Однажды

Запах сигаретного дыма уже был как родной. От него уже не так сильно тошнило и можно было спокойно вдыхать и выдыхать, чувствуя горелый запашок, от которого раньше Хван Хёнджина так и вело сблевать. Он крутил сигарету в своих пальцах, рассматривая ее как в первый раз. Он помнил, как впервые не выдержал и взял её в руки, тем самым положив начало своей зависимости. И помнил, как думал о смысле своей жизни, которого для него уже нет. Единственное что у него осталось: четверо девчонок и лучший друг. В каком то смысле это даже много для мыслей о суициде. По крайней мере, Хван так думал. Матери нет, а отец напрочь забыл о моем сыне, мол, «ну раз совершеннолетний так сам и позаботиться о себе сможешь». Ну хоть деньги скидывает, на этом спасибо. Хенджин всегда чувствовал, что его отец скидывает ему деньги лишь потому что принимает за должное то, что не взял ответственность за совершенные действия. Хван ненавидел своего отца. Таких людей нужно на мясо пускать, после долгих, долгих пыток. Не лучше. Парень предпочел бы родиться нежеланным ребенком, чем малышом ставшим результатом изнасилования. Бедная, бедная девушка. Нелюбимая родителями, одинокая женщина хотела найти любовь в маленьком младенце. Пошел аборт к черту, ей нужна была любовь. Она хотела, чтобы её любили. Но в лице ребенка она увидела насильника. Идите к черту. Слава богу, мальчик не видел её возле здания роддома за день до выписки, когда её волосы и тело окрасились в темно-красный оттенок а её пустой взгляд устремлялся в небо. Детские года Хван провел у отца. Тот растил его как мог, пытаясь скрыть тайну его матери изо всех сил. Но в один день все изменилось. — Пап, это правда что ты убил маму? Его отдали в школу-интернат. Отец не выдержал ответственности, пока его сын уже начал разочаровываться в своей собственной жизни. Он появился из жалости. Он родился проклятым ребенком. Благо он был не один. Буквально все дети в интернате были такими же как и он. Но друзей у него не было. Его друзьями были краски, карандаши, блокнот, скетчбук, рандомные рисунки на полях тетради на уроках, за которые ему снижали оценки. — Красивые рисунки! У тебя так здорово получается! Хёнджин вздрогнул и медленно повернулся. О… Ему впервые сделали комплимент. Его лицо жутко покраснело и он отвернулся обратно, проговаривая тихое «спасибо». Затем он услышал мальчишеский смешок и лёгкое трепание по плечу. — Ну красиво же! Можно сесть с тобой? Или у тебя уже есть с кем сесть? Феликс. Лишь при одном воспоминания об этом прекрасном парне у Хенджина просыпается дикое желание вскрыть себе вены. Феликс был необыкновенным. Хван стеснялся и не знал как дружить, но Ли всегда его подбадривал: — Знаешь, я тоже не умею дружить, но давай будем это делать так, как считаем нужным?? Думаю это будет даже интересно. Хёнджин помнит, как пытался нарисовать его. Множество раз. Миллионы раз. Но у него не получалось. Феликс был откровенным красавчиком. Раньше он жил в Австралии, но переехал в Корею в тринадцатилетнем возрасте. Этот мальчик влюблял себя и девушек, и некоторых парней своей улыбкой, отзывчивостью и желанием помочь. Всегда. Хенджиново сердце безжалостно скребли кошки, когда он вновь видел, что Феликс дарит свое внимание кому то другому. Он скучал по Ликсу. Он скучал даже тогда, когда он сидит рядом с ним. Хенджину всегда хотелось больше. Видеть его больше, обнимать его сильнее, слушать его низкий басистый голос чаще, рисовать лучше, любить больше. Парень облизывался, смотря на его губы, сам того не осознавая. Это так глупо, да? Парень влюбился в парня. Но Хван быстро откинул свои мысли о том, что что то из этого неправильно. Да, быть «педиком» - плохо, но в то же время…Это так приятно. Приятно ощущать те самые клишированные бабочки в животе, смотреть на губы, ощущать, как где то в твоей груди рождается новое солнце, пока он разговаривает. Но хен не верил. Он не верил что ему ответят. Ли никогда не говорил о своей ориентации, иногда Хвану казалось что его друг даже засматривался на девочек в классе. Это окончательно добило его. Почему его никто не любит? Зачем он родился? Он родился лишь благодаря жестокости его отца. Он зря родился, его мать была бы жива, она бы вылечилась, она была бы счастлива… — Хёнджин, — твёрдо сказал Феликс, пытаясь успокоить Хвана, когда у того дрожали руки и по щекам стекали соленые струйки, не желающие прекращаться. У него дрожали руки. Ли прибежал как можно быстрее, благо успел только к тому моменту, когда старший выпил только половину смертельной дозы таблеток. Солнечный мальчик обхватил лицо Хвана руками, но у того истерика не прекращалась. — Для чего ты пришел?! Почему я тебе нужен?! — Орал ему в лицо парень, — Я нелюбим, я хочу быть здесь! Я хочу уйти, почему ты просто не отпустишь меня?! Дай мне уйти! Найди себе девочку!! Тебе же нравилась Цзыюй?! Вот к ней и иди, а про меня забудь! Я не хочу! Я хочу уйти! Я ХОЧУ УМЕРЕТЬ! Хёнджину больно. Ему так больно, что ему казалось что тысячи иголок в сердце будут ощущаться лучше, чем это. Он специально пробрался в кабинет медсестры, стащил оттуда всю пачку таблеток, которая давила ему в кармане его брюк и напоминала о себе и его будущем летальном исходе до конца школьного дня. Хенджин смог прожить 16 лет своей жизни - он уже считал это подвигом. Но с него хватит. Наступил коне- Его бесконечный поток мыслей прервал Феликс, резко приблизившийся к нему и прикоснулся своими губами к его. Он переместил руку с лица Хвана и опустил её ниже - к сердцу, которое с каждой секундой билось все чаще и чаще. Он будто бы держал его сердце. Хотя, давайте без «будто». Сердце Хвана по настоящему было в руках Феликса. В руках солнечного мальчишки, который только что нежно поцеловал его. Ли отстранился и с теплотой продолжал смотреть на Хёнджина, усаживая того на кровать, а сам он становился на колени, все также оставляя одну руку на лице друга, а вторую пол сердцем. Хван накрыл руки Феликса своими ладонями и пристально смотрел тому в глаза, сам удивившись своей смелости. Младший погладил своей ладошкой лицо старшего: — Я тот, кто любит тебя, как ты не поймёшь? Я рядом с тобой, видишь? Почему ты взял эти таблетки, если есть я? Выбери меня, а не смерть. Выбери меня…Останься…Прошу… На этот раз слёзы пошли у Феликса и тот отпустил взгляд. — Я останусь. Ли снова посмотрел в глаза Хёнджина, на лице которого уже читалась маленькая улыбка. — Я останусь, мой Феликс. Маленькая улыбка. Но такое большое счастье. *** Спустя четыре года Хёнджин все также курил и выпускал из своего рта сигаретный дым, стоя во дворе кафе. — Ты не сдержал обещания, — сказал Хван в пустоту и кинул сигарету в землю, развернулся и ушел обратно в здание. Не сдержал.