«Энигма»/ После разрыва помолвки он женился на дяде своего бывшего жениха. .

Линь Рань инстинктивно сделал полшага назад, рефлекторно отказавшись: «Не нужно, я могу...». Не успел он закончить, как молния разорвала темные облака над головой, и ее оглушительный раскат потряс небо. Вздрогнув, Линь Рань взглянул вверх и молча сжал губы. Похоже, надвигалась гроза. Из салона автомобиля донесся слабый смешок, за которым последовал непреклонный тон: «Садись. Не заставляй меня повторять в третий раз». Линь Рань вспомнил, что Шэньи когда-то рассказывал ему — его дядя был по натуре властным и безжалостным человеком. Когда некоторые члены семьи выступили против его корпоративных реформ и устроили беспорядки в штаб-квартире, его дядя лично сломал ногу зачинщику на глазах у всей семьи. Жестокость этого поступка напугала всех до покорности, и после этого никто не осмеливался открыто ему противоречить. Если он разозлит этого дядю... Линь Рань сразу же открыл дверь машины и скользнул внутрь. Окно поднялось, водитель нажал на газ, и Maybach помчался прочь. Как только он сел в машину, разразился ливень. В салоне царила зловещая тишина, нарушаемая только неумолчным стуком капель дождя по стеклам. Нервно ерзая, Линь Рань тихо прошептал мужчине рядом с ним: «Спасибо... дядя». Хотя его голос был едва слышен, в звукоизолированном салоне он звучал кристально чисто. Цзян Чжию повернулся к нему, явно заинтригованный обращением. «Как ты меня только что назвал?» Молодой омега рядом с ним был явно напряжен, его тело было скованным, он неуверенно сидел на краю кожаного сиденья. Его одежда была слегка влажной от дождя, а его обычно мягкие волнистые волосы теперь безжизненно прилипали к его бледной шее. От него исходила слабая, нежная сладость. Линь Рань потянул за свою влажную куртку и послушно повторил: «Дядя». Поскольку он и Шэньи собирались пожениться, было вполне правильно проявлять уважение к старшим Шэньи, как к своим собственным. Но этот конкретный старший, похоже, не испытывал к нему особого уважения. Его острые, холодные глаза задержались на его шее. Хотя там был небольшой, незаметный участок с запахом, было невероятно неуместно для альфы так открыто смотреть на запаховую железу омеги... Линь Рань поднял руку и прикрыл пластырь мягкой ладонью. Только тогда он заметил, что края пластыря начали отклеиваться от дождя. Он попытался прижать его обратно, но клей ослаб. Пластырь не хотел держаться, болтался, почти готов отклеиться. Линь Рань в панике обыскал карманы, но с огорчением понял, что сегодня взял с собой только спрей-подавитель, а дополнительных пластырей не было. Как раз когда он ломал голову над тем, что делать, мужчина рядом с ним тихо сказал водителю впереди: «Дай ему пластырь с антисептиком». Остановившись на красном светофоре, водитель Чжао Цинь удобно порылся в отсеке для хранения вещей, прежде чем протянуть один. Линь Рань бросил благодарный взгляд на Цзян Чжию, а затем осторожно принял пластырь обеими руками. «Спасибо», — пробормотал он почти неслышно. Похоже, он раньше неправильно понял — хотя его дядя выглядел устрашающе, на самом деле он был довольно добрым и внимательным. Но затем этот «добрый и внимательный» дядя снова заговорил: «Тот, что на твоей шее, промок». Линь Рань слегка приоткрыл рот: «Ах...». «Сними его и замени». Линь Рань широко раскрыл глаза: «Что?!». Красный свет погас, и Чжао Цинь, как всегда внимательный, нажал кнопку. В просторном Maybach медленно поднялась перегородка, разделившая заднюю часть салона на две части. Крепко сжимая пластырь, Линь Рань все еще колебался. Цзян Чжию, напротив, лениво откинулся на кожаное сиденье, небрежно согнув длинные ноги, и небрежно спросил: «Не знаешь, как его сменить?». Линь Рань слегка прикусил губу. «Знаю». Просто он никогда раньше не делал этого на глазах у других. Чувствуя нарастающую боль в железе на затылке, он боялся, что его феромоны скоро заполнят весь салон. После долгих колебаний Линь Рань наконец разорвал упаковку нового пластыря — на ней была надпись «Для альф». Это был пластырь-подавитель, предназначенный для альф в период течки, чтобы предотвратить неконтролируемую утечку феромонов. Омеги тоже могли его использовать, и блокирующий эффект был бы только сильнее. Распаковывая его, Линь Рань подумал про себя: «Так он действительно альфа». Ему потребовалось некоторое время, чтобы наконец открыть упаковку. Держа новый пластырь в одной руке, он другой рукой дотянулся до шеи, пальцами коснувшись слегка загнутого края влажного пластыря. Он глубоко вздохнул, морально настраивая себя. Это всего лишь смена пластыря-подавителя на глазах у кого-то — это не то же самое, что переодевание. Здесь нечего стесняться. Если он будет действовать достаточно быстро, феромоны не выделятся. Внезапным движением пальцев он одним быстрым движением оторвал промокший пластырь. Худенькая рука быстро поднялась, готовясь наклеить новый пластырь, но как только запястье достигло его бока, его внезапно схватила сильная рука. Опьяняющий сладкий аромат винограда с нотками розы мгновенно проник в салон автомобиля — как свежевыжатый виноградный сок, пролитый на пол, смешанный с манящим ароматом роз, агрессивно вторгающимся в каждый вздох. Цзян Чжию сжал хрупкое запястье, как будто малейшее давление его пальцев могло сломать этого нежного омегу, как стебель цветка. Он перехватил движение омеги, не только не дав ему наложить блокиратор запаха, но даже нежно откинув нефритовыми пальцами влажные пряди волос, прилипшие к жемчужной шее. Под ними находилась слегка опухшая, уязвимая железа, теперь полностью открытая влажному воздуху, что привело к резкому усилению насыщенного виноградного аромата. Линь Рань был совершенно напуган этим внезапным нападением. Он беспомощно сопротивлялся, но его запястье сжималось еще сильнее. Эти хищные глаза теперь неумолимо были прикованы к его уязвимой железе, не давая возможности сбежать. Слезы наполнили персиковые глаза Линь Раня, его сердце переполняла тоска. «П-попусти меня... пожалуйста...». Запаховая железа омеги была чрезвычайно интимной зоной — ее никогда не показывали никому, кроме своего партнера, и уж тем более не показывали альфе, излучавшему такую опасность. Более того, никто раньше так не смотрел на его железу. Даже Цзян Шэньи не видел ее. Темный взгляд Цзян Чжию изучал эту нежную железу, прижатую к тонкой бледной шее. Хотя она была слегка воспалена, ее поверхность оставалась чистой — без единого следа. «Никто ее не кусал?» — спросил он. Запястье Линь Раня болело от сжатия, блокиратор запаха почти выскользнул из его дрожащих пальцев. « Н-нет... »— прошептал он. Цзян Чжию скептически прищурился. « Ты был помолвлен с Шэньи почти два года. Ты хочешь сказать, что он никогда не ставил на тебе метку?» Услышав сомнение в его голосе, Линь Рань отчаянно вырвал свое запястье. Он поспешно нанес блокиратор, зачесал волосы назад, поднял воротник и надел маску настороженности на лицо. «Шэньи сказал... что мы подождем до свадьбы», — пробормотал Линь Рань в свою защиту. «Он уважает меня». В отличие от тебя... Цзян Чжию остался невозмутим. Его взгляд упал на тонкое запястье, которое он сжал — оно уже слегка покраснело. Именно поэтому он не любил таких хрупких омег. Хотя он и не ожидал, что Цзян Шэньи оставит этого омегу нетронутым. Разве они не должны были быть сужеными с 100% совместимостью? Как разочаровывающе. Машина вскоре остановилась перед домом Линь Раня, дождь как раз прекратился. Как только дверь открылась, Линь Рань выскочил из машины, как испуганный кролик. Через окно он поспешно крикнул: «Спасибо, что подвез, дядя Чжию!». Затем он убежал внутрь, не оглядываясь. Глядя на удаляющуюся фигуру, Цзян Чжию слегка приподнял уголки губ. Робокий... но послушный. *** Вернувшись домой, Линь Рань сразу же побежал в свою спальню на втором этаже. Он быстро принял горячий душ, смыв с тела липкую влагу. Омега в зеркале имел стройную фигуру, светлую кожу и гибкую талию, настолько нежную, что казалось, будто она создана для того, чтобы полностью обхватить ее большими руками альфа. Остались только слабые красные следы на запястьях, оставленные чьим-то сильным захватом в машине ранее в тот день. На его тонкой шее все еще оставался характерный для альфы запах. Линь Рань поднял руку и осторожно снял его со своей железы. Почти мгновенно интенсивный аромат роз и винограда разразился из его затылка, как взрыв. Паровая ванная комната сразу же наполнилась насыщенным цветочным и фруктовым ароматом, хотя запах винограда был заметно сильнее, чем обычно. Он чувствовал, как его феромоны безудержно мчатся по кровотоку к каждой конечности, яростно требуя выхода из каждой поры — борясь, вздымаясь, разбиваясь — отчаянно ища утешение и комфорт в теле маленького омеги. Однако не было ни следа альфа-феромонов, которые могли бы их успокоить. Его кровь текла еще более бурно, а дыхание Линь Раня становилось все более тяжелым. Ошеломленный внезапным феромонным бурлением, он с трудом удержался на ногах и, дрожащими руками, уперся в раковину. Его очаровательные глаза, похожие на цветы персика, были влажными от непроизвольных слез. Он не понимал, что происходит, только то, что его тело болело, как будто его разрывали на части, и тысячи муравьев грызли каждый сантиметр его плоти и костей. Запаховая железа на затылке болезненно пульсировала. Слабо опираясь на раковину в течение некоторого времени, он наконец смог успокоить дыхание. Когда он осторожно коснулся своей запаховой железы, его пронзила острая боль. «Мм...» Линь Рань невольно вздохнул. Обернувшись в халат, он прислонился к стене, выйдя из ванной, и в спешке начал рыться в ящиках в поисках ингибитора, чтобы затем быстро ввести его себе в худенькую руку. Прохладная жидкость постепенно успокоила беспокойную жгучую боль в его теле, даже облегчив боль в затылке. Наконец, немного успокоившись, Линь Рань беспорядочно зарылся под одеяло. Он понял, что, возможно, не дотянет до свадьбы. Это хрупкое тело омеги полагалось на ингибиторы, чтобы переносить каждый цикл течки с момента представления. Но чем больше феромонов он поглощал от своего суженого, тем сильнее становилась его следующая течка. Красные следы на запястье от сдавливания все еще жгли. Его жажда отметки альфы становилась невыносимой.