Мир, окутанный цифровым саваном.

— Сука! Да брось ты ее нахуй! Кричу я, хватает Софию за локоть и утягиваю в сторону. Эта чертова девчонка вечно притаскивает нас в переделки, и этот раз не исключение. Мы задержались, потому что ей срочно понадобился очередной задрипанный роман из полупустого книжного. Вдумайтесь, мир на грани цифрового коллапса, а она, как ни в чем не бывало, решает, что именно сейчас ей стоит загрузить голову более глубокими мыслями, чем обычный бред о свободе. — Оксан, ну пожалуйста… Я быстро заберу книжку и мы тут же отправимся назад в штаб. Я смотрела на нее, словно на умалишенную. Вокруг нас витали запахи гнили и порчи, а она с упоением перебирала страницами дерьмового романа, как будто это единственное, что её интересует в этом киберкатастрофическом мире. В такие моменты я задавалась вопросом, не рехнулась ли она окончательно. Но в голове крутилась другая мысль: «Только этого не хватало». Мы снова привлекли внимание, и сейчас на нас, словно хищники, точили зубы дроны. — София, давай, черт побери! — шипела я, отрывая её от страниц. Дроны начали кружить над нами, их механические звуки постепенно нарастали, как гудение далёкого шторма. Я почувствовала, как в груди застывает холод, ведь мы оказались в кружке опасностей, и она всё ещё поглощена своим романом, как будто в нём скрыта истина о нашем спасении. — Оксан, я почти… — начала она, но я уже не слушала. Я схватила её за плечи, заставила встретиться с моими глазами. Она, казалось, не понимала серьёзности момента — её мир всё ещё был полон красок, хотя вокруг нас царил мрак. Вытянула руку, показывая на дроны, но она лишь покачала головой, будто в моей панике пряталась лишь выдумка. — Слышь миссия, я подыхать из-за тебя не собираюсь. И тебе увы сдохнуть дать не могу. — Я сдернула с пояса шприц с успокаивающим веществом, которое мы всегда носили с собой на случай крайних обстоятельств. Это было единственное, что могло вывести Софию из её неведомого транса. Без лишних слов я вколола ей инъекцию в плечо. Её глаза расширились в недоумении, за миг она попыталась протестовать, но внутренний хаос мгновенно заморозил её мысли, и она затихла, отключившись от этого опасного мира. Я быстро закинула Софию на плечо, чувствуя вонь гнили и брошенного мусора вокруг. В такие моменты приходилось полагаться на инстинкты — нужно было действовать. Стараясь не терять ни секунды, я маневрировала между перевернутыми столами и обломками книжных полок, что стояли в библиотеке. Каждый звук, будь то треск дерева или шорох бумаги, звучал громко и угрожающе. Дроны уже кружили где-то недалеко, их сверкающие глаза блуждали в поисках мишени. Выбравшись на улицу, я побежала, не думая о направлении. Вокруг царил хаос, но город был мне знаком. Нужно было держаться в тени, избегая света дронов, которые кружили в небе, как стервятники. Я завернула за угол и увидела узкий проход между двумя заброшенными зданиями. Это место было маленьким, но затенённым, идеально для укрытия. Я крепче обняла Софию и спрятала её под своим телом, ощущая, как её сердце бьётся в унисон с моим. Вдохнула запах запустения и железа, стараясь успокоиться. Время будто остановилось, и угроза снаружи казалась замороженной. Дроны продолжали искать, но их звуки постепенно удалялись. Теперь нужно было тихо подождать, пока они не улетят, чтобы сделать следующий шаг. Важно было отвлечься и расслабиться, не привлекать внимания. В такие моменты хотелось стать статуей, древней и забытой, как сам Петербург. Да именно он. Именно Петербург… он ведь тоже своего рода наркотик. Затягивает не сразу, исподволь. Сначала восхищаешься красотой фасадов, широтой проспектов, величием Невы. Потом начинаешь замечать трещины на стенах, облупившуюся краску, серый от копоти камень. И все равно тянет. Как алкоголика к бутылке. Потому что за этой разрухой видишь историю. Боль и величие. Надежды и разочарования. Город помнит все. Помнит императоров и революционеров, поэтов и бандитов. Помнит голод и блокаду, расцвет и упадок. И сейчас, в эпоху цифрового апокалипсиса, он все еще стоит. Истерзанный, но не сломленный. Как и мы. Ведь что мы, как не осколки былого величия? Осколки человечности, пытающиеся выжить в мире, где все катится в бездну. Интересно, что бы сказали сейчас Достоевский или Бродский, если бы увидели все это? Наверное, в их произведениях появилось бы больше безысходности. Или, может быть, наоборот, они сумели бы найти ту искру надежды, которая дремлет даже в самых темных уголках нашей души? Увы я не Бродский, не Достоевский, и моя задача в этом ебаном мире, крайне проста, здесь и сейчас, я должна выжить, должна дотащить эту дуру до штаба, а там… А, да поебать, что там, пусть с ней Ульрих разговаривает, или Барский, это не мое дело. Повторюсь, мое дело простое… И кажется пора валить! В тишине, нарушаемой лишь отдаленным гулом дронов, я прислушивалась к каждому шороху. Прошло, наверное, минут двадцать. Сердце постепенно успокаивалось, и я рискнула выглянуть из укрытия. Небо над Петербургом было серым, словно затянутым пеленой вечной печали. Дронов не было видно. «Кажется чисто,» — прошептала я одними губами, проверяя состояние Софии. Она все еще спала, ее лицо казалось безмятежным, словно она видела приятный сон. Я перехватила ее поудобнее, ощущая тяжесть ее тела. Нужно было двигаться быстро, пока не вернулись дроны. Выбираясь из проулка, я огляделась. Город был мертв. Разрушенные здания, оборванные провода свисали, как змеи, грязные улицы усыпаны обломками и мусором. Лишь изредка встречались тени людей, прячущихся в руинах, как испуганные звери. Я направилась в сторону штаба, стараясь держаться в тени. Заброшенные автобусы, перевернутые машины и баррикады из мусора теперь стали частью городского пейзажа. Я шла вдоль канала Грибоедова, когда-то блиставшего своей архитектурой, а теперь превратившегося в зловонную канаву. Смотреть на все это было больно, но времени на жалость не было. Преодолевая препятствие за препятствием, я медленно продвигалась вперед. Каждый шаг отдавался болью в плечах и спине, но я не могла сдаться. София была моей ответственностью, и я должна была доставить её в штаб живой. Впереди маячил знакомый силуэт — полуразрушенная арка, за которой скрывался наш временный дом. Еще немного, и мы будем в безопасности…

— Да, вы блять издеваетесь! Ром, ебанный рот, сука, проверь мой ID-чип. Я че, блять помню пароль?! Вы его, сука каждые три дня меняете! Рома, как всегда непробиваемый, уставился на меня сквозь узкую щель в бронированной двери. — Протокол, Оксана. Идентификация обязательна. Ты же сама знаешь. Я закатила глаза. — Протокол он мне тут втирает! Да я этот протокол вам всем в жопу засуну. У меня на плече вырубленная София, за мной кибердроны всю дорогу гнались, а он тут про идентификацию. Ром, ты сейчас серьезно? — ответом, мне была тишина, ну какая прелесть, просто умереть не встать! — Значит так, хорошо, поступим по другому, в следующий раз с этой злоебучей «искрой», на вылазку отправишься ты, а я постою покурю дурман, у ворот, вас подожду, договорились?! Рома, как обычно, не дрогнул. Эта железяка, казалось, вообще лишена эмпатии. Вздохнув, я попыталась вспомнить чертов пароль. Цифры и буквы путались в голове, но отступать было нельзя. Наконец, я нащупала нужную комбинацию и продиктовала её Роме. Бронированная дверь с лязгом отъехала в сторону, впуская меня в полумрак штаба. В нос ударил запах машинного масла, пота и еще чего-то неуловимо гнилостного. Я прошла мимо Ромы, не удостоив его даже взглядом, и направилась в медблок, волоча за собой Софию. Внутри было немного чище, чем в остальной части штаба. Тусклая лампа освещала койку, на которую я сгрузила бесчувственное тело Софии. Медсестра Лена, вечно перепуганная девушка с огромными глазами, подскочила ко мне. — Что случилось? С ней все в порядке? — Перенервничала. Шприц с успокоительным в деле. Разберись с ней. А я пошла искать Ульриха, пусть он с нею, блять, утешается. Я устала. Вывалившись из медблока, я почувствовала, как напряжение немного отпустило. Штаб, обустроенный в бывшем здании университета, разительно отличался от хаоса снаружи. Здесь жизнь текла своим чередом. В коридорах сновали люди в потрепанной одежде, но с сосредоточенными лицами; кто-то возился с проводами, кто-то читал книги, кто-то просто пил чай в углу. Я прошла мимо импровизированной столовой, где на столе дымилась гречка с тушенкой. Запах был почти домашним. На втором этаже, в бывшей библиотеке, теперь располагался командный пункт. Здесь царил полумрак, экраны мониторов освещали лица немногочисленных операторов. Они что-то бурно обсуждали, показывая пальцами на карту города. Я заметила Барского, склонившегося над одним из мониторов. Его всегда невозмутимое лицо, казалось, немного устало. Поднявшись еще выше, на третий этаж, я оказалась в жилой зоне. Здесь все было более камерно и уютно. В комнатах, перегороженных одеялами и картонными коробками, горели керосиновые лампы, слышались приглушенные голоса и смех. Кто-то играл на гитаре, кто-то рассказывал истории. В уголке, возле окна, сидела старушка и вязала носки. Казалось, что киберпиздец остался где-то очень далеко, за стенами этого убежища. Проходя мимо одной из комнат, я услышала обрывок разговора: — …а потом он как заорет: «Свобода!», и как даст этому дрону из рогатки… — Я усмехнулась. Люди находили способы выжить, не только физически, но и морально. Они создавали свой маленький мир, где еще оставалось место для шуток, надежды и обычной человеческой теплоты. И вот ради этого стоило тащить Софию через полгорода, рискуя жизнью. У кого-то бы на моем месте, взвыла бы гордость, дотащить саму «искру», живую, до штаба, да это сразу героя можно давать! Не знаю, что там, честно у кого воет, и может ли гордость вообще выть, но вот спина еще как может! Эта святая тушка, весит килограмм 60-70, мессия блять. Ой в пизду, надо идти курить. В конце концов, у меня осталось не так много времени, чтобы перевести дух, а то, знаю же, что сейчас начнется, когда Леночка отойдет от шока, и сообщит Барскому о том, что «искра» в отрубе прибыла с толкований своих речей, ох бедная моя голова, опять выслушивать его трындешь. Так, об этом не сейчас, сейчас надо, идти курить! Завернув за угол, я оказалась в узком закутке между лестничными пролетами жилой зоны. Здесь было прохладно и сквозило, но зато тихо и относительно уединенно. Я достала из кармана помятую пачку сигарет, выудила одну и прикурила от потрепанной зажигалки. Первая затяжка обожгла горло, но принесла долгожданное облегчение. Я усмехнулась. А ведь действительно, если подумать, забавно, люди придумавшие всю нейрохуйню, новые инновационные технологии, чипы, инжекторы, в 2222 году, курили обычные, совдеповские сигареты, не удивляйтесь, что я знаю это слово, так говорила моя бабушка, о том, что когда-то так говорили. К слову о ней, даже в ее век, уже были электронные сигареты, так почему мы люди, двадцать третьего века, курим табак в бумажках? Ответ, парадоксально прост, мы не хотим, чтобы нас убила собственная электронка, как бы иронично то не звучало. Ну кто виноват, что в веке, этаком двадцать втором, какой-то долбаеб, решил, что будет ахуительной затеей, модифицировать, и электронные сигареты, подстать новому миру, вот домодифицировался, что и они стали самоосознанными биороботами. Я затянулась еще раз, глядя на серый дым, растворяющийся в полумраке. «Совдеповские» сигареты… Как много в этом слове. Не только бабушкины воспоминания, но и символ чего-то ушедшего, простого и понятного. В мире, где технологии стали оружием, где даже собственные гаджеты могут предать, аналоговое прошлое казалось более безопасным. Может быть, поэтому мы цеплялись за эти маленькие кусочки старого мира, за этот допотопный способ расслабиться. Докурив, я бросила окурок на пол и растоптала его грязным ботинком. Пора идти навстречу неизбежному разговору с Барским. Он, конечно, будет нудеть про ответственность, про важность «искры» для всего сопротивления, про то, что её нужно беречь как зеницу ока. Я все это слышала уже сотню раз. Но что я могла поделать? София была ценным активом, это факт. Но она была еще и человеком, очень упрямым и истеричным, но человеком. — Оксан, там Никита… Он попросил тебя, прийти… Сбор в общем зале, для собраний — аккуратно вынурнув из-за угла, сообщил Колька, мелкий, наверное из всех, здешних детенышей, знал, о том, что я курю и как умелый партизан, хранил эту тайну, от всех кому знать было не нужно, даже от моей мамы. Никита… Барский, значит. Ну что ж, как говорится, гора идет к Магомету. Или Магомет к горе? В нашем случае, скорее, Оксана идет в общий зал, чтобы выслушать очередную порцию наставлений. Я вздохнула, выбрасывая остатки сигареты, и поправила кобуру на поясе. Пора. Общий зал, он же бывший актовый зал университета, был похож на муравейник. Люди сидели на стульях, скамейках, прямо на полу, кто-то стоял у стен, прислушиваясь к разговорам. В центре зала, на импровизированной сцене, стоял Никита. Его фигуру освещали несколько ламп, подключенных к генератору. Вокруг него толпились люди, выкрикивая вопросы и предложения. Я протиснулась сквозь толпу, стараясь не привлекать внимания. Но это было бесполезно. Многие знали меня в лицо. Кто-то кивал в знак приветствия, кто-то отворачивался, избегая зрительного контакта. Наконец, я добралась до сцены и остановилась в первом ряду. Никита заметил меня и, будь мы в фильме, про супергероев, я бы сказала, что он в буквальном смысле, как флеш, слетел со сцены и подлетел ко мне хватая за плечи. — Оксана! Ну, наконец-то! Где тебя черти носили? Я тут уже все волосы на заднице вырвал, пока тебя ждал! — выпалил Никита, сжимая мои плечи так, будто хотел убедиться, что я настоящая, а не галлюцинация. — Ты хоть понимаешь, что натворила? Как ты, спец подготовленный человек, могла допустить, чтобы Софа оказалась в опасности?! — Никит, выдохни, — попыталась я отстраниться, но хватка его пальцев была мертвой. — С ней все в порядке, Лена сейчас успокоительное вколет, и она будет как новенькая. А по поводу опасности… ты же знаешь, как она рвется в бой. Сама виновата. Никита отпустил мои плечи и отступил на шаг, проводя рукой по своей коротко стриженной голове. Его карие глаза метали молнии. Никита, он же Барский, был этаким мозговым центром нашего штаба. В прошлом — профессор университета, специалист по кибернетике и искусственному интеллекту, он был одним из немногих, кто понимал, как работает вся эта нейросетевая хрень, которая захватила мир. Лет ему было, наверное, под сорок, ну ладно в районе тридцати пяти, но выглядел он гораздо старше. Постоянное недосыпание, нервное напряжение и вечная ответственность за жизнь людей сделали свое дело. — Не «сама виновата», Оксана, а ты не усмотрела! София — наша единственная надежда! Она «искра», понимаешь? Она может переписать код Сети, изменить правила игры, дать нам шанс на победу! А ты чуть не дала ей погибнуть из-за своей халатности! Ты хоть представляешь, что было бы, если бы её поймали? Сеть выпотрошила бы её мозг, выжала бы все знания и превратила в свою марионетку! Ты об этом подумала? Знаете в такие моменты, когда, Барский заводил свои речи, ему знатно хотелось вьебать, и сказать: «Але! Дядь! Очнись! Мы не в блокбастере, чтобы у нас тут была помпезная, гг, которая пожертвует собой ради спасения мира». Почему молчала? Да все просто, не смотря на очевидный сдвиг, Никиты, на тему «святости» Софы, какое-никакое уважение к нему имелось, все же он подобрал нас, с семьей, в не самые лучшие годы. Да и если, подумать, вся эта махина отчасти держалась на нем, ну точнее на его вере в «искру», и если благодаря этой вере, почти около сотни людей, могли продолжать, хоть как-то более менее нормально жить, то, кто я такая, чтобы разрушать его иллюзию? Правильно никто. Я вздохнула и закатила глаза. Ну вот, началось. Сейчас он будет читать мне мораль до скончания времен. Я уже мысленно готовилась к этой пытке, когда в разговор вмешался чей-то хриплый голос. — Никит, хорош уже Оксану клевать, — из толпы выступил старик в потрепанном камуфляже. — Она делом занята была, искру тащила. Не хрен ей тут лекции читать. Лучше скажи, что дальше делать будем. София очухается, и что? Опять в бой бросим? Никита нахмурился и повернулся к старику. — Тихоныч, я понимаю твое беспокойство. Но мы не можем сидеть сложа руки. Сеть наступает, каждый день приносит новые потери. Если мы не воспользуемся возможностью, которую дала нам София, то нас всех просто сотрут в порошок. — Знаю, знаю, — отмахнулся Тихоныч. — Только вот девчонку жалко. Нельзя так с ней. Она же не железная. Я молча наблюдала за их перепалкой. В какой-то момент мне даже стало немного жаль Никиту. На нем лежал огромный груз ответственности, и он старался изо всех сил. Но иногда его фанатизм пугал. Он был готов пожертвовать всем ради победы, даже жизнью Софии. Хотя в этом они были схожи. И кто им только это внушил, я до сих пор, понять не могу. — Ладно, — сказал Никита, вздохнув. — Тихоныч прав. Нужно дать Софии отдохнуть. Оксана, зайди ко мне после собрания. Обсудим детали операции. А сейчас прошу всех разойтись. Завтра утром продолжим. Толпа медленно начала рассасываться. Кто-то недовольно ворчал, кто-то пожимал плечами, но большинство просто устало плелись к своим углам, чтобы хоть немного поспать перед следующим днем, полным опасностей и неопределенности. Я же осталась стоять на месте, ожидая, когда Никита освободится. Он еще что-то говорил Тихонычу, жестикулируя и хмурясь, но через пару минут махнул рукой и направился ко мне. — Пойдем, поговорим у меня, — бросил он, не глядя на меня. Я последовала за ним в его кабинет, небольшую комнату, заваленную книгами, схемами и разной техникой. На столе стоял старый компьютер, мерцающий тусклым экраном. Это был один из немногих компьютеров, который еще работал в автономном режиме, не подключенный к Сети. Никита использовал его для анализа данных и разработки стратегий. Он тяжело опустился на стул и устало потер глаза. — Слушай, Оксана, извини, если я накричал на тебя, — сказал он, наконец. — Я просто… я не знаю, что бы мы делали без Софии. Она наш единственный шанс. Ты это понимаешь? — Ты позвал меня для этого? — задала, риторический вопрос я. Глупо было не понимать, для чего эта встреча те-та-тет. Все было элементарно, Барскому нужна была, разрядка, мне она, к слову, тоже не помешала бы. — Ты и сама прекрасно знаешь, для чего, — Никита придвинул кресло ближе и протянул руку, касаясь моего колена. — Мы оба крайне, заебались, не так ли? Я ничего не ответила, только слегка кивнула. Слова были лишними. Мы не были любовниками, даже друзьями — просто два человека, застрявших в этом кошмаре, ищущих кратковременного утешения в объятиях друг друга. Это был своего рода спасательный круг, способ забыть о постоянном страхе, о давлении ответственности, о безысходности. Не было ни нежности, ни романтики, только грубая необходимость и мимолетное облегчение. Никита встал и закрыл дверь на замок, опустил жалюзи на окне, создавая в комнате полумрак. Он вернулся ко мне, наклонился и поцеловал жестко, требовательно. Я ответила ему тем же, отбрасывая в сторону все мысли и чувства. Сейчас существовало только это: тепло тела, тяжелое дыхание, отчаянное желание забыться. Мы разделись быстро, без слов, как делали это уже не раз. Он прижал меня к себе, и я почувствовала его возбуждение. Не было прелюдий, не было ласк. Только животная потребность в близости, в ощущении, что мы еще живы. Все произошло быстро и грубо, но в этот момент это не имело значения. Важно было лишь одно — на несколько минут забыть о войне, о Сети, о Софии, о всем этом безумии. После, мы лежали молча, каждый в своих мыслях. Никита смотрел в потолок невидящим взглядом, а я пыталась отдышаться и собраться с силами. Тишина в комнате давила, но нарушать ее не хотелось. Слова сейчас были лишними, они только подчеркнули бы нашу общую усталость и безысходность. Наконец, Никита тяжело вздохнул и сел на кровати. — Спасибо, — сказал он, не глядя на меня. — Мне это было нужно. Я промолчала, понимая, что сейчас любое слово будет звучать фальшиво. Он и сам это понимал, поэтому не ждал ответа. Мы оба знали, что это всего лишь мимолетное облегчение, что завтра все начнется снова. Но в этот момент, в этой маленькой, темной комнате, мы могли хотя бы на время забыть о своем кошмаре. Встав, я начала одеваться. Никита также встал и принялся приводить себя в порядок. Вскоре мы оба были одеты, готовые вернуться к своим обязанностям. Он открыл дверь, и я вышла из кабинета, вернувшись в реальность. — Цирк, да и только. — усмехнулась я, поднимаясь по лестнице, хотелось просто забраться в свои комнату, наивно полагая, что Софу, еще не перевели и выключится. Но, во-первых, то что ее отправили отсыпаться, в более приемлемых условиях, чем в медпункте, было очевидно, как-то, что земля круглая, а, во-вторых, нужно было поговорить с мамой, с момента, возвращения, мы так и не смогли что-то обсудить, а на собрании, она выглядела хуже, чем во времена, когда нам приходилось скрываться. Решив сначала навестить маму, я свернула с лестницы и направилась в обиталище Кольки. Шумный коридор, наполненный беготней и обрывками разговоров, сменился тишиной подсобки, где обитал юный разведчик. Дверь была приоткрыта, и я услышала приглушенный шепот. Заглянув внутрь, я увидела Кольку, склонившегося над какой-то платой. Маленькие пальцы ловко орудовали паяльником, а на лице застыла сосредоточенность. Он был так увлечен своим занятием, что не сразу заметил меня. — Коль, привет, — тихо позвала я, стараясь не спугнуть его. Мальчик вздрогнул и резко обернулся, пряча плату под стол. В глазах мелькнул испуг, быстро сменившийся виноватой улыбкой. — Оксан, ты чего так тихо? Я тут это… починкой занимаюсь, — пробормотал он, смущенно переминаясь с ноги на ногу. Я присела на корточки рядом с ним, заглядывая под стол. Там, помимо платы, валялось несколько разобранных гаджетов и моток проводов. — Починкой? И что же ты чинишь? — с любопытством спросила я, стараясь говорить как можно мягче. Колька всегда был немного замкнутым, и вытащить из него информацию было нелегко. Он всегда был немного не от мира сего, увлеченный своими железяками и схемами больше, чем играми со сверстниками. В свои десять лет он казался маленьким гением, способным починить любой механизм, взломать любой код. Но за этой гениальностью скрывалась ранимая душа ребенка, потерявшего родителей. Сеть забрала их, оставив Кольку сиротой в этом жестоком мире. Я смотрела на него и видела отражение себя. Мы оба были словно вырваны из нормальной жизни, брошены в водоворот хаоса и борьбы за выживание. Только я уже смирилась со своей ролью, а в Кольке еще теплилась надежда на лучшее. Он был как хрупкий цветок, пробившийся сквозь асфальт. И я чувствовала ответственность за него, как за младшего брата. В глубине души я верила, что если и есть кого спасать в этом мире, то это таких, как Колька. Не, меня, не ученых с их технологиями которые нас сюда привели, не Софию с ее пафосными речами, а этого маленького гения, который может создать что-то новое, что-то настоящее. Я думала, что его талант, его стремление к знаниям могут изменить этот мир к лучшему. Но для этого ему нужна защита, нужна поддержка. Я не могла, обещать, ему светлое будущее, камон, я и себе то его обещать не могла, но вот помочь, с этакой штукой, заинтересовавшей этого смыленного паренька, было вполне в моих силах. — Не важно, Коль. Просто показывай мне, что ты делаешь, ладно? Может, я смогу помочь. Ты же знаешь, я по образованию кибернетик. Хоть железяки и чиню, но в схемах и прочем разбираюсь. Колька немного расслабился, но все еще выглядел неуверенно. Он вытащил плату из-под стола и протянул мне. Приглядевшись, я поняла, что это что-то вроде самодельного анализатора сетевого трафика. — Я пытаюсь сделать анализатор пакетов, чтобы отслеживать активность Сети в нашем районе, — пояснил Колька, — Хочу посмотреть, откуда идет больше всего запросов и не пытается ли кто-то нас отследить. — Неплохо, — оценила я, внимательно изучая схему. — Но смотри, здесь у тебя несколько уязвимостей. Во-первых, вот этот резистор слишком мощный, он будет перегревать процессор. Лучше заменить его на резистор меньшего сопротивления. Во-вторых, вот этот участок схемы очень уязвим для взлома. Если кто-то захочет перехватить твои данные, он запросто сможет это сделать. Нужно добавить сюда криптографическую защиту, использовать, например, алгоритм AES. Нет, так будет, не до конца понятно, есть листок и ручка? — спросила я, и Колька тут же достал блокнот, подаренный штабом, всем детям на пасху, — Вот, смотри, тут можно добавить небольшой чип, который будет шифровать и дешифровать трафик. Это значительно усложнит задачу для потенциальных злоумышленников. И еще я бы посоветовала тебе использовать другой протокол для передачи данных. TCP слишком открытый, лучше перейти на UDP с дополнительным уровнем шифрования. Это снизит вероятность перехвата и анализа. Колька слушал меня, затаив дыхание, и записывал все мои советы в блокнот. Глаза его загорелись, он словно забыл про свой страх и смущение. Видеть его таким увлеченным было приятно. В такие моменты он действительно казался маленьким гением, способным на многое. Закончив объяснять, я откинулась на стену и улыбнулась. — Ну вот, теперь твой анализатор станет намного лучше. Но помни, Коль, это всего лишь инструмент. Важно уметь правильно его использовать и анализировать полученные данные. Сеть — это сложный и опасный мир, и всегда нужно быть начеку. — Спасибо, Оксан, — прошептал Колька, не отрывая взгляда от схемы. — Ты мне очень помогла. Я обязательно все сделаю, как ты сказала. А ты кстати почему здесь? Тебя, что опять Барский отчитывал? — надув губы спросил он же, понимая, что, я вовсю должна была отсыпаться, после, столь сложного дня. Я усмехнулась, услышав его вопрос. Дети, даже в этом мире, оставались детьми. Их не проведешь фальшивой улыбкой. Да и врать Кольке не хотелось. — Нет, не отчитывал. Просто… был тяжелый день. Хотела заглянуть к маме, узнать, как она. Она сегодня совсем плохая была на собрании. А потом увидела, что ты тут возишься. Решила помочь. Ты кстати, не знаешь, где она сейчас может быть? Безруков, тут же хитро усмехнулся, как бы намекая, что знает. Иногда это даже пугало, в хорошем смысле разумеется, но не удивляться просто не получалось, только, сами подумайте, пареньку десять лет, а этот чертенок, кажись всегда знает, кто, чем и где, занимается в штабе, чуть ли не до минуты. Колька заговорщически подмигнул: — Твоя мама сейчас в лаборатории, вместе с доктором Ивановым. Кажется, они что-то разрабатывают новое, связанное с нейросетями. Только, ты это, осторожнее там. У них сейчас очень напряженно, могут и не заметить. Я кивнула, благодаря Кольку за информацию. Лаборатория — не самое приятное место, особенно сейчас. После последних событий там царила атмосфера всеобщего напряжения и паранойи. Но если мама там, значит, это действительно важно. Поднявшись с корточек, я потрепала Кольку по волосам: — Ладно, мелкий хакер, я пошла. Спасибо за помощь. Если что-то понадобится, обращайся. И помни, осторожность — наше все. Выйдя из подсобки, я направилась в сторону лаборатории. Каждый шаг отдавался гулким эхом в пустом коридоре. Мысли путались в голове. Что они могут разрабатывать? И почему мама так плохо выглядит? Вопросы множились, но ответов пока не было. Достигнув двери лаборатории, я остановилась, глубоко вздохнула и толкнула ее. Внутри царил полумрак, лишь несколько ламп освещали рабочие столы, уставленные сложной аппаратурой. Мама, склонившись над монитором, что-то оживленно обсуждала с доктором Ивановым. Увидев меня, она на мгновение замерла, а потом, быстро, что-то сказав, доктору, подлетела ко мне осматривая со всех сторон. — Ты как не ранена? Все в порядке? Голова не гудит? — Все нормально, мам. Со мной все хорошо. Просто устала. Ты же знаешь, если Софии, что-то в голову взбредет, потом ее хоть на голове уноси. — попыталась отшутиться я, хотя знала, насколько сильно мама волнуется, во время этих наших вылазок. — Опять «искра», чудит. Что же ей неймется, задача же простоя, петь песенки, рассказывать байки про супер-классное будущее, и все, нет как всегда в самое пекло, еще и мою дочь тащит! Мессия, блять. Если вы когда-нибудь зададитесь вопросом, в кого я пошла таким рьяным нравом и далеко не мягким характером, просто обратите внимание, на эту прекрасную женщину. — Люсь, ну не горячись ты так, ну ты же знаешь, «София, наш последний шанс». — попытался успокоить ее, доктор Иванов. — Иваныч, ты, что этим бредом от Барского заразился? — кинув в сторону доктора испепеляющий взгляд, спросила старшая Вишневская. — Скажи еще, что ты, ученый, с докторской степенью в области химически-биологического анализа, веришь, что какая-то малолетка, способна спасти мир. — Ну ты же тоже в это веришь… Иначе тебя бы здесь не было… — Гриша, ты долбаеб? Я не верю, ни в одну из этих баек, что травит уже лет пять, Барский, не верю не одному предоставленному документу, потому что, ни аналогов, ни подтверждений им нет. Я здесь, только потому, что единственный шанс, спасти себя и дочь от Сети, это этот штаб, пускай и с пришибленным фанатиком во главе, который верит, что девчуля двадцати с хвостиком лет, может быть чуть ли, не Апостолом Петром, блять! И мне категорически, не нравится, что моя дочь должна всегда и везде быть подле этой пришибленной, со своими идеями и виденьем ванильного будущего. В конце, концов, у нас столько бойцов, но нет же Барскому, хоть хуем по лбу бей, все равно, Окси, мою отправляет, с этой маразматичкой! Я понимающе кивнула, прекрасно зная, как мама относится ко всем этим политическим играм и высокопарным речам. Она была человеком дела, ученым до мозга костей, и все эти разговоры о спасении мира казались ей пустой тратой времени. Но в глубине души я знала, что она так говорит от страха за меня, все же мама, была единственной кто знал, что у меня как и у Софии, не все в ладах с чипом. — Все в порядке, мам. Я понимаю. Просто… поговорить хотела. Я устала от всего этого. От бесконечных вылазок, от напряжения, от страха. Хочется просто немного покоя. Мама обняла меня крепко, прижав к себе. — Я знаю, доченька. Я все знаю. Если бы я только могла, я бы вытащила тебя отсюда, увезла бы в какое-нибудь тихое место, где нет Сети и всех этих безумных ученых. Но ты же знаешь, это невозможно. Я улыбнулась в ее плечо. — Я знаю, мам. Я просто хотела немного побыть с тобой. Увидеть, что ты в порядке. Отстранившись, мама посмотрела на меня с нежностью. — Я тоже рада тебя видеть. И я горжусь тобой, Окси. Ты сильная, смелая и умная. Ты как я, только лучше. И я рада, что ты пошла в меня характером, без надобности никого не жалеешь. Ты справишься со всем, что бы ни случилось. Потому что ты моя дочь. А дочери Вишневской не сдаются. — А дочери Вишневской не сдаются. Мы рассмеялись, поняв, что сказали это одновременно. Повисла тишина, которую нарушали лишь приглушенные звуки работающего оборудования. Я чувствовала, как напряжение последних дней медленно отступает, уступая место теплу и любви, которые могли дать только материнские объятия. — Ну ладно, хватит сантиментов, — проговорила мама, отстраняясь. — Иди лучше отдохни. Тебе нужно набраться сил перед завтрашним днем. И Софии этой скажи, чтоб не сильно тебя дергала. А если будет выпендриваться, скажи, что я ей лично все ее чипы перепрошью. Я усмехнулась, представляя, как София отреагирует на такое заявление. Мама пользовалась у нее непререкаемым авторитетом, и угрозы в ее исполнении звучали весьма убедительно. Попрощавшись с мамой и доктором Ивановым, я вышла из лаборатории и направилась в свою комнату. Туда, признаться, честно идти хотелось, меньше всего, ведь, я знала, что там во всю меня ждет София. Ох, блядский, божий, никогда не предугадаешь, что ей взбредет в голову даже перед сном. Надеюсь, Лена вколола ей достаточную дозу успокоительного, или она еще от прошлой не отошла, чтобы я хотя бы ночь нормально поспала, пожалуйста, пусть это будет так… Хуй на-ны Оксан! Хуй наны! Открывая дверь понимаю я. София, сидит на своей кровати в паре метров от меня и… Погодите! Что?! София читает?! Нет, вы не подумайте, София, и до этого увлекалась чтением, правда достаточно, сьбьективной на мой взгляд литературы, вселенские заговоры, нейросеть можно переубедить с помощью диалога, человечество всегда победит, любовь нас всех спасет, нет, это не несвязный бред друзья, это вырванные фразу из ее речей на площади, которые она сама же, вырывала из контекста, этих самых книг, а тут что-то адекватное, ну судя по обложке, впервые я такое видела. Хотя погодите, кажется показалось, потому что приглядевшись, я с удивлением поняла, что это не какая-нибудь классика, а самый настоящий дарк роман в мягкой обложке с кислотным артом. Боги, София и дарк роман? Это как если бы Иисус вдруг начал курить травку на паперти. Я невольно замерла в проходе, наблюдая за ней. Лицо сосредоточенное, губы слегка приоткрыты, а палец задумчиво поглаживает страницу. Неужели и ее коснулась жажда страданий, насилия и прочей чернухи, которой обычно полны эти книженции? Подавить смешок было тяжело, эта нетронутая овечка, читает такую пошлятину, хотя вечно толкует о святости любви и верности одному суженному ряженному. София подняла взгляд, заметив меня в дверях, и тут же захлопнула книгу, пряча ее за спину, словно школьница, застуканная с сигаретой. — Оксан, ты чего так поздно? Я уже волноваться начала! — выпалила она, стараясь говорить как можно более небрежно. Я приподняла бровь, усмехнувшись. — Да так, к маме заходила. Интересно, что ты тут читаешь? Небось, инструкции по захвату мира с помощью нейросетей? София покраснела и еще сильнее прижала книгу к себе. — Да нет, ерунда всякая… Просто решила немного отвлечься. — От чего же? От спасения мира? Или от мыслей о прекрасном будущем? — Я нарочито растянула слова, наслаждаясь ее замешательством, и прикрыла глаза, уже успев, завалится на свою кровать. Она надулась, но все же не выдержала моего взгляда. — Ну ладно, подловила. Просто… захотелось чего-то нового, плюс я так и не смогла ее дочитать… — тихо пробормотала она, протягивая мне книгу. На обложке кричащими буквами было написано: «Королева Тьмы. Повелитель Снов». Типичная история про властного альфа-самца и невинную девственницу, попавшую в его сети. Я хмыкнула, представив, как София переживает все эти сомнительные приключения. Что ж, каждому свои развлечения. Уже хотела отдать это «интересное» чтиво назад, богом поцелованной «мессии», сейчас разбираться, где она достала эту похабщину не было ни желания, ни сил… Пока на подкорке, уставшего, сознания, не всплыл сегодняшний вечер, последние слова «искры», словно ударили хлыстом. — Погоди! — я подскочила, приняв сидячее положение. — Не хочешь ли ты мне сказать, что из-за этой бурды, нас сегодня чуть к хуям дроны не разорвали?! София вздрогнула, словно я опять вколола ей успокоительное, только теперь словесно. Виновато опустила глаза и начала теребить край одеяла. — Ну… не совсем из-за нее. Я просто хотела узнать, чем все закончится. Там такой интересный поворот… — Интересный поворот, говоришь? Мы чуть не стали удобрением для кибер-червей из-за твоего «интересного поворота»! — Я чувствовала, как во мне закипает праведный гнев. — Ты вообще понимаешь, что происходит вокруг? Или в твоем розовом мире все еще единороги какают радугой? София, наконец, подняла голову. В ее глазах плескалась смесь раскаяния и раздражения. — Оксан, ну хватит! Я знаю, что я иногда перегибаю палку, но я ведь стараюсь! И вообще, почему ты так на меня набросилась? Сама, трахаешься, с кем не попади, и говоришь, что это нормально, а мне уже и почитать, про такое даже нельзя?! Я вообще-то «Искра»! Не забывай об этом! — Ебанный рот! Соф, тебе сколько лет?! Нас сегодня, чуть не похоронили, из-за того, что тебе приспичило, дочитать как какой-то дегенерат, с маниакальными наклонностями, хочет затрхать до смерти, очередную девствиницу, которая нормального мужика толком и не встречала. И вместо того чтобы извинится, ты мне предьявляешь, за, что я сплю с кем попало?! Малышечка моя, позволь тебе обьяснить, сука маленькую разницу, в двух этих ситуациях. Я занимаюсь, сексом, на территории штаба, когда и твоя и моя задница в безопасности. Ты же захотела, дочитать свои потрахушки, когда нас почти поймала Сеть! Логика, у тебя, логичнее не придумаешь! Слушай, а давай, я на следующей вылазке, найду, себе горячего мужика и поебусь с ним где-нибудь в той же библиотеке, забив, у хуям на свою и твою безопасность, а че план, сука, надежнее чем, кварцевые часы 2077! София вспыхнула, словно новогодняя ёлка, но я не собиралась сдаваться. Я слишком устала, слишком много пережила за этот день, чтобы сейчас еще и выслушивать ее детские обиды. — Знаешь, что, София? Заткнись и послушай. То, что ты «Искра», не дает тебе права ставить под угрозу жизни других людей. И да, я сплю с кем хочу, и это мое личное дело. Но я, в отличие от тебя, не прикрываю свою похоть высокими идеалами и спасением мира. Я просто трахаюсь, и мне от этого хорошо. А ты, блять, чуть не устроила нам всем коллективную могилу, потому что возомнила себя героиней дешевого романа. — Я не хотела, чтобы так получилось! — всхлипнула София, и на ее глазах выступили слезы. — Да я вижу, как ты не хотела! — огрызнулась я, уже готовая взорваться. — В следующий раз, когда тебе приспичит узнать «интересный поворот», убедись, что мы находимся в безопасности. Или, знаешь что? Читай свои книжки в одиночку. Я больше не собираюсь рисковать своей жизнью из-за твоих подростковых фантазий. Я отвернулась, уставившись в стену. Слова вылетали сами собой, но мне было плевать на ее чувства. Сейчас меня больше волновала моя собственная безопасность и безопасность моей мамы. София могла сколько угодно мечтать о спасении мира, но я знала, что в этом мире выживает сильнейший. И, если для этого мне придется быть безжалостной, я буду.