраться сил.       Найджел приподнял бровь, копируя излюбленный жест Адама, и взглянул на него поверх сэндвича.       — Дела? На Кипре? У Адама Норманда? — Он вскинул голову, вспоминая. Ну нет, на карте в кабинете Адама никогда не было такой точки.       — Надо урегулировать некоторые банковские вопросы, — спокойно пояснил Адам, сделав глоток воды.       Найджел чуть не поперхнулся. Глаза его распахнулись. И уже без притворства.       — У тебя оффшорные счета?       — Почему это тебя удивляет? — спросил Адам, не сдержав усмешки. Видимо, наивность Найджела его забавляла. — Каждый человек имеет право хранить деньги там, где считает нужным.       — Ах да, ты просто выбрал их банковскую систему как самую надежную? — Найджел откинулся на спинку стула. — Что еще я о тебе не знаю?       Адам ответил не сразу, задумчиво разглядывая его, словно взвешивая: стоит ли приоткрывать завесу чего-то тайного или еще рано.       Конечно, стоит. Найджел в нетерпении поставил локти на стол и подался вперед.       — Послушай, — наконец сказал Адам. — Прекрасно, что ты приступил к делам компании. Но мои дела пока не взваливай на себя. Не все сразу. И уж точно не здесь.       Найджел, задержав на время воздух в легких, разочарованно выдохнул. Нет, ничего ему Адам не скажет: глупым, наверное, считает. Но Найджел не был глуп и понял для себя кое-что важное: Адам действительно что-то недоговаривает.       Многое, если уж на то пошло. Но странное дело — он вовсе не был уверен, что хочет это знать прямо сейчас. Может, и вообще никогда. Потому что перспектива услышать, что один из лучших адвокатов страны живет вразрез с законом, звучала нелепо, почти абсурдно. И все же… даже этот абсурд был соблазнителен по-своему. Пожалуй, впервые за все годы Адам предстал как тот самый «плохой парень» из кино.       Сам перелет прошел тихо. Найджел устроился у иллюминатора, наблюдая, как облака медленно расступаются перед заходящим солнцем и превращаются в позолоченное хлопковое море. Адам сидел рядом, погруженный в очередной отчет на планшете, иногда поднимая взгляд и бросая короткие комментарии о времени в пути или погоде.       Когда самолет приземлился, и они забрали чемоданы, за дверями терминала оказалось уже темно. Их ждала машина. Найджел сел на заднее сиденье рядом с Адамом, стараясь не обращать внимания на усталость — путь был длинным, но с приятным ощущением той свободы, какую ждешь от побережья. Он будто бы уже слышал и шум волн, что, конечно, было не более чем игрой воображения, — но Найджелу нравились эти игры разума. Он даже не стал спрашивать, в какой отель они направляются. Да и зачем? Скоро увидит сам. Ехать уже всего ничего, учитывая, какой путь они проделали.       За окном медленно проносились огни Ларнаки. Найджел устроил голову у Адама на плече. Дорога мерно шумела, обещая начало чего-то нового и неизведанного. А когда Адам положил на него руку и приобнял, все стало каким-то правильным, — иного слова Найджел подобрать не смог. Он прикрыл глаза, — пока тянулась пустая автотрасса с редкими огнями фонарей, — и почти задремал.       Как только машина въехала в город и свет прорезал темноту, расслабиться и снова отключиться не получилось — да уже и не хотелось. Замелькали вывески, улицы постепенно оживлялись, но Найджела они не интересовали. Настоящее желание было другим: просто сидеть так, полусонно рядом с Адамом, в его теплом объятии. Тепло шло даже не от его тела, — хотя и от него, конечно, тоже, — но источник был спрятан внутри: в груди Найджела словно зажгли лампу. Если бы о таком можно было мечтать, он бы загадал одно: пусть этот миг длится вечно. А если нельзя вечно, то хотя бы подольше: он имеет на это право. Ну хотя бы в зачет пропущенных в детстве каникул.       — Мы на месте, сэр, — сказал водитель, неотвратимо разрушая момент. Первое, что на что Найджел обратил внимание, выйдя из машины, — воздух. Совсем другой, чем в Ларнаке: соленый, свежий, бодрящий. Холодноватый, но не тот, от которого зуб на зуб не попадает, а скорее тот, что прочищает голову. Он вдохнул глубже, наполняя легкие до предела. Что ж, в Айя-Напе ему уже нравилось — отличное начало!       Взгляд упал на дом. Двухэтажная вилла сияла в ночи, словно фонарь на берегу. Свет горел во всех окнах. Подсвечены были и дорожки, рассекающие угольно-черную траву. По периметру участка тоже мерцали огоньки, а широкую террасу и вовсе заливало мягкое золотое сияние. На электричество не поскупились — дом ожидал гостей. Найджел затаил дыхание. Адам снял виллу? Ну ничего себе!       — Тебе нравится? — спросил его Адам.       — Спрашиваешь еще! — выдохнул Найджел восторженно.       Когда он подошел ближе, Адам положил руку на его плечо. Помедлив, Найджел накрыл ее своей, точь-в-точь, как Адам сделал в кабинете.       Глядя на освещенные окна, Адам произнес:       — Днем тут еще красивее. Год ушел на реновацию, но оно того стоило.       Найджел удивленно вскинул брови:       — Ты знаешь хозяев? Откуда такая осведомленность?       — Знаю. Адам Джеймс Норманд зовут, — спокойно ответил тот.       Найджел резко повернул к нему голову. Что?! Да ладно!       Адам улыбнулся, чрезвычайно довольный собой.       — Она наша, Найджел. Добро пожаловать.       Сюрприз удался! Да еще какой!       Но, кажется, что не один… Боковым зрением Найджел заметил мужскую фигуру. Пока еще вдали, но быстро приближающуюся. Когда расстояние сократилось, улыбка тотчас сошла с лица Найджела: он узнал Бакстона. Адам торопливо вынул руку из-под его пальцев — Найджел невольно заострил на этом внимание — и шагнул навстречу.       Двое поприветствовали друг друга рукопожатием, а Найджел почувствовал острое желание отвернуться. Присутствие Бакстона мгновенно наложило на их прибытие отпечаток чего-то неприятного, противного. Все-таки он терпеть не мог этого человека.       — Ужин подадут через полчаса, — сказал Ричард, сухо кивнув Найджелу в знак приветствия.       — Отлично, — ответил Адам. — Только сначала ты мне все расскажешь. Напомни, твой самолет завтра вечером?       — Днем. Утром я тебя сопровожу, как договаривались.       Когда втроем они перешагнули порог дома и очутились в просторной гостиной, Найджел спросил:       — Где моя спальня? Пока вы будете разговаривать, я распакую вещи и встречусь с вами на ужине.       Он взглянул на Адама, ожидая ответа, но тот уже был погружен в собственные мысли. Конечно! Откуда в них найдется место и для Найджела? Заговорил Ричард:       — Для тебя подготовили самую светлую комнату. Думаю, устроит. На случай, если захочешь провести время за рисованием, — и добавил: — Тебя сейчас проводят.       — Найджел, — наконец и Адам удосужился с ним заговорить, — начинай ужин сам. Наш разговор с Ричардом может затянуться.       — Я могу подождать. Пока не проголодался, — ответил Найджел нерешительной улыбкой.       — Не стоит. Начинай без нас, — настоял Адам и снова погрузился в разговор с Бакстоном.       Название банка Найджел не расслышал. И плевать — раз разговор не для его ушей. Раз даже после Совета Адам не считает нужным посвящать его в дела… Адам дал ясно понять это перед вылетом, но перед вылетом Найджел не предал сказанному особого значения. Сейчас же выставленные границы уязвили. Разве не доказал он на Совете, что они команда? Да, прошло не идеально, но он сделал все, что мог! Боже! Да как будто он и так не понял, что разговор сейчас пойдет о тех самых оффшорных счетах! Или о том, как идет восстановление систем безопасности. А еще — что дало расследование…       Когда эти двое удалились, оставив его торчать посреди гостиной, к нему подошла девушка небольшого роста с аккуратно собранными темными волосами.       — Доброй ночи, сэр, — она вежливо поздоровалась. — Я провожу вас в вашу комнату. Надеюсь, вы хорошо добрались.       Найджел последовал за ней вверх по лестнице. Добрался-то он хорошо, но вот теперь его прекрасное настроение катилось вниз кубарем.       — А где комната мистера Норманда? — спросил он, поднимаясь на второй этаж.       — Соседняя с вашей, — ответила девушка. — Столовая внизу. Если хотите, я могу показать планировку. У вас очень красивый дом. — Она провела его к двери.       — Я могу попросить подать ужин в комнату? — уточнил Найджел, не спеша заходить.       — Конечно, сэр. Могу еще чем-то помочь?       — Ричард Бакстон давно здесь? — спросил Найджел.       — Прибыл позавчера.       Все ясно — иных вопросов у Найджела не возникло. Все постепенно становилось на свои места. Пожелав ему хорошего вечера, девушка вернулась к лестнице, а Найджел досадливо повернул ручку двери. Как-то иначе он представлял их приезд — да что там, в его голове всё складывалось иначе! Оказывается, никаким внезапным решением приезд сюда не был. Как, впрочем, не был и отпуском. Если что-то и было в сценарии Адама внезапного, так это он — Найджел.       В дверь постучали: принесли чемоданы.       — Оставьте снаружи, — раздраженно бросил Найджел.       Разумеется, доверить чемоданы можно было и прислуге, но, несмотря на усталость, он предпочел сделать это сам. Он никогда не любил, когда чужие руки касались его вещей. Магда — еще куда ни шло, но этот дом был чужим.       Он вкатил чемоданы внутрь и с неожиданным остервенением принялся вытаскивать вещи. Эта рубашка — в стирку. Эти брюки — он даже не успел надеть. Может, и не стоило отказываться от Ниццы?       Справившись с вешалками, Найджел окинул придирчивым взглядом комнату. Просторная. Огромное окно занимало почти всю стену. Судя по шуму прибоя, море совсем близко. Бакстон был прав: место идеально подходило для работы. Что ж, вот и выпал шанс запечатлеть природу Средиземноморья — круто! Вот только чем он рисовать будет? Пальцем?       Найджел тяжело опустился на край кровати. Теперь он и понятия не имел, чем здесь будет заниматься. Поднимутся ли они с Адамом в горы? Или прогуляются по городку? Об этом он еще думал в самолете. А теперь… Что, если Адам даже здесь увязнет в своих бесконечных делах?       Найджел разделся и направился в душ — собственный, прямо в его комнате. Роскошь-то какая! Горячая вода смыла усталость дороги, но вместо нее в душе поднялась вязкая, тяжелая обида на Адама.       Он как раз вышел из ванной, когда прислуга внесла поднос: на нем дымилась рыба, рядом аккуратно уложенные овощи и бутылка вина. По комнате тотчас разлился аппетитный аромат. Найджел наполнил бокал и сделал глоток. Он так и остался в халате — к чему наряжаться? Отужинать в четырех стенах?       Вкус вина оказался правильным, безупречным, Найджел такое любил. Но он отставил бокал и бросил взгляд на кровать. Широкая, просторная. Постельное белье холодного темно-серого оттенка — угодили даже в мелочах. Но, тем сильнее ощущалась пустота. Почему все — да кому только угодно! — имеют право проводить с Адамом больше времени, чем он сам? Ладно, Лондон… там еще можно было найти оправдания. Но здесь, сейчас? Какая, в конце концов, срочность у этого разговора?       Он снова взял бокал и медленно обошел комнату. Приблизился к окну, открыл створку шире. Комнату тотчас наполнил свежий прохладный воздух и гул моря. Наверное, днем здесь и правда красиво. Но сейчас он видел в темных стеклах лишь отражение своего кислого лица.       Ужин тоже не принес радости. Вся радость была в другом месте, за стеной. Второй бокал закончился слишком быстро. Найджел покосился на бутылку, но быстро передумал налить себе еще. Иных развлечений, кроме как напиться, у него не было, но Адаму точно не понравится такое. Найджел завязал халат плотнее и спустился по лестнице — подождать Адама внизу, в гостиной. Шум моря только подчеркивал его одиночество.       Вилла дышала ночной тишиной. Свет на первом этаже был уже приглушен, что позволяло хорошо рассмотреть из окна кусочек сада, но Найджел устроился в кресле у длинного стола — лицом к камину: игривое, почти празднично-радостное мерцание огоньков снаружи точно насмехалось над ним.       Дверь открылась почти бесшумно. Шаги Адама были уверенными, а голос — спокойным, словно все происходящее было само собой разумеющимся.       — Завтра утром я буду занят, — сказал он просто, не приближаясь слишком близко. — Но к вечеру… будь готов.       Сказал — и уже развернулся, направляясь к лестнице. Все. Никаких объяснений, никаких деталей. Найджел смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из виду. В груди что-то неприятно сжалось. Чувство было слишком знакомое, из детства: его оставили. Снова. Как будто Адам позвал его сюда только для того, чтобы поселить в красивом доме и… забыть. Найджел залез на кресло с ногами, обхватил колени и склонил голову, будто прячась в кокон. Зачем это все? Вилла, комната, вино и постельное белье, как он любит… Чего ради, если он снова один?       Утро оказалось щедрым на солнце, и с его лучами в комнату просочилась и легкость. Еще вчера Найджел на нее и не рассчитывал. Это, вероятно, сказалась дорога, и к ночи в нем заговорила усталость — в конце концов, Адам ведь ни словом не обмолвился о ленивом отпуске. О своих обманутых ожиданиях Найджел предпочел сегодня не думать, не позволяя раздражению проступить. Будь умницей, Найджел. Он умылся, натянул первые попавшиеся штаны и футболку. До вечера времени было предостаточно — еще успеет привести себя в порядок. А вот в Лондоне непременно придется постричься: волосы мешали, сбивались прядями, — лохматость бросалась в глаза, словно он оброс за одну единственную ночь. Или же раньше он просто этого не замечал.       Найджел не был голоден, но чашка кофе была бы кстати. Кухню он нашел не сразу — успел обойти если не весь дом, то точно большую его половину. Адама, разумеется, дома не оказалось. Коротко распорядившись насчет кофе, Найджел еще немного побродил по комнатам, намеренно задерживаясь в каждой.       Теперь, при дневном свете, вилла показывала свою настоящую цену. Не считая аккуратности и новизны, — ни одна поверхность не знала царапин, ни одна подушка еще не примялась, — внешне все казалось незамысловато: простые линии, спокойные цвета. Но стоило присмотреться, и в простоте раскрывались рука мастера и тщательный, тончайший расчет. Найджел попытался угадать по мелким деталям почерк, перебирая в уме тех, кого знал, но тщетно: никто не годился.       Кофе подали на террасу. И только там Найджел заметил бассейн, скрытый с улицы. Он непременно спросит у Адама имя дизайнера: он хотел знать, чья это работа.       Найджел устроился в плетеное кресло, сладко щурясь и позволив себе наконец расслабиться. Как же он любил солнце!.. Первые глотки горького напитка обожгли губы и язык, но в этом тоже была своя радость. Надо будет сказать Адаму спасибо — значит, теперь у них есть на берегу моря свой дом. Ну правда же круто! Само место тоже было невероятно красивым.       К полной неожиданности Адам вернулся вовсе не вечером, как обещал, а еще до полудня. В костюме, с иголочки, а вот Найджел только-только закончил завтрак. Здесь, на побережье, деловой облик Адама выглядел максимально чужеродно, но это Найджел почувствовал себя неловко: надето на нем что попало, да и зубы он с утра так и не почистил. Адам коротко сказал собираться: катер, пляж, краски.       — Краски? — непонимающе переспросил Найджел.       — В Никосии найдем подходящие. С нее и начнем.       — Нет. Давай сначала на катере. А потом туда. А после уже и на пляж вернемся, — попросил Найджел. — Хочу увидеть море в разное время дня.       — Как хочешь, — Адам согласился легко. Последовательность для него не играла роли.       Найджел вскочил с кресла.       — Пять минут — и я готов! — выкрикнул он на бегу, обернувшись через плечо.       Закручивая кран в душе, он был полон сил и энергии, даже хотелось петь. Кое-как обтеревшись, он влез в новые штаны, небесно-голубую футболку, бросил в хлопковую сумку плавки, крем, сунул ноги в шлепанцы и торопливо спустился вниз. Адама там не оказалось. Проверив весь первый этаж, Найджел вернулся наверх.       Дверь в спальню Адама была приоткрыта, однако из самой комнаты не доносилось ни звука. Странно. Найджел приоткрыл ее шире.       Адам, раскинувшись на кровати, спал. Первые секунды Найджел растерялся. Уснуть вот так, посреди дня? Сейчас? Тем более, что именно Адам хотел провести день активно: катер, ныряние, шопинг… Найджел растерянно скинул шлепанцы и столь же растерянно переступил порог — на носочках, решая, что делать дальше. Разбудить? Или дать Адаму отоспаться? Минувшие недели точно не были легкими.       С берега донесся крик чаек, заглушенный шипением прибоя. Возможно, Адам намеренно оставил окно открытым, напрасно понадеявшись на свежесть. Яркое солнце уже успело прокалить воздух, и ветер задувал в комнату только влажный зной. Найджел осторожно прикрыл окно, задернул шторы и включил климат-контроль — так-то лучше: Адам любил спать в прохладе. В остальном, что ж, придумает, чем себя занять. Вовсе ведь не обязательно сторожить сон Адама, — такими сантиментами Найджел не страдал.       Или все-таки страдал. Найджел медленно приблизился к кровати.       Лечь рядом с Адамом так, чтобы тот ничего не почувствовал, было невозможно — матрас оказался слишком мягким и сразу же прогнулся под весом. Найджел замер, осторожно убрал с матраса колено. Секундой позже, затаив дыхание, коснулся рукой темных волос. Невесомо провел по ним самыми кончиками пальцев, только бы не разбудить. Ничего, успокоил себя Найджел, ничего страшного. Он готов был пожертвовать и этим днем, хотя краски, конечно бы пригодились.       Он сделал шаг назад, чтобы уйти, но Адам сморщил нос и все-таки открыл немного сонные глаза.       — Ты уже готов? — спросил Адам, приподнявшись на локтях и разминая шею. — Обычно ты дольше…       Возможно, стоило бы сказать теперь и вслух: спи. Но Найджел слишком поддался соблазну предстоящего дня. Не только ведь в красках дело. Тем более, он ведь не будил Адама, тот проснулся сам. А значит, день, который они проведут вместе, он не променяет и на миллион фунтов!

      ***

      Катер мягко резал лазурную гладь, оставляя за собой белую пенную борозду. В четверть первого солнце стояло в зените и обрушивало на Айя-Напу свой палящий свет. На арендованном судне, — небольшом, но довольно симпатичном, — были только двое — и шкипер, уверенно ведущий их по маршруту вдоль побережья. Шкипер молча наблюдал за волнами и выбранным курсом, лишь изредка переглядываясь с пассажирами, словно подтверждая: все в порядке, ничто не потревожит отдых.       Ну а раз так, Найджел скинул футболку и избавился от штанов, оставаясь только в плавках. Кожа сразу ощутила соленый ветер — он обдавал прохладными и резкими порывами, и все же солнце било сильнее. Найджел сел на нос катера, вытянув ноги и позволив мокрым брызгам коснуться кожи.       — Сгоришь, — заметил Адам, щурясь из-под темных очков.       — Уже намазался кремом, — отозвался Найджел. — Не бойся, в этом кишащем опасностями раю я выживу.       Адам только качнул головой, словно позволяя его ребячеству быть, а себе — отпустить этот легкий, отцовский контроль в чересчур заботливых мелочах.       Постепенно пляжи превратились в тонкие золотые линии, дома — в крошечные белые точки, а чайки лениво кружили над скалами. Отсюда мир казался простым и чистым: только легкий рокот мотора и море. Вода вокруг стала глубже по цвету, уйдя от нежной бирюзы в густую, гипнотическую синеву.             Слепящие блики вынуждали Найджела постоянно щуриться, но это не портило впечатления от круиза. Найджел наслаждался каждым мгновением.       Особенно в те минуты, когда замечал, что Адам на него смотрит — не прямо, будто бы случайно, украдкой. Найджел позволил ему думать, что это остается незамеченным. Но когда Адам протянул руку и поправил его волосы, всклокоченные ветром и солнцем, Найджел к нему повернулся:       — Красиво, да? — сказал он.       — Красиво, — коротко согласился Адам, но Найджелу показалось, что говорил он не только о море.       Что это, неужели признание? Он улыбнулся и расправил плечи, сбросив легкую сутулость. Хотелось верить, что именно так оно и было. И пусть лишь краем глаза — неважно. А пока… Он вытянул спину, подставил лицо солнцу под самым выгодным углом, словно бы приглашая без слов: смотри еще — это для тебя.       Два часа пролетели незаметно. Солнце спустилось чуть ниже, стало мягче, море заблестело расплавленным стеклом. Адам тоже разделся до плавок, и Найджел, позабыв о всякой скромности, засматривался на него так, будто видел впервые. Красивое, крепкое тело — Адам был в отличной форме. Рельеф мышц, заложенный еще в полицейские годы, никуда не исчез; Адам ценил физическую силу и продолжал следить за собой.       Его пристальные взгляды Адам принял, наверное, за скуку. А ну-ка не киснуть! Он попросил шкипера заглушить мотор и позвал Найджела поплавать с ним на глубине. Найджел подхватил идею с готовностью, и они вместе спрыгнули в воду, тут же бросившись наперегонки.       Найджел выдохся первым, за что Адам шутливо окрестил его слабаком. Что ж, справедливо: Найджел тут же пообещал себе, что по возвращению в Лондон сразу же купит абонемент в бассейн. Вернувшись на катер, он, обсыхая, не сводил глаз с Адама, который нырял все глубже и глубже. Сквозь кристально прозрачную толщу дно казалось обманчиво близким, и сердце Найджела всякий раз замирало: вдруг Адаму захочется взять еще пару метров вниз? То и дело он оглядывал еще и горизонт — не мелькнет ли плавник акулы. Забавно: пока сам был в воде, мысль об этом даже не возникала.       Когда катер взял курс обратно, Найджел поймал себя на том, что раздражение вчерашнего вечера окончательно растворилось — смылось водой и солью. Остались свежий ветер, раскаленная кожа и редкие, но цепкие взгляды Адама. Они палили Найджела сильнее солнца.       Никосия встретила их сухим жаром и шумными улицами, но за витриной художественного магазина царила особая, почти священная тишина. Запах бумаги, дерева и краски опьянил Найджела с порога — насыщенный, терпкий; магазин понравился ему с первых секунд. Ряды кистей аккуратно стояли в высоких стаканах, рядом с остро заточенными карандашами. Тускло мерцали по полкам разложенные латунные тюбики красок, а вдоль стен громоздились холсты — от маленьких, размером с тетрадный лист, до широких, в человеческий рост. Найджел замедлил шаг, как будто ступал по храму. Его пальцы скользили по коробкам акварели, по упаковкам угля или на альбомах с толстой плотной бумагой. Он взял в руки мольберт — добротный, тяжелый, складной, — и сразу представил, как будет ставить его на террасе. Но затем обернулся на Адама со счастливой улыбкой: останови, а то скупим весь магазин.       — Пусть на вилле и лежат. На следующие приезды, — рассудил Адам, помогая донести холсты к кассе.       Найджел только кивнул. Следующие приезды? Звучало как обещание. Таскать вместе всевозможные коробочки доставило ему еще одно, особое удовольствие, и Найджел боялся его спугнуть… А вдруг не только его внешность, но и талант заслужил сегодня признание?       На обратной дороге солнце уже медленно клонилось к горизонту. Воздух становился мягче, но ветер врывался в салон кабриолета, заглушая половину слов. Иногда, чтобы услышать друг друга, приходилось почти кричать. И все же это чувство — мчаться по трассе, с открытым небом над головой, — заставляло сердце Найджела биться еще радостнее, на грани эйфории.       Долгое время они ехали молча, пока Найджел вдруг не заговорил, перекрикивая порыв ветра:       — Я собираюсь написать пейзаж сразу в двух вариантах — день и ночь! Обычно я не люблю пейзажи, больше людей. Но эта природа… слишком отличается от той, к какой привык глаз.       Адам коротко взглянул на него и тотчас вернул внимание на дорогу.       — Но я помню! — продолжил Найджел уже тише, когда ветер унялся. — Не надо браться за несколько дел одновременно, так? Если распыляться, ни одно не даст нужный результат.       — Верно, — кивнул Адам.       — Твои уроки сложно забыть. Даже те, которые на практике противоречат твоим же установкам.       — Это какие, например?       — Разве не распыление — учиться одновременно на художника и юриста?       Адам улыбнулся краем губ. Так он и знал, куда юный хитрюга выведет разговор.       — Ты всегда мог сконцентрироваться на одном направлении, — сказал он. — Ты сам сделал выбор. Тебя никто не принуждал.       — Не принуждал учиться в Париже, — закончил за него Найджел.       — Ты ведь не собираешься настаивать на обратном?       Найджел закатил глаза; очки пригодились не только от солнца, но полезным бонусом спасали от излишней откровенности. Как же он поспешил с выводами в той лавке! Найджел отвернулся к дороге, отрезая любую возможность продолжения — ни словом, ни взглядом. Стоило лишь чуть углубиться, и разговор тотчас, словно это было неминуемо, фатально, скатится в спор. А спор — в ссору. Да, глупо было и начинать, раз тема искусства по-прежнему оставалась между ними тяжелой, болезненной. Не для этого был сегодняшний день.       Порыв ветра заглушил паузу.       — Должно быть, получатся очень красивые картины, — сказал Адам, когда шум стих.       — Как минимум такие, что достойны быть выставлены! — не выдержал Найджел. Он сам понял, что вышло ядовито, но яд брызнул сам собой, и направлен он был в одну точку — в Адама. Они мчались дальше, мотор гудел. Потом, неожиданно, Адам склонился ближе и сказал почти в ухо:       — Мне кажется, тебе стоит задать себе вопрос. Чего в тебе больше — радости от этого дня или накопленных обид?       Найджел вздрогнул. В разговорах с ним Адам тоже редко бывал таким откровенным. Смысл дошел не сразу, но когда дошел — стало не по себе.       Неужели Адам читает его, как открытую книгу? А страницы ведь не только про живопись. Найджел вспомнил и про свой стыд. Видит ли Адам его насквозь? И его бесстыдство — тоже? Он поспешил перевести дыхание и сменить тему:       — Хотел спросить, кто был дизайнером дома. Я в полном восторге от его работы.       Оказалось, что дизайнером он не был вовсе — архитектор, канадец еврейского происхождения. Имя Найджел плохо расслышал из-за ветра. За готовый проект тот взялся неохотно, пришлось уговаривать. Переговоры тянулись месяцами.       Найджел теперь понял: так вот почему он и не узнал стиль. Об архитекторах он не думал, да и с этим сегментом был знаком лишь поверхностно.       — Это оправданные затраты сил и времени. Дом исключительный, — признал он.       — Я рад, что тебе нравится, — улыбнулся Адам. — Я хотел, чтобы все было на твой вкус.       Найджел ничего не ответил. В горле затянулось тугим узлом. Найджел вдруг почувствовал острое желание на Адама накричать: на его вкус, значит? — а может, и кулаком в плечо ткнуть. Какая трогательная, выборочная забота о его жизни! Но в ту же секунду ему так же сильно захотелось протянуть к Адаму руку и сжать его ладонь — без слов, просто в знак благодарности. За все то настоящее, то нужное, что Адам в его жизнь принес. В знак любви, в конце концов. Он ни за что на свете Адама не предаст — никогда! Но вместо этого Найджел выдавил лишь кивок. Эмоции разрывали на части, мысли рассыпались, он не мог мыслить связно. Адам тем временем набрал скорость, кажется, уже превышая дозволенную.       Встретить закат было решено на Нисси Бич. На трассе, выждав момент, когда интернет наконец ловил сеть, Найджел набрал название в поисковик. Пролистав картинки, он так и не понял, чем именно место выделяется. Да, красиво, но не настолько, чтобы поражать воображение сильнее, чем виды с их собственной террасы. Разве что песок светлее, на некоторых фото почти белый. Но спорить с Адамом Найджел не собирался: куда бы они ни поехали — все хорошо.       Они сели на сухой песок. Найджел выпрямил спину и слегка поморщился: прикосновение кожи к футболке оказалось вдруг неприятно жарким. Странно, по дороге из Никосии он не чувствовал ни малейшего дискомфорта, но, похоже, солнце обошлось с ним несколько грубее, чем он рассчитывал.       После дневного зноя песок остыл довольно быстро, и Найджел предложил пройтись босиком вдоль кромки воды, встречая закат на ходу. Вечерний пляж был сказочно прекрасен: море переливалось легкими волнами золота и углубляло упавший в воду небесный пурпур. Ветер словно мягко шептал в ноги, подхватывая песок. Найджел подстраивался под ритм шагов Адама, погружаясь в красоту и хрупкое очарование момента. Адам, несмотря на проведенные часы за рулем, выглядел отдохнувшим. И несмотря на вспыхнувшую размолвку — умиротворенным, что придавало Найджелу какое-то необъяснимое чувство безопасности. Он тоже хотел поскорее забыть размолвку.       — Я бы поел в городе, — предложил Адам.       И вспомнить об ужине было весьма кстати: обед они ведь пропустили. Впрочем, куда идти — в ресторан или обратно на виллу — Найджелу было все равно. Вечерняя Айя-Напа обещала свои огни, и он решил заодно насладиться видом.       Айа-Напа, конечно же, Найджела не поразила. Этого в принципе не могло случиться. Поражал его Париж, и в этом соревновании мало какие города могли выиграть. Но городок все же был приятным. Чистые улицы с двух- или трехэтажными домами, симпатичные уютные кофейни и необыкновенно приветливые люди. По пути им даже попались пара музеев, уже закрытых. Найджел не делал большую ставку на то, что они способны его заинтересовать в ближайшие дни, но от нечего делать могли стать сносным лекарством; к тому же само их наличие создавало ощущение выбора.       Цветные флажки, натянутые над главной площадью из розовато-желтого камня, тоже поднимали настроение пестротой. Найджел зацепился взглядом за трепыхавшийся на веревке треугольник. На него падал свет фонаря, и среди прочих он выделялся особенно ярко — желтый контрастировал с глубокой чернотой неба.       Адам вывел их на мощеную светло-серыми камнями улочку. Людей почти не было, зато им открылся полупустой ресторанчик на шесть столиков.       Найджел заказал запеченного морского леща с оливковым маслом, лимоном и ароматными травами. Рыба оказалась нежнейшей, кожа хрустела, а мясо буквально таяло во рту. Гарниром подали обжаренные до золотистой корочки картофельные дольки и теплый салат из баклажанов и перца. Вино мягко подчеркивало вкус, и Найджел с неожиданным удовольствием отметил, что местная кухня ему пришлась по душе. Адам уже бывал здесь раньше, и неудивительно: готовили отменно. Он тоже сюда вернется.       За ужином Адам сообщил, что предстоящую пару дней будет крепко занят. А дальше — надеется, что посвободнее. Найджелу он предложил днем сходить на пирс — ему понравится. На этом, видимо, список немногочисленных здешних развлечений себя исчерпал. Но Адам продолжил, не спеша допивая вино:       — Возможно, тебе понравится еще старая крепость. Если хочешь, можем посмотреть ее по дороге обратно.       Найджел пожал плечами и, зевнув, согласился при одном условии: им не придется делать большой крюк. Горячая еда его разморила, тело стало тяжелее и мысль о долгой пешей прогулке совсем не казалась соблазнительной. Сейчас ему куда больше нравилось ощущение ленивого вечера и запах жареных трав от тарелок. Да-да, он слабак.       Не спеша, они дошли сначала до старой церкви неподалеку от площади и остановились у первого из ее каменных строений. Оно напоминало выполненный в человеческий рост триптих: облицованная мозаикой композиция изображала двух ангелов по бокам и Деву Марию в синем одеянии по центру. Похоже, жители Айя-Напы любят синий цвет: даже деревянные лавочки и столбы фонарей окрашены в кобальт. Найджел шагнул ближе, чтобы разглядеть технику мозаики. Под ногами стояла низкая каменная ваза — каменный куб с миниатюрным деревцем — он не заметил ее и, зацепившись стопой, почти упал. Адам среагировал мгновенно, схватив его за плечо.       — Чертовы горшки! Это они так имитируют пещеру со своей драгоценной иконой? — прошипел Найджел, раздраженно отбросив руку Адама. На то место, куда пришелся захват, будто кипятка налили. — Кретины…       — И это говорит человек, который имеет далеко не поверхностное представление о культуре, — поддел его Адам. — Под ноги смотреть надо.       — Что?! Не вижу я никакой культурной ценности в этих кретинских горшках, — бросил Найджел, снова возвращая взгляд к мозаике: Адам его еще искусству учить станет?       Когда он удовлетворил свой интерес, Адам, заметно заскучавший, предложил:       — Хочешь зайти в церковь? Кажется, она открыта.       — Ни в коем случае. Ты знаешь, как я отношусь ко всему… этому, — ответил Найджел почти что брезгливо.       — Я помню, как ты относился к религии в юношестве. А как сейчас, понятия не имею.       — Ты видел, чтобы на моей шее болтался крест? — спросил Найджел с вызовом. — Значит, ничего не изменилось. Моя позиция прежняя.       — Мы живем в двадцать первом веке, а людям все еще запудривают мозги этой чушью, — Адам, явно помня их прошлые разговоры, практически повторил за ним. — Но людям нужно во что-то верить, — добавил уже от себя.       — Так пусть и верят! Кто мешает? В теорию Дарвина или квантовую пену. Или обязательно верить надо бредовым россказням? — отрезал Найджел, указывая на церковь. — В этих стенах взращивают не веру, а покорность. Слепое послушание. А люди только и рады, что их дрессируют как собак.       Найджел до сих пор помнил парижскую католическую мессу в декабре. Он пришел туда вместе с Жаклин из чистого любопытства, ни он, ни она никогда раньше не посещали подобных мероприятий. Любой новый опыт познавателен, не так ли? Адвентская церемония первой заженной свечи потрясла и возмутила его до глубины души. Во время проповеди лица прихожан менялись до неузнаваемости — с какой фанатичной жадностью те глотали сказанное пастырем! О чем говорить с родными, о чем с коллегами по работе, да и вообще, о чем положено думать до следующего воскресенья — как будто у людей своих мозгов нет! Они пробыли на службе до самого конца, пройдя все — этап за этапом, словно странный квест умалишенных.       Чего только стоило само Причастие! Коленопреклоненное ожидание, когда священник — всего лишь человек из плоти и крови, — возвышаясь будто господин над толпой рабов, великодушно разрешит взять еду с его руки. Жаклин это сделала — ради эксперимента, а Найджел не смог себя заставить. Само собой, за такое отрицание благости Божья благодать на него не спустилась, зато он испытал истинное, чистейшее чувство благодарности Адаму — за то, что воспитал его вдали от религии, пусть даже англиканской.       — Это уже другой вопрос, что их радует, — продолжил Адам. — Они ищут блаженство и находят его в покорности. Кротости… набожности. Называй как хочешь. Сбрасывают так накопившееся напряжение. Ты никогда не задумывался об этом?       — Пусть займутся БДСМ-практиками, — выдохнул Найджел, подходя ближе. — Может, их голод наконец будет удовлетворен.       Адам бросил на него странный, почти нечитаемый взгляд.       — Пойдем-ка лучше, знаток Фрейда, посмотрим крепость, — хмыкнул он.       Крепость в представлении Найджела не была чем-то грандиозным, но все же произвела на него впечатление изнутри: снаружи она выглядела куда скромнее и не такой мощной. Место было колоритным — постарался муниципалитет — на входе, с обеих сторон, их встретили подсвеченные ярко-красным инсталляции: фигуры в коротких белых плащах изображали рыцарей пятнадцатого и шестнадцатого веков. На каменной стене висела афиша: уже завтра крепость превратится в театральные подмостки. Спектакли пройдут на кипрском диалекте, но Найджел с удовольствием посмотрел бы: сюжеты уличных представлений редко бывают сложными до непонимания, и выразительность актеров все равно сделает их ясными. Театр — как и любое искусство в любой форме — Найджел всегда глубоко уважал.       Но оказаться здесь именно сегодня было удачей. Завтра, в шумной толпе, они бы вряд ли смогли увидеть и почувствовать все так внимательно. Найджел осмотрел стены, уходящие полуразрушенными краями в густую высоту ночного неба. Он не спешил. В таких местах нужно позволить истории пройти сквозь тебя, иначе даже самые прочные стены остаются пустыми камнями. Найджел задрал голову вверх. Такая плотная, бархатная чернота бывает только на юге, заметил он. Взгляд зацепился за россыпь необычайно ярких звезд — даже похожей комбинации он прежде не встречал. Он окликнул Адама: может быть, тот узнает созвездие.       В детстве Адам часто открывал ему тайны неба. В такие вечера Найджел сидел на подоконнике, поджав под себя ноги, а Адам, стоя рядом, выводил пальцем линии по стеклу, соединяя звезды в фигуры, и рассказывал очередную легенду. Найджел понимал лишь половину слов, но этого хватало, чтобы его воображение наполнялось образами. Он любил эти истории, дорисовывая в уме подробности: во что были одеты герои, как выглядели, что ели и пили. Те сказки как раз и пробудили в нем любовь сначала к творчеству, а затем — к искусству, но Адаму этого точно знать не стоило.       Не дождавшись ответа, Найджел обернулся. Адам отошел далеко, к противоположной стене, где разглядывал тяжелую решетку, стоя к нему спиной.       — Странно думать, что тысячу лет назад по этим стенам тоже кто-то ходил, — негромко сказал он, когда Найджел подошел ближе.       — Действительно странно, — согласился Найджел. — В десятом веке здесь могла быть разве что пещера. Порой ты до невозможности дремуч, Адам. Выход с тобой в свет может закончиться скандалом, — беззлобно съязвил он.       — Пойдем уже, светский львенок, — бросил Адам.       Найджел только улыбнулся в ответ и потрусил за ним следом. Все, достопримечательности на сегодня закончились! От предложенного коктейля он тоже отказался. Сил не осталось ни на что: холодный ветер пробрал его до костей, зуб на зуб не попадал, плечи и спину безжалостно жгло. Больше всего хотелось одного — поскорее оказаться дома, забраться под одеяло и провалиться в сон без снов.       Когда они наконец добрались до дома, Найджел первым делом отправился в душ — смыть соль и пыль. И это было то еще испытание, сквозь сжатые зубы. Спина и плечи превратились в сплошной ожог, угрожающе пылая ярко-розовым. Груди, животу и ногам досталось меньше, но голени тоже пекло.       Найджел доковылял до постели — в тех самых боксерах с орнаментом, что купил в аэропорту, — первые под руку попались. Адам ждал у кровати с тюбиком успокаивающего геля. Оценив исход его битвы с солнцем, коротко велел лечь на живот.       Прохлада геля покрыла плечи и спину ровным слоем. Прикосновения Адама были уверенными и аккуратными и почти не причиняли боли. Лишь слегка. Скоро придет облегчение, заверил он. Найджел промычал благодарность. Он не сомневался: Адам все делал правильно. Более чем правильно. Благо он лежал на животе, и Адам не видел, насколько тело Найджела этим рукам, мм-м… доверяло: член уперся в простыни в полновесной, неоспоримой эрекции.       Похоже, на море начинался шторм, но Найджел попросил Адама не закрывать окно. Ему нравились и шум, и пришедшая с глубин свежесть. Пожелав спокойной ночи, Адам выключил свет и тихо прикрыл за собой дверь.       Найджел уже сомкнул глаза, но мысли все еще цеплялись за сегодняшний день. Какой же это был хороший день! Завтра будет еще лучше. Да, даже на отдыхе они оказались на грани ссоры, ну и что? Всякое бывает. Зато теперь он знал: Адам больше никогда его не покинет — Найджел ведь видел, как он смотрел на него. На катере. На пляже. Тем более теперь, когда Бакстон уехал, никто больше не сможет отвлекать на себя внимание его Адама.