Палочки на изготовку

      Перемещение прошло успешно, насколько мог судить Кавех по своему первому взгляду на широкое светлое пространство гостиной. Вид впереди ограничивался определенными рамками, как границы старенького магловского телевизора, но Кавех не решался ступить дальше и все как следует осмотреть. Вместо смелого шага за низенькую защитную решетку, он замер и задышал реже, тише, старательно прислушиваясь к звукам дома.       Аль-Хайтам обещал, что бабушки сейчас точно нет и не может здесь оказаться, но кто может знать наверняка, если подолгу находишься порознь и не ведаешь всех ее планов? Кавех хотел бы ему безоговорочно доверять, но внутреннее беспокойство никуда не девалось. Входить в чей-то дом без надлежащего приглашения ― то еще испытание на смелость.       ― И-извините, что без стука, ― тихо промямлил Кавех, поднимая ладони в знак капитуляции, словно уже кто-то невидимый наставил на него волшебную палочку и приготовился применить на его бренном теле непростительное заклятие.       Он мог бы простоять так какое-то время, пока колотящееся сердце не замедлит ритм до допустимого количества ударов в минуту, но Хайтам должен был вот-вот появиться, не стоило занимать камин, чтобы не создать неприятную ситуацию с падением и шишками. Набравшись храбрости, и все еще не опуская ладони по швам, Кавех высунулся из-за стенок камина, смотря сначала влево, затем вправо. Убедившись, что дом пустует, он переступил через решетку и выдохнул, бегая взглядом с одного угла в другой, опускался к ковру и поднимался к хрустальной люстре, похожей на большой подсвечник.       Из-за прохода в другую комнату неожиданно выскочила щетка, прыгающая в направлении ковра, как мелкая старая собачонка. За ней последовало ведерко с мыльной водой, левитирующую над полом до тех пор, пока не нашло, где пристроиться и дать щетке немного смочить свою белую потрепанную щетину.       Не ожидавший такого представления Кавех дернулся и отшатнулся. Он испугался зачарованных вещей, которые не ожидал тут увидеть и не услышал сразу же по прибытию. Крупные часы на стене показали ровный час, ни минутой больше, это навело на мысль, что их просто настроили на работу в это время, а не то, что бабушка где-то в доме и что-то делает, не подозревая о внезапном вторжении какого-то мальчишки из Хогвартса.       За спиной раздался характерный звук, обозначающий появление Аль-Хайтама, и только после того, как Кавех обернулся и удостоверился в его нахождении в его же собственном доме, смог выдохнуть с облегчением.       Аль-Хайтам быстро отряхнул небольшое количество золы, упавшей ему на плечо из трубы, и быстро покинул камин. В доме, где живешь всю свою жизнь, переживать было точно не за что, но, казалось, он тоже заметно расслабился при виде гриффиндорца посреди просторного зала с множеством шкафов и больших диванов. Таким образом он смог убедиться, что перемещение сработало так, как от него ожидали. В любом случае, даже если бы что-то пошло не так, это была бы не вина Коллеи, а того, кто ей этот порох продал.       ― Ты как? ― на всякий случай спросил Хайтам.       Хотя видимых проблем он не замечал, Кавех даже не запачкал свою красивую белую рубашку с непозволительно глубоким вырезом, но спросить был обязан. Просто на всякий случай.       ― Щетка меня напугала, ― со смешком пожаловался Кавех, даря ему свои нежные объятия и теплое дыхание на кончике уха, будто они не виделись несколько лет, а не чуть больше минуты или двух.       ― Прости, я забыл о том, что бабушка заставляет их прибирать весь дом несколько раз в неделю по запланированному графику. Сейчас как раз один из таких дней, праздничный к тому же.       Аль-Хайтам осторожно приобнял его в ответ, избегая прикосновений своих пальцев к голым участкам спины, будто они были обжигающе горячими и могли оставить уродливые следы. Хайтам знает, что это только в его голове, чистая глупость, но не мог позволить себе его так испортить.       ― Я только что почувствовал себя в сказке о красавице и чудовище, ― усмехнулся Кавех, ослабляя хватку на чужой шее и отходя на шаг назад, чтобы не делать эту ситуацию слишком неловкой.       Аль-Хайтам послушно опустил руки и позволил увеличить расстояние, обращая внимание на неожиданно интересное сравнение, которое он пока не понимал до конца.       ― Тоже маглы написали?       ― Ага. Не знаешь про такую?       ― Нет, не уверен. Все, чем я располагал, писали волшебники, ― Хайтам показательно развел руками, обращая взор на книжные полки, где также нашлось место для фарфоровых статуэток, парочки магических сувениров и чудных камней, выложенных на блюдца, как какие-то карамельные конфеты. — Хотя иногда бабушка заказывала книги у маглов, сказки ей не слишком интересны, поэтому я прочитал достаточно малое количество за всю жизнь. Историю, о которой ты говоришь, я не припоминаю.       Кавех понятливо замычал, мысленно делая заметку в воображаемом блокноте, чтобы не забыть закинуть в еще не завершенную подарочную коробку и эту сказку позже.       Разводя руками, гриффиндорец принялся объяснять.       ― Там просто тоже была бегающая, прыгающая и разговаривающая посуда, шкафы, часы и все такое. Красавица увидела это, когда случайно вошла в замок, и испугалась. Это все были люди на самом деле. Долгая история, но если тебе интересны подробности, то расскажу как-нибудь в деталях.       Аль-Хайтам не готов был ждать удобного случая и решил расспросить поподробнее. Когда дело касается книг, а тем более сказок, которые он находил поучительными, откладывать на потом было непозволительно.       ― Какую роль в этом всем играло чудовище?       ― Он принц, которого превратили в чудовище, ― Кавех на секунду смолк, оглядывая и почти невесомо трогая спинку самого близкого к нему полосатого дивана, добавляя тихим голосом, будто между прочим, ― и возлюбленный красавицы. Это был его замок.       Хайтам невольно провел несколько волнующих сердце параллелей и не стал больше затрагивать эту тему, возникшую из-за обычной шутки, позволяя Кавеху спокойно исследовать то место, куда его внезапно позвали.       Гостиная была намного больше, чем в доме гриффиндорца, поэтому он даже не мог никак осудить семью волшебников, которая предпочитала убирать все не своими собственными руками. Отсюда открывался выход в две другие комнаты, одна из которых являлась столовой, а вторая коридором, судя по многочисленным вешалкам с уличной одеждой и полок для обуви. Было очень странно видеть что-то подобное даже издалека, понимая, что половина вещей принадлежала Хайтаму.       Кавех снова начал теребить кулон на груди, испытывая волнение от того, что узнает парня, который нравится, чуточку больше, даже через такие житейские мелочи.       ― Можно сходить туда посмотреть? ― оставив кулон в покое, он указал одной рукой в направлении вешалок. Столовая тоже притягивала определенное внимание, но в прихожую тянуло чуточку сильнее.       ― Тебе можно все.       Услышав такое серьёзное разрешение, Кавех сжал губы в тонкую полосу, пытаясь подавить нелепую смущенную улыбку, и быстрым шагом прошел по ковру, перепрыгивая щетку, которая усердно елозила по небольшому участку длинного ворса, у металлической ножки одно из диванов.       Как оказалось, помимо всех важных вещей, всегда располагающихся у входной двери, там же, напротив нее, обнаружилась белая лестница на второй этаж, которую нельзя было рассмотреть из гостиной. Этот дом и без того казался большим, больше среднего, даже по меркам состоятельных семей, но теперь в его огромности не было причин сомневаться.       Стоило ожидать подобных масштабов, с учетом того, кем работает бабуля Аль-Хайтама, такие уважаемые лица на серьезных должностях просто не могли жить в какой-то мелкой землянке. Кавех ожидал чего-то подобного, но все равно впечатлялся уровнем жизни, который никогда не был ему доступен. С возрастом уже перестаешь на полном серьезе кому-то из-за этого завидовать, но в детстве он бы с радостью притащил сюда толпу соседских детей, чтобы поиграть в прятки и догонялки.       ― Ты, конечно, не принц из той сказки, но тоже живешь в замке, ― заметил Кавех, оглядываясь на лестницу с восхищением. Его собственный дом на троих жильцов и собаку был размером, наверное, с половину первого этажа.       Аль-Хайтам коротко мотнул головой.       ― Ты преувеличиваешь, но отчасти ты прав, он достаточно большой, явно больше необходимого для двух людей, которых даже не бывает дома суммарно по несколько лет, если не брать в расчет каникулы или выходные, когда мы действительно спим и просыпаемся в наших комнатах.       Кавех тут же захотел как-то поддержать его, но не знал, что нужно ответить. Аль-Хайтам не выглядел разочарованным или хранящим обиды глубоко в сердце, но было бы не вежливо промолчать и перевести тему, не дав толком высказать свои чувства.       ― О… это грустно.       ― Может быть, но мы давно привыкли и, как я уже и говорил, к месту я не привязан, думаю, что бабушка тоже не слишком сильно о чем-то сожалеет, с годами со всем можно смириться, твои родители, наверное, так живут.       Кавех задумчиво замычал. Он как-то даже не думал об этом, не допускал мысли, что родным без него как-то слишком тяжело и безрадостно. Родители определенно любили его, но они вряд ли беспокоятся из-за его отсутствия. Уже давным-давно, на одних из летних каникул, у Кавеха сложилось четкое мнение, что его отправили во взрослую жизнь и свободное плаванье несколько лет назад.       Хотя Кавех так и подумал, он не станет отмахиваться от вероятности, что иногда за ним сильно скучают, он же их сын все-таки.       ― Да, пожалуй, только они хотя бы есть друг у друга, так что мое присутствие там не обязательно.       Хайтам без особого интереса посмотрел на парочку своих курток, которые хозяйка дома решила не заталкивать куда-то в дальний ящик до его прихода, словно хотела хотя бы таким образом поддерживать связь со своим внуком. Хотела, чтобы в доме его личные вещи лежали еще где-то кроме спальни, куда ей дорога закрыта, как и любому другому взрослому человеку, не имеющему привычки копаться в вещах подростков.       На верхней обувной полочке собралась целая коллекция разных женских сапог и туфель на низком каблуке в коричневых, черных и бежевых тонах. На нижней же стояло лишь две пары Хайтама, одна из которых явно предназначалась для холодной и мокрой погоды, а вторая для сезона суше и жарче. То лишний раз подчёркивало, что в отличие от Кавеха Аль-Хайтам не особо озабочен своим внешним видом. Возможно, как подумалось гриффиндорцу, тот часто выбрасывал поношенное, поэтому обувь выглядела очень опрятно, а, может, просто тщательно следил за ее состоянием и частенько чистил, Кавех не решался спрашивать такие глупости, потому что это точно не его дело.       Проверив небольшую металлическую подставку для зонтиков, Кавех развернулся на носочках и махнул рукой в направлении лестницы, демонстрируя свои намерения.       ― Туда тоже можно?       ― Конечно, я ведь говорил, ― Аль-Хайтам решил в этот раз не идти по пятам, а стать его личным гидом, чтобы парень больше не спрашивал его дозволения, а просто смотрел на все, что хочет, за одним лишь исключением. ― Ходить можно везде, кроме бабушкиной комнаты… Ну, и, я думаю, не стоит слишком близко подходить к окнам, боюсь, соседи могут заметить и насторожиться, они ведь тоже в курсе, в каком ритме жизни живет наш дом. Могут возникнуть вопросы, если они что-то заметят. Лучше не включать свет и не раскрывать шторы.       ― Оу, да, верно, надо быть повнимательнее, ― согласился Кавех, нежно оглаживая перила с симпатичным узором на внешней стороне. ― А картины у вас есть? Не заметил. Полагаю, они тоже могут разболтать лишнего, если не очень хорошо тебя слушаются. Не знаю как в твоем доме, а в Хогвартсе то еще трепло, совсем не умеют секреты хранить.       ― Нет, таких картин здесь не висит, по крайней мере, не с людьми, есть с природой, но только в столовой, чтобы стены слишком голыми не были. Не беспокойся об этом, столетнее кораблекрушение точно никому не расскажет, что мы тут делали.       — Хорошо, тогда не буду, — с губ гриффиндорца сорвался легкий смешок, но он быстро утих, когда перед глазами предстал длинный и широкий коридор второго этажа, площадью наверняка больше, чем его личная комната на родине маглов.       В этом коридоре тоже во всю трудились зачарованные предметы, вдоль стен летали пока не очень пыльные вкусно пахнущие мылом тряпочки, протирающие низкие тумбочки и стоящие сверху вазы с крупными растениями. В дальнем конце трудилась метелка и маленький совок, подставляющийся под кусочки грязи и опавшие на пол листья.       Кавех пораженно вздохнул, немного повиснув на перилах у последней ступени, будто растерял все силы и мотивацию идти дальше.       — Боже, есть ли здесь хоть одна маленькая комнатушка? Такое ощущение, что мы все еще в Хогвартсе, но со свежим и современным ремонтом…       Хайтам ничего не ответил на это сравнение, но он нашел его забавным.       — Конечно, например, туалет на этом этаже и на первом, ну, и кладовка для хранения мётел, ведер и прочего рабочего хлама. Кладовка самая маленькая здесь, не больше шкафа под одежду. Я бы показал, но там достаточно грязно и смотреть особо не на что, но если все равно захочешь, то ладно.       В коридоре, очевидно помимо предметов декора, находилось четыре темно-серых двери, смотрящие друг на друга. Первые две двери располагались почти у самого начала лестницы и, казалось, вели как раз в те самые маленькие помещения, а две другие в дальнем конце определенно были спальнями, занимающие основное пространство на этаже.       Где-то здесь точно была как минимум одна ванная комната, но раз дверей только четыре, то Кавех рассудил, что из каждой спальни есть выход к личной ванной. Очень удобно, чтобы не мешать друг другу, не ждать очереди и не стеснять в случае чего-то секретного и не очень приличного. В его собственном доме такое было бы практически невозможно, он слишком мал и тесен для того, чтобы в тайне даже просто обниматься со своим любовным интересом, пока родители где-то там готовят кушать или смотрят телевизор. Они бы все равно поймали его с поличным.       Допустив в свою черепушку мысль крайне странного характера, Кавех нервно накрутил торчащую из прически прядь на указательный палец, едва не выдрав ее с корнем.       Почему-то размышление о себе настоящем заходило в тупик, Кавех не мог представить себя в такой интимной обстановке, но Хайтам к его большому стыду представлялся с легкостью, особенно более зрелая версия, которую посчастливилось лицезреть из-за зелья старения. Воображение четко вырисовывало его мужественное лицо, рельефный торс и крепкие руки, спрятанные под тонкими рубашками. Руки, которые кого-то крепко обнимают и гладят по выступающим позвонкам.       Чтобы перестать размышлять о всякой чепухе, он пожелал скорее сместить свой фокус внимания на что-то конкретное, пока лицо не стало сливаться с гербом Гриффиндора.       — Какая из этих дверей твоя? — Кавех неопределенно указал в направлении конца коридора, делая вид, будто чужая спальня интересовала его меньше, чем что-то еще.       Аль-Хайтам не заметил в его поведении ничего необычного, даже когда тот легонько похлопал себя по щекам, в попытке привести в чувство и наказать за такие серьезные мысли. Он ведь еще даже шоколад не подарил и не сделал ничего такого, чтобы дать понять о своих чувствах, он попросту не имел права на такую дерзость даже в уме.       Хайтам показательно мотнул головой в нужную сторону.       — Слева. Пойдем туда?       — Да… Спасибо за приглашение, я не сказал раньше, извини, как-то не очень вежливо с моей стороны, стоило сделать это еще у камина.       Замерев с занесенной над металлической ручкой ладонью, Аль-Хайтам повернул голову, чтобы видеть эмоции Кавеха хотя бы одним глазом.       — Я рад, что ты согласился.       — Конечно… даже не знаю, в какой такой вселенной я бы ответил «нет» или «не хочу». Это абсолютно исключено.       — Если когда-нибудь в будущем мы с тобой встретимся после школы… Ты бы пригласил меня к себе тоже? В дом твоих родителей. Хотелось бы лично взглянуть на то, как живут маглы.       Неожиданно озвученный вопрос выбил из Кавеха всякую глупость, и ему ничего не оставалось, кроме как грустно улыбнуться и кивнуть в знак согласия.       — Обязательно. Буду ждать тебя там, когда бы ты не приехал, даю слово.       Аль-Хайтам отвернулся и Кавеху не удалось разобрать, какие чувства отразились на его лице из-за данного обещания, но это уже не имело значения, потому что он, наконец, наклонил ручку вниз и толкнул дверь спальни, впуская их внутрь.       Спальня Аль-Хайтама оказалась достаточно просторной, при желании здесь вполне можно было поселить второго человека и оба точно не мешали бы друг другу, не нарушали границ личного пространства. Как и ожидалось, левая стена была с двумя дверями, одна из них выходила в ванную комнату, а вторая, как объяснил Хайтам, в гардеробную со всей его повседневной одеждой и парочкой кроссовок, которые он надевал недавно или вовсе не носил по каким-то причинам.       Идея сделать гардеробную в другой комнате была поддержана бабушкой, когда он стал старше и начал собирать собственную книжную коллекцию. Ему показалось, что шкафы с одеждой занимали слишком много, необоснованно много пространства, которое он желал заставить стеллажами с литературой.       Таким образом, в комнате как будто прибавилась лишняя стена, куда удалось определить еще два стеллажа, один из которых почти пустовал. Хайтам оставил на нем место для новых покупок и каких-то других безделушек, не имеющих к книгам никакого прямого отношения.       На одной из средних полок, на самом видном месте, Кавех заметил две узкие подставки, выполненные в виде коробок с красными продолговатыми подушками внутри. Такие упаковки часто использовали ювелиры для продажи и хранения драгоценностей, но то, что лежало на подушках, не было похоже ни на цепочки, ни на браслеты. На них лежали две волшебные палочки, которые отныне никому не принадлежали. Аль-Хайтам не стал заострять на этом особое внимание, проводя экскурсию, но спокойно и с легким сердцем объяснил, что это палочки его умерших родителей. Хотя он их почти не запомнил, потому не мог, как следует любящему сыну, дорожить ими, но он трепетно хранил то, что после них осталось. Бабушка хотела поставить их в гостиной, но Хайтам настоял, что хочет их себе, а она не стала настаивать, соглашаясь с любой инициативой своего внука.       Жаль, что палочки имеют свойство отвергать волшебников, которых не выбирали, редкие исключения, конечно, бывали, но на то были определенные причины и это не рядовой случай. Если бы не факт отторжения, то, возможно, Аль-Хайтам использовал одну из этих родительских, в качестве своеобразной дани памяти. Может быть, эти орудия его бы защитили на турнире или в любой другой ситуации. Кавех находит эту мысль одновременно трогательной и отчасти романтичной, потому не мог оторвать ласкового взгляда от расслабленного прекрасного профиля своего друга, стоящего с ним плечом к плечу.       — Что? — Аль-Хайтам почувствовал на себе чужой неожиданно сильно повышенный интерес.       — Ничего, просто…       Кавех глубоко вздохнул и опустил руку на свое бедро. Там опять лежала шоколадка, на сей раз без сколов и разломов. Если придержать ее рядом со своим теплым телом слишком долго, то она начнет таять и есть станет достаточно неудобно. Когда он внимательно посмотрит на все остальные предметы в комнате, то обязательно сделает то, что должен.       Следующим объектом для исследований стал достаточно большой письменный стол напротив окна, чтобы на нем было удобно делать записи, обложившись учебными материалами по самую макушку. Свет из окна давал повод лишний раз не использовать никаких ламп до самого захода солнца, хотя одна такая стояла на самом краю и работала явно не от электричества.       Далее Хайтам бегло провел его вдоль остальных шкафов, заполненных сверху донизу почти везде только книгами, а затем показал просторную односпальную кровать, которую Кавех все это время избегал, как разгоревшегося прямо в лесу кострища. Смотреть на нее и присаживаться на самый краешек по приглашению оказалось еще более неловко, чем в тот раз в хижине, потому что это уже не чья-то богом забытая покрытая пылью и паутиной собственность, а мебель в конкретном доме, принадлежащая конкретному человеку.       На постели был расстелен шелковистый изумрудный плед, свисающий по бокам почти до самого пола и закрывающий лежащие у изголовья две белые подушки лишь наполовину.       Кавех неловко огладил края покрывала у своего левого бедра, там, где только что присел Аль-Хайтам, чуть сгорбив спину и оперевшись локтями в колени. Прижав сжатые в замок руки к напряженным губам, Хайтам всматривался в закрытую дверь в трех метрах прямо впереди.       Кавех заметил чужое напряжение, но и сам не мог сказать ничего дельного, элементарно расслабить позвоночник был не в силах, потому сидел ровно, как палка. Тем не менее принимать чужую позу он бы не хотел, иначе их лица будут на одном уровне, а это значительно поднимет градус неловкости.       — Прости меня.       Неожиданное извинение поставило Кавеха в тупик. Хотя он предпочитал также смотреть в направлении двери, собираясь с мыслями для дальнейшего разговора или предложения спуститься на кухню, на сей раз он не мог не взглянуть на чужой профиль, прикрытый копной густых волос.       — За что?       — Я говорил, что это может быть скучно. Мне совсем нечего тебе предложить. Это вовсе не замок, самый обычный дом, где есть все, что ты и так видел.       — Нет, Хайтам, это совсем не так. Мне очень нравится. Я изначально не ожидал ничего серьезного, но ты смог меня удивить несколько раз так точно, здесь здорово. Прежде всего… я просто рад, что нахожусь в твоем доме, что ты меня пригласил. Здесь был еще кто-то кроме меня?       — Нет, ты первый, если не считать бабушкиных подружек.       Кавех похихикал, мысленно ставя себя в один ряд с леди почтенного возраста, которые захаживают на чаепитие или чем они обычно занимаются в своем женском кругу.       Преисполнившись энтузиазмом, Кавех взметнул руки вверх, будто собрался крикнуть громогласное «Ура!».       — Тогда тем более! Я уже люблю это место. Теперь оно мое… мое самое особенное. Я буду помнить, что оказался здесь первым!       — Боюсь ты слишком хороший, чтобы сказать что-то другое, — похвала звучала с небольшим упреком, но Кавех не думал на это обижаться, потому что на устах собеседника играла очаровательная улыбка.       — Во всяком случае, мы еще не все посмотрели, у тебя еще есть все шансы показать мне что-то крутое.       — Хочешь снова спуститься вниз?       Кавех мог бы вручить свой подарок там легко и непринуждённо, предложив, как самую обычную сладость, но это было совсем не празднично и не особенно. Для дня святого Валентина стоило уделить больше времени на подбор атмосферы и организации места дарения в том или ином смысле. Оранжевое закатное солнце в большом окне и их длинные тени на полу, сидящие плечом к плечу, в паре сантиметров друг от друга, подсказали, что сделать это именно здесь было бы неплохо.       — Хочу, но для начала у меня для тебя кое-что есть…       Потянувшись к карману, Кавех ткнул пальцем свободной руки в чужую мягкую щеку, отворачивая лицо, которое решило понаблюдать за процессом. Для Аль-Хайтама в этом подарке точно не было ничего неожиданного, ему просто не хотелось упускать ничего из виду, но смиренно поддался приятному касанию, обращая теплый взор в другом направлении.       — Не подглядывай, иначе я что-нибудь сломаю и буду похож на идиота, — Кавех решил опустить слово «опять», все-таки шоколад бы пострадал не впервые, но знать об этом нелепом повороте событий совсем не обязательно.       — Я думал, что ты ничего больше дарить не собирался, в столовой ты уже раздал дружеские валентинки.       — Да, но я ведь обещал, что сделаю, вот и сделал. Доверяй моим обещаниям.       — Я не сомневался в тебе, просто решил, что ты передумал и поздравил другим способом.       — Ни в коем случае. Мне просто было неловко дарить перед Сайно и Тигнари, они бы прибили меня за этот шоколад, — причитал Кавех, приглаживая помятые края упаковочной яркой бумаги.       — Почему?       — Потому что им я такого никогда не делал и не собирался. Не потому что они не важны, просто праздник такой… В общем можешь уже повернуться.       Аль-Хайтам хоть и был заинтересован в этом подарке, как никто другой, но с разворотами не спешил, слушая характерное шуршание и возню по покрывалу, будто боялся увидеть что-то еще, к чему был не готов с моральной точки зрения.       Повернувшись не до конца, но достаточно, чтобы видеть друга и его подарок в руках, Хайтам сначала взглянул на милую упаковку, а затем и на самого парня, нервно прикусившего розовую губу.       Кавех настойчиво держал шоколадную плитку на прямых протянутых вперед руках. Аль-Хайтам хотел бы быть более благодарным за чужие труды, забрать уже подарок или просто разглядеть получше, но от дарителя тяжело оторвать глаза, когда желто-оранжевое солнце так красиво очерчивает его силуэт с одного бока, повернутого к окну. Кавех выглядел в этот момент так, будто его обвели карандашом прямо по контуру, заставляя кожу и одежду отдавать золотом, а волосы сливаться со светом, наложенным по краям неаккуратными штрихами неумелого художника.       — Твой шоколад, как по заказу.       Сказав это, Кавех аккуратно переложил плитку в чужие ладони, окольцевав одну из кистей рук Хайтама своей рукой.       Аль-Хайтам нашел в себе желание посмотреть вниз и с тех пор долго смотрел на этот такой простой и типичный для таких дней дар, но все никак не мог на него насмотреться. Кавех обещал, что сделал его самостоятельно, потратил свое время и силы, сделал только ему одному, только ради него, Хайтама, он так постарался.       — Большое спасибо. Могу открыть?       — Разумеется, он теперь твой.       Кавех застеснявшись немного отодвинулся, сделав вид, что затекла нога, которую он закинул на край кровати, чтобы было удобнее сидеть боком. Он значительно беспокоился о реакции, но старался не подавать виду. Девочка с его факультета уверяла, что съедобно, и никто точно не умрет от отравления, но кто ее знает? Может, она так говорила лишь потому, что боялась задеть его гордость и чувства?       — Только не ври, если получилось не вкусно, ладно? А то я могу слишком в себя поверить и потом кормить тебя всякой ерундой, как будто это нормально.       — Твой торт был вкусным, так что зря ты так беспокоишься, — вкус торта на самом деле помнился крайне слабо, пусть все это и было испробовано буквально на неделе, единственное, что Хайтам помнил очень хорошо, так это поцелуй оставленный на своей щеке. Ничего кроме этого. — У тебя талантов больше, чем тебе кажется.       Даже если шоколад, в самом деле, окажется далеким от нормального, Аль-Хайтам с превеликим удовольствием даст шанс подумать, что Кавех в этом успешен, если это будет значить, что кормить его едой собственного приготовления войдет в систему.       — Ты преувеличиваешь!       — Ни сколько.       Кавех оставил маленькое сердечко под ленточкой, но там было лишь его имя и ничего больше. Аль-Хайтам коротко оглядел его с обеих сторон, словно надеялся, что невидимые глазу чернила вот-вот проявятся или при правильном наклоне под солнечными лучами станут заметы тонкие вмятины от пустой ручки. Как будто там могло быть что-то такое, что хотели бы рассказать, но никак не решались. К сожалению, кроме имени больше ничего.       — В чем дело? — Кавех отметил подозрительный интерес к своей открытке и не мог не задаться вопросом, медленно сходя с ума от переживаний.       — Все в порядке, я просто задумался. Боюсь я не смогу съесть ее целиком, может, поможешь мне?       — Предлагаешь съесть ее вместе?       — Да. К тому же достаточно неловко есть одному. Давай, пойдем вниз, я заварю чай.       — А это ничего? Ну, то есть мы не слишком здесь задержимся? Вдруг кто-то в школе заметит.       Аль-Хайтам даже не собирался слушать такого рода предположения, поднимаясь со своего места и осторожно касаясь чужого плеча, подгоняя подняться следом.       — Это невозможно, прошло не больше получаса, никому нет до нас дела, а если и есть, то Хогвартс слишком большой, чтобы подумать о том, что мы сбежали оттуда, а не просто спрятались где-то, где никто не подумал искать.       Кавех быстро сдался, слезая с кровати и следуя на выход из спальни вслед за хозяином комнаты. Аль-Хайтам сразу же поторопился вниз, чтобы скорее разогреть чайник или заставить посуду сделать это самостоятельно. Кавех в свою очередь ненадолго задержался в дверях и обернулся к шкафу, где располагались две волшебные палочки. Поняв, что Хайтам уже спустился вниз и не следил за его действиями, Кавех быстрым шагом преодолел расстояние до нужной полки и низко поклонился, вежливо и смиренно сложив ладони на коленях.       Ему хотелось немного помолиться у своеобразного алтаря за души этих людей и сказать им кое-что, что он считал важным и правильным.       — Спасибо, что встретили меня здесь, мама и папа Аль-Хайтама. Я буду за ним присматривать столько, сколько смогу, обещаю… До свидания!       Закончив с небольшим ритуалом прощания, он поспешил на первый этаж, припрыгивая через три ступени за раз, пока не налетел на Хайтама, который все-таки обеспокоился его отставанием. Неловко поймав парня в свои объятия, и едва не оступившись, пусть и буквально на первой ступени от пола, Хайтам поинтересовался, где тот пропадал.       — Я просто хотел взглянуть на туалет ха-ха, с тобой туда заходить было бы стыдно, но мне все равно было интересно, настолько ли он мал, как ты говорил.       — Ладно… Тогда пошли, я покажу тебе столовую и кухню. Там как раз есть кое-что, что тебе может понравиться, — Хайтам аккуратно отодвинул парня от себя, уперев руки ему в плечи.       — И что же там?       — Я кое-что придумал, чтобы соседи нам не мешали, надо было и раньше так сделать, но я что-то не догадался. Я попробую заколдовать комнату, чтобы она не пропускала звук, а еще можно задвинуть шторы.       — Для чего?       — У бабушки есть интересное музыкальное приспособление, я не могу объяснить его нормально, поэтому лучше просто увидеть. Она запускает его, когда сидит тут и расслабляется после работы.       Аль-Хайтам оставил Кавеха стоять возле длинного стола прямо по центру столовой, пока сам, опустившись на корточки, принялся доставать что-то из нижнего буфетного шкафчика. В следующий момент он выпрямился и поставил на край буфета мини версию трибун с кучей фигурок за ними. Фигурок оказалось где-то около двадцати: десять женщин и десять мужчин, одетых в белые плащи и забавные шапки, похожие на университетские, только без кисточек. Прямо перед ними стояла подставка для нотной тетради, но на этой мини версии важной музыкальной книги не было начерчено ни единого знака.       Кавех встал за спиной Аль-Хайтама и глядел на эти фигурки из-за его плеча.       — Что это такое? Маленький хор?       — Что-то вроде того. Этот хор, в самом деле, умеет петь. Знаешь же волшебные шахматы? Эти фигурки тоже почти живые, они запоют, когда напишешь в этой тетради песню, которую хочешь услышать. Писать нужно как можно конкретнее, чтобы они не ошиблись.       Кавех изумленно распахнул рот, разглядывая фигурки в "спящем режиме", причем буквально, у каждой из них закрыты глаза, а на губах вырезана блаженная улыбка от уха до уха.       — Все что угодно?       — Все что угодно. Бабушка постоянно заставляет их петь на больших праздниках. Они достаточно громкие, поэтому я наложу заклинание, а ты можешь пока подумать, какую песню им сыграть.       Закончив говорить, Хайтам достал волшебную палочку и произнес пару необходимых слов, чтобы зачаровать пространство. Кавех не был до конца уверен в силе этого заклинания, касалось ли оно всего этажа или только столовой? Но решил, что шуметь за приделами этого помещения все же не стоило.       Закончив со своей задачей и проверив, чтобы чайник позднее разлил ароматный напиток по двум кружкам, когда будет готов, Хайтам вернулся к Кавеху, с интересом гладящего одну из женских фигурок по шапке подушечкой указательного пальца.       — Придумал?       Кавех отвлекся от своего занятия и повернул к нему голову.       — Я хочу послушать то, что обычно слушали вы… Ну, что нравится твоей бабушке. Мне просто интересно, как все это выглядит, когда ваша семья в сборе и дом живет, как обычно. — Гриффиндорец обвел теплым взглядом все помещение, не забыв уделить внимание трудящимся щеткам и метелкам, будто его слова касались и их, в том числе.       Аль-Хайтам оставил шоколад на краю обеденного стола и на секунду вышел в другую комнату, вернувшись уже с ручкой в руке. Взяв тетрадь с маленькой подставки, он положил ее на столешницу, чтобы было удобнее что-то на ней написать. Когда Хайтам сделал это, Кавех заметил, что у этой тетради только один разворот и ему стало интересно, что случится, когда тетрадь кончится и писать станет не на чем. Нужна особенная бумага или эту очень легко заметить? Задаваясь этим вопросом, Кавех подлез к Аль-Хайтаму под руку, пристроив подбородок на его плече, чтобы было лучше видно, что происходит и что ему предстоит слушать.       — А это ничего, что мы потратим последний листик? Бабушка ведь заметит.       — Ничего страшного.       Хайтам ловко крутанул ручку между пальцами, впечатлив друга своей ловкостью, после чего немного повернул к нему лицо, игнорируя легкое смущение из-за того, что тот расположил свою голову настолько близко, что на щеке и на кончике уха можно было ощутить дыхание.       — Она любит мюзиклы, при этом не важно какие они, с магией или без, ей просто нравится, когда ведут истории через песни. Я не помню всех названий, но эта у нас играла достаточно часто, кажется, ее можно назвать одной из любимых. Согласен на длинную песню?       Кавех лучезарно улыбнулся. От бабушек ожидаешь чего-то такого, он даже рад, что его состоятельная и работящая бабуля на деле оказывается не так далека от всех тех старушек, с которыми гриффиндорцу довелось побеседовать.       — На любую согласен!       Аль-Хайтам без лишних слов начал выводить буквы одну за другой. Площадь листа была не большая, поэтому приходилось мельчить, Кавех со своего места едва ли что-то мог прочесть, но когда он предпринял попытку рассмотреть поближе, Хайтам уже вернул исписанную на четыре строки тетрадь на место. Повернул подставку боком, чтобы Кавех все-таки увидел текст, хоть и опять издалека, но таким образом мимо него не проскочил момент, когда чернила впитались в бумагу, оставляя после себя белый лист без единого намека, что им пользовались.       — Так и должно быть?       — Да, так и нужно. Смотри внимательно, сейчас начнется.       Кавех послушно сосредоточился на фигурках, опасаясь проморгать все самое интересное. В один момент часть фигурок зашевелилась, не открывая рта и не теряя улыбки, достала инструменты из-под плащей, а отсеки на трибунах разъехались и под дощечками показалось несколько клавишных инструментов. Маленькие музыканты пристроили инструменты на необходимых местах, опустили руки, надавили, провели вдоль струн, и заиграла музыка.       — Ух ты, — восхитился Кавех, наблюдая за тем, как на первый взгляд топорные человечки из грубого материала внезапно стали так плавно шевелить конечностями, словно сделанные из эластичного пластилина.       Когда медленное вступление к песне подошло к концу, оставшийся не у дел мини мужчина из первых рядов вступил в песню своим бархатным и красивым голосом.       Кавех никогда не слышал оригинала, но мог поклясться, что звучать такой хор мог только как идеальная копия, слишком уж он был хорошо выполнен.       — Потрясающе… В первый раз такое вижу, я поражен, — стоящий рядом Хайтам неожиданно получил дружеский тычок под ребро. — А говорил, что скучно и смотреть не на что. Ты меня обманул.       — Я не…       — Ха-ха, просто шучу. Но это и правда здорово, поют как настоящие…       — Кавех.       — Да?       — У меня ведь тоже есть для тебя подарок, так что отвернись к окну, пожалуйста.       Кавех почти забыл об этом, хотя Хайтам несколько раз предупреждал, что хотел что-то отдать в тихом месте, где никого не будет, даже приведения. Осознание того, что это наконец-то происходит, сильно взволновало его, и он решил немного пошутить, чтобы расслабиться:       — Что, тоже боишься выглядеть глупо, когда достанешь его?       — Очень боюсь, так что дай мне секунду.       Такой честный ответ просто не мог пройти мимо ушей.       — Хорошо, — Кавех с радостью воспользовался предложением спрятать от чужих глаз свои стремительно потеплевшие от смущения щеки. — Скажи, когда можно будет взглянуть.       — Можешь уже повернуться.       — Вот это скорость! Так просьба дать тебе секунду была буквальной?       Оборачиваясь с весельем на дне глаз, Кавех мгновенно потерял дар речи, а светлая эмоция замерла прямо как на поющих фигурах, исполняющих песню по заказу не обращающих внимание ни на что живое. Ожидание открытки, шоколада, коробки конфет или какого-то письма очень личного содержания не шли ни в какое сравнение с действительностью. Кавех в жизни не получал от людей букетов, хотя бы по той причине, что общество приучено думать, что это исключительно женский презент, а мальчики едва ли достойны такого знака внимания.       Букет нескольких крупных подсолнухов выглядел идеально и свежо, словно цветы только-только срезали и опустили в кристально чистую воду, позволяя напитаться силой и продлить жизнь на очень длительные сроки. Не находилось нужных слов, чтобы описать чувства, переполняющие грудь, когда смотришь на них и понимаешь, что это специально для тебя, ведь о тебе подумали, именно для тебя их искали в феврале.       Кавех неуверенно протянул руки навстречу, осторожно прикасаясь к грубой черной сердцевине и осторожно ведя ближе к краям, чтобы пригладить множество лепестков такого насыщенного оттенка летнего жаркого солнца, которого не увидеть на небе, в силу сезона, еще очень долго.       — Какая красота…       — Тебе нравится?       — Конечно… конечно, мне нравится. Это очень красиво, спасибо тебе, Аль-Хайтам, мне никогда не дарили таких подарков…       Кавеху на секунду показалось, что он может разрыдаться как девчонка, потому спешно взял себя в руки, грузно выдыхая носом, будто вместе с воздухом из него вышла сентиментальность чуть не пробившая на слезу. Еще и песня на фоне играет слишком трогательная. Он и так уже совсем не мужественно разрыдался в чужих руках после испытания турнира трех волшебников, не хватало только повторения в чужой столовой, когда жизни ничего не угрожает и страдать по сути и не из-за чего. Эти слезы точно не спрятать ни речной водой, ни дождем.       Приняв букет в свои руки, и прижав к тяжело вздымающейся грудной клетке, как новорождённого малыша, Кавех разглядывал каждый листик и лепесток, боясь дышать слишком громко, будто от этого подсолнухи разломятся и уже никогда не соберутся заново. Страшно повредить упаковку и нечаянно сорвать желтую красоту беспокойными пальцами. Хотелось держать крепче, но в то же время страшно это делать, как бы глупо то не смотрелось со стороны, Кавех ничего не мог с собой поделать.       — Поверить не могу, что ты все это время носил с собой что-то настолько большое.       — Просто надежно спрятал.       — Прямо как фокусник.       Хайтам едва заметно усмехнулся краем губ и помотал головой.       — Всего-навсего волшебник.       — Точно, все верно, волшебник… Я… Очень хочу обнять тебя, если ты не против.       Кавех всегда делал что-то такое без предупреждения, потому что это своеобразный жест приветствия, имеющей место в их взаимоотношениях, или чистая случайность, но прямо сейчас он хотел побыть так подольше, но он не думает, что имеет право прижиматься к парню таким образом просто из-за своего эгоистичного порыва.       Аль-Хайтам не потрудился ответить словами, вместо этого сделал шаг навстречу, аккуратно забрал букет из руки Кавеха, опустил их на обеденный стол, и обнял парня первым, едва касаясь ладонями тонкой талии, а подбородком острого плеча. Он держал Кавеха так осторожно, будто был готов от себя отодвинуть. Вопреки былой смелости и уверенности в своих жестах, обнять крепче он не спешил, как и тогда, при встрече возле камина. Нынешнее положение — единственное, что он мог себе позволить, хотя не он изъявил желание первым.       Кавех с ответными объятиями не спешил, но не из-за того, что резко изменил свое решение, а потому что нашел это прикосновение не таким, каким ожидал. Кавех, несомненно, счастлив получить такой быстрый ответ на свою просьбу, но в то же время разочаровался в грубой реальности, противоречащей его фантазиям.       — В чем дело? Ты можешь обнять меня крепче, — на сей раз гриффиндорец решил на собственном опыте показать ему хороший пример, обвивая шею обеими руками и запуская пятерню тонких длинных палацев в лохматую прическу.       Они держались за руки и обнимали друг друга несколько раз, Кавех не понимал, почему сейчас это превратилось в проблему. Бережно пригладив серые пряди волос, разворошенные собственной беспокойной рукой, проведя подушечкой пальца по ямке за ухом без каких-либо украшений, он неуверенно уточнил:       — Или тебе неприятно? Я не хочу тебя заставлять.       Кавех уже хотел сдаться и отодвинуться, насытившись хотя бы этим мгновением, но парень в его объятиях этого не позволил.       Хайтам тяжело задышал, и едва ощутимо усилив хватку на талии, благодаря чему тепло его рук, наконец, начало ощущаться через тонкую белую материю рубашки, плотно прилегающей к туловищу.       — Это не так. Просто ты…       — Что?       — Твоя одежда. Ты одет слишком открыто, я не могу прикасаться к твоей спине.       Услышав такое объяснение своим поступкам, или точнее тем, почему он их не совершал, Кавех пребывал в изумлении. Он не знал никого другого и даже не слышал по ряду многочисленных сплетен хоть об одном человеке, который уделял бы настолько большое внимание комфорту и личным границам. Тем более, если речь шла про отношение от парня к парню, ведь все давно привыкли, что это тот особый вид дружбы, где сильно не церемонятся, не подбирают слов и закидывают друг на друга конечности без просьб и согласий.       Кавех удивился, но это было приятное удивление, хотя похвалить Хайтама за его манеры и благородство не мог, потому что имел совсем другие помыслы и желания, это было бы лицемерно. Он не был жадным, он просил так мало, но если его и в этом ограничивают, то приходилось быть чуть настойчивее других.       Расцепив руки на шее, Кавех все-таки отодвинулся, вынуждая подумать, что на этом все кончилось. Беглого взгляда в лицо напротив хватило на осознание, что друг был так же разочарован, как и сам Кавех, и это придало смелости.       Окольцевав кисти рук, покоящиеся на своей талии, Кавех медленно разорвал контакт чужих теплых ладоней со своим телом, но вместо того, чтобы отпустить и отойти в сторону, он потянул Хайтама поближе, уверенными движениями заводя его руки себе за спину.       Аль-Хайтам не в полной мере осознавал последствий от этих действий, но послушно следовал молчаливым указаниям, словно взятый в плен безвольный арестант, не смеющий перечить своему надзирателю.       Кавех лично уложил широкую ладонь себе на лопатку, наполовину скрытую за рубашкой, наполовину раздетую, и смог вздохнуть с облегчением только тогда, когда Хайтам не отстранился, а смиренно позволил своим пальцам коснуться выпирающей кости, надавить и почувствовать мурашки от своих нехитрых манипуляций. Он трогал Кавеха как приведение, почти незаметно и едва осязаемо, будто в нем не было плоти и силы, и Кавех молча замер на месте, чтобы не спугнуть былым напором и не испортить то, что давалось с таким трудом.       Вторую руку Кавех отпустил раньше, чем направил ее к своему позвоночнику, Аль-Хайтам сделал это уже абсолютно самостоятельно. В его касаниях по-прежнему сквозила нерешительность, но со временем она испарилась, стоило тому ощутить разорванные ранее крепкие объятия на своей шее и пальцы, зарывающиеся в его волосы на затылке.       Кавех дал свое позволение дотронуться, он сам этого хотел, и Аль-Хайтам не смел пойти наперекор этим желаниям, ведь в тайне желал того же самого.       Пересчитав подушечкой пальца каждый позвонок от линии роста волос до места, где вырез на спине спускается под пояс, он сделал это снова, ведя счет в обратном порядке. Цифры следуют за рукой, поднимаются и опускаются, как кабина лифта, один, два, три… семнадцать, шестнадцать, пятнадцать… круг за кругом.       — Спасибо за шоколад.       Кавех смущенно улыбнулся, чувствуя теплый выдох себе на ухо. Сердце билось так громко, что он едва разобрал слова, но не мог понять точно, так громко колотится его, или это звуки из груди, прижимающейся к его собственной.       Сжав руки на чужой шее еще крепче, он сделал то же самое — почти припал губами к мочке уха, говоря достаточно громко, чтобы его было слышно сквозь нарастающую музыку.       — Спасибо за цветы… и за экскурсию.       Кавех таял на глазах, млел от приятного касание к своему телу, но это не продлилось долго, в один момент он сильно дернулся и отодвинулся от Хайтама на вытянутых руках, в попытке отодвинуться. Хотя Аль-Хайтаму стоило на всякий случай быть таким же резким и подозрительным, руки с талии он убирать не торопился.       — Что случилось?       — Проклятие, — вместо ответа Кавех обмяк в его объятиях и прижался лбом к чужому плечу, сотрясаясь всем телом от подступающего смеха из-за собственной глупости. Хайтаму пришлось изловчиться, чтобы услышать что-то кроме музыки и легкого ругательства. — Это чайник. Мне просто показалось, что с кухни сюда кто-то вошел, извини.       — О…       Аль-Хайтам обернулся в направлении пролетевшей перед холодильником посуды. Чай был готов, судя по всему, а это значило, что время для объятий порядком затянулось и им стоит отойти друг от друга, чтобы напиться ароматным напитком, ради которого и спустились.       Опустив ладонь на собранные в высокую прическу волосы, Аль-Хайтам задержал ее там на секунду, погладив по светлым прядям и прохладному украшению, держащему всю эту ненадежную конструкцию на затылке.       — Все в порядке, сюда никто из посторонних не может попасть, да и мы не так уж сильно шумели, комната все еще зачарована. Тут никого нет.       — Твои вещи постоянно просто…       Аль-Хайтам так и не дослушал, что собирался сказать ему блондин, потому что тот неожиданно крепко сжал губы в тонкую полосу, побледнел на пару тонов и оттолкнул хозяина дома от себя теперь на полном серьезе. Хайтам не мог видеть, что происходит за его спиной, обращенной в направлении гостиной, но мог с уверенностью сказать, что дело было точно не в трудящихся метелках.       Обернувшись в нужную сторону, он увидел стоящую прямо в проходе седовласую женщину в строгом костюме цвета вина и с волшебной палочкой наперевес, направленной горящим острым кончиком в их направлении.       Кавех боялся дышать лишний раз и пытался слиться со стенами, пока эта высокая пожилая волшебница на каблуках поправляла очки на носу, хмурясь так сильно, будто пыталась разглядеть все их нутро острыми, как нож глазами, пусть и слабоватыми в силу прожитых лет.       Сделав для себя нужные выводы, она резко расслабилась и опустила палочку, заставляя ее потухнуть и смотреть в пол. С ее ярко-красных маленьких, как бантик, губ сорвался облегченный вдох.       — Ну, мальчики, напугали же вы меня. В Министерстве только что сказали, что кто-то дважды переместился из каминной сети прямо в дом, а это просто дети, ну славу богу…       Хайтам взял в руки свою волшебную палочку, но не для драки, он просто заглушил маленькой хор и снял заклинание, сделавшее эту комнату пузырём, сдерживающем звуки внутри и не дающим услышать что-то за его приделами. Отчасти из-за этого они оба и не заметили, что кто-то все-таки вошел.       Закончив разбираться со своими делами, Аль-Хайтам встал по стойке мирно, пряча палочку за спиной и опуская голову так, будто кланялся и просил прощения за доставленные проблемы.       — Бабушка…       Кавеху не нужно было слышать этого, чтобы догадаться, кем по итогу оказалась эта женщина. Шумно сглотнув вставший поперек горла невидимый камень, он сделал то же самое, складывая руки в замок у себя на пояснице, как на ковре у директора.       — З-здравствуйте.       Они вдвоем явно недооценили Министерство Магии и их оперативную работу. Говорили себе "они не заметят перемещений", ага, как же...