Широкая Щель

— Кого мы видим, Златозарна! Мы уж за тобою соскучиться успели. Подумали шо всё, померла поди. А нет, не тут-то было — жива, зараза дряхлая! — Ишь, дуры старые, едрёна вошь! Сталина на вас нема. Эсения Златозаровна подошла поближе к скамейке, на которой расположились еще три дамы преклонного возраста. — Анжелика Васильна, шо ж ты без платочка на улицу вышла? Так и простудиться недолго. Вы на неё поглядите-ка, Господи помилуй. Даже пояс свой из собачьей шерсти не взяла. Застудишься так совсем, да сляжешь — не приведи Господь. — Тьфу, тьфу, тьфу, — в унисон поддакнули Зинаида Михайловна и Агриппина Борисовна.  — Не богохульничай, Златозарна, — защищалась Анжелика Васильевна.  Бабушка Геры с достоинством заняла свое почетное место между Сушняковой Зинаидой Михайловной — чудесной старушкой под восемьдесят, с длинными жидкими волосами, небрежно торчащими из-под пестрой косынки — и Давалкиной Агриппиной Борисовной. Мой дорогой читатель ни в коем случае не должен забывать, где происходят действия данного повествования. Широкая щель — место маленькое, глухое. Тут все друг с другом с детства знакомы, посторонние лица в такой глуши – явление редкое. Утаить свои тайны ну просто невозможно: в каждой дыре, в каждой щели и бочке да найдется какая-то затычка, которая обязательно раскроет все ваши грязные секретики — и семья Давалкиных яркий тому пример.  Агриппина и ее сестра-близнец Ирина вот уже семьдесят четыре года проживают в деревне. Их отец, выходец из семьи крепостных крестьян — Борис Давалкин — был почтальоном, который вечно ездил на своем велосипеде по всей округе, угощая маленьких мальчиков и девочек, но все же чаще мальчиков, вкусными сладостями.  Боря был пехотинцем во время Великой Отечественной, захвачен в плен немцами в 1943 году, когда юноше только исполнилось двадцать три. Он предпочитал не делиться информацией о своем заключении во вражеской тюрьме, но спьяну мог иногда рассказать пару историй, как над ним фашисты издевались.  После войны Боря вернулся домой с явными психическими отклонениями. Мало того, что он соседских мальчишек вечно на речку водил купаться — и Бог знает, что еще с ними там вытворял, — так и домашних своих избивал по всяким мелочам. Его жена Жанна терпела мужа-садиста всю жизнь и боялась перечить ему, да глаза на его поздние приходы домой и наличие детского нижнего белья с капельками крови закрывала. Детям от Бориса тоже вечно доставалось. Он всегда хотел сыновей, хотел играть с ними в футбол и прятки, показывать под одеялом свою сосиску, мастерить из дерева, воспитывать их как себе равных. Но у Бориса и Жанны родились девочки. Да еще и две… Боря выпивал — редко, но метко, как говорится. В пьяном угаре он частенько, бывало, приставал к дочерям, заходя в их комнату, пока девочки спали. А вот, кстати, и вторая Давалкина подошла. Ирина Борисна выглядела гораздо хуже своей сестры — и на это тоже есть причина.  Дочь ее, Алена, померла год назад от того, что в снегу после попойки уснула да не проснулась больше. У той двое дочерей малолетних сиротами считай остались. Ведь Максим Иванов, их отец, тоже любитель рюмочку бахнуть. Вот только рюмочка эта до тюрьмы его довела. Нажравшись, вступил дурак в драку, оппонент его почил в мир иной после трех дней нахождения в коме, а Максику срок дали. Десяточку сидит теперь в исправительном учреждении Кемеровской области № 5, в колонии строгого режима. А дочки трехлетние – Лиза и Зоя у Ирины Борисовны с мужем ее, Сан Санычем Александровым, остались.   — Ох, погодка сегодня чудесная, — сказала только что прибывшая Ирина, подсаживаясь к сестре. — Батюшки, вы на нее гляньте только. Прошмондовка идет. Батюшки, ну точно в таком наряде на панель собралася. Знают все закон простой, без давалки – стол пустой, — начала причитать Эсения Златозаровна на проходящую Светку Непейпиво, державшую в руке газетный сверток. — Проститутка, едрить тебя за ногу. А куды эт она намылилася? — Продолжила старушка, внимательно наблюдая, как Света движется в сторону ее избушки. — Шо эта шляндра забыла у тя в доме, а, Златозарна? — набросилась Анжелика Васильна. — Неужто Герку решила в проститутки записать? — Да тьфу на тебя, ёксель-моксель. Не такая Гера моя. — Ах вы гляньте, кто на улицу вышел, — сменила тему Агриппина Борисна. — Неужто внучок твой, Васильна?  И правда, на тропинке появился Антон Чекатилов. Парень подошел к старушкам, чтобы поздороваться, одновременно доставая из новой пачки «Беломор» сигаретку. — Куда идешь, Антош? — крякнула Зинаида Михайловна. — Да тута, это, двигатель у трактора полетел. Я к Семенычу за аккумулятором иду. — Как всегда занятой, мой ты золотой. Но ты, эт, не плоть ему ничего. Семеныч у меня самогон покупает, скажи, шо следующий литр бесплатным будет, — втянулась в разговор его бабушка. — Тракторист он хоть куды – от залупы до балды, — хихикнула Эсения Златозаровна. Парень то и дело поглядывал на избу Бляденко. Наконец оттуда появилась химически завитая макушка Светки, и Чекатилов обратился в последний раз к сидячим бабкам: — Ну, я, эт, пойду. А то дела, дела, — он кинул окурок на глиняную дорожку возле себя и удалился с глаз старушек, пойдя в сторону, куда направилась Светка.      — Свет, постой. Мне поговорить с тобою надобно, — окликнул девушку Антон, заворачивая за угол. — Антон, ты дурак, шо ли? Нас тута увидеть все могут. Заходи скорее в дом, — ответила она, открывая калитку, ведущую на свой участок. Чекатилов зашел в дом и закрыл за собой входную дверь на защелку. Парень схватил Светку за локоть и быстрым рывком развернул к себе. — Я скучал за тобою, Светик, — сказал тот, заключая Непейпиво в объятия. — Ну конечно, скучал он, — фыркнула она. — Десят дней ни слуху, ни духу, зато теперь пришел. Ну и зачем пожаловал? — Светик, ты же знаешь... У меня жена, дети. Тем более после того раза надо быть осторожными. — Антон, если ты правда меня любишь — разведися ты с ней. Не мучай ни меня, ни Тому. — Мне надобно еще немного времени. — Мы уже ДВА года по углам прячемся. Я так больше не могу. — Я скучаю, Светик. Ночами только о тебе и думаю: а где ты, а с кем ты… — Не твоего ума дела, — тихо сказала она, пока Антоша прижимался своей щекой к ее. — Ты реши, кто тебе нужен: я или твоя Томка. Хватит тянуть. Не мальчик уже. Скоро тридцат пят стукнет, а ты все как ребенок, ей Богу. ***   Посидев с подругами часок-другой, Эсения Златозаровна распрощалась, медленно вставая со скамейки и, кряхтя, направилась восвояси. — Вот такая поебень в моей деревне каждый день, — многозначительно подытожила старушка, заходя в избу. Гертруда стояла у телевизора, поправляя кружевную салфетку, украшающую старый телеящик.   — Шо эта лявра у нас забыла? — С порога начала бабушка.  — Бабуль, прекрати. Света воблы, сушенной, нам принесла. — Ну хоть какой-то прок от этой проститутки, прости Господи. Васильна должна сегодня вечером прийти еще, будем молоко наше на самогон менять. Куды этот чертов пульт, едрить колотить, подевался? — Зачем самогон тебе вдруг понадобился? — Так я, это, для гостя нашего завтрашнего готовлю. Ох, какой же парень хороший. Честный, верный, так еще и богач. Все при нем. Брать Кешу надо с потрохами, пока эта Светка первая к рукам его не прибрала, — старушка вновь начала свою проповедь, продолжая поиски телевизионного пульта.  — Хватит опять пургу нести. Кто тебе вообще сказал, шо он мне сдался? — Ёлы-палы, да тебе все не так. То хуй короткий, то рубашка длинная. Я хоть и слепая, но такие вещи все еще заметить могу. — Какие вещи, бабуль, ну какие вещи? — Вспыхнула Гертруда. — Да такие. Видела я, как ты на него поглядываешь. Гера впала в краску. Старушка заметила это и расхохоталась, покашливая. — Ладно, внуч, тута сериал мой «Обручальное кольцо» начинается. Я и так вчера 804-ю серию пропустила. Так шо сгинь отседова. Не мешай вещами важными заниматься. Старушка села в свое кресло и включила нужный канал, увеличивая громкость до максимума, тыкнув кнопку лежащего на месте пульта. Девушка закатила глаза и удалилась в свою комнату. Она была в предвкушении чаепития. Совсем скоро, всего через пару часов, Гертруда окажется в объятьях ненасытного деревенского зверя. Но перед этим девушка должна была подготовиться. Гертруда открыла свой маленький шкаф и достала оттуда свежую одежду. Аккуратно положив вещи на узкую кровать, она вышла в сени и направилась обратно к бабушке. Гере очень повезло, ведь в этот момент началась реклама. — Ну чего тебе опять? — Я в баньку пойду, — предупредила внучка и достала из комода розовое в цветочек полотенце. Бабушка не обратила на это внимание, увлеченно смотря рекламу про ипотеку и бурча что-то себе под нос. Гертруда собрала свои вещи и вышла во двор. На их огороде не было своей бани, но любезные соседи справа разрешили мыться у них. Гера открыла скрипучую железную калитку, соединяющую два участка, почувствовав на коже обжигающий мороз, и увидела Ашота Вагинаковича Болтамбекова, мужа Агриппины Борисовны.  — Здрасьте, дед Ашот. Можно в баньке вашей искупнуться? — Привет, Гертруда. Заходи в дом пока, а то Леня в баньке сейчас моется. После него пойдешь.  Леня Головкин был зятем Болтамбекова, который женился на единственной дочери Гале. История их знакомства заслуживает внимание моих читателей. Леня был ее учителем в старших классах. Они начали отношения, когда Галке исполнилось пятнадцать.  Леня бросил свою жену и пятерых детей, женился на Болтамбоковой и начал новую главу в своей жизни. Года три назад у пары родился их третий совместный ребенок – Даздраперма. Всеволод, их старшенький, пойдет в этом году в колледж, а средняя, Авдотья, все еще в школе, ей шестнадцать.  Головкин на двадцать лет старше своей избранницы, но живут они душа в душу, спокойно, без драк и скандалов.   Наигравшись вдоволь с соседскими детьми, Гера дождалась своей очереди и, еще раз поблагодарив односельчан, пошла мыться. Далеко не каждый день ей удавалось побаловать себя таким ритуалом, тем более перед встречей с Иннокентием. Банька была небольшой, но чистой, уютной и почти родной. Оттуда пахло дубовыми вениками, смесью пара и дерева. Гера сняла с себя одежду и, ощущая холод, аккуратно положила ее на полку. Дышать горячим воздухом было почти больно, но и странно успокаивало. Она села на скамью, поглаживая нежную кожу, отогреваясь после холода улицы. В голове все крутились мысли о Кеше, о том, как долго она ждала, как мучительно и тоскливо было без него. А теперь он вернулся и хочет ее. Она вспомнила школьные деньки, когда украдкой поглядывала на него в столовой. А теперь Кеша снова дома и желает «попить чай» именно с ней. Гера раньше никогда не считала себя особенно привлекательной, но раз сам деревенский зверь ее хочет… Тогда да, тогда она могла гордиться своей внешностью. Гертруда поднесла веник к груди, чтобы почувствовать, как горячий пар плещется на ее лицо. Она зажмурилась и пару раз ударила по спине. Гера немного расслабилась, ощутив, как мышцы разогреваются, как уходит напряжение. Немного отдохнув, девушка встала и подошла к ведру с холодной водой. Вода приятно щипала кожу, унося остатки усталости, оставляя только лёгкую свежесть и замирающее сердце. Потом, сдавшись на волю внутреннему желанию, она начала обдумывать, как всё получится: «Он возьмёт меня, не сможет не взять. Я буду такой, шо он не сможет устоять — и будет готов взять меня прямо тама, в коридоре.»   — На вот, бабушке отнеси, а то я забыла ей сегодня передать, — тихонько, чтобы домочадцы не услышали, произнесла Агриппина Борисовна, остановив девушку у входной двери и протянула кулечек с чем-то непонятным. — Это просфорочки. У меня еще водичка есть, свежая крещенская, Ленька сегодня занесет. Гертруда молча кивнула и окончательно вышла за порог.  После горячей баньки не хотелось выходить на холодную улицу, но и оставаться у пристающих соседей Бляденко отказывалась.  Агриппина Борисовна казалась милой старушкой, но терпела на протяжении почти сорока пяти лет круглосуточные оскорбления от своего мужа, который частенько мог поднять на свою женушку руку. Ашот был родом из Азербайджана. В Россию, а точнее — в Краснодар, он приехал на заработки еще в юности. Болтамбеков познакомился с Давалкиной, когда та приехала на Выставку достижений народного хозяйства в город с деревенскими подругами.  Они поженились спустя два месяца знакомства. Галя родилась на следующий год их замужества. Гертруда вернулась в свою избу, где по-прежнему орал телевизор. Бабушка сидела, подвинувшись ближе к экрану и проклинала ненавистного героя сериала. Шел самый драматичный момент —  героиня признавалась, что ребенок не от него, а от родного брата. Девушка решила не доставать старушку с разговорами и напрямик пошла в свою комнату, тихо закрыв дверь. Гера открыла комод, выдвинула ящик с нижним бельем и уставилась на содержимое. Сексуального белья у девушки не было, но она не унывала и решила воспользоваться трусами, которые ей когда-то купила бабушка на рынке в Белой Гнили. Гера, вооружившись ножницами, сделала из бывших панталон красивые маленькие стринги. С лифчиком было все гораздо проще — она решила пойти без него. Гертруда надела малюсенькую белую маечку, аккуратно лежавшую на кровати и коротенькую юбку, в которой уже была сегодня. В этой одежде она свалилась в деревню, словно из клипа «Руки Вверх!». Благо Кеша жил напротив. Иначе бы девушка просто на просто окоченела. Теперь она была готова. Только перейти через дорогу – и она в его объятьях. — Куда намылилася? — спросила бабушка, быстро переключившись с экрана на только что появившуюся внучку.  — Я к Иннокентию пойду, он меня на чай позвал. — Ёшкин кот, ишь какая, ты погляди! Строила из себя тута, эт само, прынцессу на горошине. А теперь бежит к мужику, фифа, — старушка манерно махнула рукой, поправляя другой съехавшую на лоб косынку.   Девушка вынула из все еще теплой печи ватрушку. Бабушка больше не обращала на Гертруду внимание, снова приткнувшись к телевизору.  Когда она вышла за порог, воздух обнял ее холодом, но внутри все горело. Ну что ж, момент «икс» настал.