God’s plan

Я хочу помнить тебя как день

Где я поверил в эту любовь

Где я побежал за тобой сквозь сотни людей

Я так хочу тебя запомнить такой

5 сентября

Когда Бертан заходит в комнату, кажется, что он идет на казнь без шанса на выживание. Он прямо сейчас может потерять ее, возможно, уже потерял. Он замирает в дверном проеме темной комнаты, где от уличного света на постели может увидеть маленький сотрясающийся от всхлипов комочек — его комочек, его смысл для существования. Она обнимает свои голые ноги, дрожащими пальцами и стоит ей заметить его, она сжимается еще сильнее, будто хочет чтобы он не обнаружил ее и ушел, и больше никогда не приходил, думая, что она исчезла. - Ро? — она ненавидит это его Ро на выдохе так же сильно, как любит - Я ушла не для того, чтобы ты приезжал за мной. — Рожбин слишком агрессивно вытирает щеки серым растянутым лонгсливом, стараясь сделать вид, что она целая, не покоцанная изнутри до трещин и сколов, словно в нее насыпали битое стекло, и совсем не нуждается в его защите — не выходит, ее уязвимый, просящий взгляд выдает с потрохами, даже когда она опускает веки, чтобы наверняка игнорировать, стоящую в двери ее комнаты фигуру — ненавистную настолько же, насколько и любимую. Она закидывает голову, все еще не раскрывая глаза, словно это может помочь потоку слез остановится, но его присутствие лишает ее шанса на притворство — он словно вытаскивает наружу все ее кошмары. Мокрые от слез пальцы нащупывают подушку и она швыряет ее в прямо в него, как будто это способно напугать, будто она совсем не знает о том, что даже направь на него пистолет он бы так и стоял. — Уходи, проваливай, я не хочу, я больше не хочу тебя! - Я прошу прощения за все, что тебе пришлось услышать. — Он уверенно приближается к кровати, противостоя волне агрессии и раздражения направленной на него и слишком спокойно садится на пол возле нее, опираясь локтями на край, нарушая ее хлипкие границы, что разлетаются в стороны от одного его «Ро», как карточный домик от неловкого движения. - Не за что извиняться, все, — губы дрожат, — что она сказала — правда. — Видеть его, когда он слишком близко — невыносимо, поэтому она выбирает смотреть на блики фар проезжающих под их окнами машин, через. Голос становится чуть ровнее, но все еще дрожит и сбивается от продолжительных рыданий. - Все, что она сказала, она сказала чтобы задеть тебя. — Его ладони тянутся к красным щекам, чтобы повернуть к себе, но она отшатывается, смотря ненавидище и брезгливо настолько, что это доставляет ему почти физическую боль, вонзая в него ядовитые слова: - Ты — ее муж, я наивная девочка, которая выбрала легкий путь успеха, она — женщина, что ждет по ночам, пока ты развлекаешься со мной — где здесь ложь, Бертан? - Рожбин, я не развлекаюсь с тобой — я люблю тебя, я никогда не был ей нужен по-настоящему. - А кто сказал, что ты нужен мне? — она заменяет слезы на яд в своем голосе, смотрит надменно с долей отвращения, и ей так искренне хочется причинить ему боль, чтобы так же, как у нее по ночам сводило мышцы от спазма, чтобы желать вылезти из кожи, заснуть и не проснуться больше в этом кошмаре. - Он закрывает глаза и глубоко вдыхает, когда он открывает их, Рожбин видит там огонь, сигнализирующий о том, что с ним так нельзя. - Скажи теперь глядя мне в глаза, что я тебе не нужен. — Челюсти сжаты и он смотрит на нее не злобно, но с вызовом, будто она лишена любого права отказываться от него, потому что она просто не имеет права от него уйти. - Убирайся, — гнев на его манипуляции зарождается в ней так же быстро, как огонек от нажатия на шершавое колесико зажигалки. Ей хочется его сжечь, хочется уничтожить, но она в ловушке, потому что сделав это с ним у нее самой не останется ни единого шанса на выживание. Они оба знают, что все ложь, конечно, он нужен ей, возможно, сейчас это единственное что ей нужно, но он разрушает ее изнутри и теперь она думает, что чем больше он рядом, тем меньше останется ее самой, он словно разъедает ее присутствием. Рожбин двигается ближе к краю, чтобы толкнуть его плечи, он перехватывает руками ее запястья и притягивает к себе, на что ей остается только бессильно опуститься на край, и позволить новому потоку слез охватить ее. - Ро, не надо, — он сжимает ее ладони не поднимая глаз, — я все решу, ты больше не услышишь ничего подобного, я люблю тебя и ты… - Хватит, — хочется вылезти из собственной кожи, чтобы не слышать его, не знать, не чувствах, не любить, — пожалуйста, — звучит, как мольба, — почему ты просто не можешь отпустить? - Потому что я не знаю никого честнее и искреннее, ты можешь говорить мне все что угодно, но пока ты смотришь вот так, эти слова ничего не значат. — И он, наконец, смотрит красными глазами в ее, так глубоко и терпко, что дыхание сбивается и она на секунду забывает весь ад, что с ними случился, но быстро трезвеет. - Именно поэтому я не хочу тебя видеть, больше никогда. Чем сильнее я тебя люблю, тем сильнее ненавижу себя, — она глотает слезы, и горло ощущается как сплошная гематома от задушенных всхлипов и надрыва, она почти умоляет его: — поэтому уйди, просто уйди, — давится слезами: — пожалуйста. - Он упрямо качает головой, сжимая своими ладонями ее и прячет в их сплетенных руках лицо. - Дай нам последний шанс, дай нам еще немного времени, — сначала она не понимает откуда влага на коже ее ног, но стоит ей встретиться с его глазами — Рожбин встряхивает: он плачет сидя перед ней на коленях, целует ее руки и утыкается лицом в ноги, немного щекоча кожу ляшек щетиной. Ее сильный мужчина, который всегда казался ей абсолютно неразрушимым кажется сейчас растерянным и разбитым, будто что-то сломалось в нем, будто он опять маленький мальчик. — Не говори, что я тебе не нужен. - Ты нужен ей, ты ее семья. — Рожбин не уступает. - Я никому и никогда кроме тебя не был по-настоящему нужным. — Он шепчет это в ее кожу, как заклинание и так и замирает уткнувшись в нее и сжимая руки с такой силой, что кажется они стали одним целым. Рожбин больше не сопротивляется и не пререкается, укладываясь на бок таким образом, чтобы его лицо все еще касалось ее ног, а руки не отпускали. - Он так и сидит у ее кровати пока не замечает, как дыхание выровнялось и она заснула, свернувшись в комок с его руками в своих. Бережно уложив ее на кровать и укрыв одеялом, он стирает влажные дорожки слез пальцами, и жадно глотает взглядом каждую ее ресницу. Вглядываясь, он понимает, что она кажется еще меньше, будучи такой растерянной и ранимой. Все что ему остается — это смотреть, смотреть на то, что он сотворил с ней своими импульсивными глупыми поступками. С самого начала он знал что это не интрижка, не хороший секс, с самого первого дня когда увидел ее, он уже чувствовал, как пропадает, как что-то внутри него начинает оживать, будто земля напитываясь влагой. Он уходит, грея воспоминания о том, как в первый раз оказался в ее комнате.

24 мая

В тот день Бертан становится невольным свидетелем разговора Гизем и Рожбин в курилке. Он прекрасно справляется со своей ролью, когда делает вид, что они просто коллеги, здороваясь, словно не он не давал ей уснуть ночным разговором по телефону о глупых снах, любимых напитках и путешествии мечты, выкурив пачку стиков на двоих, находясь не рядом, но ближе, чем стоило бы. Гизем без умолку болтает, и бессознательно случайные слова оседают у него в голове, отвлекая от переписки с одним из подчиненных агентов: Демирхан, свидание, нравишься, красавчик. Он продолжает пялится в экран сжимая до скрипа айкос в другой руке и уже не поверхностно прислушиваясь к диалогу, из которого он улавливает, что Демирхан — один из его одаренных подопечных, — пару недель назад приглашал Рожбин на свидание, а потом еще несколько раз предлагал проводить и поужинать после работы и теперь, Гизем узнавшая об этом убеждает, что стоит дать, пусть с опозданием, но согласие, и хорошо провести время с горячим парнем. Бертана подташнивает, и как бы сильно он не любил Гизем сейчас он готов ее сослать обратно в Айдын, где когда-то встретил ее. Пока он думает, кем-то вызывает у него больше тревоги Гизем или Демирхан, у первой звонит телефон и она поспешно покидает курилку, оставляя их втроем: Бертан, Рожбин и его безосновательные претензии. Понимание того, что он не имеет права злится не исключает того, как остро она чувствует его упрекающий взгляд, и ноги, как назло не спешат покидать его общество, словно хотят дождаться пика этого напряжения и сами тянут ее под надвигающуюся лавину. Рожбин крутит между пальцами подаренный им айкос — розовый и молится, чтобы он не слышал их нелепый разговор, — слышал, более того, он уже во всех красках представил предстоящее свидание, так что разум напрочь отключен, что окончательно развязывает ему язык. - Он хороший парень, странно что ты отказала ему. — Слава вылетают холоднее и надменнее, чем он планировал, но защитные механизмы срабатывают быстрее него самого. - Я могу воспринимать это как благословение на свидание? — Их кокетливые разговоры не дают ему права упрекать ее в мужском внимании со стороны, пока на его безымянном пальце кольцо. - Вполне. — Согласно кивает. Ей почему-то хочется провалиться сквозь землю от этого неловкого и глупого диалога, но для начала хорошенько ударить его по упрямой и бестолковой голове, потому что бесспорно — Демирхан очень приятный и ей нравится общаться с ним, но не с ним уже второй месяц у нее многообещающие переглядки, не с ним по ночам она болтает по телефону, и совсем не с ним они при общих прогулках компанией отделяются, чтобы обсудить самое сокровенное, личное, тайное, это все происходит с тем, кто сейчас устроил ей моноспектакль с презентацией своего собственничества, которое она, будь смелее, предложила бы демонстрировать своей жене. Но больше в его поведении ее злит то, что он действительно позволяет себе поверить, что она может пойти с кем-то на свидание, как будто совсем не видит и не чувствует ее переживаний относительно себя, что ранит Рожбин гораздо сильнее ядовитых реплик. - А знаешь, — она так невероятно раздражена на его глупые, почти детские фокусы, — ты прав, я схожу. Он сегодня записывается, как раз предложу ему поужинать. - Все правильно, ты целеустремленная девочка. Бертан не знает, что его раздражает больше: то, что она достаточно привлекательная и харизматичная, что привлекает слишком много внимания мужчин и, что он далеко не единственный, или то, что испытывает чувство на которое не имеет никакого права будучи женатым, но он ревнует, до сжатых до боли пальцев, до желания разбить все что попадается под руку, до потребности запереть ее и никуда не выпускать. Внутри него зреет что-то животное и первобытное, абсолютно нечеловеческое и бесконтрольное, стоит ему подумать, что кто-то может быть к ней близок. Поэтому, когда она сначала с презрением осматривает его от подошвы кроссовок до макушки и развернувшись, уходит, ему хочется бросится за ней и попросить никуда не ходить, особенно с парнем, который, очевидно, хорош. Но он не идет за ней, он пинает стену и курит до того момента, пока один звуковых режиссеров не вызывнивает его для присутствия на прослушивание, гордость оказывается сильнее, и он отправляется работать, упрямо игнорируя весь день помещение, где сегодня репетирует Рожбин. В перерывах между встречами в студии, он с ноги открывает дверь в комнату, где чаще всего работает Гизем: - С каких пор ты занимаешься сводничеством? — Гизем вздрагивает, когда он бесшумно подходит к ней со спины и присаживается на край ее стола, претензионно вскидывая брови. - О чем ты? — она выглядит неудомевающей, не успев переключится от коммуникации в телефоне. - Демирхан классный парень, Рож, он такой горячий, как ты могла его продинамить? — он достаточно правдоподобно передает тон их беседы и выглядит взбешенным. - А что ты хочешь чтобы я сказала? Да Рож, я вижу, что вы с нашим женатым боссом пускаете слюни друг на друга, как два пубертатных подростка. Давай влюбись в него по уши, если не уже и разбей себе сердце. Что ты ей дашь, кроме нервного срыва и слез, Бертан? Ты же понимаешь, что она не прыгнет к тебе в постель ради классной ночи или спонсорства, ты же видишь как она смотрит на тебя? - Она смотрит? — он догадывался, но ему нужно больше подтверждений и свидетелей того, что не просто влюбленный придурок, а что он влюблен взаимно. - Тебя только это беспокоит в том, что я сказала? — ее лицо выражает искренне недоумение. — Ладно она, но ты — взрослый мужчина, ты не можешь быть таким беспечным. - Если бы я мог это контролировать. — Он устало закрывает лицо руками. - И что ты собираешься делать с этим? — Гизем понимает, что скорее всего делать что либо — поздно, но минимальный шанс не усугубить происходящее еще имеет место быть. - Она пошла на свидание, — плечи приподнимаются в бессильном жесте, — может сегодня вопрос решится сам собой. — В нем борется желание бороться за нее с желанием просто отпустить. - Она не долго продержится, слишком очевидная, — Гизем уже без злости смотрит на него, и оттаивает: — Вы поругались? - Кто-то слышал? - Нет, — отрицательно качает головой, — но Рож влетела в комнату с красными щеками и сказала Демирхану, что она, наконец-то, свободна для совместного ужина. — Губы ее изгибаются в виноватой, почти сочувствующей улыбке. Какой бы плохой идеей она не считала эти чувства, она поддержит его, и эту девочку, что знает всего несколько месяцев тоже поддержит, потому что даже она не смогла устоять перед ее обонянием, так что она абсолютно точно не может осуждать Бертана, который влюбился слишком наивно для зрелого мужчины. - Я взбесился из-за вашего разговора. — И теперь ему стыдно за свое поведение, потому что этот короткий разговор с Гизем расставил все на места — она пошла на свидание из обиды и желание сделать больно в ответ на детское бестолковое поведение. - Но я все же напомню: ты женат и лишен права на сцены ревности. Бертан демонстративно закатывает глаза и не удосуживаясь ответить подруге покидает помещение, у него есть дела гораздо важнее: совершить несколько звонков, а оставшееся время представлять как та, что заставляет его ладони потеть целует другого. Между тем, чтобы поговорить с ней и рассказать, что и почему его так задело и тем, чтобы изводить себя весь оставшийся день, и, в последствии, вечер, пытаясь закинуть переживания работой, он, конечно, выбирает второй. В голове рождается бесчисленное множество сценариев, по которым мог бы происходит сегодня вечер Рожбин и ее ухажера, но ни в одном не было варианта, что они будут обсуждать его. Так что услышав их он бы сильно удивился, примерно так же сильно, как удивляется Рожбин, поднимая изумление глаза, услышав вопрос заданный слишком буднично: - Ты пошла со мной назло ему? Рожбин вопросительно поднимает бровь, тушуясь от того, как очевидна, на самом деле, — конечно, она пошла назло, и, конечно, они оба понимают, о ком речь, но неужели то происходящее между ними, что еще совсем нельзя ощутить и определить, стало заметным и понятным для окружающих? - Я пошла, потому что ты нравишься мне, — в целом она не врет: Демирхан — интересный и обаятельный, но он совсем не цепляет, не заставляет чувствовать себя взволнованно и нежно. - Как друг? — на его лице ни шрама обиды или напряжения, он расслаблен и искреннен, так что Рож больше не видит причин не ответить ему честно. Рожбин натянуто улыбается, сокрушаясь о том, что она — открытая книга: - Прости… — Рожбин глубоко вздыхает. — Дело не в тебе просто, — она запинается, чтобы подобрать слова. - Просто между тобой и Бертаном что-то есть, я знаю, все знают. — Это звучит как констатация факта, как отчет о самом очевидном: дождь идет с неба, деревья зеленые, Рожбин влюблена в своего продюсера. - Это невозможно, он женат. - Рож, мы работаем вместе почти три года, — Демирхан выглядит спокойным, слишком спокойным для того, кем буквально воспользовались, — иногда я думаю о том, что его жена — жена Шредингера, знаешь. — Им приносят заказ и он как ни в чем не бывало принимается за еду. — Мы иногда слышим о ней, но никогда не видим: она то на каких-то собачьих выставках, то уезжает куда-то с подругами, то на ретрите — ее нет в его жизни номинально. Только со слов Барана и Гизем, я знаю, что она — не плод воображения. У него странный брак, я знаю, что он часто ночует в студии и кольцо носит через раз, я думал это больше условность для него. - Если бы он не любил ее, он бы развелся. — Рожбин нехотя ковыряет свою пасту. - Если бы он любил ее, он бы не смотрел на тебя, как на восьмое чудо света. Он не бегает за каждой юбкой, он вообще кажется только и занимается тем, что работает, но теперь еще и тобой. — Слова Демирхана волнуют и пугают, потому что до этого дня приходя по вечерам домой она могла сказать что ей мерещится, что он особенно внимателен к ней, и, что его глаза не горят похожими на ее искорками, стоит им оказаться рядом, что он позволяет себе ты б нежным и немного, совсем невесомо нарушает границы неловкими касаниями и смелыми личными вопросами. - Зачем мы говорим об этом? — Она — лгунья, потому что ей нравится говорить об этом хоть с кем-то, особенно, когда собеседник не осуждает ее за глупое, неконтролируемое влечение. Демирхан небрежно пожимает: - Это хотя бы честно. Лучше я буду во френд зоне, чем буду инструментом манипуляций. После слов Демирхана с плеч будто падает тонна камней, и освободившись от груза, она действительно наслаждается ужином, они больше не говорят ни про Бертана, ни про их странные взаимоотношения, и она откладывает эти мысли на потом, когда выходя из ресторана, просит не провожать, а говорит, что хочет побыть одна и немного порефлексировать, что приводит ее прямо к дверям студии. Слишком крепко цепляясь за ручку двери, она становится заложницей навязчивых мыслей о том, что войдя сейчас в студию в начале одиннадцатого вместо того, чтобы продолжить вечер в компании красивого, привлекательного и свободного молодого мужчины, она повернет туда, где назад пути не будет, где будет, он, она, его брак и притяжение силы, которой она не может противостоять. - Привет. Он, сидящий в тусклом освещении своего кабинета выглядит поникшим и усталым, будто из него выкачали весь свет и цвет, лениво поднимает на нее глаза: - Я думал, у тебя свидание. — Тепло разрастается в его груди неконтролируемо, против его воли, стоит ей зайти в помещение, как бы он не старался выглядеть отстраненным и холодным, создавая иллюзию глубокой вовлеченности, на самом деле бездумно начинает щелкать по клавишам ноутбука. - У меня был дружеский ужин, — она делает акцент на статусе, — мы говорили про работу. — Вина в ее голосе, совсем неуместна, потому что формально он — никто, ее босс, человек, который инвестирует в нее деньги. - Не вижу необходимости отчитываться передо мной, — упрямство в нем преобладает над желанием просто подойти и прижать ее к себе. - Замолчи, — Рожбин даже не задевают и не обижают сказанные им слова, потому что его пренебрежение выглядит искусственно и хрупко, — я приехала не для того чтобы это слышать. - А для чего? Послушай Ро… Рожбин. - Потому что хотела, — она перебивает его прежде, чем он продолжит свой монолог, пропитанный абсолютно безосновательной обидой и лицемерным благоразумием. - Ее слова попадают точно в цель, прямо в то место, где бронежилет не защищает и он сыпется прямо у Рожбин на глазах, глядя на нее немного растерянно, обнажает свою нужду, словно весь вечер ждал ее с ожиданием смотря на дверь, и грел надежду, что ее свидание — глупая шутка. И теперь она стоит перед ним и смотрит немного осуждающе, но тепло, как будто он нашкодивший кот и он ощущает себя так неуверенно и уязвимо, и почему-то до боли комфортно, когда без умолку начинает что-то тороторить в попытке скрыть свое смущение; - Ладно. — Он схопывает ладони и растирает словно стараясь согреться, — Мне нужно утвердить до завтрашнего утра демки для одного альбома, осталось еще пять, можешь составить мне компанию. Я включаю и слушаю на разной громкости, замедляю — в среднем нужно прослушать раз пять, чтобы нащупать лаги, но я иногда увлекаюсь, и могу повторить и двадцать. - Хорошо, я попробую, — Рожбин скидывать кеды прежде, чем забирается с ногами в кресло и послушно позволяет ему надеть на нее наушники, перед этим предусмотрительно заправляя пряди волос за уши, и они оба делают вид, что от этого невинного жеста ток не пробегает по их венам, заставляя кровь двигаться быстрее. Рожбин очень хотела бы быть ему полезной, но не выходит, когда он рядом такой открытый и уязвимый сосредоточиться невозможно, поэтому несколько часов наблюдает за тем, как он завороженно на разной скорости прослушивает музыкальное сопровождение будущих треков, делая пометки и правки в ноутбуке с таким сосредоточенным и увлеченным видом словно ее здесь нет, и это не обидно — напротив — приятно и интимно, как будто делит с ней что-то ценное и важное, и не пытается кем-то казаться рядом с ней, как обычно это делают другие парни. В ее глазах он до боли настоящий — неловкий, эмоциональный, неправильный, но честный и импульсивный, и она думает, что повелась именно на это — на отсутствие сальных комментариев, на глупые шутки и горящий вызовом взгляд. Он красив в своей уникальности и неидеальности — с морщинками у глаз, всегда с немного отросшей щетиной, в мятой футболке и с глазами мальчишки. И она жадно разглядывает его всего: длинные изогнутые ресницы и аккуратные очерченные губы, шрам на щеке и бронзовые волосы, крепкие руки и плечи, и где-то внутри тоскует о том, что не может себе и позволить прикоснуться к нему, и ее полномочия с самым притягательным человеком на ее памяти ничтожно малы. Бессовестные желания Рожбин оставляет себе несбыточными мечтами, в которых она может погладить его футболку, чмокнуть в голое плечо и провести ладонями по спине. Отпускает и фантазирует о том, как могла бы поцеловать его уставшего перед сном в уголок губ и выводить ногтями абстракции на голой груди. Думает, что никогда, возможно, не сможет вдохнуть его запах прижавшись носом к коже и на долю секунд заполнить им свои легкие. Он никогда не был и не будет ее, так что она обязательно все это растопчет и забудет, потому что правильные девочки не берут чужое, хорошие девочки всегда поступают разумно, и никогда никого не обижают, даже, если это клише стоит им личного счастья. Несколько часов пролетают считанными минутами, когда она слишком увлеченная изучением недоступного вздрагивает от его резкого возгласа: - Баран — гений. Я всегда распыляюсь на слишком большое количество задач, не могу сесть и просто писать, а он может. И как итог его полного погружения это на 98% качественный продукт с минимальными правками. Он садится и не отрываясь пишет пишет, еще и с нуля. — Он останавливается, замечая ее растерянные лицо: — Я утомил тебя? - Нет, совсем нет, это интересно. — На самом деле самое интересное в происходящем — он сам и его жесты, реакции, мимика. Повисает неловкая пауза, пока они изучают друг друга внимательнее, чем обычно, словно хотят считать друг с друга то, что так никто и не осмелился произнести. Бертан проигрывает в эти гляделки, потому что если она начнет читать его мысли — он пропал. - Давай, я отвезу тебя домой, заодно немного проветрюсь? Рожбин кивает и собирается, по дороге они не говорят друг другу ни слова — ни когда выходят из студии, ни в машине — что-то неловкое между ними висит в воздухе, — недосказанность, смущение, трепет. Сегодня они вновь негласно признались друг другу в чувствах — неумело, глупо, импульсивно, но честно, — она через уступок, придя к нему после недосвидания, он через признание своих прав, устроив скандал на почве ревности. И несмотря на тяжелый для обоих день, полный переживаниями и стрессом, присутствие друг с другом кажется необходимым и важным. Когда они подъезжают к дому Рожбин, за каких-то 15 минут, на горизонте можно увидеть, как начинает светать. Она ковыряет пояс своей сумки и слишком живо реагирует на его вымученную реплику, словно ждала, что он заговорит первым: - Я, наверное, вернусь в студию — в девять встреча. Не хочу домой. — Часы гласят 4.05. Рожбин глубоко вздыхает ставя на кон все свое благоразумие: - Можешь переночевать у меня, — слова вылетают быстрее, чем она успевает подумать. - Хочешь затащить меня в постель? — Он рассчитывал сделать это первым, но она в очередной раз предвосхищает ожидания, и заодно, рассеивает все сложное и неприятное, что висело словно смог между ними в этот вечер. - Претендую на твою невинность, — Рожбин кокетливо вскидывает брови, поджимая губы, — если от нее что-то еще осталось. - Давай испытаем тебя: сможешь ли ты не воспользоваться моим беспомощным положением, находясь в одном помещении? - Положишь между нами подушку? - Подушка может стать преградой? Я думал ты целеустремленная. — Он бессовестно играет с ней, вновь используя это слово, но уже не в контексте другого мужчины, а в контексте себя. Ее смех заполняет машину — громкий, искренний, звонкий. Рожбин открывает дверь и следует к подъезду, даже не оборачиваясь на него, будто точно знает — он последует за ней. И он следует, зная что у него есть ни один альтернативный вариант ночевки, но он выбирает именно тот, что понесет непоправимые последствия и заведет его в тупик, куда навигатор уже построил маршрут, маршрут который начинается с бежевой двери на втором этаже многоквартирного дома, с милой светлой комнаты с белыми стенами. Кажется, что он заходит сюда не впервые, потому что помещение — ее комната, выглядит знакомой, но это только потому, что именно так он ее и представлял: много света из широких окон, тонкий тюль, бежевый паркет, белые стены, комод, рейл с вещами и много ярких необычных деталей — полное отражение хозяйки, которая, пока он силу дует комнату приносит ему полотенце и отправляет в ванную. Приняв душ, он — взрослый половозрелый мужчина, имеющий брак и десяток сексуальных партнерш в прошлом, стоит напротив зеркала и со всей серьезностью пытается принять решение: в каком виде ему стоит выйти из ванной комнаты? Насколько нелепым он будет, если обратно наденет свою одежду или глупее будет выйти из душа в полотенце на бедрах? Спустя пять минут рассуждений он выбирает надеть боксеры и выйти с одеждой в руках — Рожбин вероятнее всего видела мужчин в белье. Бертан сохраняет невозмутимый вид, проходя в комнату и вешая свои вещи на свободный стул, и занимает правую сторону кровати, потому что видит, что прикроватная тумбочка Рожбин слева. Она в это время уступает себе в слабости изучить его тело глазами, она знает что красные щеки сдают ее потрохами, и стоит увидеть как он прячет самодовольную улыбку, склоняя голову, она ретируется в душ, молясь о том, чтобы по возвращению застать его спящим. Но вернувшись в комнату она попадает в его ловушку — умиротворенное лицо, закрытые глаза, которые, стоит ей стянуть с себя халат, и остаться в пижамных майке и шортах, раскрываются, внимательно изучая ее тело, что мгновенно прячется под одеялом. - Подглядываешь? — когда она опускается на подушку к нему лицом, то встречается с глазами, что изучают не смело и жадно. 1:1 - Не то, чтобы ты пыталась спрятать что-то. — Усмехается, поднимая брови. - Это ты устроил дефиле в трусах в моей комнате. - Я проверял тебя на силу воли. Подушка, кстати не понадобиться. Твой кот любезно согласился оберегать мою честь. — Кивает в сторону кота, пригревшегося прямо на середине постели. Она закрывает глаза первой — то ли, потому что правда хочет спать, то ли, чтобы дать ему больше времени посмотреть на себя и не быть пойманным, а потом постепенно погружается в сон, в отличие от Бертана, который еще около получаса тратит на то, чтобы осознать все произошедшее за последние сутки, игнорируя тот факт, что буквально через четыре часа, прозвенит будильник. Несмотря на то, что засыпают они расстоянии вытянутой руки под разными одеяла, просыпается Бертан, уткнувшись в ее макушку. Напоминая гусеничку в своем одеяле, она жмется к его боку, небрежно закинув руку поперек живота, пока он обнимает ее и пытается дотянутся до его телефона, что звенит раздражающей трелью. - Выключи его, — бубнит она и Бертан подчиняется, улыбаясь сам себе. Он быстро собирается, и почти выйдя из комнаты останавливается, не успев открыть дверь. Что-то заставляет его обернуться к кровати, где Рожбин переворачивается с правого бока на спину, и одеяло спадает в бок, открывая обзор на живот, что совсем не прикрывал задравшийся топ. И взвесив все за и против, он принимает решение, что терять нечего и склоняется над ней, намереваясь сначала чмокнуть в щеку, но взгляд вновь скользит к животу, и, поддавшись соблазну он опускается ниже и прижимается губами прямо к центру живота, чуть выше пупка, целомудренно целуя. Рожбин дергается, видимо, от ощущения щетины на нежной коже, но не просыпается. Только спустя несколько часов Рожбин открывает глаза от звонка в дверь, недовольная ровно до тех пор, пока курьер не протягивает ей корзину с десятком розовых кустовых роз, между которых воткнут кусок структурной бумаги с бережно выведеным: «Я подумал, что они идеально впишутся в твою комнату» Потом она получит еще ни один букет от него, они будут сменять друг друга, но именно несколько цветочков от этого, первого полученного от него букета, она трепетно высушит и спрячет, как напоминание о том, что их чувства были не только разрушающими, но когда-то они созидали и восстанавливали. Всего 37 веток цветов и она буквально загорается рождественской елкой, и больше не в силах заснуть, она тратит свободное время на слишком кропотливые для рабочего дня сборы: укладывает волосы, делает совершенно не рабочий макияж и надевает ленту для волос, которая раньше казалась ей слишком ярким аксессуаром. Сомнения о том, что она перестаралась улетучиваются, когда она сталкивается в коридоре студии с тем, кто стал причиной ее желания обнять и поцеловать все живое, что встретится на пути. Они останавливаются в метре друг о друга не желая тратить время на глупые приветствия, потому что несколько часов назад спали в одной постели. - Как прошла встреча? — возбуждение немного спадает, и она чувствует, когда расслабляется под его плотоядным взглядом, спадающим с ее лица на неприкрытые плечи с тонкими лямками черного Боди и она буквально ощущает, как он силой мысли спускает их со смуглой кожи. - Прекрасно, — он откашливается и жмурится, будто приводит себя в чувства, — контракт почти наш, но теперь я думаю что эта встреча не стоила того, чтобы уходить. — Он думает, что звучит слишком приторно но та сумма, что указана в договоре вряд ли хотя бы на одну сотую сможет компенсировать то, что он упустил имея возможность проснуться с ней в одной постели и никуда не спешить, возможно немного нарушая границы и целуя не в тихую, как вор, а открыто и долго прямо те участки тела, что так бессовестно привлекают его внимание. У Рожбин Что-то невыносимо зудит между ребрами, в месте, где он утром коснулся губами. И чтобы утолить интерес, она проводит пальцами по его щетине, очерчивая скулу, и узнает, что это до боли знакомое ощущение, которое сегодня казалось сонным бредом, оседая призрачной щекоткой на животе. - Думала мне приснилось, — победная улыбка озаряет ее лицо — она поймала его с поличным. - Это был кошмар или твои влажные сны? — Бертан опирается виском о стену и смотрит с вызовом облизывая губы с сотнями трещинок, пока Рожбин ловит себя на желании пересчитать их своими, и то ли читая ее мысли, то ли от своих, скрытых, его глаза в ответ мгновенно темнеют, покрываясь поволокой. - Это был сон для разбора у психотерапевта. — Она поднимает брови, и делает вид, словно не она прикасалась откровенно и интимно к его лицу, лишая самообладания. Бертан усмехается и старается разглядывать ворсинки на ковре под их ногами, лишь бы не сканировать взглядом ее шелковую кожу, с сегодняшнего утра знакомую на ощупь, на ее слишком озорные глаза, и голые плечи и он думает, что идиот потому что сегодня утром мог исследовать это не только глазами. Должен ли он чувствовать себя стыдливо — он не знает, потому он даже не делает доли того, чего хотел бы, хотя мог, давно бы мог, но с ней совсем не сочетается спешка и давление, хочется быть осторожным, обходительным и мягким, чтобы наверняка не чувствовать себя сиюминутным желанием или импульсивным помутнением, чтобы точно знать, что он — ее выбор после бессонных ночей, занятых раздумьями, а стоит ли он того, ее загаданное желание с завязанной ниткой на руке. И зажав между пальцами эту нитку он едва улыбается, когда получает свою сдачу — невесомый поцелуй в щеку и смотрит, как миниатюрная фигура стремительно покидает коридор. Это было их лучшее время.