Лето в лагере

Глава 2. «Разгильдяи» Как и обещалось, после обеда Эмиль пришёл в студию. Он хотел хлопнуть дверью, но сдержался — просто аккуратно закрыл её, думая напугать вожатого, выпрыгнув из-за спины. Эмиль оглядел обстановку и самого вожатого: тот спокойно что-то жевал, настраивал громкость колонок и одновременно что-то записывал в блокнот. Эмиль подошёл к нему сзади и уже собирался напугать, как услышал: — Царев, я тебя видел, не пытайся, — даже не оборачиваясь, сказал Ян, почесал нос и продолжил возиться с другой колонкой. — Тц… умеете же вы, вожатые, кайф обламывать. — Хах… как пох… кхм, кхм… плевать. — Не-не, «похуй» сюда подходит лучше. — Эмиль, так? Мы в детском лагере, маты тут не разрешают. В первый раз я прощу, но в следующий… — Мне похуй, честно. И что у тебя с буквой «г»? Что за «ғ»? Не русский, что ли? — Да не русский. Я в Харькове родился. Произошла минута молчания, после которой Эмиль сказал: — Кхм… ладно… кстати, а с кем дети? У тебя же третий отряд вроде, так? — Да-да. С ними? С ними Даша. — Какая нафиг Даша? — Тоже новая вожатая. Со мной в восьмом училась, потом уехала в свою Испаньёль, а сейчас приехала обратно — на каникулах, якобы «вожатой работать»… Чёт я, походу, много лишнего сказал. — Ммм… неа, не много — а дохуя. — Царев! — Ян дал ему подзатыльник. — Ай! Не со всей же дури бей! — Слышь, рухля, охуел его бить? — раздался голос от входа в студию. Там стояла Дана, которая всё видела и слышала. — Сам напросился, я его предупреждал… Дана? Так? — Нет, блять, Дядя Вася. — Не матерись. — Какого?… А ты тут на… зачем здесь? — Как зачем? Куда ты — туда и я. Мне похуй. — Дана… без мата можно? Скоро дети младше вас придут! — Пошёл нахуй. Тебе самому сколько — шестнадцать? Максимум на год старше, просто, блять, высокий. — Восемнадцать. В марте исполнилось. — А хули такой долбаёб? — Колесникова!.. — Ян не успел ничего сказать, как в студию ворвались дети от девяти до пятнадцати лет. — Потом разберёмся… Кхм, стойте смирно, нужно вас посчитать. Так, Антон Беляев, Саша Назаренко, Костя Зимин — здесь? Здесь. Олег Фролов, Диана Левченко, Алексей Соколов и Люда Дьячук — тоже на месте… И… Царев и Колесникова? — Здесь. — Тут. — Хреновый жгут… Так, все, кто с чем-то умеют? Эмиль замялся, увидев гитару, но проигнорировал её. — На гитаре играть — я и он, — сказала Дана, показав на Эмиля. — Балу, твою мать! Не буду я! — Заткнись, шлю… шлюпкам слова не давали. — Ах ты!.. — Так, тихо! Угомонились! Царев, ты играть умеешь? — Ничего я не умею! — Не пизди! Играешь шесть лет уже! — заявила Дана, скрестив руки. — Ой да заткнись!.. — Я сказал, угомонитесь! — Ян повысил голос. Дети, которые болтали между собой, тут же замерли. Но один всё же не послушал и продолжал говорить — вроде про «Мортал Комбат»: — А потом как ударит по спине — так, на! — мальчик махнул ногой в воздух, не удержался и упал на пол, больно ударившись коленом. — Ай-яй-яй! А! Умираю! — сыграно, конечно, но настолько неожиданно, что Ян… поверил? С чего тогда у него такое испуганное выражение лица, если не испуг? — Блять… — тихо пробормотал Ян и подошёл к ребёнку. — Мне же выговор сделают… Так, Лёх, вставай! — Ян попытался поднять его на руки, но тот начал брыкаться и ойкать. — Досить тобі, кажу! Заспокойся! — Чё? — Эмиль странно посмотрел на него с непониманием. — Это что за язык? — Украинский вроде, — ответила Дана.