Искусство принадлежать

      Идиллия, последовавшая за библиотечным инцидентом, была обманчивой. Виктория стала внимательнее, почти нежной. Она спрашивала мнение Алисы о мелких деталях интерьера, позволила ей выбрать маршрут для прогулки. Это было похоже на затишье перед бурей, но Алиса, опьяненная новым статусом, позволила себе расслабиться.       Роковой стала вечеринка. Небольшой, строго отобранный круг людей — партнеры по бизнесу, пара влиятельных чиновников. Виктория представила Алису просто: «Алиса». Никаких пояснений. Но по тому, как ее рука лежала на ее пояснице, властно и притягивая к себе, все всё поняли.       Алиса в своем новом, дерзком платье, чувствовала себя на вершине мира. Она ловила на себе восхищенные и завистливые взгляды. И один из этих взглядов принадлежал молодому, красивому итальянцу, партнеру Виктории по новому проекту. Его звали Лоренцо. Он был обаятелен, галантен и не скрывал своего интереса к Алисе.       Когда он пригласил ее на танец, Алиса, поймав на мгновение отсутствующий взгляд Виктории, поглощенной разговором, с легкомысленной улыбкой согласилась. Это была игра. Невинный флирт, чтобы почувствовать себя желанной не только в роли «зайки» Виктории Вольской.       Она не заметила, как взгляд Виктории, будто радар, нашел их в толпе. Не заметила, как ее пальцы сжали бокал так, что костяшки побелели.       Танец закончился. Лоренцо, улыбаясь, что-то говорил ей, склонившись близко к уху. Алиса смеялась. В этот момент тяжелая, холодная рука легла ей на плечо.       — Алиса, пойдем. Ты выглядишь уставшей, — голос Виктории звучал как удар хлыста, обернутого в бархат.       Ее хватка была железной. Алиса, смущенная и раздраженная такой грубостью, попыталась мягко высвободиться.       — Вика, все в порядке, я…       — Я сказала, пойдем.       Они шли через зал под пристальными взглядами гостей. Алиса горела от стыда и злости. Как только дверь в их спальню закрылась, Алиса взорвалась.       — Что это было? Ты выставила меня полной дурой перед всеми! Я просто танцевала!       Виктория медленно повернулась к ней. Ее лицо было не просто злым. Оно было искажено холодной, абсолютной яростью. В ее глазах пылал лед.       — Танцевала? — она фыркнула. — Ты виляла перед ним задом, как последняя шлюха, за которую он, без сомнения, тебя и принял.       — Как ты смеешь! — крикнула Алиса, слезы выступили на глазах. — Я не твоя собственность, чтобы ты могла так со мной обращаться! Может, мне и правда уйти к тому, кто будет относиться ко мне с уважением?       Это была ошибка. Роковая ошибка.       Словно пантера, Виктория набросилась на нее. Она не била ее. Она схватила ее за плечи и с силой швырнула на огромную кровать.       — Уйти? — ее шепот был страшнее крика. Она прижала Алису к матрасу, ее лицо было в сантиметре от ее лица. — Ты никуда не уйдешь. Ты принадлежишь мне. Каждой своей клеточкой. Каждым вздохом. И я докажу тебе это.       Ее руки рвали дорогое платье. Ткань подалась с треском. Алиса сопротивлялась, рыдая, царапаясь, но Виктория была сильнее, ее ярость придавала ей нечеловеческую мощь. Это было не желание. Это было уничтожение. Присвоение через разрушение.       Когда Алиса осталась обнаженной и плачущей, Виктория отступила на шаг, тяжело дыша. Ее взгляд упал на туалетный столик, на котором лежала тяжелая серебряная ручка с острым гравированным концом.       — Ты хочешь свободы? — прошипела она. — Хочешь, чтобы другой мужчина смотрел на тебя? Я оставлю на тебе свою метку. Такую, чтобы никто и никогда не усомнился, кому ты принадлежишь.       Алиса увидела блеск металла в ее руке и закричала в настоящем, животном ужасе. Она попыталась отползти, но Виктория была быстрее. Она прижала ее к кровати своим весом, ее колено впилось ей в бедро.       Острая, жгучая боль пронзила кожу чуть ниже ключицы. Алиса закричала, но крик застрял в горле. Это была не просто боль. Это было чувство полного, окончательного осквернения.       Виктория оторвалась. На белой коже Алисы проступала капля крови, а под ней — царапина, глубокая и четкая. Буква «В».       Она посмотрела на свою работу, и ярость в ее глазах вдруг сменилась чем-то другим. Ужасом. Осознанием. Она отпрянула, выронив окровавленную ручку. Ее руки задрожали.       Алиса лежала без движений, тихо плача, прижимая ладонь к ране. Она чувствовала не только физическую боль. Она чувствовала, как в ней умирает что-то последнее, хрупкое.       Виктория медленно, как лунатик, подошла к ней. Она опустилась на колени у кровати и протянула руку, чтобы коснуться раны, но Алиса резко отшатнулась.       — Не трогай меня, — прошептала она, и в ее голосе была пустота.       Виктория замерла. Ее собственная ярость обернулась против нее, оставив после себя ледяной пепел. Она смотрела на испуганное, искаженное болью лицо Алисы, на кровь на ее коже, и ее собственное лицо исказилось гримасой страдания.       — Алиса… — это было не имя. Это был стон.       Но было поздно. Мост доверия, который они с таким трудом начали строить, был взорван. Любовь, которая жила в этом доме, оказалась монстром, способным на ранение. И шрам на коже Алисы был ничто по сравнению с той раной, что Виктория только что нанесла им обеим. Она добилась своего. Алиса никуда не денется. Но теперь она останется с ней не по желанию, а из-за шрама, который будет вечно напоминать им обеим о цене этой одержимости.       

***

      Шрам под ключицей был крошечным, но жгучим, как клеймо. Алиса лежала, уставившись в потолок, а Виктория стояла на коленях у кровати, будто парализованная тяжестью того, что совершила. Воздух в спальне был густым от запаха крови, дорогих духов и невысказанного ужаса.       Первой нарушила тишину Виктория. Ее голос был хриплым, чужим.       — Нужно… обработать это.       Алиса не ответила. Она даже не посмотрела в ее сторону. Она просто лежала, ощущая пульсацию в свежей ране — метроном, отбивающий такт ее сломленной воли.       Виктория поднялась с пола, движения ее были скованными, как у робота. Она вышла в ванную, и Алиса услышала, как открывается аптечка, звенят пузырьки. Когда она вернулась с ватой и антисептиком, Алиса сжалась в комок.       — Я сказала, не трогай меня.       — Это необходимо, — голос Виктории дрогнул. Впервые за все время Алиса услышала в нем нечто, похожее на мольбу. — Может начаться заражение.       — А тебя это волнует? — Алиса повернула к ней голову. В ее глазах не было слез, только ледяная пустота. — Ты же хотела оставить след. Пусть гниет. Будет соответствовать.       Виктория вздрогнула, будто ее ударили. Она опустила руку с ватой.       — Я не хотела… это вышло из-под контроля.       — Все у тебя всегда «выходит из-под контроля», когда ты не получаешь того, чего хочешь, — отрезала Алиса и отвернулась к стене, демонстративно разрывая контакт.       Она слышала, как Виктория еще несколько минут стоит в нерешительности, потом сдается. Шаги удалились.       Ночь тянулась мучительно долго. Алиса не спала. Каждый шорох за стеной заставлял ее вздрагивать. Она ждала, что Виктория вернется. С извинениями? С новой яростью? Но из коридора доносилась лишь гробовая тишина.       Под утро ее сморил короткий, тревожный сон. Ей снилось, что она бежит по темному коридору, а за ней по пятам идет тень с серебряной ручкой в руке. Она проснулась с криком, вся в холодном поту. Комната была пуста. Но на прикроватном столике стоял стакан воды и лежали таблетки обезболивающего. И аккуратно свернутая марлевая салфетка с мазью.       Она проигнорировала и то, и другое.       Мария принесла завтрак. Ее лицо было бесстрастным, но глаза скользнули к запекшейся царапине, и в них мелькнуло что-то похожее на сочувствие. Алиса молча указала на дверь. Она не могла вынести присутствия другого человека.       Весь день она просидела в кресле у окна, завернувшись в плед, хотя в комнате было душно. Она не читала, не смотрела в телефон. Она просто существовала, чувствуя, как боль от раны медленно перетекает в глухую, ноющую боль во всем теле. Это была боль предательства. Но кого она предала? Ее? Или саму себя, позволив себе поверить, что может быть что-то, кроме страха и боли?       Дверь в комнату открылась ближе к вечеру. На пороге стояла Виктория. Она выглядела ужасно — глаза запавшие, лицо серое. На ней был тот же вечерний наряд, что и вчера, только смятый.       — Алиса, — она произнесла ее имя тихо, с надрывом.       Алиса не обернулась. Она продолжала смотреть в окно на темнеющий парк.       — Уйди.       — Я не могу уйти, пока не… не исправлю это.       — Ничего исправить нельзя. Ты все испортила. Навсегда.       Она услышала, как Виктория делает шаг внутрь, потом еще один.       — Я знаю. Но я… Я принесла кое-что.       Алиса все же обернулась. Виктория стояла посередине комнаты, держа в руках маленькую черную коробочку. Не ту, в которой обычно лежали украшения. Это была коробка из-под какого-то медицинского прибора.       — Что это? Еще один инструмент для пыток? — ядовито спросила Алиса.       — Это лазер, — тихо сказала Виктория. — Он может… значительно уменьшить шрам. Сделать его почти незаметным.       Алиса смотрела на нее с немым недоверием. Это было так абсурдно. Сначала нанести рану, а потом предложить ее устранить.       — Ты с ума сошла? Ты думаешь, что сможешь просто стереть то, что сделала?       — Нет! — голос Виктории сорвался. В ее глазах стояла настоящая боль. — Я не смогу стереть это отсюда, — она прижала руку к своей груди, к сердцу. — Но я не могу смотреть на эту рану на тебе. Она… она кричит о моем безумии. Каждый раз, когда я на нее смотрю, я снова вижу тот ужас в твоих глазах.       Она сделала шаг ближе, и Алиса увидела, что ее руки дрожат.       — Позволь мне хотя бы попытаться убрать это с твоей кожи. Это не искупит вину. Ничто не искупит. Но это все, что я могу предложить.       Алиса молчала. Ненависть и обида боролись в ней с чем-то еще. Со странным, извращенным пониманием. Виктория, всегда такая холодная и контролирующая, сейчас была разбита. И ее боль была единственным искренним извинением, на которое она была способна.       — Хорошо, — прошептала Алиса, сама не веря своему решению. — Попробуй.       Она видела, как по лицу Виктории пробежала волна облегчения, смешанного со страхом. Та осторожно подошла, села на край кресла напротив и достала из коробки небольшой прибор. Ее пальцы, обычно такие твердые, дрожали, когда она наносила на шрам специальный гель.       — Будет немного больно, — предупредила она.       — Я уже знаю, что такое боль от тебя, — холодно ответила Алиса.       Луч лазера коснулся кожи. Ощущение было похоже на укол раскаленной иглой. Алиса сжала зубы, но не издала ни звука. Она смотрела на сосредоточенное лицо Виктории, на морщинки у ее глаз, на сжатые губы. Эта женщина, способная на дикую жестокость, сейчас с таким трепетом пыталась исправить крошечную часть нанесенного ею урона.       Когда процедура закончилась, кожа горела огнем. Виктория аккуратно нанесла заживляющий крем.       — Теперь нужно наносить крем каждый день.       Алиса кивнула. В комнате снова повисла тишина, но теперь она была другой. Не враждебной, а тяжелой, насыщенной невысказанным.       — Я не прощу тебя, — тихо сказала Алиса, глядя прямо в ее глаза.       — Я знаю, — так же тихо ответила Виктория. — Я и не прошу.       Она собрала прибор, встала и пошла к двери. На пороге она остановилась.       — Я распорядись, чтобы тебе принесли ужин сюда. И… я буду спать в гостевой спальне. Пока ты не захочешь видеть меня снова.       Она вышла. Алиса осталась одна. Она дотронулась до обработанного шрама. Кожа пылала. Но внутри, в ледяной пустоте, появилась крошечная трещинка. Не прощения. Не понимания. А осознания, что их связь, уродливая и болезненная, оказалась прочнее, чем она думала. Она пережила и ярость, и боль. И что будет дальше — она не знала. Впервые за долгое время будущее было не предопределенным кошмаром, а пугающей и неизвестной территорией.