плохое кино

я задрожал еще больше. Цикад. почему ты, урод такой, не умеешь молчать втаике моменты. никогда не умел. всегда вставлял то, что явно не требовалось, то, что я не хотел услышать. я зашмыгал только больше, сжимая его руку, сжимая нож в ладони. — прости меня. выдавил я. хотелось начать оправдываться, обнять, сказать, что все хорошо и я не собираюсь убивать его. но то, что вкладывал в меня отец словно играло со мной злую шутку. гордость так же давила на меня, чтобы я молчал. и я молчал. молча опустил его руку, молча сел на собственные ноги перед ним, снимая маску, бросая ее на землю рядом. мне не хотелось ничего делать сейчас. хотелось лечь рядом, просто поговорить. простить. почему. почему я пошел на это. почему я согласился, даже увидев вновь его лицо. почему даже сейчас хотел быстрее покончить с этим, уйти отсюда поскорее. это не был я. не был я. в моем голосе слышалось сожаление — мне жаль тебя. я сделаю это не из-за чувств к тебе, а потому, что так положено мне. но и звучало это так грубо, холодно, что я не удивлюсь, если он понял это как явную ложь. смахнув пару прядей с лица, после коснулся его правого запястья. рука сильно дернулась под моими пальцами, метка сильно запульсировала в качестве защиты. срезав эту ужасную веревку я поднес запястье ближе к глазам. рассмотрел. словно пытался говорить одним взглядом с его душою. однако, все закончилось на моем вздохе. остранив его руку, я подполз ближе. дыхание сбилось только больше. губы задрожали, по щекам покатились слезы. я поцеловал его, кончиком пальца тем временем утыкаясь к конец лезвия ножа, прислоняя тот же палец к его запястью. больно. больно было нам обоим. я воткнул в его запястье нож, услышав неприятный хруст. видимо, проткнул насквозь. но мне было плевать. я уже отпустил это оружие, обхватывая его лпечи, спину руками, крепко обнимая. я чувствовал грудью, как его сердце постепенно перестает биться. как его рука, что прежде оглаживала мои волосы все больше катилась вниз. но даже сейчас я не осмеливался смотреть ему в глаза. было чувство, что я сейчас впаду в истерику. но это было даже неприятнее, я словно попросту не мог заплакать. разве что болезненно хмыкать да шмыгать носом, что неприятно отображалось пульсирующей болью в висках. со временем рука Цикада и вовсе упала с моего тела, и он стал совсем неподвижным. тело еще было тёплым, вроде была кровь, но уже эта оживленность вовсе не ощущалась. сердце не билось. я сжал его только крепче, все ещё не понимая, что обрек сам себя на страдание. уже представлял отвратительные сны, где вижу его лицо, вижу, как он вновь обмякает в моих руках. вижу, как он не винит в этом меня, как до последнего мягко и нежно смотрит хотя бы на мои руки. я жалел. жалел, что так и не поговорил в последний раз. жалел, что не дал ему больше шансов.