И шрамы исчезают

Перед отъездом я решила перекусить, так как времени до самолёта ещё было достаточно, чуть больше четырёх часов. Поэтому пока ещё со спокойной душой я достала тарелку, насыпала туда мюсли и туда же добавила клубничный йогурт, не забыв облизнуть крышку. Я налила себе чай и, взяв всё в охапку, пошла в зал. Усевшись на диван по-турецки, я включила телевизор и начала листать каналы в поиске подходящего. На СТС шёл «Полный блэкаут», который был мне неинтересен, на ТНТ «Женский стендап», его можно было посмотреть, но я переключила дальше в надежде, что найду что-нибудь путное. Я долистала аж до сотого канала, где показывали разные трейлеры фильмов и мультфильмов. Посмотрев парочку, мне стало скучно, и я вновь нажала на следующий канал. Показывали какой-то фильм, название которого мне ничего не говорило, поэтому я переключила ещё раз. Тут тоже шёл фильм, но его я уже как-то видела, и он мне не понравился. В итоге я вернулась обратно на ТНТ и перемотала стендап на начало, а то, пока искала что-то стоящее, уже прошла половина передачи. Я уплетала мюсли, которые уже успели размякнуть, и смотрела выступление Саши Муратовой. Она немного отошла от текста своего выступления и решила постебать мужиков в зале. Саша задавала им каверзные вопросы, а потом говорила своё мнение об этих ответах. Я не профессионал, чтобы оценивать такой юмор, но, в общем-то, её выступление мне понравилось. Даже запомнила пару шуток, которые я потом обязательно применю в будущем. Я съела всё, что было в тарелке, досмотрела выступления оставшихся девчонок и поняла, что уже подошло время для сборов. Предварительно мы с Евой договорились, что до аэропорта поедем на такси. Я сделала заказ с заездом по адресу Евы, и один из водителей тут же отреагировал, уведомляя о прибытии через десять минут. Я собрала все необходимые документы, взяла деньги и пошла одеваться. На этот раз я надела на себя чёрный свитер и под стать ему джинсы, а на ноги натянула излюбленные берцы. Практично и удобно. Получив уведомление о том, что возле подъезда меня ожидало такси, я накинула на себя также чёрную куртку и вышла из квартиры, закрывая дверь на все замки. Я села на заднее сиденье небольшой белой легковушки и сразу позвонила Еве, предупредив, что уже выехала в направлении её дома, до которого мы прибыли, как мне показалось, достаточно быстро, хотя таксист ни разу не превышал скоростной режим. Ева уместилась рядом со мной. Она облокотилась на спинку кресла и прикрыла глаза. Выглядела она помятой, уставшей, как будто отработала неделю без сна и выходных. — Как ты себя чувствуешь? — решила спросить я. — А как чувствует себя человек после суточного дежурства? — она устало выдохнула и посмотрела на меня своими сонными полузакрытыми глазами. — Никак, — пожала я плечами. — Во всяком случае, у тебя будет время поспать. — И меня это несказанно радует, — пробормотала она и, опершись на руку, закрыла глаза.

***

Мы прилетели в Омск. Полёт прошёл хорошо. Ева проспала всю дорогу, а я смотрела в это маленькое окошечко и витала в облаках, как наш самолёт. Город нас встретил холодной и пасмурной погодой, будто чувствовал и понимал, зачем мы здесь. Когда мы вышли из аэропорта, то сели в первое попавшееся такси и поехали до нужного адреса, который озвучила Ева. По пути мы прикупили четыре букета искусственных цветов, одноразовую посуду, конфет, киселя с блинами, воды и тряпок. Предварительно попросив таксиста нас подождать, мы шли до боли знакомой тропе, всматриваясь в цифры подходящей улицы. Пятая. Нам сюда. Свернув направо и пройдя уже по узкой дорожке между деревьями и чужими ограждениями, мы остановились напротив могил наших родителей, бабушки и дедушки. Поприветствовав их всех, мы положили пакет с цветами на столик, который мы с Евой когда-то поставили лично. Как всегда, за целый год накапливалось много грязи, пыли и всякого рода мусора, что постоянно задувало ветром. Наметив план предстоящей работы, я достала тряпки с водой, намочила их и протянула Еве. Она открыла калитку и прошла к надгробному камню, в центре которого была фотография матери. Я услышала её еле слышное «Привет, мамочка», после чего последовал тихий всхлип. Моё сердце больно било по грудной клетке от увиденного. Захотелось плакать. Но мне нужно было держаться. Сейчас не время лить слёзы, нужно настроиться на работу. Я сильная, и я справлюсь, по-другому и быть не может. Я сделала несколько глубоких вдохов, вбирая в лёгкие холодный воздух, подавляя в себе эмоции, насколько это было возможно. За их могильными плитами мы сделали укромное местечко, куда спрятали лопату и веник. Осень проходила всегда по-разному. В позапрошлом году выпал снег уже в начале сентября, а в прошлом только в конце октября, поэтому мы запаслись сразу двумя этими приборами, так как не угадаешь, какое настроение будет у погоды на этот раз. Сейчас снега не было, поэтому я достала веник. Я взглянула на Еву, которая прислонилась лбом на камень, пытаясь восстановить дыхание. Я положила руку ей на плечо. — Сейчас, — всхлипывая, проговорила Ева. Я сочувственно вздохнула и начала подметать цветники, избавляя их от лишнего мусора, вроде листьев и веток. Пока Ева потихоньку протирала плиты, я решила выбросить цветы, которые уже испортились и выглядели печально, и поставить свежие. Когда мы закончили уборку, я убрала веник на место и начала помогать Еве раскладывать блины с конфетами по тарелкам и разливать кисель по стаканам. Пока я наполняла оставшиеся тары, готовые она разносила к могилам. Теперь вид могил стал в разы лучше, и они выглядели чистыми и аккуратными. Мы приезжали сюда только в день смерти родителей, потому что ездить больше одного раза в год было очень затратно. Надеюсь, бабушка с дедушкой на нас за это не обижаются. Мы, как бы то ни было, всё равно чтим их память дома, также со стаканом киселя и блином в руках. Моё сердце тут же пронзила боль, когда мы с Евой, прежде чем надкусить блин, сказали: «Царство небесное, маме, папе, бабушке и дедушке». Будто иголками тыкали в одно и то же место, и с каждым вдохом становилось всё больнее, поскольку это вдобавок отдавало неприятными пульсациями в мозг. Родители. Мы запомнили их, как и бабушку с дедушкой, именно весёлыми, добрыми и с любовью в глазах. Мы с Евой тогда тщательно выбирали фотографии и старались предположить, что сказала бы, к примеру, бабушка. При жизни она всегда говорила, что она самая красивая, но ей постоянно не нравилось, как мы её фотографировали. То ракурс не тот, то волосы торчат, то платье задралось, и ещё девяносто семь причин, из-за которых она заставляла удалять фотографии при ней. Было очень смешно наблюдать за этим со стороны, когда её снимал дедушка. Она один раз его так отматерила, что дедушка потом год не хотел даже телефон в руки брать. Родители же, наоборот, любили делать снимки и порой оставляли парочку неудачных, поскольку они считали, что в них видна жизнь. Их похоронили в одном погребальном ящике, сделанном специально на заказ, а на надгробном камне была их совместная фотография. Выполнили это по моей просьбе, потому что родители очень любили друг друга. Я поломала их жизни и подумала, что пусть их нет в живых на этом свете, но они обязаны быть вместе хотя бы в том. Господи, как же я скучала по ним… Блин застрял в горле, так и не удосужившись пройти в царство желудка. Мои глаза защипали. Я дотронулась до них и, только когда ощутила на своих пальцах влагу, поняла, что плачу. Я посмотрела на профиль Евы. Её взгляд был направлен на фотографии наших родителей. Она тяжело дышала, рот плотно закрыт, её желваки бегали от сильного сжатия зубов, а из глаз текли слёзы ручьями. Она сдерживала себя, чтобы не начать истерить, иначе это могло кончиться для неё опять нервным срывом. Как тогда, когда мы стояли здесь восемь лет назад, а работники ритуальных услуг закапывали гроб наших родителей. Мне и бабушке с дедушкой пришлось её успокаивать, даже дать пару раз пощёчину, чтобы она пришла в себя. А последующие дни и месяцы она была под успокоительным. Ева перевела свой взгляд и посмотрела своими красными глазами на меня. В них читались такие боль и отчаяние, что невольно мне захотелось её обнять. Ева выглядела такой растерянной или, я бы даже сказала, вовсе разбитой. У меня было такое ощущение, что она только сейчас осознала, куда она приехала и где стоит. Я отвернулась и спешно протерла глаза от слёз. Да я не каменная, и в такие моменты, как ни крути, поневоле начинаешь плакать. Шмыгнув носом, я проглотила этот несчастный блин и запила несколькими глотками киселя. Это всё из-за меня. Если бы не я, то сейчас родители были бы живы, как и, возможно, дедушка с бабушкой…

***

Когда заканчивался очередной дачный сезон, мы обычно ездили помогать бабушке с дедушкой убираться на огороде. Так получилось, что мы запозднились и выехали с дачи, когда уже совсем стемнело. Это была ночь пятницы. Ева решила остаться у бабушки с дедушкой до воскресенья, потому что соскучилась по ним и хотела подольше провести с ними время. Поначалу мы тоже думали остаться, чтобы не тащиться на ночь глядя, но на субботу уже были планы, а от дома добираться было удобнее. Поэтому мы с родителями всё же решили поехать. Мы плавно двигались по мосту, с которого днём открывался красивый вид на реку Иртыш и на котором нередко увидишь рыбаков, стоящих с удочками. Сейчас же я сидела на заднем сиденье и видела лишь очертания деревьев вдали, слушала песню «Варвара» рок-группы Би-2 из отцовского плейлиста. Тусклое оранжевое сияние уличных фонарей отражалось на поверхности влажного асфальта после дождя. Но даже его мне хватило, чтобы рассмотреть человека, сидящего на краю моста на противоположной стороне дороги. Надо быть дураком, чтобы не понять, что человек хотел спрыгнуть и покончить с собой. Недолго думая, я попросила отца остановиться. Хотя скорее я рявкнула на него, потому что он не понимал, зачем ему это делать. Он сыпал вопросами, но всё-таки припарковался у обочины и включил аварийку. Мне некогда было объяснять, поэтому, кинув им грозное «Сидите здесь», я вышла из машины. Дорогу я перешла сразу же, поскольку она была практически пустая. Я подошла к человеку ближе, и, судя по телосложению, это был мужчина. Он сидел ко мне спиной, и, чтобы не подкрадываться и не напугать его, я покашляла и решила заговорить за пару метров от него. — Извините, вам… Он резко повернулся ко мне лицом и испуганно заверещал хриплым противным голосом. — Вали отсюда! — Успокойтесь, пожалуйста, — мягко проговорила я и сделала пару шагов к нему. — Не подходи, а то я спрыгну! — он привстал и крепче взялся за ограждение. — Стою, видите? — я показательно подняла руки вверх. — Я не двигаюсь. — Чего тебе?! Вали, сказал! — продолжал он рявкать на меня. — Я просто проезжала мимо и увидела вас. — Так и катила бы дальше! — Я не смогла, — пожала я плечами. — Я хочу подойти к заграждению, не к вам. Можно? — Нет! Стой где стоишь! — Хорошо. На улице уже было достаточно холодно и влажно после дождя. При дыхании пар изо рта появлялся негустым облаком, а промозглый ветер подхватывал волосы, сгоняя их от лица. Его оковы в особенности чувствовались возле реки и от проезжающих мимо машин. Некоторые из них сигналили нам, но я всячески пыталась их отмахнуть от нас, как назойливых мух. Лишние глаза и уши сейчас совсем некстати. Они будут стоять и снимать это, а мужчина может неправильно отреагировать на это, возможно даже агрессивно, а этого я никак допустить не могла. На кону человеческая жизнь. Родители тоже хотели подойти, потому что переживали за меня и, конечно же, хотели увести от опасности. Но я запретила им, поскольку мне нужно было это сделать, спасти. Я знала, что справлюсь сама, меня обучали этому. Нужно только собраться и не затыкаться ни на секунду. Я начала осматривать его, изучать. Крупный седовласый мужчина около шестидесяти лет сидел в одной тоненькой расстёгнутой куртке и крепко держался за ограждение. Его костяшки были бледными из-за сильного хвата. Его тело трясло, как в лихорадке. Интересно, как долго он уже здесь? Зачем суициднику так цепляться за единственный объект, который служит спасением от неосторожного движения и падения вниз? Он боится упасть? Но люди, умершие внутри или которые в действительности хотят покончить с собой, обычно так за жизнь не хватаются. — Давно вы здесь? — решила я спросить напрямую, чтобы больше не гадать и не тратить лишнее время на раздумья. — Какая тебе разница?! — он внимательно следил за моими движениями, но я стояла, как он и попросил. — Ваше тело уже продрогло. Вам холодно. — И что с того?! — Вы можете заболеть, — побеспокоилась я, на что он истерически засмеялся. — Ты что, слепая или дура?! Я сдохнуть хочу! Сдохнуть! Мне абсолютно плевать на эту ёбаную болезнь. — Плохой день, да? Я не стала обращать внимание на его выплеск эмоций. Это нормально в таких ситуациях. Главное — ничего не воспринимать на свой счёт и не реагировать так же эмоционально. — Отвали! Хватит заговаривать мне зубы! — Я просто интересуюсь. Неспроста же вы захотели оказаться здесь. На то есть причина. Не поделитесь ею? — Тебе-то какое дело до моей жизни?! Все трясутся только за свою! А если ты кого-то не спас, то это потом клеймо на всю оставшуюся жизнь, и люди неустанно будут тыкать пальцем туда, где ты облажался. Я старалась присмотреться к его лицу. Его уже наверняка синие губы дрожали от холода, а в чёрных глазах читались лишь ненависть и страх. Но что-то в нём казалось мне знакомым. Будто я его знала, но лично мы точно никогда не встречались. — Если бы мне было плевать на вашу жизнь, то я, как вы выразились, катила бы дальше отсюда. Но я стою здесь, рядом с вами, и хочу узнать, почему такой образованный человек хочет уйти из жизни. — Что за хуйню ты несёшь?! — Нет, правда. Вы грамотно выстраиваете слова в предложения, поэтому вас приятно слушать. Даже мои коллеги на такое не способны. — Да срать мне на твоих уродов, поняла?! Вы все подлые крысы! — Я не из таких. Мне искренне жаль, что вам попадались такие люди. Они попадаются всем, и мне в том числе. Но я всё равно верила и верю до сих пор, что есть хорошие люди. И я нашла таких. — Заткнись! — начал орать он. — Ты ни черта не понимаешь в этой жизни! Этот мир прогнил, и его надо избавлять от конченых тварей! — Поверьте мне, я работаю учителем в самой обычной школе и знаю, о чём вы говорите. — Да нихера ты не знаешь! Ты только учишь мелких уёбков каким-то правилам, а на деле ты тупая, как и все остальные! Меня никто не слышит! Тратишь своё время на этих идиотов, а в итоге даже потом никто не может сказать, что такое биоаккумуляция. Все считают меня чокнутым, хотя на деле чокнутые они. Ясно?! Они! Что? Биоаккумуляция? Это что-то из биологии, что ли? Он доктор или учёный? Тоже учит детей? — Вы не чокнутый, — я сделала шаг. Небольшой и даже незаметный, но очень существенный в данной ситуации. — Я считаю, что вы умный и образованный человек. Вы вполне ясно изъясняетесь, и я вас понимаю и слышу. — Да плевать мне уже на это! Слишком поздно! — Нет, не поздно! — рявкнула я, а он, не ожидая такого, резко замолчал. — Послушайте, я понимаю, что вы чувствуете. Меня тоже изрядно помотала жизнь, и я тоже считаю, что люди те ещё подонки и лживые существа, — подыгрывала ему я. — Они все давно прогнили изнутри, даже дети. Но я правда не понимаю, почему вы страдаете по ним. Вы хороший человек, и вы не несёте ответственности за них, но вы должны и обязаны помогать себе. А это всё вовсе не так, — я сделала ещё один шаг и ткнула пальцем на реку, намекая на то, что он собирался сделать… или всё ещё собирается. — Вы лишь убегаете от проблем, когда внезапно столкнулись с ними лицом к лицу. Вы боитесь, что вас превзойдут, но это не так. Подойдя ближе, я получше разглядела его лицо, и в моей памяти всплыли воспоминания. Это был преподаватель Евы, про которого она мне все уши прожужжала, показывая его фотографии с какой-то конференции. — Откуда тебе-то знать?! — Вы же практикующий хирург и работаете преподавателем в медицинском институте, верно? — Откуда… — Я вас узнала. Кирилл Михайлович, если не ошибаюсь. — Максимович, — проговорил сквозь зубы он, а моё сердце пропустило удар. Блять. Промах. Главное, не такой большой и исправимый. Я не стала заострять на этом внимание и продолжила. — Мне сестра о вас рассказывала и показывала фотографию с сайта. Она мне говорила, что вы очень интересно объясняете про биоплисию. — Биопсию, — вновь исправил он меня. — Вот, точно, — проговорила я как ни в чём не бывало, а внутри обматерила себя как могла. — Всю плешь мне проела про неё. — И что с того? Это сути не меняет и ситуацию никак не переиграть! — Но это не выход. Знаете, сколько человек считает вас интересным? А профессионалом своего дела? Сотни и тысячи, — ещё шаг. — Это и есть те люди, которые слушают вас и слышат, которые хотят быть похожими на вас и изо дня в день стараются хоть на один сантиметр приблизиться к вашему уровню. Я знаю, что мир неидеален, но в нём всё равно есть люди, которые смогут поддерживать вас, быть рядом и говорить правду. Я теперь одна из них, как и моя сестра, — ещё шаг. — Зачем тебе это? — с непониманием в глазах он посмотрел на меня. — Хочу, чтобы хорошие люди держались вместе, — я сняла с себя куртку и протянула ему. — Накиньте на себя, вы замёрзли. — Да я устал от этого дерьма, как ты, блять, не понимаешь?! Я не хочу ничего! Я не хочу жить! — Я понимаю вас, но теперь вы не один. Сейчас самое главное — сделать глоток свежего воздуха. Вы можете остановиться, передохнуть, чтобы набраться сил для следующего этапа жизни. Это нормально, что вы испытываете усталость и ничего не хотите. Вы человек. Добрый и искренний. Я верю в вас, поэтому и хочу помочь. Если вы позволите, то я стану для вас этим глотком свежего воздуха. Познакомлю вас с хорошими людьми и покажу вам мир с другой стороны. И вы увидите, что есть на свете ещё прекрасное, ради чего следует жить. Он замолчал. Мужчина тяжело дышал, уставившись вниз. Его тело начало дрожать сильнее. — Вы очень сильно замёрзли. Идёмте, нас ждут мои родители в машине. Попрошу, чтобы они включили печь посильнее. Я серьёзно смотрела на него, не торопила и терпеливо ждала, пока он осознавал происходящее. Я не знала, сколько прошло времени, но моё тело успело продрогнуть без тёплой согревающей куртки. Он на миг зажмурил глаза, выдохнул и протянул мне руку. Я крепко сжала его массивную ладонь и помогла ему наконец перебраться через эту баррикаду. Я немного приобняла его, накинула на него свою, по сравнению с ним, маленькую куртку уже трясущимися от холода руками, и мы двинулись к машине. — Всё в порядке? — настороженно спросил отец, когда мы оказались возле автомобиля. Родители наверняка слышали крики и оскорбления в мой адрес, и я была благодарна им за то, что они терпеливо ждали меня. Они не стали соваться в это дело и полностью доверили мне ситуацию. Конечно, мой отец всё равно был наготове и стоял всё это время возле машины, наблюдая за нами, чтобы в случае чего не тратить драгоценные секунды на лишние телодвижения. — Да, — проговорила я, когда мы оказались в салоне. — Познакомьтесь, это Кирилл Максимович. Преподаватель в медицинском институте, где учится Ева. Он, кстати, и ведёт лекции у неё. — Вот как, очень приятно. Меня зовут Виктор, — отец протянул руку. — А меня Елена, — ответила мать и совершила тот же жест, что и отец. Кирилл проигнорировал их приветствие и получше укутался в мою и свою куртки, обхватив себя руками. — Пап, прибавь печку, а то мы замёрзли. — Не вопрос. Куда путь держите, Кирилл Максимович? — отец посмотрел на мужчину через зеркало заднего вида. Я тоже взглянула на мужчину и поняла, что ответа сейчас от него дожидаться бессмысленно. — Ко мне домой, если он будет не против, — ответила за него я и посмотрела на его качающуюся голову. — Мы с ним выпьем, поговорим. Я разговаривала с родителями, иногда задавая вопросы Кириллу Максимовичу наподобие «Вы любите салат из кальмаров?», на которые он безмолвно отвечал движениями головы. До самой заправки я старалась не затыкаться, дабы втянуть мужчину в разговор и отвлечь от дурных мыслей. Отец решил заправиться сегодня, чтобы не тратить времени завтра на большущие очереди. Он остановился возле колонки, к которой тут же подбежал заправщик. — Девяносто второй, — проговорил отец, перед тем как закрыть дверцу машины и направиться к кассе. На этой заправке, помимо кассы, также было и кафе, где можно приобрести себе что-нибудь перекусить. — Мне нужен горячий чай, я хочу пить, — внезапно проговорил Кирилл Максимович и вышел из машины. Я и слова даже сказать не успела, как он захлопнул дверцу и не спеша пошёл следом за моим отцом. Мне стало как-то не по себе. Вдруг он решит сбежать или того хуже — кинуться под проезжающую машину. И тогда все мои старания будут напрасными. Я наблюдала за ним и сидела наготове, чтобы в любой момент выскочить из машины и сделать всё возможное, чтобы его догнать. Не зря же у меня на отлично сданы нормативы по бегу. — Он какой-то странный человек, Света, — начала моя мать. — Моё чутьё подсказывает это. Я не хочу, чтобы ты с ним связывалась. Меня почему-то взбесила её забота, которая была совершенно не к месту. Даже сама не поняла почему. Наверное, весь этот стресс и мандраж во мне начали потихоньку просачиваться наружу. — Он только что хотел покончить с собой, мам, — я тщательно подбирала слова, чтобы не нагрубить ей, при этом всё так же не упуская из вида Кирилла Максимовича. — Естественно, он будет странным. Ему нужна помощь. Он не делал резких движений в стороны, а спокойно шёл до заправки. Он открыл дверь и пропустил моего отца, который уже собирался выходить из помещения. Большие окна, хорошее освещение внутри заправки и тёмное время суток позволяли отчётливо видеть объект наблюдения и следить за его действиями. — Жуть, бензин только и делает, что дорожает! — проворчал отец. — Витя, скажи хоть ты ей, — начала возмущаться мать. — Чего сказать? — Что не нужно связываться с этим человеком, а она его ещё к себе домой тащит. — Мне тоже от него не по себе, — отец почесал бороду и повернулся ко мне. — Свет, ты знаешь, что делаешь? — Знаю, ему нужна помощь, и я не собираюсь от него сейчас отворачиваться. Он недолго пошарился по стеллажам и прошёл на кассу. Продавец о чём-то разговаривал с Кириллом Максимовичем, пока готовил ему чай, но мужчина только сдержанно кивал и всего лишь ожидал свой заказ. Когда продавец пробил ему шоколадку и протянул приготовленный чай, Кирилл Максимович достал кошелёк из внутреннего кармана куртки, оставил несколько купюр и вышел из заправки. — Тогда твой отец будет с вами, и это не обсуждается! Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, — строго проговорила мать и отвернулась к окну. Кирилл Максимович сел обратно в машину, согревая руки о стаканчик с горячим чаем. Когда в бак залилось определённое количество бензина, заправщик закрыл крышку бензобака, и отец тронулся с места, выезжая на дорогу. В салоне была тишина, которую своим швырканьем разбавлял Кирилл Максимович. Он как-то странно смотрел на нас. С какой-то настороженностью. — Вы говорили обо мне? Обсуждали меня за спиной, да?! — внезапно начал он. — Что? — не поняла я. — Кирилл Максимович, мы ничего такого не делали. — Не пизди мне! Думаешь, я тупой?! — заорал он. — Вы хотите сдать меня в дурку! Этого не будет! — Витя, сделай что-нибудь! — заверещала мать. — Кирилл Максимович, успокойтесь, пожалуйста, — предупреждающе проговорил отец. — Заткнись! — рявкнул Кирилл Максимович и вылил горячий чай в лицо моему отцу. Тот тут же заорал и резко затормозил у обочины, рефлекторно выбежав из машины. Чай обжог часть лица, на которой теперь наверняка останется ожог. — Думаете, я немощный, да? Думаете, что я ненормальный? Это вы все ненормальные! — Хватит! Перестаньте! — истерила мать. — Кирилл Максимович, успокойтесь, — я взяла его за ворот куртки. — Мы обсуждали завтрашний день, но никак не вас. — Заткнись, тварь! — он схватил меня левой рукой за горло и сдавил его. — Хватит мне врать! Я вас раскусил! Вы все гнилые! Все до единого! Я начала вырываться, потому что с каждой секундой кислорода становилось всё меньше. Я попыталась выбить его руку, но он врезал мне по носу, припечатал к сиденью и заблокировал мои ноги своими, чтобы я не смогла хоть как-то ему навредить. Я издавала какие-то звуки от боли, которая гадкой пульсацией посылала сигналы в мозг. Пока мать кричала и била Кирилла Максимовича, чтобы он перестал меня душить, он достал из кармана охотничий нож и открыл его одним нажатием. — А-а-а! Да заткнись ты уже! — закричал он, резко воткнул его в шею моей матери и тут же вытащил его уже окровавленным. Меня охватил ступор. Будто в замедленной съёмке, мама в панике схватилась за свою шею, пытаясь предотвратить кровопотерю. Я видела, как брызнул фонтан крови, который запачкал сиденья и теперь стекал по её рукам. Я смотрела в её испуганные глаза и слышала её кряхтение, которое вперемешку с воплями психопата разносилось в салоне автомобиля. Перед глазами всё начало плыть от нехватки воздуха и сильного сдавливания шеи. Отец открыл заднюю дверь и попытался оттащить от меня этого ненормального. Резким движением дёрнул его на себя, благодаря чему я смогла вобрать в лёгкие воздух. Я начала надрывно кашлять, смотря на мать, которая дёргалась в последних конвульсиях. Я перевела взгляд на отца, который яростно бил этого сумасшедшего по голове и тянул его на себя за куртку. Когда он еле вытащил здоровяка из машины и повалил на асфальт, то сразу же начал бить ногами по туловищу. Отцу нужна помощь. Но я не успела выбраться, как издался его истошный крик. Когда я, шатаясь, обошла автомобиль, мой отец уже стоял на одном колене и держался за бедро, из которого сочилась кровь. Этому ублюдку хватило времени встать и нанести ещё один удар в грудь. Я как смогла оттолкнулась и прыгнула на него, повалив наземь тяжёлую тушу. Сидя на нём, я раз за разом била кулаками по его лицу и телу, но, как мне показалось, на него это вообще никак не повлияло. В момент он хотел вонзить мне нож в шею, но я успела забаррикадировать путь левой рукой, и острый клинок вошёл прямо в середину ладони. Я закричала от боли, а мужчина, воспользовавшись моментом, резким движением вытащил его и ударил меня по лицу, отчего я была дезориентирована. Он тут же оказался на мне, приставив лезвие к горлу. Я всеми силами пыталась не дать ему перерезать мне горло, отчего в моих глазах начало темнеть. Или это уже из-за потери крови? Внезапно я почувствовала облегчение и отсутствие, казалось, огромного веса на своём теле вместе со звоном падающего ножа. Я перевернулась на бок, смотря замутнённым взглядом на свои окровавленные руки. Чувствовала, как из руки и носа с болью хлещет кровь. Я перевела взгляд на отца, который пнул этого психа в голову и вновь оттащил его от меня. Пока я корчилась от боли и ползала на грязном асфальте, они по очереди наносили друг другу удары по всему телу. Отец был гораздо слабее его и вдобавок ранен, но всё равно отчаянно старался изо всех сил. Псих надавил на глубокое ранение на теле отца, из-за чего тот закричал и вновь упал на колени. Больной начал наносить удары по лицу один за другим, пока отец не повалился на асфальт. Этот ублюдок подобрал нож, несколько раз воткнул его отцу в грудь, а потом перерезал ему горло. — Не-е-е-т! — истошно заорала я, смотря на этот кошмар. Меня охватила паника, спёрло дыхание, и я начала задыхаться. В ушах отчётливо был слышен стук сердца. Перед глазами всё плыло. Мне хотелось разрыдаться и молить о помощи. Мне было страшно. Мне никогда не было так страшно, как сейчас. В мыслях у меня были лишь одни слова на повторе: «Пожалуйста, не надо. Я не хочу умирать». Психопат отошёл от тела моего отца и направился в мою сторону. Я рефлекторно подалась назад. Мне нужно было успокоиться и восстановить дыхание, иначе… я умру. — Ну же, Света, вспоминай, чему тебя учили на тренировках, — начала говорить я сама с собой. — Давай. Сосредоточься на цифрах и считай до десяти. Давай. Ты справишься. И так… Десять… Девять… Восемь… Его шаги были неаккуратными, его шатало из стороны в сторону. Всё-таки отец сумел вывести этого придурка из строя. — Семь… Шесть… Пять… Четыре… Я сперва встала на колено, затем подставила вторую ногу и, чуть пошатнувшись назад, встала на обе ноги. — Два… Один… Он замахнулся, но я вовремя увернулась и толкнула его. Он потерял равновесие и проехался лицом по асфальту. — Ах ты с-сука! Я, не теряя его из виду, доковыляла к машине к стороне переднего пассажирского сиденья. Я открыла дверь, и из салона тут же повеяло кровью и запахом недавно съеденной говяжьей котлеты. У меня начались рвотные позывы без рвоты. На глазах выступили слёзы, а во рту появилась слизкая слюна. Я сплюнула её, отошла пару шагов назад, вобрала в лёгкие воздух и задержала дыхание. Стараясь не думать о том, что в сантиметрах от меня находится мёртвое тело моей родной матери, я искала в бардачке что-нибудь, что могло бы сейчас пригодиться. Что-то вроде отвёртки или пистолета. Но ничего, кроме ненужной макулатуры, там не оказалось. — Чёрт! — Тебе пиздец, тварь! — крикнул он. Мимо нас начала проезжать машина. — Стойте… — слишком тихо кричала я, чтобы быть услышанной. Мне было тяжело громко произносить слова, и я начала махать рукой, чтобы хоть как-то обозначить себя. Но всё было бесполезно. Единственные люди, которые появились здесь за всё это время, проехали мимо. Они даже прибавили газу, чтобы поскорее убрать свои задницы отсюда. Суки! Уёбки! Твари! Они ведь даже и не собирались помогать. В этом мире каждый сам за себя. Никому нет дела до тебя, когда ты в беде. Никто тебе не поможет, кроме тебя самого. Он подходил ко мне всё ближе, и, выдохнув, я встала в стойку. Ничего не оставалось, кроме как драться до последнего. Тут два варианта: либо я его, либо он меня. Поэтому выбора у меня не было, только сражаться за собственную жизнь, а дальше будет видно, как решится судьба. Он начал нападать первым. Из-за его крупных габаритов и неповоротливости, мне удавалось уворачиваться и наносить ему удары в правый бок и в голову. Левая рука сильно болела, поэтому хук был не таким сильным, как хотелось бы. Он отшатнулся назад, но быстро взял себя в руки и с рычанием бросился на меня. Он увернулся от моего занесённого удара и с силой припечатал меня к машине, наваливаясь всем своим телом, поднеся нож к горлу. Я оказывала сопротивление, но с каждым миллиметром лезвие всё сильнее упиралось мне в горло и резало кожу. Думай, Света, иначе тебя сейчас убьют! Я быстро осмотрелась по сторонам и поняла, что смогу выбраться, если уйду влево. Я собрала все свои силы, отодвинула его от себя и резко дёрнулась вбок, а он впечатался в машину. Я немедленно схватила его руку с ножом и приложила все усилия, чтобы воткнуть ему в шею до самого основания клинка. И у меня получилось. Через секунды я услышала его кряхтение. Он вытащил своё же оружие из шеи, из которой тут же фонтаном хлынула кровь. Он начал было идти на меня, но резко упал на колени, а затем и вовсе безжизненно рухнул на асфальт. Я смотрела на него несколько секунд, потому что боялась, что он мог быть ещё жив. Но убедившись, что он больше не встанет, я подошла и пнула его ногой по голове. Ещё раз, и ещё, и ещё. — А-а-а! Сука! Уёбок! Получи! Мразь! Скотина! А-а-а! Сдохни! Я орала и пинала до тех пор, пока не выместила на нём всю свою злость. Из его размозжённой головы шёл пар, и в разные стороны летели мозги. Стоял жуткий запах крови. Запыхавшись, я начала отходить от него и почувствовала какое-то жжение в районе горла. Я приложила туда руку и еле разглядела свежую тёмно-красную жидкость на своих пальцах. Сука… Я сделала ещё пару шагов и рухнула прямо на краю дороги, потеряв сознание, уже не чувствуя, как в одежду впитываются холодные осадки вместе с сырой землёй. Очнулась я в больнице, как позже сказал врач, через семь суток. Я была в коме. Открыв глаза, я увидела, как дедушка стоял рядом с моей кроватью и кивал, когда врач ему что-то объяснял. Реакция дедушки не заставила долго ждать. Когда он увидел мои полуоткрытые глаза, то тут же подбежал и начал гладить по руке, говоря о том, что всё будет хорошо. Зашедшая медсестра вывела дедушку из палаты и оставила меня наедине с врачом. В первые минуты я вообще не понимала, что происходило. Я думала, что мне снится сон, только и всего. Врач задавал какие-то вопросы, которые эхом разносились у меня в голове. Но у меня не было сил отвечать на них, поэтому мой организм посчитал, что я ещё не готова к реальному миру, и унёс меня в царство Морфея. После долгого восстановления, когда я начала наконец соображать, что к чему, все картинки, пережитые в ту ночь, мелькали перед глазами и стали собираться воедино. Как в тот день, меня вновь оглушила паника. В ушах отчётливо был слышен стук сердца. Перед глазами всё плыло. Мне хотелось разрыдаться и молить о помощи. Мне было страшно. С этого момента у меня появились приступы. Мне снились кошмары, которые существовали и преследовали меня очень долгое и мучительное время. Я каждый раз просыпалась с криками в каком-то припадке, и с меня сходило семь потов. Бабушка с дедушкой вместе с Евой не находили себе место. Конечно, они узнали обо всём случившемся, и мне было стыдно смотреть им в глаза. Это ведь всё случилось из-за меня. Они потеряли сына и дочь, а Ева родителей, из-за моего долбаного геройства. Что я возомнила о себе? Что я смогу стать хорошим полицейским? Ха! И каким образом? Я даже психопата от нормального человека отличить не смогла! А родители? Я сумела их спасти? Я сумела спасти своих родных и уберечь их от гибели? Нет! Всё из-за того, что я подумала, что стану хорошим полицейским. Господи, что я натворила…

***

— Прости меня, — слишком тихо проговорила я, когда мы уже начали подходить к воротам, за пределами которого нас ожидал таксист. — Это всё из-за меня… Если бы я тогда не… — Перестань, — перебила меня Ева, достала платок из кармана куртки и высморкалась. — Ева… — Хватит! — рявкнула она, остановилась и посмотрела мне прямо в глаза. — Ты ни в чём не виновата. Слышишь? Ни в чём. Перестань себя винить. — Да как ты не понимаешь?! — Всё я понимаю, и твоей вины здесь нет! Ты пыталась помочь, ты шла туда с добрыми намерениями. Ты думала, что он просто несчастный, и поэтому попыталась его спасти. Ты не виновата, что он оказался чокнутым психопатом… — Зато при должной осмотрительности я смогла бы это определить. Он слишком странно себя вёл, а я спихнула это на его отчаяние. — Ты оказывала помощь и действовала по ситуации, что и требовалось от сотрудника полиции, — твёрдо стояла на своём Ева. — Откуда ты можешь это знать?! Тебя там не было! — рявкнула я, резким движением вытирая ползущие по щекам слёзы. — Да, меня там не было, но, будь я на твоём месте, я поступила бы точно так же! — она тыкала своим пальцем мне в грудь. — Ты бы не допустила такой ошибки! — Откуда тебе знать? А? Откуда? Мы не можем знать наверняка, чтобы было, если… Так всю жизнь можно рассуждать, только куда это приведёт? К чему? А я тебе скажу. В тупик, к безжизненному существованию, в котором ты, кстати, сейчас уже и находишься. А дальше будет только хуже, если ты не прекратишь себя мучить. Да, родителей больше нет, их не вернуть, как и бабушку с дедушкой. Но теперь это давно в прошлом. Перестань себя винить. Мне нужна сестра рядом, не лишай меня её, пожалуйста, иначе я просто не смогу жить. — Ева… — Всё, закрыли тему, — шмыгнула она носом. — Я больше не хочу к ней возвращаться. Ты должна простить себя, Света. Тебе ясно? — сурово проговорила Ева. — А ты? Ты простила меня? — я посмотрела в её красные заплаканные глаза. — Мне не за что тебя прощать, ты ни в чём не виновата, — она смотрела в мои глаза с полной уверенность того, о чём говорит. Я увидела это — её посыл доказать мне, что я неправа насчёт себя. Как и тогда, восемь лет назад. Я вижу, как она меня по-прежнему любит. Она ни разу не говорила о том, что теперь у неё нет родителей из-за меня, что я лишила её этого. Она всегда поддерживала меня и была рядом, когда я нуждалась в ней. Всегда твердила, что всё будет хорошо и мы со всем справимся. Но было слишком существенное но, которое мешало жить нам обеим дальше… — Только я так не считаю.