Гранатовый сок на Калениче

В этой душной толпе она танцевала хуже всех. Размахивала руками, прыгала, трясла головой и хрипло подвывала. Её голос, ужаснонестерпимыйотвратительный голос, сорвался; её единственная серёжка из эпоксидной смолы была растоптана десятком чужих ног в модных кроссовках. Помятая, потная и совершенно безумная — дёргается не в такт и делает всё не так. И как пропустить такую мимо? И я не пропустил. Десять минут спустя — стоим на улице, курим и шутим про дрочку. На мокрый асфальт падают первые в этом году снежинки, а на ней один лишь кислотный свитер со спиралями. Спрашиваю о том, не холодно ли ей. Качает косматой головой и звонко смеётся. — Мне уже давно не холодно! — кричит она и делает затяжку. А потом всё равно накидывает на плечи старое черное пальто, когда я увожу её прочь — тёмными спальными дворами. Спрашиваю о том, не страшно ли ей ходить поздним вечером под руку с незнакомцем. Она нарочито скалится и говорит, что это незнакомцу надо её боятся. — И чего же такого опасного в хрупкой маленькой девушке? — Не выделывайся. Поверь, знать не захочешь. А я хотел — так хотел, потому что считал это пустой болтовнёй. А она вышибла землю из-под моих ног. Мы падаем с крыши многоэтажки — она своими тоненькими ручками обхватывает мою талию и делает шаг вниз. С той самой многоэтажки, в которой еще пару мгновений назад трахались подростки и ритмично отстукивал от стен мотив Кровостока. Я не чувствую ничего. Я — пуст; моё сознание и мои ощущения вытеснены паникой, биением сердца и колыханием чужих разноцветных волос. Жмурюсь, пытаюсь нащупать руками и ногами землю, истошно верещу и одновременно стараюсь сгруппироваться — почему-то мне кажется, что это спасёт меня от неминуемой гибели. Закрываю глаза, и моё падение заканчивается. Мозг рисует картинку: вот мои кровавые останки под чужими окнами, а вот мой несчастный дух без боли и страданий взмывает ввысь. Только дух почему-то на своей коже чувствует порывы ветра, не ощущает рядом с собой второго мертвеца и слышит хлопанье крыльев. — Последняя московская ведьма, — довольно урчит она, опустив меня на ту самую крышу. Я не верил, клянусь, не верил ни в какую бесовщину, пока сумасшедшая тёлка в кислотном свитере не превратилась в стаю ворон и обратно.