Палочки на изготовку

      «Могу я пригласить тебя на танец?» — это фраза крутится в голове Кавеха с тех пор, как он ее услышал в библиотеке и до сих пор, пока он проводит время в заброшенной ванной для старост почти наедине с собой (никто не отменял Плаксу Миртл).       Сайно тоже обещал прийти, потому что ему нравилось разговаривать с привидением мёртвой девочки и рассказывать ей что-то интересное о происходящем в школе. Но пока его тут не было, Кавех слонялся из угла в угол, мерил шагами помещение и прикладывал к теплым розовым щекам холодные ладони.       Ему было крайне трудно поверить в то, что Аль-Хайтам позвал его на танец, его, Кавеха, из всех возможных вариантов, коих было более чем достаточно, чтобы присматриваться и выбирать.       Под привычное нытье Миртл у окна и стук своей обуви о паркет, Кавех старался придумать, что ему теперь делать со всем этим. Поддавшись моменту он, естественно, согласился на предложение, в конце концов, это его первый в жизни бал и первое в жизни приглашение на танец от кого бы то ни было, он просто не мог отказаться, преисполненный воодушевлением и трепетом. Только спустя время он действительно почувствовал, что это приглашение не являлось простым вопросом, на который нужно было ответить либо «да», либо «нет», это не просто вопрос лицом к лицу втайне от посторонних глаз, в итоге это выльется в танец перед всем Хогвартсом и его гостями.       Что было в этой ситуации действительно страшно, так это то, что Аль-Хайтам является чемпионом турнира и он, вместе с двумя другими волшебниками, будет открывать святочный бал. У Кавеха просто нет ни единого шанса на то, что его никто не заметит в общей толпе, чтобы мог ошибаться, говорить и делать, что хочется.       В какой-то момент захотелось все бросить и убежать в запретный лес, надеясь, что потеряется там дольше, чем на четыре дня, на две недели как минимум, чтобы все скорее закончилось и жизнь вернулась к привычному ритму, но он не настолько эгоист, чтобы бросить Хайтама, когда уже согласился. И если уж быть до конца откровенным с самим собой, то Кавех чувствовал, как учащается пульс всякий раз, как представляет их вдвоем кружащихся по бальному залу. Было в этом что-то особенное и красивое.       Сайно все-таки пришел в старую ванную старост и, обменявшись короткими приветствиями с Кавехом, весело побежал давать пять Миртл, прекрасно зная, что его рука пройдет сквозь ее прозрачную ладошку и от этого она только сильнее разревется.       Пока Сайно издевался над своей неживой приятельницей и интересовался ее очередным поводом лить слезы, Кавех раздумывал, как ему следует рассказать слизеринцу про Аль-Хайтама и то, что они теперь партнеры на балу.       Закончив общение с Миртл, слизеринец ловко запрыгнул на старую раковину, свесив с нее ноги.       — А с тобой что? Выглядишь таким потерянным.       Кавех остановил свои беспокойные хождения, но руки от щек не отнял, полагая, что если он это сделает, то они будут светить на все помещение ярче, чем заклинание «люмос» на кончике волшебной палочки.       — Честно, я даже не знаю с чего начать…       Его слова явно наталкивали на мысль, что произошло что-то из ряда вон выходящее, но лучшего друга таким не проймешь, зная Кавеха можно было решить, что он опять что-то разбил или уничтожил, за что его ждет небесная кара от завуча. Только по этой причине у слизеринца не было причин слишком сильно за него беспокоиться и, заглядывая в глаза спрашивать, что случилось, потому что оба уже бывалые в этом деле, это не раз проходили и это всегда разрешалось. Как-то живы оставались до сих пор.       — Ну и во что ты влип? — интересуется Сайно, начиная доставать из кармана мантии упаковку с мармеладными червячками. Он собирался предложить их другу, но тот отказался, потому что от нервов кусок в горло не лезет.       — Я бы не сказал, что влип, я сам на это согласился, но просто… Это так неловко, что я не знаю, как об этом кому-то рассказывать, но вы с Тигнари мои друзья и я просто не могу…       — Ближе к сути, Кавех, — подтолкнул Сайно, набивая рот мармеладками.       На его месте гриффиндорец бы так не закидывался сладостями, чтобы ненароком не поперхнуться от информации, которую сам собирался донести.       Миртл на окне притихла и тоже сосредоточилась на том, чтобы узнать новую сплетню. Кавех даже не будет ее выгонять, потому что у привязанного к месту призрака и так не было иных развлечений кроме как подслушивать за подростками, так что пусть наслаждается, бедняжка.       — Дело в том, что вчера меня пригласили на святочный бал, — руки Кавеха беспокойно сцепились в плотный замок, выдавая его нервозность, а глаза забегали по полу. — В общем, меня пригласил парень.       Сайно перестал засыпать червячков себе в рот и прекратил жевать.       — Тебя… что?       — Я иду на бал с парнем.       Слизеринец долго пялился на гриффиндорца невидящими глазами, а после постарался переживать эту разноцветную (почти что резиновую) массу, чтобы ответить что-то более внятное. Плакса Миртл тем временем взволнованно заплясала причудливый танец на подоконнике.       — Ладно, я сдаюсь, ты переиграл нас обоих. Меня пригласила девушка, Тигнари сам пригласил девушку, а тебя вообще пригласил парень… ну надо же, Кавех, да ты просто нечто!       — Никак не пойму, это хорошо или плохо для тебя? — задавая вопрос, гриффиндорец надеялся, что это не выведет их беседу в какое-то странное русло, где обоим станет тяжело подбирать слова, но Сайно ответил на удивление мудро и легко.       — Я здесь ни при чем, главное, чтобы тебе было от этого хорошо.       В их дружбе не было каких-то запретных тем, которые поднимать никогда не стоило или было нежелательно, но тему любовных отношений почему-то успешно избегали все трое. Кавех считал, что они просто все это время были недостаточно взрослыми, чтобы влюбиться и чувствовать такую привязанность к кому-то, но теперь не уверен, в этом ли на самом деле заключалась основная причина их общего молчания.       Гриффиндорец никому не говорил напрямую, что ему приятны и парни, и девушки, но Сайно так часто шутит, мол блондин пялится на мальчишек, что, наверное, и так давно догадался обо всем на свете, а шутки это только доказывают.       Не то что бы Аль-Хайтам Кавеху прям так сильно нравился в романтическом смысле, но что-то глубоко в душе он определенно теребил, поэтому говорить о нем, как о своем партнере по танцам стало как-то очень неловко.       — Это очень мило, Кавех, — вставила свое слово Миртл, кружась в воздухе с особенно воодушевлённым видом. — Хотела бы я посмотреть на мальчика, с которым вы будете танцевать. Он очень красивый, да? И умный, и высокий, и храбрый, и…       Кавех совершенно не собирался отвечать на ее бесконечный вопрос, но для себя отмечает, что Аль-Хайтам удивительно хорошо вписался в это описание какого-то стандарта, идеального типажа любой уважающей себя девушки. С легким чувством стыда он так же понял, что ему нравятся точно такие же.       — Кстати, да, а кто это вообще? Что за парень на тебя глаз положил? — подал голос Сайно, высыпая последних червячков.       Кавех протестующе замотал руками перед лицом, будто собирался поднять ими ураган и развеять Миртл по ветру, которая что-то пищала, как влюбленная дурочка, хотя Хайтама даже не видела ни разу.       — Это не то, что вы подумали, это было не такое приглашение.       — А что, он из тех, кого все девочки продинамили и он решил перейти на парней?       — Скорее наоборот, — Кавех испустил тяжелый вздох. — Это не романтическое предложение, мне кажется, он так ответил услугой на услугу, в знак благодарности за помощь… я ему кое в чем помог не так давно и вроде как с тех пор мы немного подружились, поэтому…       На самом деле Аль-Хайтам ничего подобного ему не сказал, но сам Кавех не знает, как иначе истолковать это внезапное предложение ни с того, ни с сего. У Хайтама не было ни единой причины звать его, но он почему-то это сделал с таким видом, будто это имело какое-то большое значение.       — Наверное, выслушав мое нытье о том, что меня никто не зовет на бал и у самого не выходит этого сделать, он решил надо мной сжалиться и предложить пойти вместе с ним.       Сайно не знал всей ситуации, но это мнение друга категорически не разделял. Ему крайне сложно было поверить в то, что кто-то пойдет с Кавехом из жалости или потому что выбора иного не осталось. Кавех слишком добрый и интересный собеседник, чтобы кто-то так о нем думал.       — Да ладно, не прибедняйся, мне кажется, что раз вы поладили, то ему искренне захотелось пойти вместе с тобой.       — Ну, может быть и так, — гриффиндорец неожиданно вспомнил шоколадную лягушку на кровати, как напоминание о том, что его за помощь уже отблагодарили и приглашать на бал ради очередного безмолвного «спасибо» смысла уже не было. — Ладно, если это так, то я даже рад, все равно хотел познакомить вас всех с этим парнем, но пока не представилось удобного случая.       Ему все еще хочется превратить «три» в «четыре», и это чувство не изменится ни до бала, ни после него.       — О, я как раз хотел спросить его имя. Так как ты говоришь его зовут? — Сайно удовлетворенно ухмыльнулся, сжег пустую упаковку с помощью заклинания и обтер руки о школьную форму, совершенно не заботясь об остаточной липкости.       — Имя я еще не говорил и говорить не буду. Скажу только тогда, когда и Тигнари будет рядом, а еще лучше, если и он сам сможет встретиться с вами лично. Мне кажется, вы двое с ним бы точно подружились.       Кавех перевел взгляд на мёртвую девочку, ливитирующую над грязным мраморным полом.       — Тебе бы он понравился, Миртл, вас я тоже познакомлю как-нибудь.       — Ура! — она радостно подняла кулаки в воздух, подлетая еще выше, — приводи его сюда поскорее!       У Кавеха не было цели знакомить Аль-Хайтама с Миртл раньше, чем с кем-то еще, но как-то само так получилось, что под вечер он и ученик из дурмстранга направлялись в заброшенную ванную старост, чтобы порепетировать вдвоем впервые за все время.       Миртл могла засесть в женском туалете, и гриффиндорец надеялся, что там она и проводила свое время, иначе им просто не избежать ее болтливости и кучи приставаний к живому подростку.       Кавех не собирался винить ее за это, ее убили в самый расцвет жизни и ей не довелось познать отношений, поэтому липла ко всем, кто был ей хотя бы немного симпатичен. Он бы позволил им наболтаться сколько влезет, молча постоял бы в сторонке, но важное дело было важнее всяких разговоров.       До святочного бала оставалось все меньше времени, завершались контрольные репетиции. Хайтам, наконец, долечил свою раненную руку и мог танцевать со всеми учениками, как полагалось, но ему была необходима дополнительная практика для уверенности, а Кавеху просто приходилось переучиваться смотреть на все это с иного ракурса, потому что все это время он был ведущим партнером, а теперь будет ведомым.       Никто насильно не заставлял его вставать в эту позицию, но это, вроде как, даже не обсуждалось.       — Поверить не могу, что мне приходится танцевать в роли твоей девушки, — пробурчал Кавех, снимая с плеч мантию, чтобы она не трепыхалась перед глазами и не мешала им обоим.       Хайтам ходил без своей, поэтому просто отошел к раковине, чтобы помыть руки, но там уже давно нечему было течь, кран только хрипел, как умирающий от удушья старик, даже не стараясь выплюнуть хотя бы каплю ржавой воды.       — Там все высохло еще лет сто назад, — услужливо подсказал гриффиндорец, хотя дурмстранец и так это уже понял.       Пришлось наколдовать себе в ладонь маленькую лужицу и обтереть руки друг о друга, в надежде, что остатки убегут в такой же ржавый водосток, а не застрянут тухнуть в раковине, пока не высохнут естественным путем.       Стряхнув капли с кистей, Хайтам обернулся к парню, стоящему в противоположном углу помещения, рядом с пустой ванной и огромными витражными окнами. Тот старательно собирал волосы в высокую причёску, зажав резинку зубами, пока старался рассмотреть редкие тучки за цветными рисунками и прикинуть, понадобиться ли им дополнительный свет, или лунного сияния будет достаточно.       Аль-Хайтам невольно засмотрелся на изящный силуэт, на ровную спину обтянутую чуть помятой рубашкой, на черные брюки, плотно обхватывающие бедра и на тонкую шею с торчащими короткими волосками, не поддающимися ни рукам, ни расческам. Витражи бликовали взрывом цвета на мраморном полу и на его белой коже, придавая какого-то особенного волшебного очарования и без того по-своему волшебному существу.       Не в силах больше выносить собственные навязчивые мысли, Хайтам отвел взгляд в сторону и начал поправлять темно-серую рубашку и брюки, будто на чужом фоне почувствовал себя каким-то особенно неопрятным.       С точки зрения Кавеха, который уже расправился с волосами и скатал рукава рубашки до середины предплечья, дурмстранец выглядел более чем прилично, даже слишком. Все в нем было идеально: рубашка заправлена и застегнута на все пуговицы, ремень вдет в каждую петлю.       Нет ни единого пятнышка, ни единого изъяна.       Аль-Хайтам покрутил кистью ранее сломанной руки, чтобы немного разогреть мышцы и не доставлять себе лишних неудобств.       — Готов? — спросил Кавех, приближаясь к нему от окна, но, не доходя до раковин, потому что там мало места и негде будет развернуться. — Я думаю, здесь будет нормально, да и света достаточно.       — Я тоже так считаю, — Хайтам подошел ближе, останавливаясь напротив, сохранив при этом небольшую дистанцию. — Нам стоит начать с самого выхода или сразу приступить к танцу?       — Давай с танца, думаю, нам не нужна дополнительная репетиция, чтобы понять, как идти под руку, — гриффиндорец помотал головой и слегка улыбнулся.       Он тщательно это скрывал, но ему стало очень неловко находиться вот так лицом к лицу с парнем, который был на пару незначительных сантиметров выше и так внимательно смотрел на него. На первый взгляд его изумрудные глаза казались практически стеклянными и без толики эмоций, но чем больше его узнаешь, тем больше понимаешь, что думает он о многом и не всегда это связано с заумными книжками. Все мирское ему было не чуждо — он же тоже человек, он тоже мальчик, который что-то чувствует к окружающим его людям.       Игнорируя стеснение, Кавех первым приподнял руки, чтобы положить одну на плечо партнера, а второй коснуться чужой ладони. Они почти не прикасались друг к другу ранее, пару раз гриффиндорец пихнул его в бок или ткнул пальцем, но под слоями одежды и мимолетностью прикосновений так сразу и не поймешь, какой температуры его кожа, насколько она мягкая и есть ли на ней какие-то мелкие ранки.       Аль-Хайтам с благодарностью принял первый сделанный шаг от блондина, поэтому, будучи вторым, ему было спокойнее браться за чужую изящную руку и опускать вторую на талию, так приятно ощущающуюся под пальцами.       Дурмстранец слушал легкое шуршание рубашки, чувствовал жесткость кожаного ремня и выпирающей тазовой кости — это не то же самое, как, когда держишь в руках девочку в тонкой юбке, стягивающей ее талию мягкой эластичной резинкой. Фигура Кавеха ощущалась тверже, сильнее и грубее, со всеми своими мелкими деталями гардероба, вместе со своими дурашливыми кольцами, холодившими пальцы.       Аль-Хайтам едва ли не задержал дыхание, в качестве психологического приема, чтобы вернуть мысли в нужное русло и не натворить какую-нибудь непростительную глупость своими неосознанными жестами.       Кавеху же в этот момент показалось удивительным, что у его партнера такие нежные руки, хотя и больше, чем его собственные, без всяких украшений или увечий, обычные мужские ладони, но гриффиндорец не ощущал себя так комфортно ни в одних других таких же.       — Ладно, давай, посчитаем до трех и сделаем вид, словно включили музыку, — предложил блондин, с трудом отрывая взгляд от их сцепленных рук, чтобы посмотреть в чужие изумруды глаз.       — Хорошо, тогда идем на счет «три», — согласился Хайтам, опуская взгляд вниз.       — Старайся не смотреть под ноги, — посоветовал Кавех, легким движением оторвав руку от чужого плеча, чтобы приподнять опущенную голову костяшкой указательного пальца. — Я понимаю, что ты меньше проходил на занятия и сложно так сразу привыкнуть, но это важно, понятно?       — Да.       Понять было легче, чем сделать, взгляд то и дело хотел вернуться к их ступням, чтобы контролировать ситуацию настолько, насколько это возможно, но если он продолжит в том же духе, то в танце они будут смотреться нелепо, а не красиво.       — Так, а теперь считаем — раз…       — Два…       — … Три, — сказали они одновременно, приступая к танцу, как положено, начиная с шагов, которые в народе называют «левым квадратом», заставляя ноги плясать из угла в угол воображаемой ограниченной области.       Грязная напольная мраморная плитка неплохо помогала в том, чтобы не сосредотачиваться на представлении квадрата, а уделить внимание счету, задающему ритм их вальсу.       Выполнив на пробу два подхода, по три шага вдоль воображаемого квадрата, в ход пошли повороты, вынуждающие тела пересекать пространства заброшенной ванны, описывая широкий круг вдоль раковин, собранных в центре комнаты, как своеобразный ржавый фонтан или цветок из керамики.       На второй такой круг оба почувствовали себя на порядок увереннее в себе, начиная добавлять опущенные ранее элементы, такие как кручение Кавеха на поднятой вверх руке. Поначалу он растерялся и запутался в ногах, потому что всегда был тем, кто делал это со своей партнершей, но после третьего или четвёртого раза крутился на носке ботинка, как веретено ― настолько уверенно и быстро, что пару раз мазнул своим хвостиком по щеке Хайтама.       Рука дурмстрангца то поднималась к лопаткам, то снова ложилась на талию, в зависимости от необходимых движений, и чем больше он трогал спину сквозь легкую рубашку, тем больше привыкал к этим ощущениям, оставалось лишь почувствовать вес и приспособиться к этому.       Когда часть танца дошла до того, как им было необходимо закружить девушку в воздухе и опустить ее на ноги, Кавех решил пропустить эту часть, представляя, будто они это сделали и просто продолжить дальше, но его ноги неожиданно поднялись над полом и он несдержанно вскрикнул.       ― Ах! ― от внезапности чужого жеста, он растерялся и неосознанно опустил руки дальше, чем следовало, прижимаясь к голове, которую растрепал собственными руками.       Обе руки должны были упереться в сильные плечи, но вместе этого одна опустилась на шею, неосознанно приобнимая, чтобы удержать равновесие, вторая ― зарылась в пепельные волосы у самого уха, чувствуя кожей мягкую и прохладную мочку.       ― Черт возьми, ты напугал меня! ― сказав это на вдохе, Кавех практически оцепенел, понимая, что чуть не задушил партнера своими медвежьими объятиями, о которых никто не просил.       Аль-Хайтам едва не уронил блондина на пол из-за того, что этот парень в его руках завозился и поставил руки не так, как было необходимо, но Хайтам практически сразу забыл об этом, невольно уткнувшись носом в плоский живот, чуть выше бляшки ремня.       От такого тесного контакта невозможно было не уловить холод железного крепления в районе своей нижней губы и не вдохнуть запах каких-то легких духов, напоминающих конфеты или ванильное мороженое.       Пропустив через легкие сладковатый приятный запах, он поспешил опустить гриффиндорца на ноги, надеясь на то, что он ничего не заметил, продолжая и дальше беспокоиться, что испортил чужую укладку, хотя Хайтам над ней никогда даже не старался.       ― Извини, я просто очень удивился, ― Кавех отошел чуть подальше, чтобы перевести дух и спрятать покрасневшие щеки, в надежде, что со стороны это будет похоже на падающий витражный свет. ― Я просто не думал, что ты это сделаешь.       ― Нам бы все равно пришлось, чтобы не подводить остальных. Мне нужно было узнать, насколько ты тяжелее, чем та, с кем я репетировал до тебя.       В самом деле, бал открывают три пары, которые должны танцевать максимально синхронно, и было бы странно, если бы только партнер Аль-Хайтама не прокружился над полом, портя всякую симметрию одним своим присутствием.       ― Ты прав, да. Прости, в следующий раз постараюсь так не кричать. Ты просто застал меня врасплох.       Продолжая оправдываться за свое поведение, Кавех отбросил со лба внезапно вспотевшую челку и ослабил свой неизменный полосатый галстук.       Однако сдержать обещание ему было не суждено, потому что со стороны душевых кабинок что-то громко застучало по трубам, заставляя гриффиндорца подпрыгнуть на месте и заверещать от неожиданности.       Заскочив за спину своему партнеру по танцам, Кавех двумя руками схватился за его запястье, используя как щит, чтобы выглянуть из-за плеча и проверить, что это только что было. В случае чего он отправит дурмстрангца на разведку, Хайтам ведь чемпион турнира как-никак, ему должно быть уже все равно ― страшнее циклопов вряд ли уже что-то увидит, особенно в такой обстановке.       Сквозь прикрытую дверь дальней душевой кабинки выплыл силуэт девушки с двумя низкими хвостиками. Плакса Миртл.       Проклятые приведения, всегда они так поступают ― появляются неожиданно, когда ты совершенно к этому не готов. Такое чувство, что им не терпелось обеспечить кому-то остановку сердца, сжить со свету и скрасить свое одиночество чужим присутствием на веки вечные.       Девушка явно успела увидеть у своего друга инфаркт на мили секунду, поэтому несдержанно засмеялась, поправляя круглые очки на носу, будто была очень довольна собой.       ― Миртл! Зачем ты это сделала?! Не появляйся так больше!       ― Извините, я просто не удержалась, когда услышала твой голос здесь, в такое время суток. Я думала ты опять пришел с Сайно или Тигнари, а все оказалось куда интереснее.       Девчонка постаралась как можно соблазнительнее прикусить нижнюю губу и накрутить темный локон на палец.       ― Ну, привет, красавчик, меня зовут Миртл, а тебя?       Кавех выпустил из рук чужое, покрасневшее от его пальцев запястье, и отошел подальше к витражу, чтобы промокнуть взмокший лоб тыльной стороной ладони. Ему требуется время, чтобы переварить все, что тут было.       Как и обещал, он не станет вмешиваться в их диалог и позволит приведению насладиться своей спорной сексуальностью, которая, как ей казалось, неплохо срабатывала. Все равно все жизненные шансы были упущены не по ее воле, так пусть тогда насладится красивым лицом и статной фигурой.       Единственное, что Кавех сделает, ― это посоветует Аль-Хайтаму никогда здесь не мыться, ни под каким предлогом, ведь эта девчонка своего не упустит.