Короли Игнисаквы

— Есть что сказать? — устало поинтересовался Чонгук. Его омега вновь не ответил, молча прожигая слезливым взглядом, не позволяя покинуть зал, где, бывало, собирались члены малого совета. В голубых глазах плескался яд. Смертельный. Снаружи, в коридоре, ждал Намджун, вдали ожидали преданные люди, которых необходимо скорее освободить, а Тэхён словно проглотил язык. Чего ради тогда просил о разговоре? Ничего не изменить и не исправить. Если бы только Агаар сумел сейчас лететь, Чонгук бы прогнал Юнги уже сегодня. В груди наравне с сердцебиением билось опасение свернуть Ким-Хаану шею до его исчезновения. Столь сильно билось, что все дни придётся избегать тварь, только бы не совершить непоправимое. — Раз тебе нечего добавить, тогда я пойду. Нужно решить некоторые вопросы, — не успел Чонгук коснуться ручек дверей, как ему на спину, подобно разъярённой змее, с шипением запрыгнул омега. Угрожающий змеиный рык оглушил всю комнату. — Дьявол, Тэхён! — Никто не отрубит Юнги ногу, и никто не заставит его покинуть Игнисакву, ясно тебе?! — взревев, Тэхён сдавил шею альфы двумя руками и впился зубами ему в щёку. — Сейчас же пусти! — не найдя другого выхода, Чонгук начал кружиться по помещению, опасаясь силой скидывать с себя омегу. — Уймись уже! В это мгновение Тэхён готов был придушить Чонгука за вынесенный приговор. В это мгновение никакие последствия его не волновали. Слёзы ушли, вместо них на него хлынула ярость. Только почувствовав привкус крови во рту, он разжал челюсти и, спрыгнув со спины альфы, со всей силы ударил его по лицу. За первым ударом последовали бесчисленные удары по груди. — Вопрос закрыт! — рыкнул Чонгук, сдавив руки омеги в своих. — Не закрыт! — пнув альфу в голень и едва не потянувшись зубами к его горлу. — Этого не будет, ясно?! Не будет! — Успокойся, — поморщившись от жжения на лице, но больше не повышая голос. — Он сделал свой выбор. — Мне снова начать угрожать?! Не медля, Тэхён вырвал руки из хватки и молниеносно вытащил кинжал из ножен Чонгука. К горлу снова было приставлено лезвие. Шаг, ещё один, и стена снова позади. Руки слушались, но они словно начали неметь. Сейчас ничего не удавалось полноценно почувствовать. Даже ноги казались ватными, будто ещё чуть-чуть, и он рухнет на пол. — Ты его не прогонишь! — судорожно выпалив. — Ты не можешь его прогнать, это же его дом! Он должен править Вендоном! — Умоляю тебя, успокойся, — прошептал Чонгук, незаметно сокращая расстояние, невольно отметив, как тряслись губы омеги. — Ты расстроен, я понимаю, но Юнги должен понести заслуженное наказание. Неустанно мотая головой из стороны в сторону, Тэхён вдавливал кинжал в шею и морщился от боли. В груди бешено колотилось сердце, не удавалось полноценно дышать. В прошлый раз он готов был убить себя, а сейчас в сознании мелькнуло: жить. Сегодня с его горла не полилась кровь — он не мог надавить достаточно сильно. Когда Чонгук оказался совсем близко, даже не вышло оказать сопротивление. Оружие само выпало из рук. Губы обожгло горячее дыхание. Секунда — и поцелуй вышиб из груди оставшийся воздух. — Роза, так нужно, — отстранившись от чужого рта. — Со временем ты поймёшь. — Ошибаешься! Я не пойму! Тэхён толкнул альфу в грудь, как только из глаз снова хлынули горькие, не поддающиеся контролю слёзы. Видя в глазах напротив непоколебимость и чувствуя навалившуюся на плечи усталость, он медленно опустился на пол и зарылся лицом в свои колени. С груди так и рвались всхлипы, напоминающие хрип. Полноценно вдохнуть воздух так и не вышло. Вскоре хвойный аромат, как и кожа Чонгука, оказались повсюду. Тепло со всех сторон. — Посмотри на меня, — одной рукой поглаживая волосы омеги, второй альфа старался приподнять его голову. — Выпей это. Сквозь пелену слёз Тэхён увидел кружку у своего лица. Над ними возвышался посторонний альфа, в котором, вытерев слёзы, удалось распознать Намджуна. Больше не в силах думать и переживать, омега залпом выпил всё содержимое. После выпитого легче не стало, хоть и громкие омерзительные всхлипы стали раздаваться реже. В какой-то миг он оказался уже на руках у Чонгука, который его куда-то нёс. Может, это был яд? Глаза начали слипаться. Быть может, действительно яд.

***

— Ты можешь дать мне слово, что никогда не навредишь Тэхёну? — Я никогда ему не наврежу. Чонгук с наслаждением восседал на золотом троне, смотря на Юнги свысока. Четыре дня прошло с его прибытия, отныне всё возвращалось на круги своя, и даже возвратились оставшиеся всадники. Его людей освободили, а вражеские отбыли на свои земли. Все, кроме Юнги и некого Норт Нильсона. В тронном зале не было даже стражников, аудиенция проходила без лишних ушей. Вряд ли бы несколько дней назад Чонгуку удалось столь равнодушно говорить с альфой напротив. Сейчас гнев чуть поутих, благодаря сбитым в мясо костяшкам. Так яростно он ещё никогда не бил бетонную стену. Благо, обошлось без перелома обеих рук — кости треснули лишь в левой кисти, которой он теперь не мог пошевелить. Только мысль о Тэхёне связывала ему и шею, и руки. Что тогда, что сейчас. Из-за каждой пролитой слезинки было решено не касаться Юнги даже пальцем. — Раньше тебя это не останавливало, — язвительно напомнил Юнги, с интересом разглядывая покрасневшую рану на чужом лице. Эта рана напоминала отпечаток зубов. — Теперь останавливает. Я никогда не сделаю ему больно и другим не позволю. У Чонгука в груди клокотало колющее кожу раздражение. Он бы даже слушать не стал врага, не то что говорить с ним, если бы не омега. Тэхён с такой яростью на него глянул, что нельзя было не согласиться на аудиенцию с его братом. Наверняка в сердце розы всё ещё теплилась надежда на принятие иного решения. Сколько бы Чонгук ни объяснял, его не желали слышать. — И ты никогда не возьмёшь его силой. — И не собирался. — Мы дороги Эффелю. Я и мой брат, — с каждым словом голос Юнги становился твёрже. — Если ты его обидишь, я заберу его. Мы с ним вместе улетим в Эффель. — Не стоит говорить мне такие слова. Не зли меня, пока я согласен целым тебя отпустить. Мой омега всегда будет рядом со мной. Чонгук набрал в грудь побольше воздуха и медленно его выдохнул. Раздражённый взгляд от Ким-Хаана пополз вверх, к вздымающимся над головой высоким сводам, поддерживаемым массивными каменными колоннами, выстроенными вдоль зала. Сквозь витражи в помещение проникал солнечный свет, оседающий у альфы на лице. В идиллии лишним был только один надоедливый Ким-Хаан, которого осталось потерпеть совсем недолго. — Только если ты будешь соответственно к нему относиться. Он не один, хоть и останется в Игнисакве без меня. У него есть те, кто его любит, кто о нём позаботится, кто встанет на его защиту. Юнги всматривался в чужое лицо, стараясь распознать истинные чувства Чон-Драака. Действительно ли не обидит Тэхёна? Что творится в его голове и сердце? Отчего отношение к его братику изменилось? Раньше Чон-Драака ничто не останавливало перед желанными целями. Что поменялось? Необходимость в этом разобраться душила Юнги. Он не сумеет покинуть Игнисакву, если внутри останутся сомнения в безопасности брата. Только если в груди не останется тяжести, Агаар подымет его ввысь. Только так и никак иначе. — Есть что-то ещё, что ты хотел обсудить? — резко вопросил Чонгук, склонив голову вбок. — Чонгук, я скажу тебе честно, — ступив на шаг ближе. — Я боюсь его оставлять здесь. С тобой. — Не стоит. — Ты его насиловал, и ты посмел его ударить, — поморщился Юнги, сжав кулаки. — Я боюсь оставлять моего единственного брата с тобой. — Юнги, я не твой отец, запомни это. Я никогда больше не сделаю Тэхёну больно. — Ты его любишь? — внезапно слетело с губ, прежде чем Ким-Хаан сумел обдумать сказанное. — Да, — твёрдым, не знающим сомнений тоном. Чонгук даже не задумался над сказанным, столь плотно в его сердце поселился истинный. Глубоко и наверняка навсегда, несмотря на все его недостатки, ни один из которых не касался внешности. Задумавшись на мгновение, альфа облокотился на спинку трона и широко расставил ноги. Когда он вместо злости начал чувствовать нечто иное? Не удавалось найти в памяти ответы. Будто только вчера он готов был придушить Тэхёна голыми руками и кинуть его на съедение акулам, а сегодня губы неосознанно тянулись к нежной коже. Дьявольский омега. Но весь его и только его. — Твой брат может о себе позаботиться и без тебя. Полагаю, если я его обижу, то умру раньше, чем ты успеешь прилететь, — хмыкнул Чонгук, вспомнив участь Ким-Хаан Бао. — Тэхён — самое дорогое, что у меня есть. — У Тэхёна уже есть своя семья — я и наш сын. Они самое дорогое, что есть у меня, — акцентируя последнее слово, отчего-то внезапно приревновав мужа. — Если тебе больше нечего добавить, прошу избавить меня от своей компании. Не сказав больше ни единого слова, Юнги, держа спину ровно и не опуская голову, направился на выход. Ждущие за дверьми двое стражников Чон-Драака направились за ним вдоль длинного коридора. Они, подобно теням, повсюду следовали за ним, куда бы он ни пошёл.

***

Красота звёздного неба была не в силах облегчить поселившуюся в груди Тэхёна тяжесть. Высоко в небе виднелись сразу три дракона. От размашистых взмахов их крыльев веяло свободой. Закрыв глаза и опустив руки на перила, омега сделал глубокий вдох. Свобода витала в воздухе. Она повсюду, и так желанна, но так непреодолимо далека. Внезапно она даже коснулась его волос. Так ощутимо, по-настоящему. Только когда она коснулась щеки, он открыл глаза. — Ты его не прогонишь, — процедил Тэхён, узнав в прикосновениях своего мужа. Ладони зачесались, но он сдержал порыв влепить варвару пощёчину, хоть и пришлось при этом прокусить собственную губу. Ни за что он не отпустит Юнги. Не так. И уж точно не позволит ему улететь навсегда. Особенно учитывая абсолютное равнодушие в сердце по отношению к дядям Джо, которых Тэхён толком не знал и уже даже не помнил. Отец запретил маме поддерживать связь с дядями, им было запрещено прилетать в Игнисакву. Как мама могла так легко согласиться? А просто ли ей было? Может, ей тоже было больно? Как бы то ни было, Тэхён не готов повторить её судьбу. Саатус будет знать своего дядю, будет его любить. Чонгук обязан передумать. — Всё уже решено. Глубоко в лесу послышался протяжный рёв, вслед за которым раздался ещё один, более громкий. Чонгук, бывало, слышал такие звуки на Мако после захода солнца. Они звучали, только когда между драконами устанавливалось безусловное доверие. — Ты не посмеешь его прогнать. Не оборачиваясь, Тэхён сильнее сдавливал руками перила, отказываясь верить в дьявольское навсегда. Его взгляд был направлен вниз, на тёмный бесконечный лес. — Послушай меня, — вздохнув, Чонгук опустил здоровую руку омеге на талию и повернул его к себе лицом. — Он сделал выбор. — Не смей называть это выбором, — прошипев негромко. — Мой брат должен получить Вендон. — Я не против, но в таком случае он лишится ноги, — мягко добавил альфа, всматриваясь в бездонные глаза напротив. Пойдя на поводу жалящего внутренности порыва, Тэхён, скривившись, ударил Чонгука по лицу. В тишине шлепок был оглушительным. Со рта порывался вырваться крик, но он его всеми силами сдерживал, не желая будить сына. Развернувшись, омега зажмурился и ударил руками уже по перилам. — Поставь себя на моё место и скажи, как бы ты поступил. Что бы ты сделал? — приблизившись вплотную, Чонгук едва не коснулся торсом чужой израненной спины. Дыхания обоих участились. Громкое молчание скрутило животы. Вопрос не требовал ответа, его альфа и так знал. — Ты бы отравил Хосока, ведь так? Я знаю, ты был бы в бешенстве, если бы Юнги по вине Хосока лишился ноги. Как бы ни хотелось, Тэхён не мог ничего возразить. Он бы не позволил Хосоку спокойно жить. И наверняка бы тоже захотел забрать его ногу... Аромат свободы за спиной густел, сейчас его наверняка можно было даже увидеть, если приглядеться. Только навсегда звучало дико. Так дико и неправильно, что поверить не удавалось. И он не станет ни верить в это, ни принимать такой исход. Ни за что. — Но ты ведь не я, — закрыв руками лицо, устало протянул омега, уже не в силах ни кричать, ни плакать. — Будь лучше меня. — Вопрос закрыт. — Тогда уходи, — в шёпоте слышались отголоски разочарования. — Я буду спать там, где спишь ты, — не двинувшись с места, Чонгук нагнулся и вдохнул дурманящий аромат, коснувшись носом чужих волос. — Всегда. — Не заставляй меня повышать голос. Саатус спит. Уголки губ Чон-Драака дёрнулись вверх, стоило услышать сорвавшееся с уст Тэхёна имя сына. Так красиво. Завораживающее звучание с нотками хрипотцы оживило щекочущие живот крылья. Так правильно. Не в силах контролировать свои движения, альфа вновь коснулся пальцами щеки омеги. Движения были плавными, осторожными. От него не отстранялись, и он спустился ниже, к подбородку, который тоже принялся оглаживать. Когда большой палец коснулся мягких пухлых губ, со рта вырвался удовлетворённый рык. Сейчас Тэхён походил на дикую змею, которую Чонгук каждый раз старался приучить к ласке и поцелуям. — Ты злишься на меня, но ты не думал, что ничего бы этого не было, если бы Юнги не вызвал Хосока на небесный бой? — спросил альфа, уткнувшись носом омеге в макушку. — Не я это начал. Почему ты не злишься на своего брата? — Хочешь знать, почему я никогда не стану на него злиться? — дёрнувшись, Тэхён оттолкнул от себя чужие руки и развернулся. В голубых глазах вспыхнули огненные искры. — Потому что он никогда не делал мне больно, в отличие от тебя. Он никогда даже голос на меня не повышал. Поэтому я никогда от него не отвернусь. — Он сделал выбор. У каждого решения есть последствия. — Не называй это выбором. Я придушу тебя, если ты действительно его прогонишь. Бессмысленность спора не могла не действовать Чонгуку на нервы. Не важно, какие слова он скажет, не важно, справедливо ли решение — Тэхён с ним не согласится. Таков уж у розы характер. Упрямый до ужаса и непослушный. Порой эгоистичный. Дикий принц. Такого Чонгук возненавидел и такого же полюбил. Во всяком случае, пусть лучше непрерывно сводит с ума, пусть что угодно делает, лишь бы не лились слёзы из заполненных океаном глаз. — Как ты себя чувствуешь? — Плохо, — цокнул Тэхён, насупившись. — Я серьёзно. Как твоя спина? — Тебя правда волнует моя спина? — Я бы не спрашивал, если бы мне было всё равно, — Чонгук не успел положить руку на талию омеги, как его треснули по предплечью, а после толкнули в грудь. — А Вэси ты не хочешь наказать? — внезапно поинтересовался Тэхён, вдавив ногти в ладони. В его сердце возгоралась уверенность в том, что никого, кроме Юнги, не станут наказывать. — Или ты наказываешь, только когда делают больно твоему брату? — Она будет сидеть в подземелье на цепи, пока ты не решишь её выпустить, — легко слетел с губ ещё один приговор. Трижды пришлось прокрутить в голове сказанное, прежде чем оно осело в сознании омеги. Ответ альфы звучал дико и неправдоподобно. Не выпустят, пока он не даст разрешение? Даже смешно. Разве Хосок позволит своему дракону сидеть в темнице в ожидании смягчения приговора? — А если я никогда не захочу видеть её на свободе? — с горькой усмешкой на губах. — Уверен, со временем захочешь. У тебя доброе сердце, — без тени сомнения в голосе ответил Чонгук. — Уже поздно, ложись спать. Я загляну к Хосоку. У Тэхёна в груди потяжелело на миг, а после железные тиски внезапно со скрипом разжались. На несколько долгих, путающих мысли секунд он настолько был поглощён услышанным, что не успел среагировать на мягкое прикосновение к щеке. Когда он дёрнулся, рядом уже никого не было. Только звёзды и луна. И дышать стало так легко и свободно. Свежесть больше не царапала внутренности и не вставала комом в горле. Свежесть была приятной, как и блеснувшее внутри осознание. Оно со скоростью света возгоралось, согревая кожу, окутывая измученное сердце утешительным шёпотом. Время. Только оно им нужно, и больше ничего. Оно способно стереть в ничто дьявольское навсегда, которое больше не вызывало в душе панический ужас. Дьявольское навсегда исчезло. Тэхён не навсегда расстанется с братом. Со временем Чонгук позволит ему вернуться в Игнисакву, ведь у него доброе сердце. А время никогда не пугало омегу. Он всю жизнь чего-то ждал и сумеет прождать ещё немного. Сколько? Год? Десять месяцев. Столько Тэхён позволит Чонгуку злиться. И ни месяцем дольше.

***

— Ничего страшного, главное, ты жив, — улыбнулся Намджун, хлопнув Хосока по плечу. — Что, у нас в целом королевстве не найдётся достойного мастера? — Конечно, найдётся, — поднявшись с кресла, Маркус взял бутыль и налил всем собравшимся в покоях Хосока ещё вина. — Полагаю, сейчас главное, чтобы рана окончательно зажила. Покои младшего Чон-Драака освещал мягкий тусклый свет, исходящий от свечей. В воздухе витал терпкий аромат вина. Никто не планировал сегодня выпивать. Сначала к Хосоку заглянул Чонгук, а после Намджун и Маркус. Быстро разойтись не вышло, каждому было что сказать. — Я всё ещё считаю, что ты поступаешь неправильно, — выдохнул Хосок, глядя на Чонгука, прежде чем поднести ко рту кружку. — Ты ведь знаешь, что Тэхён не смирится с твоим решением. Дай Юнги ещё один шанс, отдели Вендон от Игнисаквы. — Не смей его защищать, — полным негодования тоном. — Юнги выбрал ногу вместо Вендона. — Потому что ты не оставил ему выбора. — Ты вызвал его на небесный бой или он тебя? Ты хотел с ним сражаться? — подавшись корпусом вперёд, Чонгук в упор глядел на сидящего на кровати брата. — Ты хотел, чтобы Вэси сражалась с Агааром? Хосок отвёл взгляд, не в силах ничего возразить. Никогда в его сердце не было желания сражаться с Юнги. Его вынудили, не оставив выбора. Юнги поступил ужасно, но ведь он не пошёл до конца. В тот день был занесён меч, который так и не опустился. Юнги не смог убить. — Молчишь, — хмыкнул Чонгук, отпив немного вина. — Это он тебя вызвал. Он заставил тебя делать то, что ты не хотел делать. — Прямо как ты Тэхёна в вашу первую ночь? — слетело с губ, прежде чем Хосок сумел себя остановить. — Именно. И я заплатил за это, — указав пальцем себе на левый рубиновый глаз. — Он тоже должен заплатить за то, что сделал. Всё, больше ни слова о нём. Завтра он улетит. Подложив себе под спину подушку, Хосок перевёл взгляд на Намджуна, ища в глазах друга поддержку. Лёд, сквозивший в голосе брата, был непоколебимым. Ничто сейчас его не переубедит. Атмосфера потяжелела, это удалось почувствовать каждому. Пока на Намджуна глядели с надеждой в глазах, его живот скручивало в тугой узел. Сокрытое должно быть раскрыто. Это он знал наверняка, хоть и обещал Джину молчать. Доверие для Чон-Драаков всего стояло превыше всего, наверняка Чонгук сумеет принять и простить умолченное, если сказать правду сейчас. Прочистив горло, Намджун повернул к нему голову и негромко произнёс: — У моего омеги есть дракон. — У травника? — приподняв брови, Чонгук сделал большой глоток вина. — Да. Ким-Хааны дали ему яйцо в награду за помощь. — Наше яйцо, верно? — ничуть не удивившись. Дождавшись утвердительного кивка, Чон-Драак озвучил то, что уже давно можно было понять: — Это он отравил Вуура по приказу Тэхёна. — Что ты планируешь делать? — Намджун и не думал отрицать очевидное. — Этот омега дорог как тебе, так и Тэхёну, — Чонгук поднялся на ноги и, поставив кружку на стол, приблизился к Намджуну, на чьё плечо опустил руку. — Я ценю твою честность. — Ты его накажешь? — Маркусу не удалось скрыть беспокойство в собственном голосе. — Нет, — чуть приподняв уголки губ. — Спасибо за правду. Я пойду спать. Чон-Драак Чонгук всегда ненавидел лжецов и всегда ценил тех, кто осмеливался сказать ему хоть и горькую, но правду. — Ты не злишься? — Расслабься, Намджун, — сильнее сжав чужое плечо. — Всё в порядке. — Как здорово, — нервно усмехнулся Хосок. — Скоро Игнисакву будут охранять целых восемь драконов. Прежде чем разойтись, каждый допил остатки вина в кружках. Чонгук смаковал всплывшее в памяти воспоминание, направляясь в покои мужа. Казалось, целая вечность миновала со дня, когда хитрый омега стащил у него из-под носа драконье яйцо и отдал его травнику. Красивое тело тогда украшал шёлк, длинные волосы струились по изящной спине. Вот бы вновь увидеть эту ткань на Тэхёне. Шёлк, свечи, нежная кожа и пахнущий розами человек. Весь его. Только его. В штанах стало до ужаса горячо и тесно. Чонгук бы многое отдал ради настоящей ночи с истинным. Необходимость ещё хоть раз услышать сладкий стон, обхватить губами соски, коснуться языком всех шрамов и ожогов была мучительной. Собственный аромат густел, тяжелея. Захочет ли Тэхён его когда-нибудь? Омега третью ночь его прогонял. Всё равно они спали вместе, пусть и приходилось прокрадываться в его покои посреди ночи, подобно вору, и уходить с первыми лучами солнца. Чувствует ли Тэхён хвойный аромат по утрам? Как и каждую ночь до этого, сейчас омега крепко спал, лёжа на животе. На полках стояло больше пяти горящих свечей, которые альфа задул и, беззвучно сократив расстояние, лёг на свою половину кровати. Не сдерживая себя, он наклонился к чужим волосам и втянул в нос желанный аромат.

***

Хосоку не спалось. Переворачиваясь из стороны в сторону, он третий час не мог уснуть. В груди засело беспокойство, а живот не оставляло тянущее предвкушение чего-то. Не доставляло труда представить, чего именно ему хотелось, но разве возможно получить желаемое? Вскоре и солнце взойдёт, а глаза всё не смыкались. Только заслышав шорох с обратной стороны двери, он наконец-то понял, почему сон не спешил его навещать. — Пришёл меня убить? — вяло улыбнувшись, Хосок сел в кровати, стоило двери распахнуться. — Я похож на убийцу? — Тогда зачем ты здесь? — Решил ответить на твой вопрос до уезда, — Юнги ступил вглубь чужих покоев и, не став медлить, продолжил: — Я не смог тебя убить, потому что ты хороший человек, Хосок. — И только поэтому? — А из-за чего ещё, по-твоему? — вплотную приблизившись к постели Чон-Драака. Окутавшая покои темнота позволяла альфам открыто говорить друг с другом, хоть и забирала возможность отчётливо видеть. Сейчас важнее было говорить и слышать, поэтому Хосок не спешил тянуться за свечой. У него в груди усилилось сердцебиение, даже руки слегка вспотели. Глядя на стоящий рядом тёмный силуэт, он хмыкнул с улыбкой на губах: — Если бы мы были рыбаками, ты бы точно в меня влюбился. Я был бы самым красивым рыбаком из всех, пусть и без ноги. — Мне жаль, — поспешно раздалось в ответ. — Что мы не рыбаки? — Твою ногу. — Не ты ведь её отрубил, — пожал плечами альфа. — Так получилось. Юнги со свистом выпустил со рта воздух и опустился в кресло. Не он рубил, но из-за него так вышло. Не стоило Хосоку выпускать его из темницы. Не стоило и ему вызывать на бой того, кто никогда не был и даже не стремился стать королём. Обдумывая всё произошедшее, Юнги каждый раз приходил к одному и тому же выводу: сейчас он бы готовился к переезду в Вендон, а не в Эффель, если бы не небесный бой. Однако, даже зная исход, наверняка бы не вышло поступить иначе. Текущая в венах королевская кровь не позволила бы так просто сдаться. — Мой отец несколько раз призывал в столицу мастера из Нави. Это небольшой город на юге Игнисаквы. Мастера зовут Ван Пиер. Не знаю, жив ли он ещё, в здравом ли уме. Если он ещё в состоянии творить, пусть твой брат привезёт его в столицу. Он сделает для тебя протез, — необходимость хоть в чём-то помочь тому, кто никогда не желал ему зла, не позволила Юнги скрыть полезную информацию. — Спасибо, — в голосе Хосока послышалось удивление, в груди сильнее застучало сердце. — Я не хочу, чтобы ты улетал. — Прощай, Хосок, — Юнги со скрипом поднялся на ноги. — Стой, — поспешно выпалив и пересев ближе к краю кровати. — Подойди, я хочу кое-что тебе дать. Тихий стук чужой обуви по полу скрутил Хосоку живот. Сейчас ему казалось, что солнце больше не взойдёт, если он не сделает желаемое. Вытянув вперёд руку, он хрипло попросил альфу: — Дай руку. Юнги, не раздумывая, протянул ладонь, в которую мгновенно вцепились мёртвой хваткой. Секунда — и его губы захватили чужие, а сам он оказался на Хосоке. Влажный, тягучий поцелуй спутывал мысли. Спину окутали чужие руки, горячее дыхание оказалось повсюду. Неосознанно потерявшись в травяном аромате, которым наверняка поили Хосока, Юнги ответил на поцелуй. Только когда его ягодицы коснулась чужая рука, он дёрнулся и поспешно отскочил от кровати едва ли не на другой конец комнаты. — Совсем мозгов лишился? — яростно прошипев и вытерев рукой губы. — Я самый красивый рыбак, Юнги. За поцелуй со мной многие бы убили, — насмешливым, довольным тоном послышалось в ответ. Прежде чем Ким-Хаан оказался возле дверей, Хосок поделился с ним успокоившими сердце мыслями: — Я уверен, Чонгук смягчится. Сейчас он непреклонен, но со временем он успокоится. — Ван Пиер. Не забудь его имя, — негромко напомнил Юнги, взявшись за ручки дверей. Больше он ни секунды не мог находиться в покоях чокнутого Чон-Драака. Неужели у них в крови целовать насильно? И не только целовать. Щёки ощутимо горели, пока он едва ли не бегом сокращал путь до своих покоев. Пока ещё своих. Завтра они опустеют.

***

Будто вчера Тэхён на этом же месте прощался с мужем, а сегодня приходилось отпускать брата. Наверное, он бы не смог разжать сомкнутые за спиной Юнги ладони, если бы не сказанное Чонгуком. Даже ненадолго не хотелось отпускать того, кому он всегда безгранично верил, в ком никогда не сомневался. — Пиши мне, хорошо? Если вдруг он посмеет тебя обидеть, сразу дай мне знать. Если не получится лично, то попроси Сокджина, — шептал Юнги так, чтобы слышал только его брат, хоть и острый взгляд был направлен на стоящего неподалёку старшего Чон-Драака. — Он не посмеет меня обидеть, — раздалось обещание. — Я буду писать и буду ждать писем от тебя. Пообещай, что будешь мне их отправлять. — Конечно, буду. Тэхён облизал губы и, отлипнув от альфы, на мгновение обернулся назад. Чонгук непрерывно сверлил их колющим, ощутимым на коже взглядом. Разорвав зрительный контакт, омега снова посмотрел на брата. Стоит ли рассказывать сейчас? Будет ли Юнги легче улетать? Всё же, решив поделиться сокровенным, он едва слышно прошептал: — Я уверен, Чонгук закатит большое празднество, когда Саатусу стукнет год. Я буду ждать тебя. — Рапунцель... — дрогнувшим голосом. — Сейчас ему нужно время. Я дам ему время, но моё терпение небезгранично. Я буду ждать тебя. Полные решимости и бушующего океана глаза напротив всегда согревали сердце Юнги. Его брату не шли слёзы, они казались неправильной кляксой на идеальном лице. — Как пожелаешь, — мягко улыбнувшись, альфа поцеловал омегу в лоб и согласно кивнул. — К этому времени, надеюсь, все твои ожоги затянутся. — Береги себя. Я буду очень скучать, — Тэхён в последний раз коснулся губами щеки брата и отступил на шаг назад. — И ты береги себя. Я люблю тебя, — Юнги тоже шагнул назад, ближе к Агаару и ожидающему возле него Нильсону. — И я тебя, — так мягко омеге удавалось говорить только с братом и когда-то с мамой. Когда глаза пересеклись со взглядом Агаара, со рта сорвалась ещё одна просьба: — Береги его. У Тэхёна всё равно заныло сердце, когда Агаар взлетал. Деревья зашелестели, пыль поднялась ввысь, во всём этом шуме затерялся его судорожный вздох. Последний взгляд Юнги был брошен на замок, туда омега невольно посмотрел и удивлённо приподнял брови, заметив на террасе Хосока.

***

— Значит, дело было в яйце, — в голосе Чонгука не слышалось удивления. Остановившись напротив подвешенного к потолку мужчины, он, оскалившись, добавил: — Которое я мог тебе дать. — Но ты ведь тогда отказал... — болезненно взвыв. Кандалы со скрежетом врезались Хван Ильсону в запястья, когда его тело покачнулось. Полностью обнажённый, стоя на носках, он едва мог сделать полноценный вдох. Его вытянутые над головой руки ныли от напряжения, каждое движение отдавалось болезненными спазмами по всему телу. — Су была единственной без всадника, она бы тебя не приняла. Если бы ты только подождал вылупления дракона... — шептал Чонгук предателю на ухо. Тело Хван Ильсона пока ещё было практически нетронутым, только на животе виднелись следы от ударов, и кровь стекала с пальцев, на которых больше не было ногтей. Несмотря на тусклое освещение, исходящее от факелов, Чон-Драак увидел мурашки на его теле. Эту кожу он планировал срезать. Сантиметр за сантиметром. — Прости меня... Чонгук, молю тебя, прости... — Я не прощаю предателей, тебе ли не знать. Единственным исключением всегда был только один человек: предначертанный ему самим небом. Только этому человеку всё сходило с рук. Чонгук опустился на корточки, держа в правой руке кинжал. Больше не медля, он приставил лезвие к бедру Ильсона. Мгновение — и кусок кожи повис, а истошный крик наполнил одну из множества находящихся в подземелье камер. — Зачем ты нас предал? Ты действительно думал, что я не вернусь? — продолжая медленно срезать кожу. — Пожалуйста, Чонгук! — У каждого поступка есть последствия, Ильсон, — закончив с одним бедром, Чон-Драак перешёл ко второму. Пронзительный крик неприятно резал слух. С каждой минутой выносить его становилось труднее. Ноги Ильсона тряслись, по его телу стекал липкий, смешавшийся с кровью пот. Срезав всю кожу до коленей, Чонгук поднялся на ноги и вдруг заметил потёкшую из чужого члена мочу. В ней была кровь. Не останавливаясь, он приставил испачканное лезвие к животу Ильсона и начал срезать с него кожу под громкое верещание. Всё тело Ильсона забилось в конвульсиях. Позади возникла вонь — кого-то стошнило. — Хочешь, мы закончим? — ради приличия предложил Намджун, зажимая себе рукой рот. — Не стоит. Мне нравится беседовать с Ильсоном, — не оборачиваясь, бросил Чонгук и, стиснув подбородок предателя, подозвал Намджуна ближе: — Придержи его. Ильсон изо всех сил пытался сопротивляться, но его рот всё равно разжали крепкие пальцы Намджуна. Со рта вырывался хрип, из глаз текли слёзы. Маркус, приблизившись по безмолвному приказу, потянул его язык наружу, и Чонгук, удовлетворённо рыкнув, приставил к нему лезвие кинжала. Кровь моментально хлынула, стоило начать резать. Мгновение спустя следом за кусками кожи на холодный грязный пол упал язык Хван Ильсона. Больше он не мог вопить, дёргаясь в агонии, давясь воздухом, захлёбываясь кровью. — Снимите его. Засунув кинжал в ножны, Чонгук приблизился к лежащим на полу инструментам, пока Намджун и Маркус освобождали руки Ильсона. Стоящие у стены стражники отводили взгляд, смотрели куда угодно, только не на измученное тело Хвана. Чонгук окинул их снисходительным взглядом, беззвучно пообещав вскоре их отпустить. Необходимо было, чтобы они воочию лицезрели, как предатель лишится ноги, чтобы в памяти навечно отпечатался важный урок: нельзя предавать Чон-Драаков. — Из-за тебя мой брат лишился ноги, Ильсон, — от шёпота веяло морозом. — Если бы не ты, Юнги бы не удалось вызвать Хосока на бой. В тёмных глазах Ильсона плескался ужас. Он жалостливо замычал, увидев топор в руке Чон-Драака. — Голову набок, он сейчас захлебнётся, — велел Чонгук, опустившись на одно колено подле трепыхающегося тела. Воздух, пропитываясь кровью и страхом, тяжелел, оказывая давление на каждого. Резкий взмах — и лезвие вошло в ногу Ильсона. Крик, похожий на вой раненного зверя, разнёсся по всему помещению. Несмотря на то, что Чонгук рубил только одной рукой, каждый удар был заполнен силой. С каждым замахом брызги крови разлетались во все стороны. Ни на секунду прерывистый, глухой крик не стих. Вскоре нога ниже колена была отделена от тела. — Остановите кровотечение и подвесьте его. Намереваясь отсрочить неминуемую кончину предателя, Чонгук отложил топор и снова взял кинжал. Вскоре рану прижгли, и Ильсон вновь оказался подвешенным к потолку на ржавой цепи. — Все свободны, кроме тебя, Чанёль. По полу застучали тяжёлые ботинки, в воздухе, помимо крови и страха, мелькнуло облегчение. Друг за другом стражники двинулись к выходу. Только Намджун задержался на мгновение, но, получив побудительный кивок, тоже направился прочь. — Чанёль, у меня к тебе просьба, — Чонгук понизил голос, как только тёмное помещение опустело. — Слушаю, — в карих глазах заблестела готовность исполнить любой приказ. — Пак Эгар, — выплюнув имя того, чьё сердце больше не должно биться. — Родом с Зертинна. — Хочешь, чтобы я его нашёл? — Привези его сюда живым, — хрипло продолжив. — Возьми людей. Завтра я дам тебе письмо, отдашь его Артуру Вану. Он посодействует в поиске. — Будет сделано. — Спасибо, — глядя преданному альфе в глаза, Чонгук хлопнул его по плечу и искренне добавил: — Я ценю твою помощь. Можешь идти. Имя твари, смевшей трогать его омегу, не один месяц не давало Чон-Драаку дышать полной грудью. Даже от стен в замке шёл едва слышимый шёпот. Слухи были повсюду. Каждый получил монеты за важную информацию. Лишь бы только старый ублюдок ещё был жив. Чонгуку собственными руками хотелось остановить его сердце. Дождавшись ухода Чанёля, он в два больших шага приблизился к потерявшему сознание Ильсону. — Просыпайся, — выплеснув предателю в лицо холодную воду. — Мы только начали.

***

Love and War — Fleurie 

— Рановато пришёл, — заметил Тэхён язвительным тоном, как только двери в его покои распахнулись и внутрь вошёл истинный. — Я ещё не заснул. Хлынувший хвойный аромат, мгновенно смешавшись с розами, не только коснулся волос и кожи, но и распространился по всем углам. Молча следя цепкими голубыми глазами за Чонгуком, который, скинув с плеч плащ, склонился над кроваткой, Тэхён переложил фолиант с кровати на тумбу. Раздался короткий чмок, следом ещё один, и только после этого альфа отошёл от спящего малыша. На кровати, помимо фолианта лежали новые игрушки Саатуса: сделанные из дерева дракон и бутон розы. — Как ты себя чувствуешь? Не сводя с Тэхёна взгляд, Чонгук снял рубаху и, оставшись только в одних брюках, опустился на край кровати. Ответа не последовало, вместо этого омега чуть надул губы и прищурил глаза. Его волосы были чем-то заколоты сзади, на груди виднелся кулон с королевским камнем, а тело было облачено в новую ночную тунику небесного цвета с вышитыми на ней ветвями деревьев. Этой картиной можно было любоваться целую вечность. А учитывая наличие различных вариаций причёсок и море отличающихся друг от друга ночнушек, то изящной домашней красотой вполне можно наслаждаться больше одной вечности. — Ты такой красивый, — не сдержавшись, Чонгук потянулся губами к чужим, но его рот тут же накрыла ладонь омеги. — Соглашению конец. — От того, что твой брат улетел я не перестал быть твоим мужем. — Юнги не получил Вендон, — строго добавил Тэхён, не позволяя коснуться своих губ. — Ты воняешь. — Чем? — Кровью. Чья она? — Предателя, — коротко ответив, альфа стянул брюки и залез под одеяло. Из-за сломанной кисти делать обыденные вещи выходило не так быстро, как раньше. — Почему ты ночуешь здесь каждую ночь? Каждый раз Тэхён задавался этим вопросом, и каждый раз находился только один ответ: Чонгук тоже привык. Тусклое освещение едва полностью не погасло, когда альфа задул свечу на своей стороне. Теперь горела только одна. На неё омега покосился, когда к нему начали приближаться. Насыщенный аромат и тепло от сильного тела сантиметр за сантиметром настигали его. Только когда чужая рука легла ему на колено, Тэхён выразительно приподнял одну бровь. — Потому что я люблю тебя, — Чонгук, не колеблясь, озвучил то, что чувствовал, что заставляло его каждую ночь приходить в заполненные ароматом роз покои. — Неправда, — тут же мотнув головой и скинув со своего колена чужую руку. — Когда любят, не делают больно. — Это правда. Я люблю тебя. — Ты не любишь меня. Мой брат меня любит, он никогда не делал мне больно. Ты делал — ты меня не любишь. — Я делал тебе больно, когда ты был для меня никем. Сейчас ты моя семья. Что касаемо твоего брата... — вплотную подсев к омеге, Чонгук коснулся его плеча своим. — Ты видишь только то, что хочешь видеть. — И что это значит? — Не сравнивай нас, и прекрати уже считать его святым. Я бы никому не позволил оставить столько шрамов на любимом человеке. Он никогда не мог тебя защитить. Он трус. Звонкий, раздавшийся в густой тишине шлепок обжёг щеку альфы. Небольшое пламя свечи дёрнулось, едва не потухнув. — Ещё раз оскорбишь его, и больше никогда сюда не войдёшь, — прошипел Тэхён, не повышая голос, бросив короткий взгляд на кроватку сына. — Почему он тебя не защищал? — Чонгук потёр щеку, даже не думая отодвигаться. — Он старше меня всего на два года. Он тоже был ребёнком. — Тебя били вплоть до смерти Ким-Хаан Бао, — раздалось ядовитое напоминание. — Юнги было двадцать лет. Он не был ребёнком, и он позволял старику тебя избивать. Почему он раньше его не убил? Почему он позволял им издеваться над тобой? Каждое слово с силой давило на грудную клетку. Тэхён не желал ничего слушать и уж тем более объяснять поступки брата. Как бы ни хотелось отгородиться от назойливых вопросов, они, проникнув внутрь, громко зажужжали. Почему не защищал? Но ведь он защищал, когда мог, когда видел и слышал. Не всегда Юнги мог быть рядом, и это даже к лучшему. Юнги тоже задыхался под гнётом Ким-Хаан Бао, он тоже мечтал сбежать. И вот сбежал... Ни один из супругов не шевелился, в постели стало теплее. Это кожа Чонгука даже через ткань туники согревала Тэхёна. Любит. Действительно думает, что любит. Смешно звучит, но омега не смеялся. Он едва заметно покосился на альфу и мгновенно поймал его пристальный выжидающий взгляд. Любит. Когда любят, делают всё, лишь бы любимому не было больно и плохо. В это Тэхён с самого детства верил, когда убедился в том, что отец его не любит. — Хватит. Юнги тоже было непросто. — Его тоже избивали кнутом? А пальцы в него совали? — Хватит, — дрогнувшим голосом. — Он — альфа, а ты — омега, — продолжил настаивать Чонгук, вновь положив руку Тэхёну на колено. — Он должен был защитить тебя, но он этого не делал, судя по количеству следов на твоём теле. Хоть раз в жизни он вставал на твою защиту? Хоть раз приходил к тебе, когда ещё можно было всё предотвратить? Или он всегда приходил только после избиений? — Он никогда не поднимал на меня руку и никогда меня не насиловал, — от резких слов завеяло холодом. — Если ты сейчас пытаешься настроить меня против него, то лучше не трать время. Чонгук поморщился и, больше не выдерживая, ткнулся носом Тэхёну в щёку. Глубокий вдох свёл его с ума, наполнив внутренности тем, в чём отныне он всегда нуждался. Омега вздрогнул, но, на удивление, не отстранился и не оттолкнул. — Я верю в справедливость и в наказание, и я знаю, что ты тоже в это веришь, — шепнув в чужое ухо. — Сейчас Юнги должен понести своё. — Ты слишком жесток. — Разве? — чуть отстранившись от омеги и кончиками пальцев повернув его лицо к себе. — Я ничего с ним не сделал. Он цел, в отличие от моего брата. Я отпустил его целым и невредимым. Тебе совсем не жалко Хосока? — Мне жаль, что так вышло, — не в первый раз сорвалось с уст. — Я не прошу согласиться с моим решением, но я прошу его понять. — Я понимаю. Правда понимаю, но я никогда не смирюсь с этим решением. — Позже вернёмся к этой теме, — Чонгук коснулся губами щеки омеги, а после поцеловал уже его плечо. — Я хочу трогать тебя, хочу нюхать тебя, хочу целовать тебя. — Ты сказал, что любишь меня, — дёрнув плечом. — Я тебе не верю. — У меня постоянно болит из-за тебя голова, и ты непрерывно сводишь меня с ума, но я люблю тебя. Это правда. Я так чувствую. Я люблю тебя так же сильно, как люблю нашего сына. Не меньше. Я скучал, — без стеснения звучали откровения. — Я ужасно скучал. Я не мог нормально спать без тебя на острове. Не мог находиться в нашем доме без тебя, все те дни я ночевал на пляже. Тэхён вслушивался в каждое слово. Каждое касалось его кожи, каждое источало жар. И всё равно он не верил. Сделать больно любимому можно только во благо. Чонгук делает ему больно, идя на поводу гнева. Это не любовь. Не такая нужна Тэхёну, не такую он согласен принять. Но любовь бывает разная, это он готов был признать. Быть может, Чонгук правда любит и правда скучал. По-своему. А может, спутал любовь с привычкой. — Я скучал по твоему присутствию, даже по твоему недовольному выражению лица, — раскрывая сердце, Чонгук вёл носом по чужой щеке. — Клянусь, я никогда не сделаю тебе больно и никому другому не позволю. Дай мне шанс, не отталкивай меня. — Я уже сказал тебе, что для меня значит любовь. В твою я не верю. — Я больше не делаю тебе больно. — Делаешь, — прикрыв на мгновение глаза, когда щеку опалило поцелуем. — Если бы я убил Юнги, тогда бы я сделал тебе больно, — вытащив из волос омеги гребешок, альфа зарылся в них рукой. — Мне больно знать, что ты прогнал его из его собственного дома. Мне больно знать, что ты всё у него отобрал, — не отстраняясь, позволяя касаться своей кожи и волос, Тэхён приподнял голову и впился в лицо истинного стеклянным взглядом. — Будто он не был рождён наследным принцем, будто... — Мы ведь уже говорили об этом. — Значит, будем говорить об этом каждый день. — Не своди меня с ума. — Он мой единственный брат. Единственный родственник. Каждый день, пока он где-то там, совсем один, мне будет больно. Из-за тебя, — было решено каждый день напоминать о дьявольском навсегда, чтобы оно и альфе стало ненавистно. — Не говори, что любишь меня, пока по-прежнему делаешь мне больно. Мне не нужна такая любовь, я в такую не верю. — Мне нужно время, — поцеловав омегу в висок. — Просто не отталкивай меня, хорошо? — А ты не лги о любви, которой нет. — Знаешь, скольким из живущих я говорил о любви? — отлипнув от лица Тэхёна, Чонгук заглянул ему в глаза. — Только тебе, Саатусу, Вууру и Хосоку. Я всегда буду делать всё возможное ради любимых. Не отталкивай меня, дай мне время. — Хорошо. Тем не менее, соглашению конец. — Правда не хочешь меня целовать? Губы вдруг закололо, и Тэхён их облизал. Последний поцелуй отдавался внутри чем-то тянущим и даже приятным, словно едва ощутимое дуновение ветра касалось каждого сантиметра кожи. Последний поцелуй вышиб из мыслей практически всё, чего раньше не случалось. Омега отвёл взгляд и прижал колени к груди, когда альфа снова коснулся рукой его лица. В поглаживаниях чувствовался трепет. Нечто крошечное, заполненное жгучим жаром, сидело внутри, не решаясь возгореться. Казалось, если удастся, от кожи, костей и органов ничего не останется — всё сгорит. Что-то цепкое, ядовитое и неприятное сдерживало возгорание. Тэхёну наконец-то стало ясно, что именно не давало огоньку разрастись: недоверие. Пусть он наверняка знал, что Чонгук больше не сделает ему больно физически, недоверие не выпускало сердце из стальных оков. Чонгуку нужно время. Быть может, оно и Тэхёну необходимо. — Можешь поцеловать меня в губы один раз, если хочешь, — сильнее вдавив ногти в колени, омега перевёл взгляд на губы альфы. — А ты хочешь? — Не знаю, — прозвучала чистая правда. — Думаю, ты хочешь со мной целоваться, просто не хочешь это признавать. Когда поцелуи были частью соглашения, было проще, ведь так? — шептал Чонгук, наклоняясь ближе. Когда до чужих губ осталось меньше двух сантиметров, он выдохнул, опалив омегу горячим дыханием: — Ты скучал по мне? — Я уже отвечал на этот вопрос, — не сводя взгляд с родинки под нижней губой альфы. — Ты солгал. Я хочу услышать правду, даже если она мне не понравится. — Было непривычно находиться вдали от тебя. Так непривычно, что порой Тэхёну виделся силуэт истинного, слышался его голос, а запах... Запах преследовал его. Правда, с каждым днём угасая. Когда аромат исчез окончательно, казалось, с кожи пропала защитная оболочка. Так странно. Словно было спокойнее, пока отголоски аромата находились поблизости. Отчего-то даже сейчас не хотелось прогонять альфу из покоев посреди ночи. — Ты бы хотел, чтобы я умер? — был задан вопрос, ответ на который Чонгуку сильнее всего хотелось знать. Тэхён поднял взгляд от губ истинного к его разным глазам: живому и искусственному, карему и кроваво-красному. В мыслях вдруг мелькнуло: без повязки лучше. Пришлось трижды моргнуть, чтобы вспомнить, что именно у него спросили. Вопросы о смерти всегда тенью преследовали Ким-Хаанов. Всегда ответ находился на поверхности. Стоило закрыть глаза и представить разные лица, омега мог с лёгкостью сказать, кого бы он хотел видеть живым, а кого мёртвым. И сейчас ответ ему был известен. — Нет, — снова позволяя правде слететь с губ. — Я не хочу, чтобы ты умер. Только вот когда именно необходимость видеть истинного мёртвым начала слабеть? Доля секунды, и приятный жар, коснувшись губ, проник Тэхёну глубоко в рот. В это же мгновение Чонгук сильнее зарылся рукой в его волосы. Напористый поцелуй перехватывал дыхание, стало так тепло внутри, будто пламя коснулось крови. Очаг образовался в животе, отчего омега, тихо простонав, накрыл его руками. Чужие губы были повсюду. Каждое прикосновение пускало по телу мурашки. Осторожно, неумело ответив на поцелуй, он шире приоткрыл рот, когда в нём оказался чужой язык. Большая рука легла на колено и поползла к бедру. Только когда с губ истинного сорвался рык и к бедру прижалось нечто твёрдое, Тэхён толкнул его в грудь и отсел подальше, стараясь выровнять дыхание. Всё лицо наверняка горело красным. Тэхён поспешно задул свечу и залез под одеяло. Благо, в темноте он не видел ни Чонгука, ни крупный бугор в его белье. — Спокойной ночи, роза, — раздалось возле уха, а после альфа опустился головой на свою подушку.