Искусство принадлежать

      Алиса проснулась раньше рассвета. Первые лучи солнца только начинали золотить края тяжелых штор. В голове, обычно затуманенной страхом или покорностью, царила непривычная ясность. И с этой ясностью пришло осознание: она всегда только брала. Брала унижение, боль, наслаждение, заботу. Ни разу она не дала ничего взамен. Не доставляла Вике удовольствия просто так, без приказа, без унизительной сделки.       Это осознание жгло сильнее любой порки. Оно было тихим, настойчивым и властным.       Она встала с кровати, на цыпочках прошла по холодному паркету в комнату Виктории. Та спала, повернувшись на спину, одна рука закинута за голову, другая — на одеяле. Ее лицо без макияжа и жесткого контроля выглядело моложе, уязвимее. Почти беззащитным.       Сердце Алисы бешено заколотилось. Она медленно, боясь дышать, оттянула шелковое одеяло. Затем раздвинула ее ноги. Вика что-то пробормотала во сне, но не проснулась. Алиса, дрожащими пальцами, отодвинула край ее собственных, изысканных шелковых трусиков.       Она замерла на мгновение, любуясь открывшимся видом. Затем наклонилась и выдохнула теплый, ласковый воздух на ее лоно.       Виктория вздрогнула, ее веки затрепетали. Сквозь сон она почувствовала прикосновение. Нежное, почтительное, но настойчивое. Язык Алисы скользнул по ней медленно, плавно, с почти религиозным трепетом, словно причащаясь.       — Алиса... — прохрипела Вика полусонно, ее рука непроизвольно опустилась на голову девушки, не отталкивая, а скорее притягивая.       Алиса не ответила. Она просто работала — языком, губами, кончиком носа — отдаваясь процессу полностью, растворяясь в служении. Она нашла тот ритм, те движения, от которых тело Виктории начало сладко извиваться, а ее дыхание стало прерывистым.       Когда она кончила, это было с тихим, сдавленным стоном, больше похожим на облегчение. Она откинулась на подушки, тяжело дыша, глядя в потолок мутными, удивленными глазами.       Алиса отстранилась, села на пятки, как довольный кот, вылизавший до блеска миску со сливками. На ее губах играла робкая, но счастливая улыбка.       Виктория медленно пришла в себя. Ее взгляд прояснился. Она посмотрела на Алису, и в ее глазах читался не гнев, а глубокая, безмолвная признательность и... изумление.       — Подойди сюда, — тихо сказала она.       Алиса подползла ближе. Виктория взяла ее за подбородок, притянула к себе и поцеловала в губы — глубоко, влажно, со вкусом себя на ее губах.       — Неожиданно, — прошептала она, отрываясь. — И... весьма приятно.       Она перевернула Алису, уложив ее к себе на колени животом вниз.       Ее рука скользнула между ног Алисы, которая уже вся дрожала от этого властного прикосновения.       — А что у нас здесь...— пальцы легко вошли в нее, найдя ее уже мокрой и готовой. — Ох, какая же ты мокрая, моя хорошая девочка... Всего лишь от того, что меня довела?       Алиса лишь мычала в ответ, уткнувшись лицом в ее бедро, ее бедра сами двигались навстречу пальцам Виктории. Та довела ее быстро, без уловок, зная каждую ее точку. Оргазм накатил волной — сладкой, всесокрушающей, благодарной.       — Вставай, — Виктория легко шлепнула ее по бедру. — Пойдем в ванную.       Они зашли в огромную, залитую мрамором ванную комнату. Виктория, все еще голая, указала пальцем на туалет.       — Писай.       Алиса замерла, густо покраснев. Делать это под ее пристальным взглядом... это было за гранью даже для этого утра.       Виктория закати глаза с легким раздражением.       — Боже, ну что ты как маленькая... — она сама села на унитаз и без всякого стеснения сделала то, что требовала от Алисы. Звук казался невероятно громким в тишине комнаты.       Закончив, она спустила воду и встала.       — Теперь ты. Не задерживай меня.       Сгорая от стыда, но не смея ослушаться, Алиса послушно села на еще теплое сиденье, чувствуя на себе тяжелый, ожидающий взгляд Виктории. Процесс дался ей невероятно трудно, но она справилась.       — Вот видишь, — Виктория кивнула, удовлетворенно. — Ничего сложного.       Принятие душа выглядело абсолютно естественно, как будто они делали это вместе каждое утро. Через пару минут они вышли из кабины, вытирая себя полотенцем. Виктория, проходя мимо Алисы, нежно укусила ее за нос.       — Ну что, мой малыш, что ты хочешь на завтрак? — спросила она, ее голос звучал хрипловато от зубной пасты, но неожиданно тепло.       Алиса, ошеломленная всей этой странной, бытовой интимностью, могла только пробормотать:       — Не знаю...       — Решай быстрее, — но сказано это было без привычной резкости. — А то я закажу тебе овсянку. Полезно.       Она вышла из ванной, оставив Алису одну с целым ураганом новых, противоречивых чувств внутри. Она только что пережила один из самых интимных и унизительных моментов в своей жизни. И он закончился укусом за нос и вопросом о завтраке.       И самое странное было то, что это не казалось ей ужасным. Это казалось... исковерканной, но своей нормой. И в этом была самая большая опасность.       

***

      Прошло несколько дней с того странного утра. Что-то между ними сдвинулось, стало более... привычным. Виктория по-прежнему была требовательной и властной, но в ее поведении появились крошечные, почти невидимые со стороны элементы бытовой интимности. Она могла поправить воротник Алисе, не глядя на нее, или бросить ей на колени свой телефон со словами: «Почитай, пока я делаю макияж».       Алиса ловила себя на том, что все реже вздрагивает от этих прикосновений и все чаще — ищет их.       Переломный момент наступил ночью. На город обрушился ураганный ветер с проливным дождем. Ветер выл в трубах особняка, ветки деревьев хлестали по окнам. Алиса всегда боялась таких ночей. Она лежала, зарывшись с головой в подушку, и пыталась не слышать жуткие завывания.       Внезапно дверь в ее комнату открылась. В проеме, подсвеченная вспышкой молнии, стояла Виктория в своем шелковом халате.       — Не спишь? — ее голос прозвучал неожиданно обыденно.       Алиса села на кровати, сжимая одеяло.       — Гром... — пробормотала она оправдательно.       Виктория молча подошла к окну, потом повернулась к ней.       — Пойдем ко мне. В моей комнате не так слышно. И окна надежнее.       Это прозвучало не как приглашение, а как констатация факта. Решение было принято.       Алиса, не раздумывая, схватила подушку и, как послушный щенок, поплелась за ней по темному коридору. Спальня Виктории действительно была тише и... безопаснее. Здесь пахло ее духами и силой.       — Ложись, — Виктория указала на свободную сторону огромной кровати. — И не ворочайся. Я плохо сплю, когда кто-то вертится.       Алиса замерла под одеялом, стараясь дышать как можно тише. Она чувствовала тепло тела Виктории в сантиметре от себя, слышала ее ровное дыхание. Буря за окном отступила на второй план, ее заглушило громкое биение собственного сердца.       Так они и заснули — спиной к спине, не касаясь друг друга, но ощущая присутствие.       Утром Алиса проснулась от того, что Виктория уже вставала с кровати.       — Сегодня перевезем твои вещи, — бросила она через плечо, направляясь в ванную. — Этот детский страх перед грозой недостоин тебя. Будешь спать здесь. Так практичнее.       Никаких обсуждений. Никаких вопросов. Просто факт.       К вечеру гардеробная Виктории претерпела изменения. В ней появилась отдельная секция для платьев Алисы, ящик для ее нижнего белья. Ее книги встали на полку рядом с книгами Виктории.       Алиса стояла посреди этой новой реальности и чувствовала головокружение. Ее личное пространство, ее последний оплот, был уничтожен. Но его уничтожили не с яростью, а с холодной, практичной эффективностью. Ее не выгнали из ее комнаты. Ее... переселили. Повысили в статусе? Или окончательно присвоили?       Вечером она легла на свою новую, отведенную ей половину кровати. Виктория читала, полусидя рядом, в очках для чтения, отбрасывающих блики на страницы. Закончив читать и сняв очки, она повернулась на бок, спиной к Алисе. Та лежала, глядя в потолок, слушая ее дыхание. Она ждала приказа, намека, чего-то... Но ничего не происходило. Только тишина, тепло и запах ее кожи.       И тогда Алиса, движимая внезапным порывом, осторожно, миллиметр за миллиметром, подвинулась к ней и прижалась лбом к ее спине, туда, где заканчивался халат и начиналась голая кожа.       Виктория не отодвинулась. Не сказала ни слова. Только ее дыхание на секунду сбилось.       Так они и заснули — впервые касаясь друг друга не в порыве страсти или гнева, а в тихой близости. Алиса поняла: побег окончательно невозможен. Она не просто жила в доме Виктории. Она теперь делила с ней самое интимное пространство — ее постель. И самое удивительное было то, что это не вызывало ужаса. Это вызывало странное, щемящее чувство принадлежности. Она была не просто вещью. Она была... своей вещью. И в этой разнице заключалась вся пропасть между ужасом и принятием.