Шар времени

      Библиотека Оксфорда впечатляет своей грандиозностью. Ряды книг, тянущиеся к потолку, лабиринты из стеллажей, среди которых в иных обстоятельствах я с удовольствием поблуждала бы. Даже несмотря на катаклизмы большая часть здания остаётся в хорошем состоянии, как и хранящиеся здесь фолианты.       Привстав на носочки, тянусь за томом в пыльной, невзрачной обложке, что затерялся на одной из верхних полок. Стул под ногами опасно наклоняется в сторону, но я чудом сохраняю равновесие. Надеюсь, в этой книге найдутся нужные мне сведения. С самого утра торчу здесь, перелистывая страницы одну за другой, но без толку. Радует только, что где-то рядом ходит Грег, тоже пытаясь найти подходящую ему литературу.       От мыслей о Греге губы трогает лёгкая улыбка, а от предвкушения вечера по спине пробегает тёплая волна мурашек. Скорее бы разобраться с делами.       Второй рукой вцепившись в старую полку, я вновь подаюсь в сторону.       Только бы выдержало. По сравнению с блуждающими по миру отродьями и обрушившимися на нас катаклизмами разбитый нос — не так страшно. Но перспектива провести вечер с аптечкой в руках меня мало радует.       Стул наклоняется сильнее, ножка предупреждающе хрустит…       Пальцы, держащиеся за полку, соскальзывают. Я взмахиваю рукой, пытаясь зацепиться хоть за что-то, но ловлю лишь пустоту.       Ну здравствуй, разбитый нос. Или ещё что-то…       Крепкие руки обхватывают меня за талию, выбивая из лёгких остатки воздуха. Вместо жёсткого пола я падаю в тёплые объятия.       Грег.       — Не ушиблась?       Он сильнее притягивает меня к себе. По телу волной пробегает слабость, словно все силы покинули его в момент падения.       — Нет. Спасибо, — отзываюсь я, пряча нервозность за непринуждённостью.       Приподняв за талию, Грег снимает меня со стула и помогает встать на пол. Разворачивает к себе лицом.       — Могла бы меня позвать, — произносит он, продолжая держать меня за плечи.       — Ты занят был.       Я отступаю назад, но, споткнувшись о стул, едва не теряю равновесие.       Грег тяжело вздыхает. Подавшись вперёд, смотрит мне в глаза. Так пристально, что сердце частит, а голова невольно начинает кружиться.       — Не настолько, чтобы я не смог достать тебе пару книг.       Я отвожу взгляд, не в силах противостоять его напору.       — Просто не хотела отвлекать.       — Я же говорил, что ты можешь звать меня… — начинает он, но я прислоняю палец к его губам.       Да, я знаю. Ты говорил, что я могу обращаться к тебе в любое время, обещал, что придумаешь что-нибудь, даже если занят. И всё же… я пока не готова…       Покачав головой, Грег отстраняется. Кожу в месте, где он только что меня касался, обдаёт прохладой.       Понимая, что поучать меня бесполезно, он переводит тему, а я молча радуюсь, что больше не нужно ничего объяснять.       — Показывай, что тебе нужно. Я достану.       Следующие несколько минут он снимает с верхних полок тома, которые я называю. Некоторые написаны незадолго до катаклизмов, другие же — много веков назад. Вытаскивая очередной томик, Грег вдруг замирает.       — Что такое?       Я всматриваюсь в лицо Грега, надеясь понять, что заставило его напрячься.       — Сейчас. Оказывается, книги здесь — не единственное сокровище.       Переложив несколько фолиантов в сторону, он приподнимается на носочках и достаёт из-за полок завёрнутый в плёнку снежный шар. Сквозь слои пыли с трудом удаётся различить стеклянный купол, под которым скрывается миниатюрный домик в окружении елей.       Рёбра словно металлическим тросом оборачивают, отчего воздух заполняет лёгкие лишь наполовину.       — Лэйн? — зовёт меня Грег. В голосе мелькает беспокойство.       То ли всё дело в необычной находке, то ли полумрак библиотеки толкает на откровение, но мне вдруг хочется поделиться.       — Похожий дома был, когда я была маленькой. Стоял у меня в комнате.       Когда после ссоры с родителями не удавалось заснуть, я включала его и долго наблюдала за парящими в нём снежинками. Это успокаивало.       — У нас тоже был, — его голос надламывается. — Сестре нравился.       Грег замолкает, и я вижу, как его челюсть напрягается. Всё ещё не может смириться с тем, что Эммы больше нет в живых.       Я сочувственно смотрю на него, понимая, что находка разбередила едва начавшие заживать раны. Хочется подойти к нему, взять за руку. Поддержать, как он делает всякий раз, когда я в этом нуждаюсь.       Неуверенно делаю шаг вперёд.       — Грег, вот ты где!       Раздавшийся за спиной голос пригвождает меня к месту. Я прижимаю ладонь к себе, будто вовсе не собиралась приближаться, касаться…       — Тебя Донован ищет, — добавляет отправленный на поиски Грега солдат, вовсе не замечая напряжения между нами. Или только делая вид, что не замечает. — Немедленно.       — Сейчас буду, — отвечает Грег, ставя находку на стул.       Когда мы вновь остаёмся одни, он игриво целует меня в макушку.       — Я скоро приду. Если ещё книги понадобятся — дождись меня.       — Хорошо.       На миг прижав меня к себе, Грег уходит. И забирает те крупицы уюта, что дарило его присутствие. Поёжившись, обнимаю себя руками, будто это поможет сохранить хотя бы часть его тепла.       В груди вновь трепещет паника. Медленно втягиваю носом воздух и ненадолго задерживаю дыхание.       Грег затягивает меня, подобно водовороту. Хочу вцепиться в него и не отпускать. Видеть, знать, что по отношению ко мне он испытывает то же самое. И чем глубже эти чувства пускают корни в моём сердце, тем сильнее становится страх, что это всё — лишь иллюзия. Что это просто дышащая в спину опасность подталкивает нас в объятия друг друга, и, познакомься в иных обстоятельствах, то притяжения не возникло бы. А если бы Эмма выжила, привязался бы он так ко мне?       В попытке отвлечься от тяжёлых мыслей, возвращаюсь к нашей находке. Будет правильнее дождаться Грега и вместе этот шар осмотреть. Но, думаю, Грег не сильно обидится, если я хотя бы плёнку сниму.       Пыль попадает мне в нос. Я громко чихаю, отчего снежинки внутри шара вздрагивают, покачиваясь в слегка помутневшей жидкости. Не знаю, кто его изготовил и сколько он пролежал среди полок, но сохранился хорошо. На стеклянном куполе и царапинки нет.       Символичная находка: до катаклизмов в этот день был сочельник. В честь этого мы с Грегом и решили провести вечер вместе. Он хотел хотя бы так подарить мне ощущение праздника, раз сводить меня в кино или кафе нельзя. Так что шар нам пригодится…       Если ночью желание загадать, оно сбудется? Или шанс на Рождественское чудо безвозвратно утрачен вместе с беззаботной жизнью?       А что бы загадал Грег?       Словно заворожённая верчу шар в руках, рассматривая его под разными углами. Дерево для подставки качественное. Ёлочки и домик внутри настолько детализированные, что я почти вживую могу представить мастера, кропотливо трудящегося над каждой мелочью.       Залюбовавшись, не замечаю, как случайно задеваю рукой выключатель. Зажигается лампочка, и в жидкости, отбрасывая на пол и старые корешки тусклые блики, начинают плясать снежинки.       Так завораживающе.       Стекло манит прикоснуться к нему. Я даже не успеваю обдумать возникший в груди порыв, как пальцы уже гладят купол шара.       Вместо прохлады, стекло, будто живое, отзывается приятным теплом. По руке прокатывается лёгкая вибрация, отдающая приятным покалыванием в каждой клеточке.       Мир сужается до шара, который я уже готова назвать волшебным. Я слышу тихое журчание насоса, всё моё внимание приковано к домику внутри. Кажется, ещё немного — и я увижу, как внутри дома суетятся его жители: украшают ёлку, накрывают на праздничный стол.       Свет становится всё ярче, переходя из тёпло-жёлтого в холодный серебристый. Он дрожит, переливается, постепенно занимая пространство вокруг. Я уже не вижу ни книг, ни полок. Даже пол перестаёт существовать, и кажется, что я парю в невесомости.       Сердце неистово колотится о рёбра.       Что происходит? Это моя сила? Я прислушиваюсь к ощущениям, но шрам никак не реагирует на это воздействие. Или это не магия? Но что тогда?       Несколько коротких вспышек — и свечение меркнет.       Из темноты меня вытаскивает противный писклявый звук, от которого внутри расползается страх. Он сдавливает горло ледяными тисками, заставляет всё моё существо истерично метаться в поисках выхода из заточения.       Я распахиваю глаза и замираю, рассматривая знакомую до тошноты, до пульсирующей боли в висках обстановку.       Тесная комнаушка с кроватью. Рядом — тумбочка и маленький шкаф, в котором с трудом помещается несколько комплектов формы. Тусклая подсветка, что тянется вдоль плинтуса, наполняет помещение унылым светом, которого едва хватает, чтобы разогнать мрак.       Писк прекращается, и только сейчас понимаю, что это был будильник. Я слышала его каждое утро, пока жила на базе «Сибирь».       «Сибирь».       Опустив глаза, вижу на себе футболку с логотипом ушедшей под землю базы.       Детали складываются одна к другой, но мозг упорно отказывается принимать действительность.       Невозможно.       Это сон? Очередное видение? Да, скорее всего. Столько раз образ базы являлся мне. Но… отчего всё кажется таким реалистичным?       Ладонь пронзает острая боль. Я и не заметила, как от напряжения стиснула кулаки.       Прислушиваюсь, надеясь уловить голоса, что обычно направляют меня. Но до слуха доносится лишь тихий шелест вентиляции и бурчание соседки по блоку. Ей никогда не нравились ранние подъёмы.       От напряжения на лбу выступает пот. Провожу рукой, чтобы убрать с лица прилипшие к нему волосы, как вдруг взгляд цепляется за одну деталь. Точнее, её отсутствие.       Шрам. Он исчез!       Прикрыв глаза, пытаюсь нащупать в себе хотя бы отголосок той силы, что проявилась у меня после крушения. Но она не отзывается.       Я схожу с ума? Я не могу снова оказаться здесь.       За стеной что-то грякает, и я невольно вздрагиваю. Осматриваюсь в поисках опасности, но в комнате по-прежнему пусто.       Нет, это очередное видение, кошмар, бред… Что угодно, но не реальность.       Подскочив с кровати, я бросаюсь к шкафчику. Холод обжигает стопы. Ощущения слишком живые, даже обострённые, но я не обращаю на них внимания.       Распахиваю дверцы. На полке, поверх старых вещей лежит новая форма «Сибири». Та, которую нам выдали незадолго до крушения. На внутренней стороне дверцы самодельный календарь — вела его, чтобы не потеряться во времени. Дата: двенадцатое ноября.       «Два месяца до крушения», — проносится в голове.       Нет…       В висках болезненно пульсируют проносящиеся в голове мысли.       Это не может быть правдой. Такого не бывает…       Разум сопротивляется, пытается найти хоть что-то, что опровергнет сваливнуюся на меня реальность. Только всё вокруг кричит об обратном.       Я снова оказалась на базе.