Дай мне жить

      Хартон лежал неподвижно, в монотонном писке аппаратов. Его тело было перетянуто шинами, на шее — фиксатор, а белизна простыней казалась продолжением восковой кожи. Взгляд был потерянный, отсутствующий, словно он смотрел сквозь потолок.       Адам остановился у изножья, вгляделся и потом медленно подошел к изголовью.       Хартон попал в аварию: не справился с управлением. Банально, глупо, как бывает в неумелом шпионском триллере. В машине он был вместе с сестрой из Уэльса, и непонятно кому повезло больше — та погибла сразу. Что касалось Хартона — перелом позвоночника с поражением спинного мозга, нижняя часть парализована. Это не было смертным приговором, но врачи вяло называли год-полтора на восстановление и оптимистическими ожиданиями не разбрасывались: передвигаться сможет. Но о полноценной жизни придется забыть.       Женщину Адаму было жаль, ее гибель не входила в планы. Кто мог предугадать, что Хартон, встречающийся с сестрой не чаще раза в два-три года, вдруг позовет ее из Абергавенни пожить с ним в Илинге? Похоже, сукин сын почуял за собой слежку и решил себя обезопасить постоянным присутствием кого-то рядом. И уж совсем невозможно было предугадать, что на встречу с куратором, — человеком Уэйна, — он возьмет с собой ее.       Авария была страшной. На М25 у Лезерхеда машину занесло и несколько раз перевернуло. Дорога здесь делает плавный, но коварный изгиб, и на высокой скорости машина легко теряет управление, особенно в дождь или туман, которыми так славится Суррей. Трафик там почти никогда не редеет, поэтому любое неверное движение оборачивается катастрофой: занос, удар об отбойник, переворот.       Они ехали ночью, когда редкие огни фар выхватывают из темноты лишь мокрый асфальт и блестящий металл разделительных барьеров. Машина потеряла управление и в считанные секунды превратилась в груду искореженного железа — достаточно оказалось одного рывка руля или лужи под колесами. И водителя, выехавшего перед ними словно из ниоткуда на встречную.       — Ты же знаешь, я не оставляю следов. На нас ничто не укажет, — сообщил детали происшествия Ричард.       Переломанного Хартона забрали в реанимацию на скорой помощи и отвезли в местный госпиталь, а затем, как только транспортировка стала возможной, доставили в Лондон. Адам настоял: только их клиника, только та, где обслуживают их людей. Разумеется, все лечение до последнего бинта возьмет на себя «Уэйн Норманд». Расходы на дорогу для родителей Хартона, — те живут в Шотландии, — тоже покроет фирма. Компания всегда о тебе позаботится, сынок.       — Бедный, бедный Хартон, — произнес Адам, нарушая вязкую тишину палаты. — Говорят, у тебя амнезия.       В такие сказки он не верил. Память у таких, как Хартон, не исчезает случайно.       Эх, Хартон… лучший из их ребят.       В токийской истории оказался замешан именно он — самый надежный человек Ричарда, — и инцидент в Японии не был единственным. Хартон организовывал охрану Адама ведь не в одной командировке. Он был тем, кому Ричард доверял жизнь и безопасность Адама как себе самому, отдавая босса под его сопровождение, когда сам был занят другими делами. И именно этот парень сдал Адама Уэйну.       Адам и сам уже подозревал его. Черт его знает, как на устроенном ими допросе он сумел распознать ложь на непроницаемом лице. Иногда интуиция Адама оставалась загадкой без решения даже для самого Адама. Но Ричард до последнего отказывался принимать обвинительные домыслы всерьез, пока отрицать причастность Хартона к шпионажу не стало бессмысленно. Факты говорили сами за себя. Эх, Хартон, Хартон… Такие большие надежды на него возлагались. Как Ричард мог проглядеть? Допустить ошибку, позволив обычной симпатии усыпить бдительность — Хартон нравился ему как человек и заслужил признание как профессионал. Да, он оказался хитрым сукиным сыном — не зря они с Бакстоном видели в нем огромный потенциал.       Но что его толкнуло на предательство? Ричарда это интересовало. А Адама — нет. Он судил по поступкам, мотивы пусть каждый оставит при себе.       Адам наклонился ближе, так, что его тень легла Хартону на лицо. Поднял руку и провел ладонью по его голове — как гладят ребенка. И чуть прищурился.       — Лечиться будешь здесь, госпиталь — наш. — Он продолжил негромко. — За тобой ведь глаз да глаз нужен, — Адам чуть улыбнулся. — Ничего, ничего… Тише… Ты восстановишься, парень, в пределах возможного.       Адам задержал ладонь дольше, чем нужно. Поглаживание было ласковым, нарочито нежным, — оставляя Хартону молчаливое предупреждение: это только начало. Он вляпался. Никто ведь не поможет, и тем более Уэйн. Но ты надейся — вдруг повезет?       — Если бы ты знал, какую кашу помог заварить… Джимми, — выдохнул Адам.       Адам вот успел познать ее вкус сполна.       Прошлый воскресный вечер, последний по-настоящему мирный, он решил провести за пробежкой. Сентябрь уже отдавал прохладной сыростью, особенно когда солнце клонилось к закату. Адам надел флисовую ветровку: будет жарко — скинет. Ему вспомнился жар кипрского дня, а следом и проведенных там ночей. Здесь, в Лондоне, все было иначе — погода и дела, дела, дела. Но Адам чувствовал себя полным сил и энергии: отпуск пришелся кстати, освободив разум и перезагрузив тело.       Наступая на первые желтые листья, Адам ускорил шаг и перешел на трусцу. Легкие сразу же наполнились свежестью, а сердце бодро подхватило ускоренный ритм.       Сделав пару длинных кругов, он повернул к питьевому фонтанчику, чтобы сделать глоток холодной воды. Адам завязал рукава куртки на поясе. Плеснул воды в лицо, довольно фыркнул и обернулся.       Кто-то встал рядом — тоже попить.       — Добрый вечер, — поздоровался парень лет тридцати. — Пробежка?       Адам кивнул, вытирая болтавшимся рукавом рот.       — Да, воскресная. Вы тоже?       — Решил размяться перед вечерней прогулкой, — тот глотнул воды. — Неплохая погода для бега.       Адам почувствовал легкий интерес во взгляде, будто парень хотел бы завести разговор. Он ответил коротко, обмениваясь парой фраз о погоде, дорожках и том, как здесь хорошо бегать после работы. На миг мелькнуло ощущение: возможно, собеседник и не прочь познакомиться ближе. Но то ли стеснялся, то ли ждал что-то, и дальше совместной пробежки дело не пошло. Когда дорожки разошлись, каждый свернул в свою сторону, не обменявшись ни телефонами, ни контактами. Адам лишь посмотрел удаляющемуся силуэту вслед и про себя улыбнулся, ни разу не почувствовав досады: от романтических встреч ему нужен перерыв. Да и некогда. В мыслях снова всплыл жар простыней Костаса, и в этих воспоминаниях Адам продолжил бег, забыв о случайном собеседнике и ни к чему не обязывающему короткому разговору.       В понедельник, сидя в офисе с раннего утра, Адам методично перебирал бумаги, накопившиеся за время его отсутствия. В дверь кабинета постучала Линда.       — Мистер Норманд, к вам посетитель. Но у меня нет на него записи, и я вижу его впервые.       Адам поднял голову. Встреч у него сегодня не было.       — С каким вопросом?       — Персональная консультация, — произнесла она с легкой насмешкой. — Я сказала, что вы таких не проводите, тем более без записи. Но он настаивает. Сказал, что вы сами назначили встречу… вчера, во время пробежки.       У Адама неприятно потянуло под ребрами.       — Пусть войдет, — сказал он после короткой паузы.       Минуту спустя незваный гость переступил порог кабинета. Адам уже встал из-за стола и встретил его выпрямившись в полный рост.       — Доброе утро. Скорее, уже день, — педантично уточнил тот, сверяясь с серебристым циферблатом наручных часов.       Половина двенадцатого.       До ланча оставалось совсем немного. Адам уже решил, в какой ресторан пойдет: небольшой зал в квартале отсюда, свежая рыба, все строго по средиземноморской кухне. Хорошие отзывы обещали качество. Теперь, похоже, бронь сгорит: навряд ли разговор ограничится четвертью часа.       Гость закрыл за собой дверь.       Адам пристально осмотрел вошедшего. Действительно — тот же самый человек, которого он встретил вчера у питьевого фонтанчика. Сегодня на нем был неброский серый деловой костюм вместо спортивного, но метаморфоза заключалась не в одежде. Он держался слишком нагло, словно это был не чужой кабинет, а его собственное владение.       — Узнаете? — произнес гость ровно, без тени сомнения в ответе. — Хамильтон, — представился он и, не дожидаясь приглашения, опустился в кресло для посетителей.       Адам остался на ногах.       — Мое имя, полагаю, вы знаете, — сказал он. — Вы ведь не по делу о наследстве, верно?       Хамильтон даже не улыбнулся. Достал из кармана пиджака удостоверение, раскрыл и показал его Адаму.       — Чем обязан, агент? — ровно спросил Адам.       — Я здесь, чтобы предложить вам помощь. Залатать последствия вашей информационной дыры.       — Спасибо. Мы справляемся.       — Мистер Норманд, — снисходительно усмехнулся Хамильтон. — Должен признать: не все в ваших файлах понятно нашим людям. Но вот что ясно. Ваш почерк есть в каждой схеме. Контракты, переводы, офшоры. Все выстроено филигранно. И тем не менее…       Адам не шелохнулся.       — Любопытная трактовка.       — Не трактовка, — отрезал Хамильтон. — Факт. Мы получили ваш след, ваш круг клиентов, ваши ключи доступа. Все это уже у нас.       Адам медленно обошел стол, будто ему нужно было дать воздуху ход, и остановился у окна. Распахнул створку, хотя в кабинете было прохладно. На самом деле он просто выигрывал несколько секунд — задавить порыв врезать наглому типу.       — И знаете, что это значит? — продолжил Хамильтон. — Вы не объект случайного интереса. Вы — узел, который нам нужен. — Он слегка подался вперед, сцепив пальцы. — Ваши клиенты могут финансировать терроризм. Мы не утверждаем, что вы в этом замешаны напрямую, но именно к вам сходятся все нити.       — «Может быть», «возможно», — Адам пожал плечами. — Слишком много допущений для серьезного разговора.       Хамильтон посмотрел так, словно хотел пробить его взглядом насквозь.       — Не играйте со мной. Вы слишком умны, чтобы притворяться.       Он сделал паузу. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь равномерным тиканьем часов на стене.       — Мы предлагаем сотрудничество. Добровольное. Сейчас. Иначе ваши собственные документы будут истолкованы против вас. Утечка уже показала, что ваши стены не так прочны, как вам кажется.       — Что вы хотите? — спросил Адам прямо.       — Начнем, например, с Каира.       — Не уверен, что мои дела в Каире могут быть полезны вам, — пожал плечами Адам.       — Нам не нужна ваша уверенность, мистер Норманд, — холодно заметил Хамильтон. — Всего лишь несколько воспоминаний. Пара телефонных номеров. Адреса. Ваши старые связи.       Адам приподнял подбородок, оценивая, насколько далеко тот готов зайти.       — Значит, вы пришли не только давить. Вы пришли вербовать.       — Я пришел дать вам выбор, — поправил Хамильтон. — Хотя вы понимаете: выбор не всегда роскошь.       Адам едва заметно усмехнулся.       — Стать смертником — так себе перспектива. Но допустим, риск оправдан. Что взамен?       Хамильтон посмотрел цепко, с тем видом человека, который заранее уверен в победе.       — Смертником вы уже стали. Если я говорю, что нам известно не все, — это не значит, что мы слепы. На свободе вам куда комфортнее: безопасность, пусть и дырявая, но своя. А в тюрьме… вы правда думаете, что там вам будет безопаснее?       Блеф. Если бы у него были реальные рычаги, Адам уже сидел бы с браслетами на запястьях, — и вовсе не факт, что с адвокатом рядом. Но Адам решил копнуть глубже:       — То есть защиты вы не предлагаете? Программы свидетелей, скажем?       — Вы не свидетель, мистер Норманд, — отсек Хамильтон. — Вы угроза национальной безопасности.       Адам слегка прищурился. Сбой в уверенности собеседника он заметил.       — Насколько я понимаю, агент, вы действуете в обход своего бюро?       Уголки губ Хамильтона дрогнули, намечая едва заметную усмешку, но Адама это не впечатлило.       — У вас нет мандата. Нет ордера, нет санкции. Вы действуете на свой страх и риск, Хамильтон.       — У меня есть результаты. А они куда весомее печатей.       — До поры, — спокойно возразил Адам. — Пока вы не ошибетесь адресом.       — Вы прекрасно понимаете, что мне не нужно разрешение сверху, чтобы сломать вам жизнь. Уверен, как человек, хорошо разбирающийся в законах, вы понимаете, к чему может привести даже «безобидное» уведомление о проверке соответствия международным нормам по борьбе с финансированием терроризма.       Адам молча ждал.       — Например, временная заморозка корпоративных счетов. Блокировка переводов. Приостановка вашей лицензии на ведение юридической деятельности, — ровно перечислял Хамильтон, словно зачитывая пункты официального протокола. — Вполне возможна проверка Национального агентства по борьбе с преступностью. Или Службы финансового надзора при Министерстве финансов.       Адам нахмурился. Естественно, все это он знал.       — А что насчет Совета солиситоров? — продолжал Хамильтон. — Назначение внешнего управляющего, временный запрет на заключение новых контрактов. Потеря статуса доверенного юриста.       Да, именно об этом Адам думал еще после совета директоров. И удивлялся, почему Джек не использовал этот аргумент против него: если вмешаются эти ребята, он не сможет подписывать ни одного договора от имени фирмы.       — А в конце концов, — Хамильтон заговорил тише, лениво, словно устал объяснять очевидное, — все может свестись к приказу объяснить происхождение ваших средств. Особенно если речь идет о зарубежных счетах, офшорных структурах и паре домов в элитных кварталах Лондона. Мистер Норманд, для этого уже есть прямое основание для ареста.       И почти шепотом добавил:       — Вот скажите, как вы из-за решетки защитите Найджела? Не рассчитывайте на залог.       У Адама в висках заколотило. Челюсти сжались так, что заныли зубы; напряжение разлилось по всему лицу. Озвученное было не просто напоминанием о внешней угрозе — ублюдок осмелился угрожать сам! Ему и Найджелу! Адам не был ни глухим, ни безмозглым, чтобы прочесть между строк.       — Осторожнее, Хамильтон, — процедил он глухо. — Есть линии, которые пересекать не стоит. Даже вашему бюро.       Хамильтон, заметив сжатые зубы, лишь чуть скривил губы в подобии улыбки.       — Мистер Норманд, — протянул он снисходительно, словно преподаватель, отпускающий непослушного ученика. — Вам есть над чем подумать. Оставайтесь на связи.       Он неторопливо поднялся, поправил пиджак и, не оглядываясь, вышел из кабинета. Адам еще долго сидел за столом, глядя на дверь, за которой тот исчез. Потом молча выдвинул ящик и достал бутылку. Налил прямо в стакан для воды, залпом выпил. Горло обожгло, но вторая порция пошла легче. Третья уже утратила вкус.       Он ослабил галстук. Кабинет — его крепкое, надежное логово, — стремительно превращался в клетку. Адам Норманд, привыкший распоряжаться собственной жизнью, в одно мгновение оказался под обломками: ни независимости, ни безопасности. Он сжал стакан в руке так, что побелели пальцы. Стакан полетел в стену — в светящуюся огоньками карту. Проклятье!       Джек, ну какой же мудак! Проклятье! Привести к ним спецслужбы! Теперь все складывалось, пазл наконец обрел последнюю деталь. И почерк взлома, и прицельность утечки — все из одного ноутбука! Идиот! Неужели и правда надеялся, что эти люди позволят сохранить компанию под его управлением?       Найджел — вот кого поставят, как только разберутся с Адамом. Пока «Уэйн Норманд» напрямую их не интересует, но зачем терять куш? Сначала отыграют первичный интерес. Аккуратно — компания им не нужна разрушенной. Напротив, куда выгоднее превратить ее в инструмент политического влияния. Британия сможет выгодно использовать этот случай, чтобы демонстрировать контроль над юридическим и финансовым сектором. И требуется для этого — всего лишь убрать Адама.       Адам вскочил на ноги, многократно пересекая кабинет. Нет, он не терял головы, — напротив, каждый его шаг был расчетом. Но шаги стучали, как удары молота. Найджел. Молодой. Уязвимый. Легко давить. Легко подчинить. Прекрасный кандидат на роль удобного управляющего. Марионетка.       Адам рухнул на диван у стены с бутылкой в руках. Отпил прямо из горлышка. Мысли начали путаться, но каждый раз возвращались к одному: им даже не придется тратить ресурсы на его безопасность — Адам сделает все. Пусть хоть из тюрьмы, хоть с того света. Сам уступит кресло, сам подпишет все документы. Сам наденет на себя наручники, лишь бы защитить. Лишь бы сохранить жизнь.       Закрыв глаза, Адам откинулся на спинку дивана. Виски стучало в мозгу, но еще сильнее — бешенство. Ярость. Что и как пойдет дальше? Давление реально и беспощадно.       Спустя час Адам покинул офис. Впервые в жизни он выходил из здания «Уэйн Норманд» почти в оцепенении. Нужно было тщательно продумать все: каждую деталь, каждую развилку, каждую потенциальную ловушку. Время для импульсов прошло. Может, как раз и поэтому он все еще отказывался называть случившееся единственно правильным словом — беспомощность.       Остаток дня погрузился в мутное марево. Адам не помнил ни как добрался из бара до дома, ни как вошел в квартиру. Ни даже того, как снял одежду. Лишь отдельные фрагменты всплывали время от времени, да побаливало плечо.       Наутро Найджел сидел за столом, держа в руках горячую кружку кофе. Адам, все еще с ощущением тумана в голове, присел напротив.       — Что было ночью? — спросил он прямо.       — Ничего.       — Ничего?       — Ну, ты пришел домой, очевидно. Я спал, — Найджел пригубил кофе и опустил глаза. Адам нахмурился. Не нравилось ему это.       — Ты мне врешь?       — С чего бы я тебе врал? — пожал плечами Найджел.       Адам потер лоб, собирая мысли. Каждый кусочек памяти будто пытался донести что-то важное, но смысл растворялся, едва формируясь. Он встал, налил в стакан воды. Значит, все-таки это приснилось. По крайней мере здесь можно было закрыть тему.       Но фрагменты ночи все равно прорывались, мелькали перед глазами: странно реалистичные и вместе с тем абсурдные сцены, трудно поверить, что они могли произойти на самом деле.       Адам обернулся. Найджел спокойно листал что-то в телефоне. Нет, — отмахнулся Адам от опасных образов, — он не мог нажраться настолько.

      ***

      Папку по Каиру он просмотрел уже дважды. Пальцы отбивали по полированному столу ритм, будто это могло разогнать мысли. Какую информацию можно отдать Хамильтону? Какую — нельзя? Никакую. Каждый лист — ценен, каждый шаг может стоить жизни. «Сотрудничество» с агентом было шагом прямиком в пропасть: один неверный ход, и за Адамом вылетят наемники. Но играть все равно приходилось.       Он всегда предпочитал держаться в стороне от того, что напрямую не касалось его работы. Из Каира шли деньги на дела, о которых лучше не знать. Адам не хотел лезть в это дерьмо. Знал лишь в общих чертах, кто поддерживает радикальные исламские группировки в Афганистане и Ираке, но деталей у него не было, и искать он их не собирался — не его забота. Теперь же приходилось решать: заменить настоящие имена? Добавить вымышленные? Перемешать их с людьми, с которыми он действительно пересекался? Или с теми, кого лишь мельком видел? Адам напряг память, перебирая лица, встречи, разговоры. Кто станет случайной жертвой? Кто не заметит его след, когда в их жизни появится Хамильтон?       Адам с напряжением потер лоб. Закурил третью подряд сигарету. Ричард уверял: терпение — докучать Хамильтон будет недолго. Может, он и прав. Агент ведь так и не ответил о «бюро за спиной», а это зацепка. По своим каналам Ричард выяснил: Хамильтона будто специально подставили, дали заиграться до точки, где спастись невозможно. Адаму нужно было лишь выиграть время.       Время… Адам глубоко затянулся. Но что, если Хамильтон поймет, что его водят за нос, еще до того, как его самого уберут? Такие, как он, не прощают, когда их держат за идиотов. Адам и сам все еще колебался: принимать ли на веру версию о подставе или считать ее частью игры. В разведуправлениях всегда идут свои войны — факт. Но даже если это правда, если амбиции Хамильтона загнали его в собственный капкан, следом придет другой, кто-то более дальновидный, и воспользуется уже готовыми наработками.       Адам тяжело выдохнул дым. Висел еще и Хартон. Появление Хамильтона, можно сказать, спасло ему жизнь: только поэтому в его палате до сих пор звучал пунктир аппаратов, а не ровная линия. А сукин сын даже не понимал, какой масштаб принесло его предательство. С этим тоже набраться терпения?       И оставался еще один вопрос — еще одна бомба замедленного действия. Джеральд. Чем глубже Адам вникал в его отчет по Латинской Америке, тем меньше ситуация ему нравилась. Не показатели — с цифрами все было в порядке. Просто не нужно было быть выдающимся аналитиком, чтобы заметить: Джеральд явно утаивает часть информации. Но даже неполной хватало сделать вывод: регион прочно закреплен за ним — навсегда. И сама фрагментарность данных тоже говорила о многом.       Джек был полным кретином. Джеральд давно вел игру за его спиной, и голос на Совете не стал бы таким сюрпризом, будь Джек не настолько слеп. Как можно доверять настолько? Адам не понимал.       Вызвав Джеральда обсудить отчет, он завел тему голосования. Возможно, это была минута слабости, но на миг Адам допустил мысль даже о временном союзе: Найджел, при всем желании, не мог взять на себя сколь-нибудь весомую часть дел. Но мог Джеральд. Адама на все не хватало, ему нужно было себя разгрузить.       Но Джеральд свой шанс упустил. Отвечая предельно подробно по видимой части отчета и столь же уклончиво обходя белые пятна, Джеральд лишь усмехнулся, когда Адам упомянул Совет.       — Кейт Крейг, — нахально напомнил он. — Вот тогда и поговорим.       Адам с яростью обрушил кулак на стол. Нечем заняться, кроме как потаскухами? Он указал Джеральду на дверь, за малым удержавшись, чтобы не вышвырнуть за шкирку. Да, к вечеру пятницы он чувствовал себя совсем измотанным. Непросто было поверить, что с Кипра прошла всего неделя, по ощущениям — месяцы. События последних дней сказывались на нем не только физически, но и морально. Он стал не просто раздражительным — каждый пустяк мог вызвать вспышку гнева. Этот сопляк будет его еще учить морали?       Успокоившись, Адам пришел к единственному выводу: самое лучшее — и здесь набраться терпения. Слово уже набило оскомину. Но что еще оставалось? Только наблюдать, как будут складываться отношения двух Уэйнов теперь, после Совета. Джеральд — акционер, и Джек не сможет выбросить его за борт. Что, продолжит играть в добродушного дядюшку? Или решится на какие-то шаги? Адам криво усмехнулся: что бы Джек не предпринял, какой бы вариант не выбрал, он уже проиграл. Если не сможет сладить с племянником, с которым всегда шел бок о бок, чего тогда вообще стоит весь его авторитет?       В субботу Адам целый день просидел в офисе. Не то чтобы Найджел докучал, но ему была нужна полная тишина, и пустое здание подходило лучше всего. Под вечер он набрал Стивена.       — Когда мы виделись в последний раз? — спросил Адам, глядя в темнеющее окно.       — Давно.       — Очень давно?       — Очень, — мурлыкнул в трубке Стивен. — Вечность назад.       Адам, не прерывая разговор, уже бронировал номер. Продиктовал адрес, время.       — Купи что-нибудь по пути, — бросил он. — Дилдо, наручники. Что попадется.       — Поиграем в копа? — снова мурлыкнул Стивен.       Поиграем. Про тарифы знает, помнит.       Умница Стивен прикупил скотч, паддл и полицейскую фуражку. Адам отнесся к эксперименту как и подобает истинному полицейскому: с внимательным интересом. Он вошел в роль легко и даже надел фуражку — слегка напоминало настоящую. В ожидании горько-сладкого наказания Стивен уже уселся в кресло.       — Руки за спину, — скомандовал Адам, стягивая его запястья наручниками.       Вот же детские игрушки! Как-нибудь он привезет настоящие, надежные, но на сегодня, ладно, и такие сгодятся.       — Ну что, — его голос прозвучал тяжело, властно; некоторые навыки растерять невозможно. — Попался?       Стивен вскинул на него глаза, улыбнулся, но быстро заменил веселье на дерзкую усмешку:       — А ты докажи, — хмыкнул он.       Адам тоже улыбнулся, но немного иначе: медленно достал паддл, провел по ладони, словно прикидывая силу удара.       — Думаешь, у меня нет способов получить признание?       Стивен дернул руками в наручниках, немного комично, имитируя накрывшую его панику и намеренно позвякивая металлом.       — Я никому ничего не скажу!       — Ошибаешься, — Адам наклонился, почти касаясь губами его уха. — Ты скажешь все, что я захочу услышать.       Паддл он вдавил Стивену в губы — слегка, — и затем плотно заклеил его рот скотчем. После обошел его кругом, как настоящий хищник вокруг добычи, и положил на столик блестящее дилдо — так, чтобы Стивен видел, но не мог отвернуться.       Паддл мягко ударил по бедру — предупреждение, пробный звук. Затем чуть сильнее, вынуждая кожу ответить мгновенным жаром. Стивен дернулся, но глаза его сверкнули предвкушением и любопытством. Страха в них не было.       Адам снял скотч.       — Признаешься? — спросил тихо, почти шепотом.       — Никогда, — уверенно выдохнул Стивен.       Адам усмехнулся и снова прижал его спиной к спинке кресла. Затем сказал:       — Отлично. Значит, допрос только начинается. Поднимайся, — он поработает по этой аппетитной заднице как следует.       Каждый шлепок звучал по-разному: то резкий, то звонкий. То глуше — паддл уже набил красных следов. Адам не жестил. Удары вынуждали Стивена извиваться, инстинктивно, по-ребячески прятать попу под ладонями, но до настоящих слез Адам не доводил — меру он знал.       Он усадил, а точнее, уложил Стивена к себе на колени. Пальцы успокаивающе скользнули по пояснице, снимая круговыми движениями напряжение дрожащих мышц.       — Вот так, — пробормотал Адам, глядя на покрасневшие, налитые краснотой и жаром ягодицы. — Хороший мальчик.       Стивен расслабился быстро, доверившись изменившейся игре. Адам повел ладонь ниже, по внутренней стороне бедра и приласкал то, что еще недавно наказывал, — теперь награда за послушание. Его пальцы мягко прошлись и по чувствительным местам: члену, яичкам, входу, — будто проверяя, насколько этот преступник готов к следующему этапу. Стивен застонал тихо, глухо, прижавшись лбом к его свободной руке. Наказание плавно превращалось в удовольствие.       Это сработало. Пар выпустился, и Адам решил оставить Стивена до утра. Не из-за особого желания — просто пусть кто-то будет рядом. Голый, доступный, без вопросов. Вдруг утром захочется еще? Набитый зад как раз за ночь отдохнет. На воскресенье у Адама планов не было, номер можно и продлить.       Когда Стивен заснул, сопя у него под боком, Адам поймал себя на том, что именно этого и хотел: тепла от живого тела, физического присутствия. И чтобы в голове хоть на время стихли мысли о Хамильтоне, Каире и прочем дерьме. Но одна мысль все равно цепляла — та пьяная ночь. Он не зря спросил Стивена, не были ли они тогда вместе. В глубине души он надеялся, что хоть часть тех воспоминаний окажется реальной.       Ночью он почти не спал. То ворочался, то просыпался. Уснуть удалось на рассвете, и когда Адам поднялся принять душ, утро уже перевалило за привычное время завтрака. Обтираясь на ходу, он проверил телефон. На экране мигало непрочитанное сообщение — всего один вопрос: ждать ли его на ужин.       Будить Стивена он не стал. Молча положил на тумбочку деньги — с чаевыми, как всегда. Оделся, закрыл за собой дверь и спустился к машине.       Найджел встретил его в столовой взглядом, от которого молоко киснет, полным обиды, затаенного гнева и невысказанного облегчения.       — Где ты был? Я волновался.       Недоеденный тост лег обратно на тарелку.       — Дела, — сухо ответил Адам.       Если пробуждение и прошло относительно легко, то по дороге домой все гнетущие мысли накатили с новой силой. На разговоры он не был настроен.       — И как? Все порешал? — протянул он, демонстративно впившись взглядом в рубашку Адама.       Адам рефлекторно опустил голову. Оказывается, он пропустил одну из пуговиц, еще на животе, отчего вся рубашка выглядела беспорядочно и красноречиво.       — И где на этот раз ты нашел… делового партнера? Только приехали, а ты… Ты уже устроил какое-то… блядство! — выдал Найджел, вставая из-за стола. — Снова!       — Слушай, отвали! — отрезал Адам. — Я взрослый мужик и трахаю кого хочу!       — Кого хочешь? Да неужели!       — Что, мне тебя трахать что ли? — бросил Адам. Не то холодно, не то презрительно, — как если бы все его презрение и в самом деле было направлено на Найджела.       — А что такого? — протянул Найджел едко, кислотно. — А как же «иди на ручки к папочке»?       Адам вспыхнул, будто слова и вправду сочились и не кислотой даже — ядом.       — Чего ты добиваешься, Найджел?       — И не надо на меня так смотреть! — выпалил тот, почти переходя на крик. — У меня хотя бы хватает смелости признать! И не искать замену в каждом первом встречном! Чем я хуже твоего грека?       Адам смотрел на него тяжело, исподлобья. Словно не слова, а дрова в костер Найджел подкидывал.       — Хочешь, чтобы папочка тебя трахнул? — низко процедил он, почти рыча.       — А может, и да! Может, я хочу, чтобы папочка меня трахнул! — дерзко заявил Найджел, с вызовом. — Что, и до твоих шлюх из «Волдорфа» я не дотягиваю? Кого ты там драл? Я даже их хуже, да?       — Ты с ума сошел? Сын?!       — Так ты мне не отец! — выдал Найджел.       Следующее мгновение стало ослепляющей вспышкой. Адам смахнул со стола тарелки, они с грохотом разлетелись об пол. Найджел даже не успел отшатнуться — Адам навалился всем весом, впечатывая его грудью в столешницу. Найджел дернулся, но Адам тут же прижал за шею — крепко, на грани боли, так что каждый вдох давался рывками.       Пальцы грубо вцепились в резинку пижамных штанов, рванули вниз. Ткань слетела, зацепившись за колени, и Найджел остался распластанный на столе, голый снизу. Адам положил ладонь на горячую поясницу, вжимая Найджела животом к холодной поверхности стекла. Адаму и самому не мешало бы остыть — но куда там! Там, где теперь орудовала его рука, бесцеремонно прощупывая между ягодиц, было так горячо, что почти пекло. Найджел весь горел. А внутри — тоже? Чуть смоченные слюной, пальцы без предупреждения вломились внутрь, заставив его вскрикнуть и ухватиться за край стола до белых костяшек.       — Тише, сучонок, тише, — рыкнул Адам, вдавливаясь глубже. — Ты же сам просил. Адама оттянул по его голой ягодице. Хотел папочку? Вспыхнувший отпечаток от его ладони расползся по коже горячим пятном.       — За кабриолет… — выдохнул Адам, рыкнув. Значит, ему не приснилось. Значит, Найджел с лихвой получит еще и за вранье. Адам снова хлопнул его по заднице. — Ну, все еще хочешь?       Найджел закусил губу, его тело трясло.       — Хочу! — Найджел выкрикнул срывающимся голосом, всхлипнув.       Адам сглотнул. Ну раз хочешь — получай. Не отпуская его шеи, снова прокрутил в нем пальцы, еще резче, выворачивая тело Найджела в беззащитную позу. Рванул молнию, достал член. Сплюнул в кулак и размазал слюну по стволу — вот и все приготовления.       Тело Найджела выгнулось, из груди вырвался крик. Адам стиснул зубы, вгоняя: режущая боль от проникновения, — Найджел оказался до одури узким, — и острое наслаждение слились во что-то немыслимое, в один ударный разряд. Адам простонал низко, длинно.       Он входил грубо, резко, так что стол сотрясался. Найджел хватался пальцами за столешницу, стонал, пытался вывернуться, но с каждый толчком Адам брал его только глубже, только жестче. Держал его крепко, одной рукой за шею, другой хватая за талию, вгоняя снова и снова. Яйца шлепнулись о ягодицы несколько раз подряд — как же глубоко он был!       Член Адама потек смазкой — он был близко. Каждый рывок приближал неумолимо к разрядке.       Адам сунул руку Найджелу под живот. Его член тут же лег в ладонь — твердый. В любой другой ситуации Адама бы это только завело, но сейчас… Адам на мгновение остановился. И все же пальцы заскользили, стали водить по стволу быстро, требовательно.       — Давай… кончай! — приказал Адам хрипло, низко, почти сквозь зубы. — Ты же этого добивался, Найджел. Столько времени!       Грубый ритм, тяжелое дыхание, удары по коже — все смешалось. Найджел вдруг весь напрягся, готовый кончить Адаму в руку. Адам прижал его голову еще сильнее, глухо зарычав, — в глазах потемнело, — и выплеснулся внутрь.       Он тяжело дышал, еще некоторое время прижимая Найджела сверху, затем отстранился. Ладонь была липкой, Адам нервно вытер ее о свою рубашку. По бедрам Найджела потекла его сперма.       Адам отвернулся, занявшись своими штанами.       — Не провоцируй меня впредь, — выдохнул он, утирая рукавом со лба пот. — Твое счастье, что я тебя не порвал.       Найджел встал, тоже натянул штаны и поднял на него голову. Глаза влажно блестели.       — А может, это твое счастье? — спросил он с вызовом.       На его губе блеснула еще не успевшая запечься кровь — тонкая полоска раны. Но укол совести Адам тотчас заглушил: мальчишка сам этого хотел, сам и нарвался.