Под покровом сна

      Свидетелем произошедшего невольно стала Лета, бродившая с пустой фарфоровой чашкой по коридору. Она заинтересованно прислушалась и вытянула шею, будто черепаха выглядывающая из панциря. Нора вихрем вылетела из-за угла и чуть не сбила с ног старушку. Она путанно извинилась и хотела было пойти дальше, однако Лета резво вцепилась в ее запястье — чуть сильнее, чем следовало бы.       — Что вы… — нахмурилась девушка.       — Ты опечалена чем-то, девочка моя, — проговорила старушка, в упор глядя своими желтоватыми глазами, подернутыми пеленой старости. — Что произошло у Фредерики?       — Ничего, — наотмашь бросила она, мягко пытаясь вырвать руку.       Лета наконец отпустила запястье. На коже остались бледные полосы от ногтей.       — Да? Пойдем, Элеонора. Поможешь мне найти мой чай и расскажешь, что стряслось, отчего крик на весь дом стоит с самого утра.       У Норы не осталось сил на препирательства и возражения, поэтому она угрюмо поплелась вслед за старушкой. Втайне она обрадовалась, что встретила именно ее. Если бы она наткнулась в коридоре на Элли — не выдержала бы приторной доброты и заботы, Барбара несомненно вывела бы из себя заносчивостью или путанными околофилософскими разговорами, Кэрри просто вызывала ужас, а Ребекка… Ребекка была бы последней каплей. Поэтому Нора шагала по коридору, прокручивая последние события, стараясь вычленить хотя бы что-то логичное. Руки тряслись, а она лишь поняла, что не уверена вообще ни в чем.       В углу потолка красная точка камеры мигала чуть медленнее, чем обычно. Или ей показалось?       — Иногда мысли такие запутанные, их надо расчесывать, чтобы в колтун не сбились, — пробормотала Лета, с тяжелым вздохом опираясь о стенку.       — Не хочу ничего обсуждать, — буркнула девушка.       — А зачем обсуждать? — Лета остановилась, оперлась о стенку. — Хочешь повариться в своих мыслях? Пусть разъедят кожу, доберутся до костей. Если молчать будешь — навсегда в черепной коробке застрянешь.       Лампа над головой мигнула дважды, потом зажглась ровно.       — Хватит! — Нора неопределенно махнула руками, будто отгоняла мух. — Мне надоело, что все говорите загадками. Мозаика, доверие, нож за спиной… Я устала от всего и просто хочу закончить лечение. Почему вы так усложняете?       — Мы? — удивленно переспросила Лета. — Никогда такого не было.       — Было.       — Ты так хочешь убедить себя в этом, милая моя? — с жутковатой улыбкой спросила Лета, внезапно выпрямляя спину.       Она казалась хрупкой и безобидной — обыкновенная старушка со своими причудами, однако Нора смотрела на её длинные ломкие ногти, пигментные пятна и длинные седые волоски, растущие из бесформенных родинок, и чувствовала страх. Иррациональный.       — Нет, — Нора отошла на шаг назад, оглядывая пустую гостиную и рояль, за который никто никогда не садился.       — Иногда мир трещит не громко, а как фарфор в руках — едва слышно, но не склеишь потом, — Лета поставила пустую чашку на подоконник, прислушалась к мерцающей лампе. — Если бы ты действительно не желала замечать, мир предстал бы как безупречная декорация. Но ты не можешь. Ты замечаешь трещины в том, что должно казаться целым.       Она медленно зашагала обратно, увлекая за собой Нору.       — Видение — это не выбор, а неизбежность, — продолжила старушка, сильнее сжимая руку девушки. — Для тех, кто однажды научился различать подлинное и мнимое.       Лета будто знала больше, чем ей полагалось. В моменты прозрения, когда оковы времени отпускали ее страдающий разум, она извергала обнаженную правду.       — Опять, — процедила Нора. — Опять вы говорите какие-то загадки.       — Никаких загадок. Я не способна на самообман, — криво улыбнулась старушка, пока не дошла до кафетерия.       — Господи… Как я от этого устала…       — От чего?       — От всего. Столько херни происходит в этом месте. Я не могу объяснить, но чувствую подвох. После сегодняшнего у меня ощущение, что… что Фредерика… — она запнулась, мельком оценивая цепкий взгляд Леты. — Не самый хороший человек.       Лета прошла к столику, где располагался чайник, над которым витал белесый пар. В воздухе пахло хлоркой и чем-то металлическим. Она налила кипятка в фарфоровую чашку и направилась к ближайшему столику.       — Ты права, — согласилась старушка. — Хороших людей вообще мало. И это к лучшему, потому что ни один хороший человек никогда бы не пошел на те жертвы, на которые пошла она. Ни один великий человек не был «хорошим», потому что мир заставляет их окунать руки в кровь так или иначе… Но речь не о Фредерике. А о тебе. Ты считаешь себя хорошим человеком, Элеонора?       Нора замялась, глядя перед собой. Она не могла объяснить Лете всего, однако этого, как будто, и не требовалось. Случайно или намеренно она наводила девушку на размышления, до которых ее лихорадочный разум едва ли дошел бы сам. По крайней мере сегодня.       — Я… Считаю, что я не плохая.       — Видишь какая большая разница между «хорошей» и «не плохой». Еще сложнее станет, если попытаешься однозначно решить для себя, что есть что. Навесишь ярлыков и и будешь маяться до гроба.       — Это вовсе не сложно, — Нора опустилась на стул, косо глядя на чашку Леты.       — Правда? И что плохого сделала Фредерика.       — Она лжет.       — О чем?       — Не знаю, — честно ответила девушка. — Но что-то не сходится — вот и все.       — Вот и все… А как ты можешь быть уверена? Если не знаешь правды — не можешь знать, где ложь.       — Она что-то недоговаривает.       — Недоговаривать что-то — это плохо? — улыбнулась Лета.              — Да, я…       — Тогда почему ты не сказала мне, что в чашке моей лишь кипяток? — неожиданно спросила она, поднимая бледные глаза.       — Я не… Это не мое дело, что вы хотите пить.       — Я хотела чай. И ты это знала. Я, старая женщина, налила себе лишь кипяток, а ты смолчала. Ты теперь плохая? — поинтересовалась она.       — Нет, не в этом дело…       — Недоговаривать можно по разным причинам, не спеши винить Фредерику. Ее ноша тяжела, она старается сделать все правильно… Пойми, у нее нет перед глазами примера или готового решения, которое можно списать.       — Не вы ли говорили мне не доверять тем, кто улыбается? — не выдержала Нора. — Сначала я подумала, что вы говорите про Элли, но сейчас я поняла — это Фредерика. Потом вы сказали про мозаику, чтобы я искала ответ в себе и… Не смотрела на других.       — Мне жаль, я тебя переоценила, Элеонора! — стукнула кулаком по столу Лета. — Ты оказалась вздорной и глупой.       — Нет! Господи, при всем уважении, у вас уже маразм начиняется, я сама с вами с ума схожу, — вспылила девушка. Во рту пересохло. — Вы предупредили меня. Два раза. Я заглянула в себя, в свои сны, в свои лекарства и не нашла там ничего. Это и есть ответ. Пустота. Пустота повсюду. Вы понимаете меня или нет? У нее даже документы пустые. Чистые листы бумаги! Нет, ну вы представляете?       — Пустота — это ответ на твой вопрос?       — Может… Мне и не нужно собирать никакую мозаику? Я чувствую, что все вокруг меня сошли с ума, а я стараюсь найти крупицы логики в безумии.       — Если от всех воняет, деточка, — недовольно заявила Лета, с грохотом опустив чашку на стол, — стоит принюхаться к себе!       — Я сошла с ума? — переспросила Нора, нервно усмехаясь.       — А кто еще, девочка моя? — возмущенно переспросила старушка.       — Да мне все равно, — внезапно бросила она. — Я соберу вещи и уеду отсюда, — она будто пыталась убедить себя, что сможет поступить так: бросить все, вкинуть из головы прошедшие дни и притворяться, что все также, как было.       — После девяти двери на код, — обронила Лета, разглядывая дно чашки. — А код меняют без объявления. Камеры ничего не пишут, только лампочки для вида мигают.       Нора замерла. Лета продолжила, будто говорила сама с собой.       — Реальность — это когда георгины не вянут. Знаешь такую строчку? Красивая. Жаль, что никто ее не читал.       Кровь в висках застучала чаще. Эта строчка была из ее дневника, эта строчка была написана на тех «секретных» страницах.       — Это вы написали? — голос стал высоким и дрогнул.       — Что написала? — нахмурилась Лета.       — Про георгины, — настойчиво повторила Нора, сжимая ладони в кулаки. Ногти впились в кожу.       — Это твоя строчка, — непонимающе произнесла старушка. — Как я могла ее написать.       — Вы проникли в мою комнату! — девушка поднялась на ноги, голос срывался на крик. — И написали это! Вы это сделали!       — Нет! — внезапно на лице Леты отразился настоящий ужас, будто она позабыла свои колкие фразы.       — Эй! — раздался голос из коридора. — Не прессуй старушку, а то она от инфаркта прям тут откинется. А я еще поесть хочу.       Барбара стояла в дверях, оглядываясь по сторонам. Из-за ее плеча робко выглянула Элли. Нора сделала пару шагов назад и зажмурилась, будто темнота под веками могла угомонить бурю чувств внутри. За окном окончательно рассвело, а все пациентки направились в кафетерий для завтрака — времени на побег оставалось не так много.        — Мне пора, — коротко проговорила Нора. — К черту ваши тайны. Мне все равно, я уеду домой, а вы можете сколько угодно пробираться в чужие комнаты и писать в дневниках верлибры, — еле слышно прошипела она Лете.       — Элли что-то не в себе сегодня, — тихо добавила старушка, поднимаясь. — Хрупкая она. А мир жесток к таким.       — Что?       Словно услышав короткую беседу, к ним вспорхнула Элли. Она коротко приобняла Нору и положила ей голову на плечо, в нос тут же ударил запах миндального масла.       — Хорошо, что я нашла тебя тут сегодня, у нас грандиозные планы на день! — ее глаза светились восторгом.       — Не уверена, что смогу принять в них участие.       — Почему?       Отчего-то было сложно сказать о том, что она собралась покинуть клинику. Она тяжело сглотнула и прикрыла глаза, мысленно считая до пяти.       — Хочу вернуться домой, — наконец выдавила из себя она.       Внутри что-то сжалось. Элли хрупкая, да. И если ее оставить здесь одну, с Кэрри, с этими странными играми… Если уйти сейчас, не разобравшись, что происходит с дневником, со строчкой, которую знает только она сама… Если бросить все и сделать вид, что ничего не было — это будет предательство. Не только Элли. Себя самой тоже.       Но несет ли за них ответственность Нора?       Должна ли она рисковать собой, своим здоровьем, чтобы спасти кого-то? Разве это разумно?       Нора не знала ответа, но точно понимала, что прежде всего ей нужно спасти саму себя. Она пришла в это место не просто так, не развлечения ради. Она отчаялась настолько, что бросила привычную жизнь ради лечения. Сейчас происходило многое, но было ли что-то, с чем Норе справиться не под силу?       Дневник. Подвал. Пустые документы. Ребекка. Странная связь пациенток. Слишком много зацепок, чтобы просто взять и сбежать. Слишком много вопросов, ответы на которые — где-то здесь, в этом месте. И если она уйдет, не найдет их никогда.       Нора поняла — побег сейчас равносилен капитуляции. А она еще не готова сдаваться.       Послышался громкий треск, девушки вздрогнули и обернулись на звук. Кэрри стояла посреди кафетерия, а под ее босыми ногами россыпью раскинулись осколки тарелки. Девочка глядела прямо на Нору, будто хотела просверлить ее взглядом. И что-то надломилось, что-то неуловимо треснуло внутри, и девушка отчетливо осознала, что не может уйти.       Она жаждет этого больше всего на свете, но не так, не таким образом. Она не хочет сбежать из клиники, поджав хвост. Она хочет выйти осознанием того, что кошмары — и реальные, и воображаемые — закончились.       Она пришла сюда победить страх и не может отступить. Не сейчас.