В памят(и/ь) фидейи

Глава вторая. Мой кошмар - Клеменс VIII “Берегись мужчину, чье лицо ты носишь” Не помню, в какой именно момент Клеменс явилась ко мне в одном из бесчисленных ночных кошмаров, в которые она превратила мои сны: даже казавшиеся светлыми и добрыми приобретали жуткий окрас, как ясное небо перед бурей. Это точно было в один из первых дней пребывания в Гриндельвальде, а возможно, в самый первый, тогда я еще не знала, что предыдущим моим воплощениям, либо же предшествующим фидейям совсем несвойственно являться к ныне живущим. Тот маленький, хоть и крайне существенный фактор оказался сокрыт настолько глубоко, что извлечь его мне удалось не из собственной головы, а из диалога с фидейями, с которыми тогда мне лишь предстояло познакомиться. Город будто питал нас, придавал сил, а вместе с тем и увеличивал возможности Клеменс влияния на меня. Предостерегающее воспоминание всплыло вовремя, наверное, в тот же момент, когда я увидела ее в своей голове, явилось оповещением, сигналом опасности, истиной сути Клеменс, позволило не пойти на поводу у ее сладостных речей, которыми она одарит меня немногим позднее, и не склонить голову перед ее силой убеждения. — Прости, Клеменс, — кряхтел старик. Хотя стариком его можно было назвать с большой натяжкой. Статная мужская фигура, несмотря на то что сидела на коленях, морально возвышалась надо мной. Уильям взирал снизу вверх, но умудрялся при этом глядеть свысока, со всеми присущими ему надменностью и холодом. Тонкие губы опущены, придавая его виду суровости и расчетливой жестокости. Он тяжело дышал, я ждала прилива злости с его стороны, но в светлых, совсем как у меня, глазах не читалось ничего. — За что ты просишь прощения, Уильям? — скрипела я, с трудом сдерживая крик. Меня разрывала ненависть, в которую обратилась былая бесконечная любовь к тому, кто сейчас так жалко развалился у моих ног. Жалко? С жалостью — так сказать вернее. Это злило еще больше. Он молил о прощении, но я знала — то лишь пустой звук. — За в… — он скорчился и промычал от боли. — Все... — пытался отдышаться, но вместо этого гортанно кашлял, изо рта нескончаемо сочилась кровь. Я трепетно хранила, копила слова и боль ради этого дня, предвкушала сладкое отмщение, думала, станет легче. Хотя бы на йоту. Но внутри что-то треснуло. С трудом сдерживая слезы, я не могла связать больше двух слов. От обиды и отчаяния хотелось вопить во все горло, раздирая его истошным воем, топать, крушить. Все это я сглатывала, не могла показать ему, насколько слаба. Как сломило меня его предательство. Уильям держался из последних сил, хватался за правый бок, под пальцами по белой рубашке все больше растекался багрянец. Мне было больнее, чем ему. Всю жизнь. Воспоминания об этом, о том, что он сделал с моей семьей, со мной предательски не хотели вязаться с образом милого старика, которому бессердечная Клеменс доставляла страдания. Приходилось почти насильно напоминать себе о том, что Уильям — человек, когда-то уничтоживший меня, сломавший мою жизнь. Вновь ударила Уильяма по лицу, он повалился ниц. — Кто? Кто она? — надломлено требовала я, но он молчал. — Отвечай. Как ее имя? Где она живет? — Роуз... Розм... — Не зли меня, отвечай! — Чем дольше он тянул, тем скорее уменьшалась моя уверенность в собственных действиях. Часть меня уже спасалась бегством от сделанного выбора. — Розмерта. На... На Хеол Крвис... — Сразу бы так. — Клеменс, она пожилая женщина. И очень хорошая. По щеке Уильяма скатилась одинокая слеза, которая невыносимой болью пронзила мое сердце. «Хорошая» Он положил жизни (свою, мою, мамину) на алтарь долга, а теперь выгораживал и защищал фидейю, ведьму, которую положено истребить. Его броня треснула из-за нее, это окончательно стерло мою связь с реальностью. — Я спрашивала об этом? — я тихо, истерично расхохоталась. — Не будь жестокой... — в глазах Уильяма впервые блеснул неподдельный ужас, словно лишь тогда он понял, во что превратил свою дочь. — Тебе ли говорить о жестокости? — сплюнула я. — Я беспокоюсь о твоей душе. — Слишком поздно, — прошептала я, несмотря на то что в доме мы были одни. — Я люблю вас, Клеменс… Боялась, что, если скажу что-то в полный голос, точно не выдержу. Вытащив из-за пояса нож, который успел неплохо оцарапать бедро, приставила его к горлу Уильяма. Слезы было уже не остановить. Я хотела попрощаться с ним, либо сказать нечто ужасное, либо... Чувства настолько переполнили меня, что едва не отступила. Но отступать было некуда. Прикрыв глаза, лишила Уильяма жизни. Одного движения хватило, чтобы кровь брызнула на мое лицо. Она обожгла. Сильно и очень больно. IX Проснувшись абсолютно разбитой: сквозь слипающиеся глаза и звон в ушах я пыталась понять, где пребывала. Размытое помещение все не обретало четкие очертания, но было ясно, что там находится кто-то еще. Из света, льющегося из прямоугольника, походившего на окно, проступила фигура и вошла в поле зрения. Ее обдало ангельским сиянием, которое потухло, как только она подошла ближе и явила совсем неангельское выражение лица. Рыжеволосая женщина неописуемой красоты стояла в черном платье, скрестив руки на груди. — Клеменс, — тут же узнав ее, тихо произнесла я. Что-то за ее спиной колыхнулось, либо мне показалось. Могло показаться что-то в собственной голове? Сознание кричало, старалось согнать наваждение, но присутствие Клеменс оказалось настолько прочным, что его ничто даже не поколебило. — Клеменс, — она поджала губы. — Полагаю, в таких случаях принято говорить: «Рада знакомству», но, если честно, это было бы ложью. — Помня, что она сделала с Уильямом, мне хотелось ответить: «взаимно», но те же самые воспоминания заставили помалкивать. Клеменс буравила меня взглядом, а я понятия не имела, чего ожидать. — Понимаю, вопросов много. Ты приобрела фидэ. Таких, как ты, называют фидейя, либо мишенью или жертвой, кому как больше нравится. От абсурдности происходящего я расхохоталась. Только ненадолго, под пристальным взглядом Клеменс становилось не по себе, хотя ее серьезная гримаса никак не вязалась со вздором произнесенных слов. — О чем ты говоришь? — сквозь улыбку выпалила я. Я ее совсем не боялась. Остерегалась, как остерегаются домашних собак: к существу, которое потенциально всегда может причинить вред человеку. Но я забыла, что человек человеку может навредить не хуже. — Твоя реакция понятна, — она глубоко вздохнула. — Но неуместна. Давай с самого начала, фидэ — это колдовской дар, ниспосланный на Землю Безымянной богиней. К сожалению или к счастью, она исчезла вместе с остальным пантеоном и любыми упоминаниями о ней. Ты все вспомнишь, но потребуется время, поэтому я помогу тебе. Скучающее, умудренное опытом и отяжеленное непонятыми и отвергнутыми откровениями своих учений выражение лица Сократа, мешавшееся с величеством Парфенона — такой была Клеменс. С самой первой минуты ее полные веры в себя глаза, старательно сокрытые маской безжизненного, холодного безразличия, внушали истинную мощь могущественной фидейи. Клеменс была моим наваждением, глотком свежего воздуха, ядом и противоядием. Меня искренне влекла перспектива нарисовать себе необычные способности. Это было приятнее, чем признаться в проблемах с головой. Куда лучше думать, что я вижу то, что недоступно другим. Я даже готова списать недосон про вороненка чудесами колдовства, лишь бы не грызть себя изнутри, пытаясь привести в порядок собственные мысли. Внезапное осознание пришло так же неожиданно, как приходит весенний снегопад: это сон. Странный своей правдоподобностью и почти физической осязаемостью, необычный своей подконтрольностью. О таких снах я лишь слышала, они редко посещают людей, но в те счастливые случаи можно ухитриться сотворить все что угодно. Как писали в интернете, они возникают сами собой, объясняются повышенной частотностью и амплитудой волн головного мозга, но в сознании людей рассказы счастливчиков остаются не более, чем вымыслами. Что было вполне логично, учитывая нервное возбуждение последних дней. Так или иначе, я полагала, мне повезло. Натужилась посильнее, старательно воображая рядом с Клеменс жирафа (на большее не хватило фантазии), но ничего не вышло. Потом попыталась слепить более курьезное выражение лица самой Клеменс, но та не поддавалась. Осознанный сон оказался совсем неподконтрольным. — Надеюсь, ты закончила дурачиться, потому что… Внезапный голос оборвал ее на полуслове, не дав завершить мысль: — Элисон, — меня кто-то звал, но я не могла определить кто и откуда. — Ты скоро проснешься, поэтому времени у нас мало, так что пока запомни одно... — встревоженно добавила Клеменс. — Элисон, — не унимался голос. — Не доверяй никому. Не оставайся одна. Никуда не ходи с незнакомцами.Берегись итейе. — Элисон! — Асли трясла меня за плечи так, что стало подташнивать. — Хва-атит, — прохныкала, обращаясь не то к ней, не то к Клеменс. Прикроватная лампа, тусклый свет которой заливал спальню вечерним уютом, нещадно полосовала глаза наживую, отчего те сохли, а скоро и заслезились. — Уже вечер, а ты все еще спишь! — сетовала Асли. Обмотанное вокруг ее головы полотенце забавно дернулось, но Асли успела его перехватить. Всегда ненавидела просыпаться по вечерам — понятия не имела, чем себя занять, день казался поделенным надвое, оставался нелепый кусок времени до того, как ночь раскинется по городу (я не из тех, кто испытывает, прилив вдохновения по вечерам. Мое время — утро), накатывала тревога, а в довесок потом я не могла уснуть ночью. Глаза с трудом разлеплялись: я хотела остаться в том сне. Хотела, чтобы Клеменс еще рассказала, какая я необычная, а я бы, как истинный герой, отнекивалась: «Вы ошиблись. Я не волшебник. Просто не могу им быть. Я ведь Гарри. Только Гарри». Но реальность сокрушительной серостью ворвалась в мое сознание и скинула флер волшебства. — Ага, — я глубоко зевнула. — Мы прилетели пару часов назад. — Как бы не так, kızım. Ты проспала целые сутки. — Асли развалилась рядом и пристально посмотрела на свои ногти. Целые сутки ощущались совсем не как сутки. Я ужасно хотела спать, чувствовала себя так, будто по мне все это время кто-то отплясывал либо проехался бульдозером. — Отлично. Зачем будить было? — я с головой накрылась одеялом, не желая встречать новый день. Стало темно, а от моего дыхания — тепло и влажно. — Потому что мы идем на танцы! — Куда? — пробубнила я. — На танцы! — Не хочу. — Недовольно откинув одеяло, я уставилась на нее, в ожидании ответа. — Не будь такой вредной. Нас ждут. — Она перекатилась на живот и уставилась на меня исподлобья. — Боже мой, Асли, что ты успела, пока я спала? — Ничего. Просто решила завести пару новых знакомств. Скачала приложение и нашла... — она быстро нашла что-то в смартфоне и протянула экран. — Его зовут Доминик. Мы сегодня обедали, он пригласил на маленький концерт. Оказывается, здесь почти нет клубов, поэтому все активности проходят в отелях. С фотографии томно смотрели черные глаза. Угольные волосы мужчины лет тридцати уложены в небрежную прическу, аккуратно подстриженная борода навевала мысли о медвежьей доброте человека, но отдающий хитростью лиса прищур совсем не гармонировал с красивым медово-сладким лицом — вылитый Бен Барнс, но знакомым он мне показался далеко не из-за этого сходства. Доминик смутил меня с первого взгляда на фотографию, но я не сказала об этом ни слова. Наша с Асли дружба зиждилась на негласном, нигде не прописанном правиле невмешательства. По правде, мы стали так близки, потому что по большому счету ничего о своих внутренних кошмарах не рассказывали, но тем не менее все знали. Мне достаточно было понимания, что Асли сбегала от тех, кто пытался о ней заботиться, проявлял искреннее беспокойство и чрезмерное внимание. Асли было достаточно того, что я теряла интерес ко всякому, в чьих мыслях прочно осел бы мой образ. — Отлично... — пробормотала я, отводя морфиновый взгляд от фотографии. — Здесь, кстати, туристов больше, чем местных. Не знаю, досадно это или нет. Асли вновь уткнулась в телефон, грызя заусенец. Даже в такие моменты она выглядела величаво, уж не знаю, как ей это удавалось. Она сняла полотенце с головы: светлые волосы влажными паклями, хлюпнув, упали на плечи. — Дай мне два часа, — зевнув, я отвернулась на другой бок. Я не собиралась никуда идти. Раз Асли отказывалась меня слушать, я решила растянуть время настолько, чтобы она устала ждать. — Ну уж нет. Иди собирайся! — Давай останемся дома. Посмотрим фильм, поедим вкусной гадости. Пожа-алуйста, — жалобно проскулила я и скорчила самую несчастную физиономию. — Как-то неудобно отменять... — она нахмурилась. Я почти видела мыслительные процессы, протекавшие в ее голове. — Ладно. Придумаю что-нибудь. Взвесив все за и против, Асли подскочила и, нахмурив брови, пару раз ткнула в экран, а после приложила телефон к уху. Ее глаза округлились, когда гудки сменились на «алло», отдававшим соблазнительной хрипотцой. Асли подала мне знак молчать, я покорно застегнула рот на замок и уставилась в потолок. — Доминик... Да... Да, это Асли, — на том конце телефона послышался тихий смешок. — Как ты понял? А... Ну... Давай в другой раз? Да? Отлично, — просияла она. — Я договорилась, — отчиталась, завершив звонок. — Он тебя не ждал, да? — я победно вскинула бровь. — Он не ждал нас. Говорит, когда одна подруга решает без другой, они никогда никуда не идут, — цокнула Асли. — Фу. Стереотипный мужлан. Сморщив нос, я потянулась за своим смартфоном проверить входящие уведомления. Мама интересовалась моим состоянием, Эдди спросил, хорошо ли прошел полет. В общем-то, все. Стало даже грустно, что за год жизни в Лондоне, кроме Асли и двух огромных осушителей воздуха, так и не обзавелась друзьями, а все фишгардские знакомые успешно потерялись сразу после двух-трех обещаний о встрече. — Обычный парень. Красивый, вообще-то, — слова Асли пронеслись мимо ушей. Расположив голову так, что подбородок и щеки ощущались расплывшимся по груди мягким пудингом, открыла новостные порталы: хотелось узнать про нашествие ворон. — Мне не нравятся такие. Даже несмотря на красивое личико, — прогнусавила я. На мое удивление ни единого упоминания такого странного, возможно, резонансного события, найти не удалось. Брови хмурились, взгляд скользил по заголовкам, датам, ключевым словам, но так ни на что не наткнулся. — Вот как? Давно у тебя появился типаж? Расскажи мне тогда, кто в твоем вкусе? — Асли вновь откинулась на кровать поверх одеяла, натянув его весом своего тела. — Рори, — вырвалось само собой, а от воспоминаний от живота к затылку пронесся жар. Мой взгляд застыл стеклянным объективом камеры, запечатлевшей тот самый образ: вытянутое лицо, тонкие губы в улыбке до милейших складок на впалых щеках, взгляд теплый, как августовское солнце, греющий нежностью, пленяющий, дурманящий. — Кто? — Неважно. — Подумав, что Клеменс разорвет меня на части за любовь всей жизни, я поспешила сменить тему: — Какой фильм будем смотреть? — «Отпуск по обмену». — Ты серьезно? — Серьезнее не бывает. Пошла готовить все. А ты соберись. Хватит валяться. — Асли уже стояла в дверях, как что-то вспомнила: — Ох! Погоди! — Она умчалась и вернулась быстрее, чем я успела понять ее. — Вот, — показала флакон. — Это какой-то местный бренд, но звучит лучше многих мировых. Попробуй, — по своему странному обыкновению, Асли распылила парфюм в воздух. — Очень свежо и сладко… — Вот и я в замешательстве, не могу распознать все ноты, но сочетание потрясающее. Я точно слышу дамасскую розу и ваниль с черным перцем. Но вот остальное… Кстати, не будь цветочной ноты, тебе бы подошло. — Она распылила на запястье, взмахнула рукой и поднесла ее к лицу, затянувшись как самой крепкой сигаретой, прикрыла глаза. — Зато, кажется, тебе очень идет, — перекатившись набок, я подперла голову рукой и уставилась на Асли. — Ты как никогда права, — кокетливо сверкнув глазами, улыбнулась Асли. — Вставай давай! — торопила он меня, помахав рукой. — Мне нужно в ванную. — я глубоко зевнула и вновь откинулась на подушку, на что Асли громко цокнула: — Жду тебя внизу. Даже осознание, что отхвачу от Асли за длительное ожидание, не смогла отказать себе в горячей ванне. Включила воду, закинула найденные в шкафчиках соли и бомбочки и залезла внутрь. Улечься сразу не получилось, снова переборщила с температурой. Но когда все же обуздала свои ощущения, погрузилась в кипяток, ощущая себя змеей, с которой сходит старая кожа. Помню, как Рори читал мне какую-то книгу, пока я принимала ванну. Он водил рукой по воде, едва касаясь выступающих колен, а его волшебный театральный голос всякий раз пробирал меня на смех. Кажется, он читал «Укрощение строптивой». И читал точно не мне. Когда я закончила ванные процедуры, на счастье Асли они длились всего сорок минут, занялась разбором вещей. Если до этого нетерпение Асли еще не сводило ее с ума, то теперь начало. Будто застукав за чем-то непристойным, она отчитала, как нашкодившего ребенка. Я достала только пару необходимых для того вечера вещей — пижаму, кремы, средства для волос и гигиены, после чего чемодан отправился под кровать. В углу комнаты, там же, где я его оставила, стоял фикус. — Прости, — пробормотала я и перенесла его в ванну, оставив заселение в новое кашпо на следующий день. Чувствовала себя виноватой, но осознанно не выбирала столько спать. И выключила перенесеный трижды будильник точно не я. Переодевшись и подсушив волосы наполовину, спустилась к Асли, застав ее загадочно глядящей в экран мобильного и поедающей снеки, иногда промахиваясь мимо рта. — Я готова, — оповестила ее. — Наконец-то, — пробубнила она, не отрывая взгляд. — Асли? — позвала я, устроившись рядом на диване. Фильм стоял готовый — нажми на заветный треугольник и сказка начнется. — Чем ты занимаешься? — спросила немного раздраженно. — Листаю соц. сети, — задумчиво протянула она. — Сейчас. — Ты вынудила меня ждать целый час, поэтому теперь тяну время, — наконец она отвлекалась от экрана и посмотрела на меня с улыбкой. — Не думала, что ты такая мстительная! — иронично возмутилась я. — На самом деле я просматривала заведения города. Завтра не отвертишься! — Будто у меня есть выбор, — закатила я глаза и, выхватив пульт, лежавший возле Асли, запустила фильм. — Как же хорош Джуд Лоу в этом фильме, — бубнила Асли. Я лежала на ее коленях, рассыпая чипсы по всему дивану, и была как никогда рада, что Асли вняла моим мольбам. Мы включили гирлянды, из больших окон падал слабый свет города. — А где он нехорош? Хочу еще что-нибудь посмотреть с Камерон Диас, — продолжая набивать рот, бормотала я. — Она красивая. Как и Кейт. — Ага. Назови меня старомодной, но мне кажется, в фильмах тех годов осталась какая-то неповторимая атмосфера. Эта зернистая картинка, еще отдающие пленочной цветокоррекцией кадры… — мечтательно протянула я, изучая пейзажи за спиной героев. — В этом правда что-то есть, — Асли потянулась за стаканом с газировкой. — Мне особое удовольствие доставляют звуки. В тех фильмах, где они еще создавались вручную из того, что всегда было в доступе. Конечно, если в фильме играет композиция Ханса Циммера или Джона Уильямса, в этом есть что-то свое, волшебное, но все же это немного другое. — Понимаю, о чем ты. А в «Гарри Поттере» звуки писались в программе или создавались вручную? — Честно сказать, не знаю. В переходный период определить невозможно, да и запись, ты знаешь, значительно успела поменяться. — «В джазе только девушки» наверняка звук именно такой. Посмотрим потом? — Непременно. Кто такой Рори? — совершенно неожиданно спросила Асли, дожевав, отчего я едва не поперхнулась и просипела: — Какой Рори? — Ты говорила о каком-то Рори. Неужели нашла себе кого-то, а мне не сказала? — Нет никакого Рори. Сама не пойму, почему назвала это имя. — Упорно стараясь не дать крошкам пойти дальше по дыхательным путям, я чувствовала, как багровеют мои щеки, и натужено кряхтела. Откашлявшись, громко шмыгнула. Объясняться дальше не хотелось. — А мне очень понравился Доминик, — вдруг разоткровенничалась Асли. — Ты знаешь, папа всегда отлично отваживал от меня всех ухажеров. Удивлена, что до сих пор замуж не выдал... Кажется, я впервые чувствую себя свободной. Всегда знала, что отец Асли склонен к гиперопеке, как и знала, что безмерно хочет внуков. В конце концов, он должен убедиться, что дело всей его жизни не завершится на Асли, но так и не нашел для нее подходящей партии. Даже звучит абсурдно. — А ты не пробовала говорить с ним? Ты ведь уже взрослая девочка. — Пробовала, конечно. — Эти слова пролетели мимо меня, ведь в тот момент перед глазами в бешеном ритме, в головокружительной скорости пронеслись картинки. И звуки, звуки, звуки… — После смерти мамы он так зациклился на мне, не знаю, позволит ли когда-нибудь выйти замуж. — Асли ничего не заметила, а меня быстро отпустило. От скорби в ее голосе мне стало некомфортно. Я сделала пару глубоких вдохов и выдохов. Чувствовала, будто должна что-то сказать в поддержку, но как то часто бывает в таких моментах, голова оказалась не обременена подходящими словами. Но все время возвращалась к карусели чужих жизней. — А чем тебе понравился Доминик? — И не нашла способа разрядить обстановку лучше, чем снова переключиться на парня. Чувствовала себя отвратительной подругой ведь, несмотря на желание помочь, эмпатичностью я в жизни не отличалась. Сложно сопереживать кому-то, не имея и понятия, что он испытывает, видя только пустой лист, на котором делаешь несмелые наброски предполагаемых чувств, как художник, пишущий натюрморт, но не видящий натуры. Впрочем, как говорил Гарри Генри, сочувствовать следует только чему-то прекрасному, хоть тут же и вспоминаются слова Джулиана Морроу: «В красоте заключен ужас. Все, что мы называем прекрасным, заставляет нас содрогаться». Верно ли полагать, что по итогу, сочувствуя красоте, мы сочувствуем чему-то по-настоящему жуткому? — Он... Не знаю, как описать, — для большей убедительности она указала на глаза указательным и средним пальцами. — У него взгляд такой, будто он зрит в саму суть. Видит насквозь. А еще очень красивый и забавный. С ним было так легко. Будто уже сто лет знакомы. И я чувствую себя в безопасности рядом с ним. В груди что-то щелкнуло. Слово, отдававшее запылившейся старью, позабытым вкусом детства на языке старика. — А без него ты в опасности? — спросила я, хотя прекрасно понимала, о чем она говорит. ...а вместе с тем стала мишенью... — Что ты... Нет, конечно. Но в последнее время мне часто бывает как-то не по себе. — Это все стресс, — нашла я самое логичное оправдание, хотя не особо верила своим словам. — Конечно. И за болтовней мы пропустили полфильма! Асли лишь пыталась перевести тему, замять неудобный разговор. Сбежать оттого, что ей неприятно — так она всегда поступала. Полагаю, в том была ее свобода: она не могла сбежать от отца, статуса наследницы Озтюрк, но могла заблокировать очередного недокавалера, не явиться на прием, даже если приняла приглашение, уволиться с работы дистанционно, будто ее там никогда и не было. — Ты же его наизусть знаешь, — возмутилась я, хотя и не планировала выводить ее на дальнейший разговор. — Все, тс-с! Я кинула в Асли чипсину, не видела, куда та попала, но последовавший недовольный вскрик оставил сладостное ощущение гнусного отмщения, с которым я продолжила просмотр уже с меньшей тревогой в груди. Мы не стали включать что-то еще, меня жутко клонило в сон. Вернувшись в комнату, которую мне любезно предоставила Асли и условно закрепила за мной, я оглядела ее: интерьер мне нравился. Уютно, светло и спокойно. Было. Неведомая сила сбила меня с ног и обдала холодом разум. Повалившись на пол, я услышала крик. Он доносился изнутри. Вопль ударялся о стенки черепа, рикошетил эхом и застилал взор и слух. Я знала, что кричала Ивет. X Никогда не любила задергивать шторы, предпочитая просыпаться и видеть город, а не кусок тряпья. А находясь в окружении величавых гор, вечнозеленых деревьев и свежести, отгораживаться от этого было сродни кощунству. Солнце припекало спину, отчего затылок покрылся легкой испариной, а футболка неприятно липла к телу. За пеленой прикрытых глаз отчетливо ощущала, что проснулась я довольно поздно. При всем желании не могла сказать, когда чувствовала себя более выспавшейся. По телу разливалась легкость, впервые за долгое время не мучили кошмары. Остекленевшие глаза вороненка тоже в ту ночь оставили меня, как и мысли о Клеменс. Вспомнив о ней, я резко присела на кровати и огляделась, боясь, что все это снова больной сон. — Клеменс, — осторожно позвала я. Разумеется, никто не откликнулся. Да и не мог, и не должен был. Ноги опустились на мягкий коврик, по ступням растеклось небывалое удовольствие. Я подошла к окну, пока коленки предательски подкашивались, на улице было почти безлюдно. Лишь парень лет двадцати пяти шел мимо нашего дома. Он сразу почувствовал взгляд, ведь тут же посмотрел на меня в упор и помахал рукой. Неловко ответив в тон, я проводила его взглядом, а затем, схватив с прикроватной тумбочки резинку, на которой остались рыжие волоски, собрала высокий пучок, убрав волосы с лица, и пошла умываться. Пришлось преодолевать желание вновь наполнить ванну и полежать там до тех пор, пока пальцы не превратятся в изюм. Отсутствие такого удовольствия в съемных апартаментах ощущалось не так остро, как сейчас, когда ванна всегда была под боком. Долго и пусто изучала кафельную поверхность, но все же сумела удержать себя. Асли готовила завтрак. Аромат глазуньи разносился по всему первому этажу и улавливался уже на лестнице. — Доброе утро, — прохрипела я, потирая глаза, а на следующем шаге споткнулась о собственную ногу и преодолела последние две ступеньки, перелетев через них. Асли уже не обращала внимания на такие мелочи. Упасть на ровном месте, удариться там, где биться не обо что, зацепить рукавом дверную ручку и прочие неприятности — в этом вся я. — Доброе. Есть будешь? — Она улыбнулась, но не присущей лишь ей одной улыбкой. В этот раз она была слишком натянутая, совсем ненастоящая. А залегшие под глазами синяки свидетельствовали о бессонной ночи. Хотелось помочь, утешить, но я не ведала, что именно с ней происходит. Притом знала ее достаточно хорошо, чтобы не лезть со своей непрошеной заботой. Я коротко кивнула и села за обеденный стол. — Пойдем сегодня куда-нибудь? — спросила я, придерживая горячий пакетик и разливая чай. — Куда ты хочешь? — В город. По магазинам. Или на танцы. Я отдохнула и полна сил, хочу развлекаться, — осторожно поднесла чашку к губам. — Значит, будем развлекаться, — она улыбнулась чуть искреннее, но тут же выронила из рук баночку с солью. — У тебя никогда не было чувства… — начала она, не оборачиваясь, и ненадолго задумалась, — будто ты в себе не одна? — Что? Было. Еще как было. — Неважно, я говорю глупости. Просто тут воздух совсем другой. Какой-то холодный, заряженный. Голова постоянно кружится, — она приложила левую руку ко лбу, правой снимая с конфорки сковороду. — Тебе нужно отдохнуть. Здесь есть СПА? Я бы убила за массаж... — Поставив чашку на блюдце, я сложила руки на столе, внимательно наблюдая за Асли. — И почему мне кажется, что ты не шутишь? Про убила, — она тут же нервно рассмеялась. — Никогда не видела в тебе столько уверенности. — Если честно, сегодня я себя чувствую особенно хорошо. — Значит, буду этим пользоваться. Пойдем в бар? — игриво улыбнулась она, сделав волну плечами. Асли расставила тарелки на столе и присела напротив. Как оказалось, она успела приготовить еще и салат. Ее умелые руки всегда вызывали во мне искреннее восхищение. В Лондоне я редко бывала у нее в гостях, но точно знала, что в ее отеле большая кухня, куда пускают только персонал. Она часто ела в ресторанах. А я не могла и предположить, где и когда моя подруга научилась так готовить. — Отлично. Можешь пригласить Доминика. — Схватив вилку и нож, я втянула глубже аромат жареных яиц и каких-то незнакомых специй, сладостно закатив глаза. — Правда? — она удивленно вскинула брови, взглянув на меня с надеждой и подозрением. — Конечно, — бросила я так, будто не я всегда была против ее ухажеров на наших совместных вылазках. — Ты уверена? Тебе не будет одиноко? — Я буду рада, если ты ненадолго переключишь свое внимание на кого-то еще. — Аккуратно вложив в рот кусок глазуньи, я блаженно прикрыла глаза и удовлетворенно вздохнула. — Ты лучшая, знала? — Конечно, — пробубнила я, набрасываясь на свежую булку из местной пекарни. Асли присела напротив и, схватившись за свою чашку, устремила взгляд в никуда. Она не пыталась скрыть свое душевное состояние, логично предположить, что оно связано с возвращением туда, где живы воспоминания об ушедшем близком, самом любимом на свете человеке. Сделав маленький глоток, она поджала губы и заговорила первой: — Думала, будет легче. Ответить мне было нечего. Когда она поставила чашку на стол, я просто схватила ее за руку, наверное слишком резко и неуклюже, ведь она тут же подняла на меня растерянный взгляд. — Я рядом, — только и выдавила. Помнится, в тот момент поносила себя на чем свет стоит: выдать более тривиальную и бестолковую фразу было бы просто невозможно. — Знаю, — горько улыбнулась Асли и сжала мою руку в ответ. А после перевела взгляд в окно. Я проследила за ним, взор уткнулся в растворяющиеся в белеющей дали горы. — Здесь просто сказочно, — заметила я. — Да, природа и правда завораживает. Раньше мне казалось, что здесь время течет иначе. Оказалось, что время растягивается во всех маленьких неспешных городах, коммунах и деревнях. — Асли заправила выбившуюся прядь волос за ухо. — Горы действительно выглядят так, будто там скрыта какая-то тайна. Например, тролли… Или я не знаю… Тролли? — Мне казалось, что горы могут говорить, если прислушаться. Она шепчут что-то на ухо только самым внимательным. Так мама говорила, она обожала шум леса, журчание ручья, звуки прибоя, все, что связано с природой. — Любопытно. Помнишь мою историю про лес? — Асли коротко кивнула. — Там в глуши было озеро. Кто-то сказал, что там живет дух, который забирает под воду потерявшихся путников. — Я опустила взгляд в чашку, видя вместо чая ту самую блестящую гладь. — Мы нашли его ночью, бегали, резвились, кричали, что мы заблудились. — Но духу вы, кажется, не очень понравились. — Или он оказался умнее толпы школьников, — пожала я плечами. — В общем, духа мы так и не призвали, зато… По возвращении одна из палаток была странным образом повалена. Будто кто-то специально аккуратно сложил конструкцию. — Чего ожидать от духов Британии? Даже они галантные аккуратисты. — Я коротко хихикнула, но тут Асли неожиданно продолжила: — Бабушка говорила, что озера — это врата в потусторонний мир. Если зайти слишком глубоко, то можешь увидеть то, что для человеческих глаз не предназначено. А там глядишь, либо не выберешься вовсе, либо выберешься, но уже не собой. Так что надеюсь, вы не вызвали какую-нибудь хтоническую злобную тварь. — Я тоже… Но после этого уже не уверена… Асли душевно рассмеялась, тогда и моя тревога за нее едва улеглась. — Интересно, каково это жить тут? — пробормотала она. — Едва ли сильно отличается от Фишгарда. Думаю, все жутко неторопливо и до раздражающего спокойно. Идеальное место, чтобы провести старость. Но только старость. — Да, я бы тоже не хотела строить здесь жизнь. Не хотела бы быть привязанной к этому месту. Впрочем, вообще не хотела бы быть ни к чему, — “и ни к кому”, — додумала я за нее, — привязанной. Переодевшись, мы вышли в город. Снаружи оказалось достаточно влажно, видимо ночью прошел дождь. — Я думаю, роза ветров здесь нестабильна. Погода переменчива, — поджала губы Асли. Мы не стали брать такси, хотели прогуляться и размяться. Чем ближе продвигались к центру, тем люднее становилось. Некоторые заведения забиты полностью, туристов и впрямь больше, чем местных — это сразу видно по количеству посетителей в сувенирных лавках. Гриндельвальд был единообразным везде, за исключением того, что ближе к краям строения стояли реже. Деревянные домики, каменные мосты, вывески на немецком, много цветов, бесконечно много зелени и горы, горы, горы — повсюду. Некоторые вершины казались настолько близкими, что угрожающими, другие выглядели настолько далекими, что пешком не добраться. Наконец-то купив кашпо и грунт, вернулась к фикусу с хорошими новостями. Он все так же смиренно дожидался нового жилья, ни разу не выразив недовольство. Правда, я точно знала, что еще немного и терпеть он больше не станет. А плотно отужинав (потому что идти на ночные променады с пустым желудком крайне опасное предприятие) и сменив наряды на карнавальные, мы уверенно двинулись покорять Гриндельвальд своей красотой. XI В тот вечер было в Асли что-то очень необычное, заставляющее глядеть только на нее одну. Я не возражала. В брюках и закрытом топе с длинными рукавами я явно проигрывала Асли с ее свободной пудровой рубашкой и пыльно-розовой атласной юбкой, притягательно обтягивающей бедра. Откровенно, мне хотелось лишь выпить и ненадолго забыться, усилить спокойствие эйфорией, отодвинуть проблемы настолько далеко, чтобы их не было видно. — Он здесь! — пискнула Асли и улыбнулась еще шире. — Оставить вас? — слишком бодро предложила я. — Нет, погоди! Сначала познакомьтесь. Мне нужно твое благословение. — Ты его и так получишь… — я закатила глаза, но все же улыбнулась. Приятно, когда моему мнению придают такое значение (хоть на подкорке разума сидела мысль, что на самом деле даже мое крайнее неудовлетворение выбором Асли не сыграет роли в ее решении остаться с ним или распрощаться). — Пожа-алуйста, — она состроила щенячий взгляд. В тот момент резко весь мир поблек, остались лишь ее умоляющие глаза, буквально давящие своей волей. — Ладно… Наше знакомство прошло натянуто. Доминик мило улыбался, расспрашивая меня об учебе и увлечениях, неловко подбирая дежурные темы разговора, будто ставя в голове галочки в справочнике «Как не нужно общаться с подругами девушки, которая тебе нравится. Пособие для чайников». Усмехнувшись своим мыслям, напоролась на вскинутые брови и взгляд свысока с темной полуулыбкой (иначе не скажешь). — И как вам город? — задал он очередной бессмысленный вопрос. Ну то есть, разве могла бы я ответить, что не понравился, даже если бы и правда не понравился? — Чудесный. Сказочный, я бы сказала. — Улыбка держалась с трудом. Глаза свело от спазма, до того упорно я их сдерживала, чтобы не закатились. — Что ж… — вот и закончились темы. — Я выступаю сегодня, — он указал пальцем на небольшой выступ, в котором угадывалась сцена. — Так что… Надеюсь, вам понравится. В лице Доминика проскользнули искорки искренности и в тот момент что-то странное нахлынуло с новой силой. Не то дежавю, не то головокружение с тошнотой. Тогда не поняла, чем это было связано. Пойму позже… Пойму поздно… — Уверена, что понравится, — наконец подала голос Асли, которая до этого молча наблюдала за нашим неловким обменом любезностями. Подняв руки в жесте «сдаюсь», я оставила их наедине. Настолько, насколько можно быть наедине в людном баре. Сквозь толпу проскользнула к барной стойке, где заказала сразу два мартини драй. Народу было так много, заполнен чуть ли не каждый дюйм помещения. От духоты кружилась голова, а пока я потягивала коктейль, в меня врезалось порядка пяти человек. Неспешно потягивала коктейли, изучая людей вокруг. Все запомнилось как в замедленной съемке с дымовыми и световыми эффектами. Люди танцевали, веселились, но я чувствовала, что что-то было не так. Снова кто-то стоял рядом, сверлил меня взглядом. Кто-то невидимый, неосязаемый. Клеменс? — Bitte eine Flasche Mineralwasser mit Zitrone, — прошуршало где-то позади меня так, будто парень шепнул мне на ухо, спугнув безмолвного наблюдателя. В груди что-то колотнулось и резко утихло. Но на удивление бармен все расслышал, ведь, показав большой палец вверх, уже скоро осторожно нарезал лимон тонкими слайсами и протолкнул их в бутыль. Нигде раньше не видела подобного. По обе стороны от меня в стол уперлись жилистые руки, а их обладатель едва ли не навалился всем телом. От незнакомца пахло свежим парфюмом, но совсем ненавязчивым, будто он пару минут назад вышел из душа. — Простите. Не хотел доставлять вам неудобств, но здесь слишком тесно, — в этот раз слова будоражащим шепотом были адресованы мне. Он говорил на превосходном английском. Почему-то ни на миг не задумалась о том, каким образом он понял, что я не местная или, по крайней мере, не знаю немецкий. — Ничего. Я люблю неудобства, — выпалила я, прежде чем сообразила значение собственных слов. Бармен протянул заказ и что-то по-дружески произнес. Я предположила, что они знакомы, поэтому гость мог рассчитывать на «свойские» дополнения. Парень хмыкнул и, забрав бутыль воды с лимоном, отодвинулся от меня, а тепло его тела потерялось в удушающем жаре толпы. Я не знала, ушел ли он или стоял чуть позади, смотрел на меня или отвлекся на разговор с кем-то из своих. Хотелось украдкой разглядеть его, оценить, насколько тот симпатичен. Поддавшись любопытству, превозмогая неловкость и нервно покусывая губу, я сделала вид, что выискиваю кого-то среди посетителей, а сама украдкой скользила взглядом по мощному торсу, спрятанному под лонгсливом, широким чертам лица, пухлым губам, плюшевым на вид волосам и небольшой бородке. Он стоял чуть поодаль, беседуя с незнакомым мне мужчиной. А когда рискнула слегка коснуться взглядом его глаз, встретилась с непроницаемым выражением, в котором за стальной стеной черных зрачков не видно было совсем ничего. Меня будто ударило током. Я постаралась придать себе наиболее спокойное выражение лица, когда сказала: — Асли нет? А затем отвернулась к бару, заливаясь краской. Какая дурость. И перед кем я оправдывалась? Еще некоторое время даже не рисковала повернуться в толпу, боялась увидеть его. — Hallo! Ehm… Ja. Ja… Danke, — голос Доминика, когда тот говорил на немецком, звучал иначе, но был достаточно узнаваем, чтобы я обернулась на небольшой выступ, служащий сценой. Там было довольно мало места, поэтому расположились только сам Доминик и парень за установкой. — Danke, — он широко улыбнулся. — Я очень рад вас видеть. Начнем? — Абсолютно уверена, что не изучала и никогда не знала немецкий, но поняла все, что сказал Доминик, однако дело не в незамысловатости брошенных им фраз, а в отчетливом и устойчивом знании, которое я могла почерпнуть лишь из фидэ. Толпа разразилась аплодисментами, музыка, едва хрипя, заструилась из больших динамиков, Доминик запел: —Я хочу быть твоим пылесосом, вдыхающим твою пыль. Я хочу быть твоим Ford Cortina, я никогда не заржавею. Если ты любишь горячий кофе, позволь мне быть твоим кофейником. Ты командуешь, крошка, я просто хочу быть твоим. Широко улыбающаяся Асли стояла в первом ряду и изящно пританцовывала в такт песни. Сидевшая рядом со мной девушка, активно спорившая о чем-то со своей подругой, освободила стул. На ее место присел тот самый парень. Я узнала его по запаху (спасибо Асли, что научила обращать внимание на такие детали), он коротко спросил, глядя куда-то за бар: — Это мартини? — Да, — прохрипела надломленным голосом. — Ясно. Повтори, пожалуйста, — обратился он к бармену, указывая на мой бокал, тот кивнул и показал пальцем сначала один, потом два, три... Незнакомец оценивающе покосился на меня, а после продемонстрировал в ответ три пальца. — Заглаживаю доставленные неудобства. — Вы едва задели меня, — стушевалась и выпалила смущенная я на одном дыхании. — Ничего серьезного. Не стоило. Такое поведение казалось дикостью, сродни чему-то неприличному и даже оскорбительному, но почему-то все равно было приятно. Он осушил остатки содержимого бутылки крупными глотками, а я боролась с желанием взять свою судьбу в свои руки и сделать хоть что-то, чтобы этот вечер он провел со мной, то и дело насильно отводя глаза от его шеи, на которой ровно пульсировала вена, и вздымался и опускался кадык. — Еще раз простите, — он встал, коротко кивнул и вытащил из кармана свежую купюру, положил на стойку, а сам, не проронив больше ни единого слова, просто ушел и скрылся в толпе. —Детишки, в навороченных кроссовках, вам лучше бежать от моего ружья. Детишки, в навороченных кроссовках, бегите быстрее моей пули, — Доминик уже завел следующую песню и выглядел таким счастливым, таким настоящим, что я без зазрения совести залюбовалась, либо просто вперила пустой взгляд, зацепившийся за знакомую фигуру. Должна признать, за микрофоном Доминик был в своей стихии, прикрывая глаза и отдаваясь целиком мелодии из полухрипящего динамика. До конца вечера я скользила взором по лицам, выискивая того самого парня. Хотелось поймать задержавшийся на мне всего на миг взгляд черных глаз. Взгляд, который бы сказал, что я понравилась незнакомцу так же, как и он мне, что он будет скучать по моему образу и сожалеет, что уже к утру о нем не вспомнит. Короткий взгляд, который сказал бы, что мое одиночество — мой выбор. Но, судя по всему, в баре он больше не появлялся. Опуская подробности, среди которых еще несколько пропущенных коктейлей, несколько шотов, текила, заливаемая барменом из бутылки сразу в рот и теплая дремота прямо на стойке, мы с Асли получили предложение отправиться в поход в горы. А само это воспоминание отпечаталось на языке спиртным вкусом иной судьбоносной встречи. XII О походах в горы я знала не больше, чем о квазарах. То есть, совсем ничего. Как оказалось, Асли в этом тоже далеко не профи. Мы собирали вещи: с минуты на минуту за нами должен был заехать Доминик. — Не верю, что ты подбила меня на это, — ворчала я, сидя на диване и завязывая шнурки на кроссовках. — Мы же технически в горах. Разве тебе не хочется подняться еще выше? — Она очень сосредоточенно пыталась воткнуть бутыль воды в переполненный рюкзак. — Хочется. Но я не такая спортивная, как ты. — Закончив, вытянула ноги и оглядела результат своих трудов, пару раз стукнув ступни друг о друга. — Не говори ерунды. Тем более с нами будут Ник и его хороший друг, который практически спец в подъемах. — Не утешает. Однажды такой же спец позволил мне потеряться в лесу. — Я откинулась на спинку, через плечо поглядывая на Асли. — В этот раз я с тобой. Все будет хорошо, — бросила она и, обернувшись, улыбнулась. За окном послышался звук автомобиля, а после и двойной гудок. Через пару минут Доминик вошел без стука, будто к себе домой. Я закатила глаза и повернулась поздороваться его дежурным «привет», а вот Асли расплылась в более широкой улыбке. Но, сохраняя самообладание, слегка помахала рукой и также коротко поприветствовала. — Все собрали? — Доминик не отрывал глаз от Асли. Было в том парне что-то необычное. На Асли он смотрел с восхищением и обожанием, но что таилось за этим — понять невозможно. Я не умела читать людей, но Доминик вызывал во мне неоднозначные чувства. Он относился с особым трепетом к Асли, притом искренности в нем я не видела. — Почти. У нас нет дождевиков, — пожаловалась Асли. — Не беда. Заедем по дороге, купим. Тем более дождя не предвидится, главное — иметь теплую одежду, чем выше, тем холоднее, предположительно 16 градусов Цельсия. План следующий: я довожу нас на внедорожнике, — и обязательно было делать акцент на этом? — до станции Гриндельвальд Грунд, там садимся на поезд, доезжаем до Альпиглен, с Фрейром и группой встречаемся там же, дальше пешком до Хижины Бергли. Поехали? Дождевики мы так и не купили. На нашу удачу они закончились, наверное, в каждом магазине города. С горем пополам нашли непромокаемые куртки, в непромокаемости которых сильно сомневались, но они определенно придавали уверенности перед предстоящим приключением. Ну или мне хотелось, чтобы придавали. Фрейр собирал нас у скамеек. Он обладал поразительной внешностью: был настолько красив, что хотелось бежать. Его смазливое лицо и скучающий взгляд говорили о таком самодовольстве, с которым мне не хотелось иметь дела. Скуластое лицо, лошадиный взгляд и укладка, какой даже Асли не могла похвастаться. Он обвел глазами меня с головы до пят и приветливо улыбнулся. Я почти поддалась порыву сморщить нос, но все же удержалась. В любом случае мне предстояло провести с Фрейром большую часть времени, ведь увлеченная Асли была всецело поглощена Домиником. И справедливости ради, несмотря на то что этот парень мне совсем не нравился, я сама настаивала, чтобы они проводили больше времени вместе. Не могла заглянуть в будущее и предвидеть, разобьет ли Ник ей сердце, но тогда Асли была счастлива. — Все взяли? — спросил он, едва мы подошли, оторвавшись от беседы с темнокожим мужчиной. Как и Доминик до этого, говоря о вещах, Фрейр не сводил глаз с Асли. Впрочем, пялились на Асли все присутствующие, собой она затмевала решительно всех. Фрейр провел инструктаж. По правилам мы не должны были отставать друг от друга более, чем на ярд, а обязаны всегда держать друг друга в поле зрения или слышимости. Затем раздал рации, ведь связи не было уже на начальной точке подъема. — Вроде все. Подъем несложный, неопасный, но меры предосторожности лишними не бывают. — Ноги на ширине плеч, за прямой спиной массивный рюкзак. Настоящий юный следопыт. Я с трудом удержалась от смешка при этой мысли. — Почти все несчастные случаи происходили исключительно по причине человеческой глупости. Но мы с вами ребячеством страдать не будем, верно? — Почему-то в этот момент он посмотрел в упор прямо на меня. — Обычно подъем занимает не больше полутора часов, но учитывая малую мобильность группы из десяти неподготовленных человек закладываем часа два с половиной. Сейчас час дня, дойдем до Хижины Бергли к трем-четырем часам. У вас будет время отдохнуть, а завтра выдвигаемся дальше. — Только не оставьте меня где-нибудь здесь, — захныкала я и неспешно двинулась вперед, совершенно случайно задев Фрейра плечом. За спиной послышалась короткий смешок, а после и сам Фрейр нагнал меня. Он искоса заглядывал в мое лицо, пару раз открывал и закрывал рот, пытаясь что-то сказать, но, судя по всему, не придумал ничего лучше, кроме: — Ты ведь Элисон? — подступился он очень неловко, что не могло не вызвать улыбку. — Да, Элисон Престон. А ты Фрейр. — Хетланн. Но согласен. Глупо было, — усмехнулся он и недолго помолчал. — Не отставай, Фрейр Хетланн, — бросила я и сделала большой шаг в горах. Он нагнал меня быстро. По ощущениям Фрейр казался ниже меня. — Тебя забывали в горах? — поравнявшись со мной, поинтересовался он. — В лесу. Мы с классом шли в поход с палатками. — И что же случилось? — Фрейр нахмурил брови. — Тебя забыли разбудить? — Нет. Потеряли в дороге. Я шла в середине процессии, пересекла пропускной пункт парка, но до выхода из леса оставалась пара миль. Когда я подошла к месту сбора групп, никого из наших не увидела. Встала в центре и принялась ждать. На каждом шаге под ногами шуршали камешки, а чем глубже мы заходили, тем холоднее и свежее становилось. Деревья росли чаще, ближе друг к другу, а небо казалось только дальше, совсем уж недосягаемым. — За тобой вернулись? — спросил Фрейр без намека на смешливость. — Да. Но слишком поздно. Я прождала пару часов, а потом прибилась к другой группе. Когда вернулась домой, инструкторы начали разрывать мамин телефон с соболезнованиями и извинениями. Мама была в такой ярости, что не рассказала им о моем возвращении. Они бегали по парку еще несколько часов, а когда сообщили о том, что намерены организовать спасательно-поисковый отряд, мама сказала, что я недавно вернулась. — Твою маму лучше не злить, Элисон Престон, — рассмеялся он, и смех его навевал мысли о скалах и снежных горных вершинах. — Сколько тебе было? — Четырнадцать, — я театрально вздернула подбородок, наиграно подчеркивая свою исключительность. — Невероятно, — но тон Фрейра дал уяснить, что шутка осталась непостижимой, он слишком буквально понял мое самодовольство и слишком серьезно подхватил его. Я почувствовала себя очень неуютно. Мне всегда было некомфортно рядом с теми, кто не понимает иронии. Украдкой покосившись, я встретилась глазами с Фрейром, и, быть может, мне показалось, но в них мелькнуло неподдельное восхищение. Уголки его губ дернулись в намеке на улыбку, что вогнало меня в краску. — А как ты решил связать свою жизнь с этим? — поспешила я разрядить обстановку. — Я родом из Рейне. Это в Норвегии. Горы – моя жизнь. Я поднимался на Эльбрус, Гималаи, побывал на Урале и еще нескольких точках. Пока что решил осесть здесь. Мне нравятся местные, нравится, какие люди сюда приезжают. Я хмыкнула, но ответить было нечего. Фрейр производил хорошее второе впечатление, но только если не смотреть на его лицо. А не глядеть было сложно, оно буквально приковывало взгляд. Дальше мы шли молча. Гора походила на огромную лестницу: с завидной периодичностью на ней появлялись равнины с опушками, будто сама природа позволяла нам насладиться высотой в полной мере. Чем выше мы поднимались, тем гуще становилось призрачное покрывало облаков. Все, что казалось таким большим, оттуда казалось совсем маленьким, кукольным. И деревья, чьи пики стремились в небеса, теперь были под ногами. Совершенно невероятное ощущение свободы над бытностью, контролем над собственным существом. Тогда и поняла, почему люди могут связывать с этим свою жизнь. Адреналин, эйфория завладели разумом, едва не сподвигли бурбонные выходки. Мы делали остановки, чтобы взять передышку и просто полюбоваться, а после двигались еще выше. Туда, где солнце казалось дальше от земли. Сделав еще один шаг, ступила на скользкую грязь и едва не навернулась, но Фрейр успел подставить руку под мою спину. Сильную руку, должна отметить. По правой ноге пробежали мурашки, мне стало и лестно, и неловко одновременно. — Элисон! Ты как? — забеспокоилась Асли. — Порядок, — я выставила руку перед собой, говоря, что мне не нужна помощь, крепче встала на ноги и поправила лямку рюкзака. — Ничего себе не повредила? Идти можешь? — от заботы Доминика меня замутило. Могло показаться, что я ярая мужененавистница, хотя, разумеется, это вовсе не так. Просто Фрейр и Доминик отнюдь не вызывали симпатии. — Все хорошо, — ответствовала я, когда что-то с пронзительным воплем пронеслось мимо. Огромный ворон взмыл ввысь и присел на ветке высокой сосны. По телу пробежал разряд тока, он морозным страхом обдал все мое естество и осел на ступнях. — Нет… — одними губами прошептала я и попятилась назад. — Нет-нет-нет… — Элисон, все хорошо? — теперь и Фрейр выражал беспокойство. А вот Асли все поняла без слов. Она подошла ко мне и заставила посмотреть ей в глаза. Я рассказала ей о своем сне во всех подробностях, так что она знала. — Это всего лишь птица. Да? Пойдем дальше? Я сделала два глубоких вдоха и два глубоких выдоха. — Да… То была не просто птица. И я не намеревалась обманывать себя. Нужно было бежать. Спасаться. — Нет. Асли, пойдем отсюда, — взмолилась я. — Прошу... Скорее... — Элисон... — В чем дело, рыжуля, городским ножкам камушки мешают? — с насмешкой справился тот темнокожий джентльмен. Как же его звали? Я хотела что-то ответить, но заметила, как Ник метнул на того суровый взгляд, явно о чем-то говоривший. О чем-то мне неизвестном, но уверена, я бы испугалась, будь он адресован на мне. На миг я прониклась симпатией к этому парню, но потом он молча схватил меня за руку и одним рывком поставил на ноги. — Идти можешь? — спросил он с заботой, но и какой-то ледяной отдушиной. В тот момент Ник снова мне разонравился. — Да. В общей сложности подъем занял три часа сорок минут, значительно больше расчетного времени. Две леди азиатской внешности слишком часто просили об остановках по самым разным причинам: попить воды, справить нужду, полюбоваться лесом и тому подобное. К тому моменту, когда мы добрались до хижины, солнце начало опускаться за горизонт, а единственное, чего хотелось — горячего чаю, контрастного душа и мягкой постельки. И тем не менее находчивые гиды нашли чем нас развлечь. Смотритель хижины — очаровательный пожилой мужчина мистер Винклер, беспрестанно бросавший недовольные взгляды на мужчин и по-отечески улыбавшийся женщинам, — разжег для нас камин, поэтому после ужина мы столпились у него, рассевшись кто на полу, кто на креслах и диванах, кто на пуфах. Слово за слово, мы и не заметили, как между нами завязалась игра под названием Паранойя. — В четырнадцать. — Австрия, должно быть? Я не знаю. — Миграцией жуков-носорогов и возможной девальвацией франка. — Ну за это точно нужно выпить! Суть игры заключалась в том, что мы сидели по кругу и поочередно нашептывали друг другу на ухо вопросы, а отвечать опрашиваемому надлежало во всеуслышание. Чтобы узнать сам вопрос, кто-то должен выпить. В общем-то, мы пили и без повода, но в качестве выкупа за информацию приходилось вливать в себя столько сколько влезет. — Он спросил, чем я интересовалась, когда впервые пошла в школу, — хохотнула черноволосая скуластая девушка со слегка приспущенным, тоскующим взглядом, в которой все выдавало француженку: от внешности до акцента. К слову, все мы должны были говорить на немецком, в крайнем случае на английском, что значительно усложнило работу для многих. — Каннибализм, — заявила Асли, когда очередь дошла до нее, как раз тогда, когда я делала очередной глоток, отчего и поперхнулась. — Не знаю, о чем речь, но уверена, в этом бы ты нашла себя, — в толпе послышались шепотки, тогда Ник решил взять инициативу: — Я должен знать суть вопроса, — усмехнулся он и выпил добрую половину своей бутыли. — Чем занимался мой первый возлюбленный, — заявила Асли и сделала маленький глоток. — Что? Никто больше не был влюблен в Мадса Миккельсена в роли Ганнибала? — Прости, в моем случае выигрывает Алиса Милано, — признался парень, имя которого точно начинается с Т, а остальных букв я уже не вспомню. — «Зачарованные»? — улыбнулась я. — Вообще-то, «Коммандо», — повел он бровью. — Это тот, что со Шварценеггером? — Кумир детства, — торжественно заявил Т. — Что ж, не мне судить, — хохотнула я. — Это классика кино! — возразил он. — Не имею ни слова возраж… — сбилась я на полуслове, поскольку именно в тот момент входная дверь скрипнула, затем последовал сквозняк, а после в проходе выросла знакомая широкоплечая фигура. Я не рассчитывала встретить его когда-нибудь вновь, его появление явилось страшным и прекрасным сном, громовым раскатом посреди безоблачного неба. Выпитое пиво подогревало интерес, побуждало сделать что-то неординарное, привлечь внимание. — Томми! — воскликнул охмелевший Ник. Можно было и раньше предположить, что они знакомы. — Присоединяйся, мы как раз выведываем маленькие тайны друг друга. Например, Асли тяготеет к серийным убийцам, а вот секрет Элисон мы еще не узнали, — это прозвучало так жутко, что по спине прошелся ворох мурашек, быстро и почти бесследно. Но я запомнила. — Спасибо… — Сейчас последует «но»? Сядь рядом, я не стану спрашивать неприглядных вещей. Томми не смотрел на меня, вероятно, даже не узнал. Он подошел ближе и уселся между мной и Домиником. — Хорошо, Доминика, разве можно отказать насколько очаровательной, столько же отчаянной поклоннице? — Тебе повезло, что твое имя не переиначить в женское, но, — Ник шепнул ему что-то в ухо, когда Томми присел рядом, прихватив с бара одну из последних бутылок пива. — Лондон, — ответил он, тогда я ощутила второй разряд тока, который прошмыгнул в самые кончики пальцев, осел в носу да так, что я чихнула. — Я знал! — хохотнул Ник, но совсем не от души. Будто злорадно. Хотя я предпочла думать, что мне это показалось и вообще я слишком демонизирую его образ. Асли усмехнулась и, прошептав что-то вроде: «я должна это знать», отпила глоток побольше, как раз тогда и содержимое бутылки закончилось. — Он спросил, где произошло самое позорное событие в моей жизни, — Томас закатил глаза, вернее просто поднял их кверху, за веками зрачки так и не спрятались. — Что за событие? — из праздного хмельного любопытства выпытывала Асли. — Это уже другой вопрос, — хитро улыбнулся Томас и подмигнул ей. — Но Ник отлично знает. — И чего таить, Томми? Столько лет скрывал, чтото самоепроизошло в Лондоне! Фрейр, выглядишь уныло. Выпей. — Спасибо, я не пью. — Вот как? — состроил удивленное выражение лица Ник. — Почему же? — Не нравится вкус, — просто ответил тот, на что Ник неприятно расхохотался, его поддержали еще несколько присутствующих. — Покажи мне того, кому нравится, и я лично выпишу ему направление на проверку головы. Даже создатель карибского рома вряд ли, попробовав свое творение, решил: “м-м-м эта вяжущая пасть дрянь на вкус просто восхитительна, буду пить вместо чая”, — язвил Ник, Фрейр лишь печально улыбнулся. Будто ему часто приходилось выслушивать такие бредни. — Вы понимаете, насколько это несправедливо по отношению к каждому любопытному носику? — нахмурилась Асли, перетягивая внимание обратно к игре, а меня едва передернуло от ее кокетства. — Знать, что в Лондоне произошло что-то невероятно интересное, к тому же сверхсекретное, но не знать, что именно! — Все именно так, — ехидно и самодовольно Ник поднял бутыль и отпил. — Скажи, что это произошло вту самую поездку, — вновь обратился он к Томасу. Тот, устало опустив голову, коротко кивнул. — Истории о позорах — мои любимые, — Т. ехидно улыбнулся. — Это был… тяжелый день, — подал голос Томас. — Я проснулся в пабе с памятью в виде нарезки несвязных кадров. Да и я смутно понимал, где нахожусь — Вы давно знакомы? — перебила его Асли. — Ты и Ник. — Можно сказать, это было начало нашего знакомства. Мы были юны и не отягощены проблемами суровой взрослой жизни. — Ну это едва ли, — чуть слышно проскрипел Ник в горлышко бутыли. — В общем, в попытках вернуться в отель, оказался в каком-то офисе, откуда меня выволокли за шкирку, как бездомного. Дружно, как по включенному клапану, толпа расхохоталась. История забавная, но едва ли настолько смешная. В любом случае, и мои губы растянулись в улыбке. — Заблудился в Лондоне. Да он наш человек, — Асли ткнула меня в бок. — Я пытался объяснить, что не вор. Что мне нужно такси. Впрочем, оказавшись в своем номере, я взглянул в зеркало, тогда и понял, почему меня приняли за того, кого приняли. — Мог бы сказать, что ты исследователь, — подсказала темноволосая леди, имени которой по-прежнему не помню. — В мире веселья и того-чего-нельзя-смешивать, — добавил Ник. — Но это не все, — еще шире улыбнулся он. — Уже в вечерней газете красовалась моя фотография и статья о дебошире, — Томас потер лоб. Вот теперь и я не смогла сдержать порыва смеха. Я представила Томаса в разодранной одежде, опухшим лицом, что с его вечно серьезной гримасой создавало чудное сочетание. Атмосфера становилась лишь теплее, с каждой новой историей ощущалось, как мы становимся ближе. Даже стало жаль, что в обычной жизни с этими людьми мы существуем в настолько разных плоскостях, что даже после такого вечера единения, покинув горы, едва ли сможем сказать друг другу больше пары слов. — Как так вышло, что Ник не знал, где именно это произошло? — уточнила Асли. — Очень жаль, но до меня дошла лишь фотография той статьи без указания даты и места. И то не вся статья… — Это было не в Кенсингтоне? — впервые за долгий период молчания заговорила я. Томас покачал головой. В Кенсингтоне со мной лично часто случались странные ситуации, подобные этой. Разумеется, не в том же масштабе, но дорогу я часто путала и в большинстве случаев без навигатора оттуда не выбиралась. Впрочем, не самое мое любимое место. — А в каком пабе ты проснулся? — спросил Фрейр. Кажется, весь этот фарс он воспринимал слишком всерьез. — Кажется, “Горбатая лошадь”. — Его же считают паранормальным. Будто там обитает призрак девушки, которая в нем работала, — заметил тот. — Звучит жутко, — поежилась Асли. — Ерунда. В Лондоне есть и более паранормальные места, — встрял Т. — Например? — чуть высокомерно вскинул брови Ник. — Тауэр. — Скажешь, что там часто видят обезглавленную Анну Болейн? — скептично произнес Томас. — Именно. И других призраков. — На что Ник и Томас дружно зашлись хохотом, некоторые их поддержали, мне и самой то, как серьезно он говорил об этом, показалось забавным. — Это глупая реклама для туристов, — потер глаза Ник. — А что насчет Музея Бланки? — не сдавался Т. — Работники клянутся, что слышат странные звуки, видят силуэты… — Это правда требует объяснений? — с легкой улыбкой, но снова ледяным тоном спросил Ник. — Дух солдата на Трафальгарской площади, заточенные души на кладбище Кенсал-Грин… Призраков не существует, — заключил он четко. — Говоришь, будто прочая нечисть реальна, — отметила Асли. Выразила мои мысли. Ник порывался что-то ответить, но тут послышались шаги и в гостиную вошел смотритель. — Развлекаетесь? — с ласковой улыбкой он оглядел нас. — Во сколько вы завтра выдвигаетесь? — В семь утра, — ответил Фрейр. — Отлично. Успею разогреть для вас воду. Не забудь про оплату, смазливчик. — Господин Винклер, — резво обратился Т. Как же его, черт возьми, звали? Теодор? Тодд? — М-м-м? — обернулся к нему мистер Винклер. — Я тут заметил, что недалеко есть озеро, которого нет ни на одной карте. Может, Google Maps уже обновили и добавили его, но на бумажных ничего. — Потому что нечего туда шастать, — простодушно, но с невесомой угрозой не то велел, не то предостерег мистер Винклер. — Почему? Что там такого? — Никсы, кельпи, русалки… — протянул тот и почесал подбородок. — Но ты все равно мне не поверишь, поэтому скажу коротко: не ходи, если сдохнуть не хочешь. — Повисло тяжелое, грузное молчание. — Ну че скисли? Развлекайтесь. В отпуске вы или нет? — добродушно улыбнулся мистер Винклер и бодрой походкой направился в кухню. Я заметила как Т. и темнокожий джентльмен переглянулись, что мне сильно не понравилось. — Даже не думайте, — пригрозил Фрейр раньше, чем я успела что-то сказать. — Пора спать. — Ну ма-ам, — протянул Т. — Закончим круг и пойдем, — предложила Асли. — А кому сильно хочется, может идти уже сейчас. Фрейр мешкал секунду, но все же коротко кивнул, а его лакированные волосы блеснули в свете лампочки. Никто не ушел, тогда Асли спросила: — Кто следующий? Томми? Томас быстро прислонился к моему уху, обдав его горячим дыханием и, будто ему не требовалось время, чтобы придумать вопрос или вопрос был придуман еще задолго до этого вечера, тихо спросил: — Самое глупое, что произошло с тобой, из-за чего ты сильно рисковала? Я тяжело сглотнула, для смелости отпила пива и выдавила первое попавшееся воспоминание во всеуслышание: — Сожгла рис, и меня чуть не выселили из общежития. Отовсюду послышались смешки. — Тут даже вопрос знать не нужно, ответ уже достойный, — сверкнул глазами Т. и улыбнулся. Остаток вечера вспоминается очень смутно и расплывчато. Пива было ограниченное количество, я выпила совсем немного и, не сказать, что охмелела, но на такой высоте ощущения сильно отличались от того, как алкоголь воздействует на «земле». В Хижине Бергли комнат не так много, поэтому всех девушек разместили в одной, парней в другой, а я ломала голову, как же там оказался Томас. Городок маленький, но едва ли всякий местный житель каждые выходные поднимается в горы. С другой стороны, глядя на фигуру Томаса, поверить в то, что он поднимается каждый день, совсем несложно. Помимо прочего, волновал еще один вопрос: узнал ли он меня? Если узнал, был ли рад? Что думал обо мне? В нашей комнате до самой поздней ночи слышались шепотки и смех. Раздражающее сочетание, когда хочешь уснуть, но есть в том свой шарм. Хотела подслушать, но говорили они на незнакомом мне языке. Я решила спуститься в кухню и заварить себе ромашку (смотритель хижины настоятельно рекомендовал ее в случае бессонницы). Выходя из женской комнаты, с другого конца коридора тут же послышались шепотки и две удаляющиеся фигуры, одну из которых я узнала бы с закрытыми глазами исключительно по энергетике. Рядом с Томасом тихо шагала невысокая девушка с длинными русыми волосами. Они не заметили меня, скрывшись в дверях, а я ощутила удушающую обиду с колючим разочарованием: рухнули мои воздушные замки и мечты о том, кого я почти забыла. В кухне было тихо, теплый тусклый ночник освещал разделочные столы, на которых неаккуратно громоздились кружки, рядом стоял старый электрический чайник. Помолившись, чтобы он не убил меня разрядом тока или не обесточил дом коротким замыканием, я поставила его разогреваться. Под шум кипящей воды я подошла к окну и рискнула распахнуть его, холодный ночной горный воздух прокатился по оголенным плечам, вынудив вздрогнуть и поежиться. Умиротворяющая тишина поражала. Я и не думала, что мой слух постоянно находится в напряжении, пока не ощутила этого гробового молчания. Выключатель чайника щелкнул, вода успокоилась, но я так и не шелохнулась, тонула в спокойствии. В отсутствие уличного освещения, окружающая тьма была неприглядной и почти осязаемой — протяни руку и коснешься чего-то мягкого и ватного. Внезапно что-то яркое осветило округу и обдало жаром. Разошедшееся пламя, возникшее совсем из неоткуда, стало слишком быстро поглощать дерево. А под ним… Под ним стояла девушка вся в синяках и ссадинах, в разорванном платье. Девушка без сознания. Девушка, которая пришла в себя слишком не вовремя. Она обнаружила себя привязанной к проклятому дереву, вырывалась и кричала. Кричала-кричала-кричала. Кричала так громко, что заложило уши. Почудилось. Чудиться мне действительно стало слишком часто, но я не придавала этому должное значение. Будто знала, что это и откуда. Видение резко растворилось, когда ветка стоявшей рядом с хижиной черной австрийской сосны качнулась, от нее оторвалась тень и понеслась в сторону дома. Понеслась на меня. Меня пронзил ледяной страх, я пустилась в бегство, но ворон успел ворваться в помещение. Он пролетел за мной из кухни в гостиную, отрезав путь к комнатам. Из кухни послышался шум десятков крыльев, а после и показалась целая стая. Они окружили меня и поочередно пикировали, но так и не притронулись ко мне. В бешеной попытке защититься, я рухнула на пол, кажется, даже закричала, но в горло будто напихали перьев, звук не шел. Будто меня голоса лишили. Вороны никуда не делись, а потому я бросилась без раздумий за дверь прямиком на улицу. То и дело спотыкаясь, пытаясь сохранить на ногах домашние тапочки, я продолжала бежать вперед не оглядываясь. Достигнув развилки, без раздумий свернула направо, хоть и не была уверена в правильности дороги. Меня люто колотило, вероятно, в тот момент адреналин ударил в мозг, ведь совсем не помню, сколько пробежала и как долго плутала. Нужно было выбирать лево. Я уперлась в тупик. Тропинка кончилась, впереди — густые заросли леса. Обернувшись, увидела, что ворон кружил вокруг и внимательно наблюдал за мной. Он чего-то ждал, а я никак не могла разгадать, чего именно и решила не следовать его примеру, а в порыве отчаяния понеслась куда-то вглубь трущоб. Сухие ветви путались в волосах, царапали лицо, руки и лодыжки. Дыхание скоро сбилось, но я точно знала — времени перевести его нет. Расчищая голыми ладонями себе путь, продолжала бежать, перепрыгивая поваленные деревья, спускаясь в овражки и поднимаясь с них, пока последний рывок не вынудил меня покатиться кубарем вниз со скалы. Бескрайнее черное небо и упиравшиеся в него гигантские деревья — последнее, что я увидела, прежде чем отключиться. XIV Ту эпоху я всегда представляла, как красивый сериал вроде «Царство» или «Тюдоры», но воспоминания Ивет сочились тошнотным страхом, нескончаемой тревогой. Сложно представить момент хуже, впрочем, Клеменс тоже пришлось несладко. В кромешной ватной темноте я ощущала только, как кто-то настойчиво хлопает меня по щекам, нос резало что-то из ряда вон мерзко пахнущее, оно холодило мозг и от него слезились глаза. Я застонала и попыталась отвернуться туда, где не будет назойливых прикосновений к лицу, не будет смердящего запаха. — Давай... Просыпайся... — В ответ я замычала и попыталась прикрыть рукой веки, пряча их от яркого дневного света. — Надо же было так свалиться... Давай, открой глаза... — У меня выходной... — бормотала я, смутно понимая, что вообще несу. — Мгм. — Не-не, не пила, ты что... — Открой глаза, — менее спокойно и более настойчиво велел он. Сама не зная зачем, я повиновалась. И увидела его. Пухлые губы, едва прикрытые короткой бородкой, теплые черные глаза, растрепанный ежик русых волос. Казалось, я никогда не видела человека с лицом добрее, чем у него. Расплывшись в блаженной улыбке, сладостно потянулась. Приятно просыпаться рядом с таким парнем. Только вот он смотрел недоумевающе. Вскинутые брови скоро нахмурились, и вся магия рухнула. Под собой я почувствовала влажную почву, кожу холодил промозглый воздух, даже в носу встали древесно-мшистый запах леса и сладкий аромат разлагающихся еловых иголок. — Что с тобой случилось? Почему ты одна? — Томми, — расплылась я в улыбке. Томас зашел с требовательных вопросов, которые не предполагали увиливаний. От такой настойчивости я опешила, упорно стараясь вспомнить для начала свое имя. — Ну? Куда тебя вести? — К Асли, — уверенно ответила я. — Отлично. Где он? — Это она. Моя подруга. — Ты из Бергли, верно? — Мгм... Кряхтя, я предприняла попытку сесть, как голову пронзила жгучая боль, в глазах потемнело. Зажмурившись, коснулась затылка: рука тут же стала влажной, кожу неприятно стянуло. Багрянец на пальцах говорил сам за себя. — Удивительно, что ты выжила, — он нахмурился еще больше и внимательно взглянул на меня исподлобья. Почему-то в тот момент я могла думать только о том, насколько притягательны его глаза. Мне хотелось коснуться его зрачков, запустить в них палец, чтобы узнать, насколько те глубокие и правда ли бездонные. — Ты как? — поинтересовался он, когда молчание затянулось, а я обнаружила себя тянущейся к его лицу. — Хорошо, — пробормотала я. В некоторой степени то была правда. Такого опустошения я не испытывала давно. Словно падение выбило груз из головы, скинуло что-то очень тяжелое. — Идти можешь? Попытка встать не увенчалась успехом. Сначала я оперлась руками о землю, затем поднялась на четвереньки, дальше не продвинулась. Как если бы я забыла, как это делается. Потому обратно присела и посмотрела на парня исподлобья, игриво, как мне тогда показалось, улыбнувшись. — Ясно. Давай. Я не могла вспомнить своего, но отчетливым зернистым изображением, как кадр фильма 90-х, перед глазами пронесся его кадык, то, как он вздымался и опускался на каждом глотке. Парень наклонился на корточки и аккуратно запустил одну руку под мои колени, второй схватил плечи. Подняв меня, понес вниз по склону. Я не соображала совсем, только глупо пялилась в его глаза, которые не выражали ничего. Он раздражен? Зол? Я ему нравлюсь? Конечно, нравлюсь, нес бы он тогда меня на руках? — Ты красивый, — мечтательно протянула я. — Станешь моим затем? Мужем папы… То есть… Папиным затяем. Да, моим мужем. В смысле зятем моего папы, а не… не какого-то другого… — откинувшись на его плечо, наконец выдавила из себя предложение, которое вертелось в голове с того самого момента, когда я впервые увидела незнакомца. Но он почему-то молчал. — Ты поцелуешь меня? Он хмыкнул, но так и не ответил. Стало больно и неприятно, и мигом пожалела о сказанном. — Я передумала. Я не выйду за тебя. Поставь меня на ноги, я сама пойду! — Давай я просто донесу тебя до больницы, а потом делай что хочешь, — проворчал он. — Ты слишком сильно ударилась. Сама не понимаешь, что говоришь. — Все я понимаю! Ты хам! Удивительно гадкий человек! Пусти! — брыкалась я. Он глубоко вздохнул и положил меня на землю, а сам двинулся дальше. Такого расклада я не ожидала, а потому скоро пришлось просить его о помощи. Он шел нарочито медленно, знал, что так и будет. Потому, быстро вернувшись за мной, велел не досаждать ему. — Почему ты ушла ночью одна? — Спроси, что попроще… Я прекрасно помнила, что вынудило меня покинуть теплую хижину. Но говорить не хотелось. Не хотелось снова ставить под сомнение произошедшее. Не хотелось знать, приснилось мне это или оно было реальным. Словно если я поверю, крепко поверю, что на самом деле ничего не было, так и окажется. Да и едва ли Томас мог бы дать мне на это ответ. Впрочем, если откинуть неудавшееся самовнушение, я точно знала, что произошедшее в Фишгарде и в Бергли не было сном. Если бы вновь Клеменс не почтила меня своим присутствием, я бы не поняла, что опять отключилась. Тогда и начала подозревать неладное, ведь сны никогда не повторялись, уж тем более никогда не связывались единым, стройным сюжетом. — Начнем сначала? — Клеменс... — прошептала я пересохшими губами. Размытая комната освещалась жарким солнечным светом. Клеменс сидела на пуфе так, будто то был трон, и скучающе оглядывала обстановку. — Это мы уже выяснили. Итак, давай по порядку. Опрометчиво было приезжать в Гриндельвальд. Ты бы сразу сдалась итейе с тем же успехом. Но теперь это неважно. Я буду говорить, ты слушать. Поняла? — Нет. Но я кивнула. — Фидэ хранит память каждой предыдущей хозяйки, а когда та умирает, находит себе новую. Как ты могла догадаться, твоей предшественницей была я. Если не хочешь умереть, придется выполнять некоторые мои указания. Кстати, где это мы? Я непонимающе огляделась. Все было знакомым и незнакомым одновременно. Когда дымка спала, отчетливо стало видно убранство спальни. — Это моя комната в доме бабушки, — прохрипела я. — Мило. Идем дальше. Итейе — охотники. Их единственная цель жизни — убить нас. Я нервно выдохнула и потерла виски. Казавшееся поначалу забавным, стало пугать и раздражать. Клеменс хмыкнула, привлекая мое внимание, и вздернула бровь, недовольно поджав губы. Затем медленно выдохнула и постаралась расслабить лицо. — Одно дело — просто бредовые сны. Другое — бредовые сны, в которых понимаешь, что спишь. Уже скучаю по погоням и несвязной белиберде…— проворчала я. — Одно дело — понимать, что спишь, другое — настолько узколобо отрицать, что с тобой что-то происходит. — Со мной происходит то, что я теряю связь с рассудком. Но упорно продолжаю делать вид, что это не так, — я вскинула руки, демонстрируя, как взрывается моя голова. — Потратить столько лет, чтобы оказаться запертой в сознании пустоголовой девицы… Хорошо. Мне все равно, веришь или нет, но ты должна знать некоторые важные вещи. В нашей памяти есть сокрытые особым заклинанием воспоминания о боли, болезнях, смерти... Приятного мало, очевидно, они спрятаны не просто так, жуткие вещи, сама понимаешь. Не советую открывать, если дорожишь здравостью рассудка и не хочешь познать боль тысячи смертей. Сейчас самое важное: не применяй фидэ. Пока не поправишься, не применяй фидэ. — Бред... Глупый сон... — отмахнулась я как от мухи. Глупый сон растаял быстрее, чем я успела вздохнуть. Резко открыв глаза, живо присела на кровати, голову пронзила адская боль. Коснувшись висков, обнаружила, что по окружности наложен бинт. Помещение, в котором я проснулась, казалось совершенно незнакомым. Вновь меня охватило дежавю такой силы, что стало подташнивать. — Рори? — осторожно позвала я. Когда в комнате за приоткрытой дверцей узнала ванную, поняла, что мне смертельно нужно в туалет. Поднявшись как можно мягче на подкашивающихся коленках, я дошла до уборной. Просторная, ясная комната будто дышала солнечным светом. Чистота и стерильность настораживали. Быстро заперла за собой дверь, расправилась с нуждой и осмелилась подойти к зеркалу. Потрепанная, в чужой футболке, — мне стало тошно от себя, и я тихо удрученно захныкала. Бинт не добавлял эстетики, сковывал движения и совершенно мне не нравился, потому быстро нашла кончик и, не без труда разорвав узел, стала неспешно разматывать. Я ожидала увидеть все что угодно. Но не невредимую голову, на которой, кроме грязи и запекшейся крови на рыжих волосах, не было ни следа от каких-либо травм. Когда кто-то опустил дверную ручку и попытался войти, сердце нервно подпрыгнуло. Я поискала глазами место, где можно было бы спрятаться, но, кроме ванны ничего не нашлось. Осознание глупости той затеи настигло не сразу. Не зная, куда пристроить трясущиеся, липкие от пота руки, быстро заправила волосы за уши, поправила одежду, а когда стоявший за дверью постучался, вновь подпрыгнула. — Все хорошо? — смутно знакомый мужской голос говорил в самую расщелину между дверью и стеной. — Ты как? Я тихо подобралась ближе, стараясь сделать свои шаги более незаметными. — Если ты планируешь там прятаться, очень зря. Мы в моем доме, я могу войти в любую комнату. Откроешь сама или тебе помочь? В замешательстве я держала руку на дверной ручке, пытаясь объяснить самой себе, что не могу не впустить хозяина дома в его уборную. Промелькнули мысли о похищении, сердце ухнуло в пятки. — Где я? — прокричала я через дверь. — У меня дома. — Кто ты? Почему я тут? — Ты сильно ударилась в горах. Я тебя нашел и привез к себе. До больницы могла недотянуть. Док в Альпиглене осмотрел и наложил бинт. Кстати, мочить его не советую. Его слова смахивали на правду. Хотя и оставалась вероятность, что по голове меня мог огреть именно он, в вариант с падением в горах я верила больше, зная свою расторопность. Зажмурившись, не дав времени на отступление, я открыла дверь и застыла на месте, ведь совершенно не ожидала увидеть перед собой по меньшей мере шкаф. Шкаф с обнаженным торсом. Чтобы посмотреть в его лицо, мне пришлось задрать голову кверху на максимум. Тогда и вся моя бравада вмиг улетучилась. — Впустишь? — он вскинул брови. Усмиряя неугомонное сердце, разогнавшееся от страха и тревоги, я молча шагнула из уборной, уступив Томасу дорогу. Подыскивая подходящие объяснения, почему не бросилась бежать в тот же миг, когда он вошел внутрь, особенно громко щелкнув замком, присела на кровать и постаралась прикрыть коленки. Вместо событий прошедших дней в голове роились беспорядочные воспоминания, они носились обрывками фраз, разорванными полотнами, разбитыми кусочками. Отчетливо помнила бесконечный страх, он постоянно сидел на кончиках пальцев, делая руки холодными. Он стал постоянным спутником, вошел в привычку, а в тот момент я словно забыла, как его ощущать. Если бы просто вырезали такое чувство, или оно перегорело, как старый двигатель, или атрофировалось за ненадобностью. Очередной щелчок дверного замка вывел из оцепенения, в которое я погрузилась, сама того не замечая. Я была заторможена, медленно понимала, что Томас говорит, да и в целом где находится. Странный. Был в ванной, а теперь здесь — передо мной, потирая влажные волосы, глядит так, будто ждет ответа. — Как ты себя чувствуешь? — повторил он, скручивая полотенце. — Хорошо, — просипела я. — Доктор не рекомендовал снимать бинт. Зря ты это, — показал пальцем на мою голову. — Что произошло? — выпалила я, игнорируя его наставления. Томас уставился на меня, изучая лицо несколько секунд, растянувшихся на целую вечность. — Ты упала со скалы. — Со скалы? — Мгм. Его «мгм» звучало, как горный ветер, или сам снегопад, или теплый майский дождь. С легким, очаровательным надрывом, протяжное и певучее. Хотелось, чтобы он повторил. А потом снова и снова. А взгляд казался застывшим, будто тело двигалось в отрыве от глаз, таких внимательных и таких притягательных. — А мы... То есть ты... Ну... — Вместо попыток объяснить суть вопроса, я указала на футболку. — Ты была в отключке четверо суток, — он слегка склонил голову набок. — Не ответ. — Ничего не было, ясно? Твоя подруга помогла тебя переодеть, — как резко ожившая статуя, он встряхнул полотенце и вновь прошелся по волосам. — Асли? Она была здесь? — Мгм. — Она позволила мне остаться непонятно у кого? — Почему же? Она оставила тебя у твоего жениха, — он слабо, но самодовольно улыбнулся. — Шучу. Есть хочешь? Только тогда поняла, что хочу. Я была жутко голодна, но признаться в том было неловко. Робко кивнув, уставилась на свои ступни, исследовавшие мягкий прикроватный коврик. — На кухне все есть. Бери что хочешь. Мне надо ехать, можешь оставаться здесь. Твой телефон на тумбочке, подруга принесла. — Мы ведь даже не знакомы. К чему эта забота? — насупилась я растерявшись. — Почему я здесь вообще? — Простая вежливость. Я посчитал, разумнее показать тебя врачу в Альпиглене, чем возвращаться в хижину и ждать скорую. — Достав рубашку из шкафа, он удалился из спальни. Я засеменила за ним. — Он оказал первую помощь и дал добро на дальнейшую транспортировку. Транспортировку. Звучало так, будто я вещь или уже труп.