Ключ к бессмертию

В комнате горела лампа, дававшая тусклый, жёлтый свет, который почти не справлялся с плотной темнотой. Тени лежали на стенах, как осевший пепел. Мойра сидела у изголовья, на краю постели, с влажной губкой в руках. Вода в тазу остыла давно, она больше не грела — лишь стирала с лица пот и тонкий, липкий налёт, который возвращался вновь, будто тело ещё боролось, выталкивая остатки магии или боли — кто мог бы сказать наверняка. Кристиан лежал почти без движения. Бледный, с лёгкой синевой под глазами, он казался чужим. Его губы были приоткрыты, дыхание — редким, бесшумным. Мойра осторожно провела губкой по его виску, как делала это уже десятки раз, и каждый раз всё сильнее чувствовала: он уходит. И ей было страшно. С другой стороны кровати стоял один из целителей — молодой, с усталым лицом и взглядом того, кто уже знает, чем всё закончится. Второй, старший, дремал в кресле у стены, с прямой спиной и сложенными на коленях руками. Комната была почти беззвучна: слышно было только потрескивание дров в камине. Когда дверь открылась, оба подняли головы. Герцог Гэлбрейт вошёл тихо, но уверенно. Его взгляд сразу упал на Кристиана. Он подошёл ближе, остановился у изголовья. Мойра приподнялась, отступая в сторону, но не отходя далеко. Старший целитель встал, слегка поклонился и проговорил: — Ваша светлость… простите, но мы сделали всё, что могли. Но… он выжигал себя. И делал это слишком долго. Практически лишил себя дара. А это опасно. Герцог молчал. Лицо его оставалось спокойным, но плечи были напряжены. — Мы можем лишь поддерживать дыхание и сердце. Некоторое время. Нужен действительно сильный целитель, чтобы вернуть его к жизни. Не слабее, чем он. — К кому мне обратиться?.. — спросил герцог, всё ещё не отрывая взгляда от Кристиана. — Я не знаю таких, милорд. Возможно, кто-то есть в Академии… но редкий маг с таким даром идёт по нашему пути. Простите ещё раз. Герцог махнул рукой: — Не стоит. Я всегда предпочитаю правду. — До утра он, возможно, продержится, — тихо добавил младший целитель. — С натяжкой — до полудня. Ирвинг кивнул. Несколько мгновений он просто стоял и смотрел — будто вглядывался в черты мага, стараясь запомнить каждую линию. Затем резко повернулся и вышел, не проронив больше ни слова. Когда шаги его стихли, Мойра снова подошла к кровати. Она села, обмакнула губку, выжала её и легко провела по виску. Его кожа была холодной, как фарфор, и такой же безжизненной. Ей казалось, что маг не дышит вовсе. Она смотрела на него, и в груди поднималось что-то неприятное, глухое — даже не жалость, а ощущение несправедливости. Он не должен был умирать. Не так. Не сейчас. Он нравился ей. Да, не больше. Но он был живым, сильным, с вечной ироничной насмешливостью, и хоть он отправил и отправил её прочь, пресекая её слишком прозрачные намёки, всё же Кристиан был одним из тех, кто видел её, а не просто платье и поднос с вином. Дал, пусть и ненамеренно, возможность стать личной служанкой миледи. А теперь он умирает. И всё, что она могла — стереть пот, как будто это имело значение. Мойра поднялась, положила губку в таз, взяла его в руки. Последний взгляд — как прощание. Потом она подошла к двери и, не оглядываясь, вышла. В коридоре её уже ждали. Аргайл стоял у стены, скрестив руки на груди. Он смотрел прямо, как будто знал, что она вот-вот появится. — Как он? — спросил. — Плохо, — коротко сказала она. — До утра… может, до полудня, не больше. Целители говорят — не спасти. Он сам себя почти убил. Признали, что они слабы для этого. Аргайл тихо выдохнул. Лицо его осталось почти таким же непроницаемым, как всегда, но в голосе всё-таки проскользнула горечь. — Теперь понятно, почему герцог велел не пускать миледи, если придёт. Видел, в каком он состоянии… Он замолчал, потом чуть склонил голову: — Но всё равно. Будет несправедливо, если он умрёт. Не после всего, что он для нас сделал. Мойра кивнула, ничего не сказав. Она прошла мимо него, тихо, не оборачиваясь. А Аргайл остался стоять в полумраке, словно сторож у двери между светом и темнотой. *** Лужи густой, почти чёрной крови стекали к центру двора, заполняя трещины между плитами. Тела лежали как попало — некоторые с оружием в руках, другие с пустыми глазами, устремлёнными в небо. Каменные стены, некогда суровые и непоколебимые, теперь были исписаны следами насилия. Никто и никогда прежде не осмеливался пролить здесь кровь Карающих. Никто — до этой ночи. Рейхард стоял в центре двора. Ни слова. Ни движения. Только дыхание — тяжёлое и ровное, как перед боем. Он не смотрел по сторонам — лишь вперёд. Всё, что нужно было понять, он уже понял. — Как он посмел?! — прорычал он, не оборачиваясь. — Ваша милость… у герцога было разрешение. Забрать мага. Брат Леонас сказал, что вас нет… велел дождаться возвращения. — А Ирвинг решил не ждать, — зло, почти устало. — Кто подписал? — Его святейшество… — голос едва не сорвался. — Бумага с печатью. Всё по форме. Секунда молчания. Тонкая, как лезвие. Рейхард прищурился. — Мага… я так понимаю, нет? — Да, ваша милость. Герцог забрал его. И двоих целителей, что были при нём. — А дознаватели? — Мертвы. — Все трое? — Да, милорд. Убиты. — Понятно, — произнёс он почти машинально. Простая реакция. Но мысли уже стремительно выстраивались в цепь, вставая на свои места. Если забрал целителей — значит, они были нужны. Зачем? Уцелевшие братья сказали, что потерь у герцога не было. И вряд ли кто-то из его людей был ранен настолько, чтобы понадобилась именно магия лечения. Значит… Кристиан. Да, герцог забрал его. Видимо, в таком состоянии, что без вмешательства целителей было не обойтись. Юэн был опытным дознавателем. Он не стал бы доводить пленника до критической черты, если бы не добился нужного. А значит, признание было. Просто не успели — герцог прибыл вовремя. — Поразительное везение, — выдохнул Рейхард с ледяной усмешкой. Он покосился на трупы. Всё было спланировано. Хладнокровно. Точно. Это не импульс, не срыв. Герцог ещё до прибытия в Бастион знал, чем всё закончится. Это был ответ — наглый, кровавый, дерзкий. Ещё вечером Гэлбрейт был в ловушке. Под давлением. А теперь? Он не просто вырвался — он нанёс удар. Забрал ценного пленника. Уничтожил дознавателей. Оставил после себя только трупы. И сломал главное — уверенность в неприкосновенности Бастиона. Теперь оплот Карающих не казался недосягаемым. Губы Рейхарда изогнулись в усмешке — тонкой, ядовитой. Ирвинг. Всё тот же. Вечером — загнанный. Ночью — снова игрок. Ход за ходом, шаг за шагом — и всё в его пользу. Да ещё и с благословения. — Подпись… Его святейшества, — повторил Рейхард медленно. Вслух. Вмешательство Файфа было неожиданным. Он не знал, почему Видящий это сделал. А значит, нужно выяснить. — Придётся ему ответить на мои вопросы, — прошептал он. — Прямо сейчас. Он окинул взглядом двор. Братья уносили тела, засыпали лужи песком. Через час от произошедшего останутся только жёлтые пятна и тела в подвалах. Но Рейхард знал — он запомнит всё. И не простит. Гэлбрейт заплатит. Он обязательно заплатит за то, что посмел бросить вызов. *** Ночь отступала медленно, почти нехотя, окрашивая небо над Академией в тусклые серо-лиловые тона. Каменные корпуса возвышались над двором, молчаливые и строгие, с потемневшими от времени стенами и свинцовыми переплётами в узких оконцах. Было слишком рано — но Ирвинга это не волновало. Кристиан умирал. А те, кто именовали себя целителями, дали срок до полудня — с той самой холодной точностью, от которой стискивались зубы. Он прошёл через ворота, как ураган — без шума, но с тем напором, который ломал не стены, а волю. Почти бегом поднялся по лестнице, пересёк пустой коридор, распахнул двери приёмной. В кабинет ректора он вошёл, не стуча. — Мне нужен целитель, — бросил он с порога. — Срочно. Сильный. Мирел Данторн, ректор Академии — сухой старик с растрёпанной седой бородой и туго перехваченным халатом — едва успел подняться с кресла. На столе дымилась чашка, в воздухе витал сонный запах лаванды. — Ваша светлость… — голос был хриплым, сонным. — Чем могу помочь? — Мне нужен целитель, — повторил Ирвинг. — Кто-то, способный помочь магу, выжегшему собственный дар. Молчание. Мирел нахмурился, будто ослышался. — Магу? — в голосе ректора сквозила неуверенность, граничащая с непониманием. — — Да, карх возьми, — рявкнул герцог. — Вы тоже маг. Неужели для вас это так непостижимо? Ректор вздохнул, сел обратно. Плечи поникли. — Непостижимо — нет. Удивительно — да. Ваше отношение… — он покачал головой. — Это не имеет значения. У меня нет времени на пустые разговоры. Мне нужен целитель. Мирел опёрся ладонями о стол, поколебался. — Боюсь, что не смогу вам помочь… — Если дело в разрешении, — герцог резко достал свиток, положил на стол. — Под мою ответственность. И под ответственность Видящего. Ректор скользнул взглядом по бумаге, наткнулся на печать Церкви и… замер. Казалось, он на мгновение забыл, как дышать. — Милорд ректор? — чуть резче, с нетерпением. Старик очнулся, глубоко вздохнул. В лице — горечь и что-то похожее на сожаление. — Простите… В Академии сейчас не более десятка целителей, и ни один из них не дотягивает даже до среднего уровня. Практика ослабла. Сильных не держат здесь. — У кого может быть такой? Мне не нужен десяток, мне нужен один. — Мастеров мало. Очень мало… Несколько при дворе, остальные принадлежат Церкви… — он на миг задумался, потом добавил: — Как зовут вашего мага? Герцог чуть прищурился, на мгновение сжав губы. — Кристиан Крейг. Его направил ко мне ваш предшественник. Чуть больше десяти лет назад. В ответ на мой личный запрос. — Странно, — пробормотал ректор. — Я всегда считал его уравновешенным. Умным, строго контролирующим себя. Не из тех, кто срывается до выжигания. — Обстоятельства, — сухо, почти с горечью сказал герцог. — Возможно… Очень жаль — он довольно сильный маг, хотя именно это в данный момент играет против него. Мне неизвестны целители, способные ему помочь, — ректор откинулся в кресле. — Простите, но всё же хочу вам сказать… даже если вы чудесным образом найдёте такого целителя — нет никакой гарантии, что дар восстановится до прежнего уровня. Данторн говорил спокойно, почти буднично — но в голосе мелькнула тень иронии. Ирвинг усмехнулся, холодно. — Мне не нужен его дар, мне важно чтобы он жил. Он повернулся и вышел, не дожидаясь ответа. *** Пламя в камине трещало мягко, размеренно, разбрасывая тени по сводчатому потолку. Тепло заполняло пространство кабинета, укрывая его уютной тишиной, но сам Файф Шолто не чувствовал покоя. Он сидел в высоком кресле, закутавшись в пушистый плед, опершись локтем на подлокотник и уронив ладонь на лоб, словно в усталости. На лице — привычная маска задумчивого, уставшего старца, чьё влияние давно стало предметом формального уважения, но не страха. Всё выглядело так, словно он доживает последние годы, цепляясь за старые ритуалы, за бессмысленные церемонии. Так — для других. Но не для него. Он ждал. Когда двери отворились, Видящий даже не обернулся — просто качнул головой, будто ожидая именно этого гостя. — Твоё святейшество, — произнёс Рейхард глухо, как всегда, обойдясь без положенного ритуалом поклона. Он вошёл, не спрашивая позволения, без лишних слов, с тяжестью в шаге, с яростью, тщательно спрятанной под льдом. — Ах, брат мой… — устало выдохнул Файф, — ты пришёл. — И ты знал, что я приду. Видящий не ответил сразу. Он откинулся в кресле, повернув лицо к пламени, и тихо произнёс: — Я надеялся, что ты дашь себе хотя бы ночь на раздумья. Но, видимо, мы оба уже слишком стары для отложенной ярости. Рейхард не улыбнулся. Он сел в кресло напротив, не дожидаясь приглашения. Между ними — столик с чашей сухих лепестков и чёрного корня. Мирное, даже трогательное убранство. Как в доме старого наставника. — Ты подписал приказ, — сказал он прямо. — Да, — так же прямо ответил Файф. — Без обсуждения. Без уведомления. — Угроза казалась… весомой. Герцог говорил убеждённо. А я… я испугался, Рейхард. Он говорил это с лёгкой дрожью в голосе, мастерски изображая смятение. Глаза были устремлены на огонь, и лишь в глубине зрачков жила неподдельная ирония. — Испугался? — Рейхард не мог сдержать глухой смешок. — Ты? — Старость делает душу мягкой. Я подумал, что… если могу не дать пролиться лишней крови, то почему нет? Печать — лишь формальность. Ты бы не стал ждать её, если бы был на месте герцога. — Но кровь всё равно пролилась. Да и будь я на месте, я не позволил бы увести заключённого из Бастиона, — отрезал тот. Файф медленно повернул голову. — Ты бы убил его? Рейхард не ответил. Его пальцы сжались на подлокотнике кресла. — Он признался, не так ли? — Признался, — отрывисто, зло. — Но герцог сумел забрать и мага, и признание. С боем. С кровью. И всё — с твоего благословления. Файф чуть прищурился, как будто не до конца расслышал, потом тихо произнёс: — Возможно… возможно, я ошибся. Я часто думаю об этом. Особенно по ночам. И вновь — тишина. Липкая. Почти настоящая. Рейхард смотрел на него, и видел слабого старика — усталого, растерянного, безвольного — того кого хотел видеть, того, каким Файф позволял себя видеть. Свиток упал на колени Рейхарду внезапно — клубок золотистого света распался в воздухе, оставив после себя пергамент с круглой печатью. Он развернул его, прочёл несколько строчек и застыл. Губы дрогнули. — Не только мы с тобой не спим из-за Гэлбрейта, твоё святейшество, — усмехнулся он. — Данторна он тоже разбудил. Файф вскинул брови, словно в изумлении: — Созерцающий… а этот старый пенёк ему зачем понадобился? — Герцог ищет целителя. Для своего мага. Рейхард зло смял пергамент в кулаке. Его лицо исказилось. — Проклятый мальчишка сжёг дар. Почти убил себя… Я сделал неправильные выводы. Он так и не подписал признание… Файф не произнёс ни слова. Он лишь чуть заметно кивнул — будто слушал исповедь, которую не стоило перебивать. Его ладони сложились у живота. Он снова смотрел на огонь, как на книгу, в которой написано больше, чем можно понять с первого взгляда. Рейхард резко поднялся. — Мне нужно идти. — Конечно, брат мой, — с лёгкой укоризной, почти с нежностью. Он не стал провожать его взглядом. Лишь когда двери за гулким стуком закрылись, Файф заговорил вновь — уже для себя. — Не подписал… — тихо, почти с уважением. — Значит, выбрал боль. Значит, сломал себя сам… лишь бы не отдать их. Он наклонился к пламени, протянув ладонь ближе, как будто мог согреться — старый человек, сидящий в одиночестве перед камином. Но в глазах, отражающих отблески огня, горела не старость, а та самая искра, которую он тщательно скрывал от других. — Ты стоишь до последнего, герцог… — прошептал он. — Но «последнего» у тебя не осталось. Видящий знал: целителя, способного вытащить мага из такой бездны, не найти за день. Может — и вовсе не найти. И в этом была опасность. И — шанс. Огонь в камине взметнулся чуть выше. Но Видящий не шелохнулся. Лишь закрыл глаза, планируя возможные ходы в стремительно развивающейся партии. *** Лишь слабое золото утреннего света пробивалось сквозь узкие окна библиотеки. Огромное помещение, давно ставшее убежищем от пустых коридоров и чересчур многословных людей, ещё хранило ночную прохладу. Гэвин сидел в глубоком кресле у камина, полуоборотом к окну, с раскрытым трактатом на коленях. Пожелтевшие страницы шуршали, когда он лениво перелистывал их, будто не искал в них смысла, а просто отмерял время. Магистр не спал. И не хотел. Бессонница давно перестала быть врагом — скорее, стала старой знакомой, которая приходит без приглашения и всё равно садится рядом. Трактат был скучен до омерзения, но приятно тяжёл. Объяснения природы Грани, написанные теми, кто её не слышал, вызывали не раздражение, а почти нежность. Как у учителя к двоечнику, который старался, но так ничего и не понял. Скрип двери. — Вы вчера не ужинали, — прозвучал упрёк. Гэвин не оторвал взгляда от книги. Пауза. Затем, чуть сдвинув подбородок: — И это повод, чтобы твоё сиятельство собственноручно принесло мне завтрак? — Лениво поинтересовался магистр. — Мне казалось, что для нас двоих здесь вполне достаточно слуг. — Я уже не сиятельство, — Маркус поставил поднос на столик у кресла. — А слуги боятся вас беспокоить. Гэвин скосил на него взгляд, чуть насмешливо: — Приятно знать, что моя репутация наконец догнала мои усилия. А ты не боишься? — Привык. — Какое грустное слово. Он взял чашку, понюхал — чай. Горячий, терпкий, с полынью. Хоть в чём-то Маркус понимал его предпочтения. — Вы снова не спали. — А ты снова лезешь в то, что тебя не касается. — Отпил. — И завариваешь чай, который мне всё равно нравится. Маркус сел напротив, руки на коленях. — Потому что если вы опять рухнете без сознания в зале, слуги сбегутся. Опять. — Один раз. И не рухнул, а прилёг. Быстро. По внутренней необходимости. Маркус уже собирался ответить, но дверь снова отворилась. Слуга — молодой, нанятый недавно — замер на пороге, будто пересёк черту, за которой всё становится… неопределённым. — Простите за беспокойство, милорд, — голос дрожал. — Вам доставили послание. Только что. — Я же говорил, вы их зашугали, — проворчал Маркус. — Кто боится — живёт дольше, — сухо заметил Гэвин. — От кого послание? — Посланник не назвался, милорд. Просто передал свиток… и сразу уехал. — Конечно, не назвался. Потому что это было бы слишком удобно, — пробормотал магистр и протянул руку. — Давай сюда. Свиток был без печати. Ни знака, ни герба. Бумага — дорогая, но не из столичных мастерских. Гэвин развернул его, мельком глянув — строки аккуратные, уверенные, без размашистости. Он разорвал шнурок, развернул послание. Слуга поспешно отступил к двери, и исчез. — И всё-таки, — произнёс Маркус, глядя на спину удаляющегося человека, — может, стоит иногда говорить «доброе утро»? — Сначала — пусть докажут, что оно действительно доброе, — пробормотал Гэвин, уже изучая свиток. Читал быстро. Остановился в конце. Подписи не было. Ни имени, ни даже намёка. — Посланник уехал… — медленно произнёс, не отрывая взгляда от текста. — Жаль. Я бы с удовольствием задал ему пару вопросов. Острых. Маркус напрягся, шагнув ближе: — Что-то случилось? Гэвин откинулся в кресле, разложив лист на коленях. — Не знаю. Пока ничего. Но, возможно, случится. — Пауза. — Некто сообщает, что я могу оказать герцогу «неоценимую помощь»… если потороплюсь. — Герцогу Гэлбрейту? — переспросил Маркус. — Защитнику северных рубежей? — Ты знаешь ещё кого-то носящий подобный титул? — Гэвин поднёс лист к свету, как будто это могло выдать имя, родословную и кулинарные пристрастия автора. — Подписи нет. Стиль аккуратный, но выверенный. Кто-то с образованием и практикой писать так, чтобы сказать — и ничего не сказать. Маркус сдвинул брови: — Похоже на ловушку. — Пожалуй. Но даже если так — грамотно расставленная ловушка расскажет о заказчике больше, чем письмо. — Гэвин скомкал лист, небрежно бросив в сторону камина. Бумага не долетела и упала на ковёр. — К тому же мне любопытно узнать в чём же герцогу может помочь магистр Хранителей Грани… Разве что был прорыв тварей Безликого, который все благополучно не заметили, но это ещё менее вероятно, чем явление Созерцающего собственной персоной. Он вздохнул, откинул волосы за плечи. — Я, Маркус, не люблю вмешиваться. Но если кто-то умудряется сунуть письмо в мои руки раньше, чем я успел позавтракать, — значит, он либо очень глуп, либо очень хочет быть услышанным. Так что мы нанесём визит в резиденцию герцога. — Пойду за оружием и велю седлать лошадей. — Сначала поешь. Я не хочу искать нового ученика, если ты свалишься под копыта по дороге. Придётся снова тратить время, чтобы научить его заваривать мой любимый чай. *** Ирвинг сидел за столом в своём кабинете, лицо застыло в привычной маске холодного спокойствия. Лишь лёгкое напряжение в его плечах выдавало скрытые беспокойные мысли. За окном утреннее небо постепенно светлело, но он не видел этого. Взгляд его был устремлён в одну точку — туда, где, казалось, скапливались все его неразрешённые проблемы. В голове постоянно крутились одни и те же слова: «Мне неизвестны целители, способные ему помочь». Он прокачал пальцами по деревянной поверхности стола, позволяя себе ещё одно мгновение тишины, в которой был только он и бесконечная тяжесть, давящая грудь. Он знал это чувство. Знал, как оно сжимает грудную клетку, заставляя судорожно искать решение, где его нет. Тот момент, когда ты понимаешь, что уже не управляешь ситуацией. Когда время неумолимо идёт вперёд, и все твои усилия не только бесполезны, но и ставят под угрозу всё, что тебе дорого. Влажные стены, пропитанные сыростью, воздух, полный тяжёлой тишины. Он стоял на коленях, держа на руках изломанное, искалеченное до неузнаваемости тело Сельмы. В тот момент всё в нём, казалось, замерло, и единственное, что оставалось — это смотреть на неё. В его глазах не было слёз. Он не звал на помощь — это уже было бесполезно. Он просто смотрел, надеясь, что хоть каким-то образом сможет вернуть ей жизнь. Но мёртвые не отвечают. И тогда появился Кристиан. Маг подошёл молча, потому что знал, слова бесполезны. И сделал так, что Сельма выглядела словно она просто уснула, её лицо обрело спокойствие, избавившись от следов боли. Это было иллюзией, ложью, но ложью, которая сняла с Ирвинга хотя бы часть бремени. Позволила хоть на мгновение забыть о том, что с ней произошло… Задержав дыхание, Ирвинг открыл глаза и снова взглянул на пустой лист перед собой. Память вернула его в настоящий момент, но ощущение беспомощности не исчезло. Как и тогда оно камнем ложилось на сердце, давило своей неотвратимостью. Он не мог ничего изменить, только принять то, что Кристиан ценой собственной жизни защитил его. Стук в дверь прервал его мысли. — Ваша светлость, — осторожный голос управляющего. — К вам прибыли. Ирвинг даже не сразу ответил, так неожиданно это прозвучало. Он нахмурился: — Кого несёт ни свет ни заря? — Магистр Хранителей Грани. Гэвин. С учеником. Ирвинг приподнял бровь, искренне озадаченный: — А ему-то что нужно? — Мне сказать, что вы не принимаете? Он помедлил. Имя Гэвина не было ему совсем уж чуждо — мелькало в отчётах, в слухах, в пересказах. Их пути не пересекались, да и интересы тоже. Но зачем тогда он приехал? Слишком рано, слишком не вовремя — но и слишком странно, чтобы отказать. — Пригласи его, — наконец сказал герцог, и голос его обрёл твёрдость. — Пусть войдёт.