Между жизнью и смертью

Ничего страшного не произошло: всего лишь я пыталась утопиться. И утопилась, если бы не она. Именно она вытаскивала меня из ванны, говоря что-то типа: — Дура! Я так устала от тебя. А я как будто от нее не устала? У меня было чувство, будто я легла спать, но никак не могла уснуть, ворочаясь и этим раздражая нервную систему еще больше. Мне хотелось закончить эти мучения, но, увы, Татьяне я еще нужна. Хотя, это, наверное, не увы, а очень даже здорово — при других обстоятельствах. — Ты совсем с ума сошла? — Злится она, отдавая полотенце. — Чего вам не живется одной? Или со своими моделями? — Я голая хожу по кафелю, отказываясь от какой-либо одежды. Все еще нахожусь в шоке от собственного суицида. — Почему именно из меня вы черпаете энергию? Я вам не генератор стихов. — Я замолчала, думая, чтоб ей такого гадкого наговорить и придумала: Вот возьму и не буду ничего писать. Посмотрим как вы поживете без главного проекта. — Хорошо поживу. Возьму тебя за шкирку и отправлю на твою окраину. И будешь умирать где угодно, но не в моем доме. — Татьяна гордо восседала с газетой в руках, непринужденно перелистывая страницы. — Так вот чего вы на самом деле боитесь. Я ненавижу вас. — Я бросаюсь не эту чертову газету и, как не в себе, рву ее. Рву и комкаю. На это она лишь дергает бровью. — Я бы хотела наведаться с визитом в твой этот… — Как снег в марте, покатившийся громко по крыше, произносит она. — Зачем? — А чего бы любимой женщине не увидеть, как там обустроилась ее родная девочка… — Коварно говорит она. — Мне сейчас плохо станет. — Подавляю свой рвотный рефлекс я. — Или ты скрываешь что-то? — Щурится она. — А мне казалось, что вас устраивает позиция продюсера, соответственно у нас нет никаких обязательств. — Я хмурюсь, все-таки накидывая на себя халат. Она, видя это, улыбается (не знаю почему) и отвечает: — Но я люблю тебя. — А я люблю, когда мне правду говорят. — Отворачиваюсь от нее. Тело до сих пор дрожит, хочется взять и уйти куда угодно… Смешно я думаю, однако. Если бы хотелось — давно бы уже ушла, а-н нет! Осталась. Наверное, когда-то я действительно не взаимно любила ее. Или мне казалось, что любила. Как же я не хочу об этом думать. Из-за случившегося вечером, Татьяна долго меня не тревожила, водила по ресторанам и даже читала Введенского. Я и подумать не могла, что все эти жесты не ради моего комфорта с ней, а ради вопроса, который она вынашивала столько дней. Сидя в очередном ресторане, она, вальяжно раскинула руки, сверкая карими глазами. Ее губы уже, словно заклинание, что-то шептали и вот, кажется, звук прибавился: — Скажи, а не думаешь ли ты, что я всех твоих женщин не вычислю? — Мысленная паранойя в ее голове победила. — Вычисляйте. Кандидатов нет. — Врешь. — Перебивает строго она. — Я, может, хватку теряю, но со зрением пока все в порядке. — Не понимаю, о чем вы. — Смотрю в потолок, в окно, на сервант. Но не на нее. — Я сегодня в статье читала твое новое. Какая ж ты поэтесса, если очевидное скрыть не можешь! — Смеется она, показывая эту несчастную статью, где опубликовано злосчастное: «Асе». Я кусаю губы, думая, что могу соврать, но это не очень-то сейчас красиво будет. Волк дошел по следам до тропинки заячьей норы. — Ну да, Асе. Она очень хорошая, очень… — Кто она? — Закрывает статью Татьяна и смотрит на меня. — Героиня такая у Тургенева. — Виновато шепчу я. — Ты что, смеешься? — Татьяна не эффективно пытается выманить мой секрет. — А что? — Да ничего. Просто скажи: ты с ней трахаешься или у вас все серьезно? — Стервозной быть ей всегда к лицу. — С кем? С героиней романа? Я специально задаю глупые вопросы, чтобы ее заставить не выпытывать из меня информацию и это сработало. — Да делай, что хочешь. Только я все равно узнаю, кто она такая. Жаль, что мы снова были в ресторане и уйти я не могла, как дома — еще не принесли мой коктейль — апероль шприц. И вот, переливаясь рыжим соком, он уже стоял на столе. Я выпиваю, как панацею, думая, что ананасов бы сюда… В последнее время эта роскошь только слепит мои глаза и я совсем теряю нить событий. Сейчас, посмотрев непринужденно в витраж, я отрывисто вспомнила, что мы с Асей договорились увидеться на Литейном через40 минут. А Татьяна — я эти ее взгляды знаю лучше, чем себя — явно рассчитывает на что-то. Но я все-таки, пьяно улыбаясь, обещаю: — В следующий раз на теплоходе проедем хоть сотню мостов. А сама думаю, господи, сейчас бы не упустить из виду Асю. Татьяна подозрительно меня быстро отпустила, даже не спросив ничего. Я так и думала, что ей наплевать. Желнову я встретила ровно в назначенное время с букетом цветов, поцеловав ее легко и не касаясь даже. — Она все знает. — Беря в руки букет, говорю я. — Вот ведьма. Пошевелила кого надо? — Расстраивается моя стойкая Ася. — Нет. Сама догадалась. — Это телепатия какая-то. — Удивленно смеется она, пока мы идем по мосту, разглядывая пунцовый закат. — Слушай, серьезно — если она тебя в Грибоедове увидит, ты не будешь ей перечить? — Да уж, — Вскидывает бровь Ася. – Перечить самой Татьяне? Я не бессмертная! — А позже, в экстазе смеха, обнимает меня за талию. — Знаешь, она сегодня даже не ревновала меня к потенциальной любовнице. — Ты меня все-таки записала в список любовниц? — Сжимает мои худые бедра она и перебивает мою мысль: чего ты худая такая? — А ты? — Замечаю, что ее ситуация не лучше. Хотя может она нормально стремилась к идеалу худобы. В отличии от меня, вечно голодающей. Анфиса смеялась: при богатой женщине голодать. — А я, милая моя, баловалась всякой дрянью, вот теперь расплачиваюсь. — Намекает мне она, очевидно, на наркотики. Эту дрянь знаем, проходили. Жаль, что многие мои знакомые сталкивались с этим. Но, всматриваясь в ее глаза, я невольно думала, что она и сейчас какая-то странная. — Ира, а ты любишь меня? — Вот опять какой-то странный вопрос. — Люблю? — Переспрашиваю. Мы идем по ветреной дороге, к безлюдным переулкам. — Не знаю. — Издеваюсь я. — Мне нравится писать о тебе. — Я заметила. — Ася проходит со мной во дворы и сворачивает. — Куда мы? — Пугаюсь я, отряхивая в стрессе свое светлое пальто. — Так ближе до метро. Надеюсь, ты не против, что мы ко мне? Татьяна твоя не остервенеет? — Толкает в бок Ася, пока я думаю, что ответить. — Желнова, ты неисправима. — Путаюсь в своих туфлях я, проходя к метро. — Я скажу опять про подругу. — Хорошие друзья у тебя. Мы смеемся. Моя грудная клетка еще никогда не вдыхала такой объем счастья. Все замерло в момент того, как мы ехали до ее дома. Я рассказывала ей про мемуары писателей, она — про свои музыкальные гастроли. Обещала взять с собой. Я тоже ей наобещала всякого — дура — зато счастливая. Телефон не разрывался гудками, никто не звонил. Мы снова, не дожидаясь какого-то нужного часа, снимали одежду друг с друга, наслаждаясь этим привкусом любовных встреч. — Как мне тебя не хватало. — Шепчу я, трогая ее спину. — И мне. — Дышит в шею она. — Я не отпущу тебя. Мы уедем. Уедем навсегда куда захочешь. — Асенька, материальное положение не то. — Порчу всю страсть я. — Стерва ты, Ира. — Сжимает мою грудь она, пока я то-ли думаю смеяться, то-ли выгнуться дугой. — Прости, вырвалось. С этой материалисткой сама поживи. — Пытаюсь найти ее шею, чтобы тоже слабо надавливать. — Не хочу и тебе не советую. — Целует она меня в губы. Мы еще немного так побаловались с этими удушениями, пока мой апероль совсем вышел. Напрочь. За окном ночь испачкалась в саге. Ася ушла на кухню, а я разглядывала маленькую кровать, часы, серо-синие обои, плохо поклеенные, гитару в углу (она называет ее Марта), тумбочку не к месту, дверь, ручка которой сломана. И что я тут забыла, думается мне? Влюбилась, наверное. Но к ней не перееду. Что-то меня на уровне меркантильности, привитой моей Таней, останавливало. Ася долго не появлялась, пока я не услышала, что она стоит и с кем-то беседует, не впуская в квартиру Быстро одевшись в простыню, я вышла подглядеть. Да, там стоял, кажется, какой-то мужчина, глаза которого косились в разные стороны. Он, из того что я смогла разобрать, сказал: — Верни мне с процентами. Это аванс. — У меня сейчас напряг. — Оправдывается Ася. — Ты знаешь, на что я согласен. — Ну уж нет. — Хлопает дверь она и я теряюсь в коридоре, как тень, размазанная по стене. Ася входит ко мне в комнату и смотрит на часы. — Я вызову такси? — С чего бы? — Ошарашенно спрашиваю я, держа ее руку. — Понимаешь, тут обстоятельства такие. Мне нужно кое-что поделать, я шуметь буду. Да и эта твоя… — Еще раз ты скажешь, что она моя! — Злюсь я, надавливая ей на руку. Она затыкает меня поцелуем, непринужденно смотря в мои непонимающие ни черта глаза. — Хорошо, но тебе лучше сейчас быть там. Я переживаю. — Да плюнь ты на эту мегеру. — Отмахиваюсь я. — Ир, я серьезно. — Теперь Ася начинает что-то темнить. И мне это не нравится. — Я уйду. Только потом не говори, что наши отношения начинают портиться. Ты от меня уже скрываешь что-то. — Понятливо собираюсь, демонстративно поднимая упавшее покрывало, пока она теряется в мыслях. Ищу свои вещи, как меня останавливает ее рука на бедре, скользящая вниз. — Если только еще разок и я вызову такси. — Женщины! Вы неисправимы. — Резко впиваюсь в ее губы я, впиваясь в нее полностью во всех смыслах — в жизнь, в рассудок, в другие части тела, сейчас такие тяжело-прекрасные. Господи, почему я не могу остаться в этом моменте вечно? Садясь на ее бедра, я будто перестала считать время, потому что оно было незаметнее, чем острые факты в последние дни. Ася была сейчас именно моя, но это ненадолго. Скоро наше опьянение друг другом кончится, вот как сейчас, ловя последние нотки оргазма, и Желнова беспощадно быстро вызовет такси, подавая мне вещи. — Между прочим, Маяковский жил с Лилей Брик и ее мужем. — Ну и дурень. — Выговаривает Ася на мое сонное ленивое. —А я, может, на дуэль бы твою Татьяну. — Да сколько раз, — бросаю в нее подушку. — черт возьми, говорить! Что! Она! Не! Моя! — Пока ты спишь с ней, твоя. — Крутит в руке белую подушку Ася. — Еще одна. — Встаю с кровати. — То есть, ревнуешь? — То есть, спасать тебя надо. Ты вообще видела этот дом? Замок какой-то в центре Питера. Белый, с башенками, а окна какие! — Там сад красивый очень. — Вспоминаю я. — Ну хватит нам тут рассиживаться. — Такси ждет тебя через две минуты. — Обнимает меня Ася, целуя в щеку. Я смеюсь. — Мне нравится, что после того, как у нас такие страсти происходят, ты меня, как семиклассницу целуешь. — Ну тебя! — Махает рукой она. — Романтика. Не более. — До встречи, романтик. — Ухмыляюсь я, доходя до двери. Лифт; такси; сонный город; белые ночи; извините, Достоевский; Татьяна. Когда я пришла домой, пройдя через сад, предупредила Таню, что я тут, но мне никто не открыл. Пришлось своим ключом. — Я тут. — В зеркале показалась рыжая девушка, не причёсанная, одетая кое-как, наизнанку. «Так она все точно заподозрит» Но сегодня, наверное, все шиворот навыворот, ведь на кухне я увидела Анфису, болтающую с Таней, пока на столе стояло дорогущее виски. Откопали клад, называется. — Я даже знать не хочу, когда вы это успели купить. — Указываю я на виски. — Ирочка, садись. — Приветствует меня Анфиса. — Подруга выгнала? — Без доли сочувствия говорит Татьяна. Вот это их и различало. — Спасибо, я спать пойду. Поздно уже. Они кивнули, продолжая дальше свои беседы, пока думала: странно все-таки у Аси вышло. Резкая перемена желаний и все после этого человека. А то что у нас Анфиса в такое позднее время я вообще молчу. День встреч! Иногда мне кажется, что вселенная отзеркаливает все мои поступки. Мне резко захотелось курить и этот коктейль. С сигаретами проще: балкон есть. А из алкоголя сегодня только виски в компании сорок плюс. Господи, на что я подписалась. Сделка с дьяволом. Я так и не уснула, дожидаясь, пока этот день в стакане апероля шприца охладит хотя бы лед с кислым лимоном.