Между жизнью и смертью

Мы говорили по азбуке морзе. И это понять даже нам не так просто. Такие сегодня забвенные звезды, А у меня платье из желтой мимозы. И. Винтовая. Именно эти слова мне часто припоминала пресса, когда видела Татьяну в расстроенных чувствах. Мол, это же все из-за меня. Ну-ну. Сколько бы меня не уговаривали есть, я три этих дня подготовки документов, отказывалась от еды. Ни в ресторане, ни дома, ни даже после аперитива. Кстати, что-то мы с алкоголем зачастили в последнее время. Я давно уже забросила чтение, хотя мне безусловно нравилось читать (особенно в тайне от нее всякие хулиганские книги, как и положено со всякими не литературными высказываниями). — То есть никакого Грибоедова? — Спрашиваю я за столом Татьяне. Она отбрасывает телефон и упрямо смотрит на меня. — Забудь об этом сброде пьяниц. — Четко проговаривает она мне. — Мне там нравилось. — Догадываюсь почему. — Строго говорит она. — Да мы столько клубов тебе найдем. Поверь, что там намного интереснее. И я закрываю глаза, глотая ком в горле, слезно прощаясь с этим местом. «Так будет проще. Я просто не должна там появляться. Ася явно больше никогда меня не простит, да и есть за что не прощать. Гудбай, любовь. Привет, карьера. » Мысли, как на карусели, крутились в моей глупой безысходной голове. И это совсем не советская философская песенка про карусель-землю. Это именно та карусель, которая не может остановиться до рвотного рефлекса. И вот, когда он подступает, человек падает на землю в попытке остановить эти головокружения, разбиваясь, извините за грубость, башкой об землю. Я примерно тоже самое чувствую сейчас. Разве любовь — это карусель? Нет. Карусель это именно то, что я натворила. И она мне кажется безумно вечной. Прыжки в километр — это моя страсть к Асе, падение со скалы — то, что случается после этих километровых прыжков. Господи, прости меня, падшую так низко. — А еще я думаю, что нам лучше будет пока спать отдельно. Меня твоя грязь ни капли не возбуждает. — Татьяна медленно отпивает кофе. — Вас вообще что-нибудь возбуждает кроме денег, срубленных на моем имени? — Мои глаза от бессонницы наконец поднимаются. — Ты такая неблагодарная. — Она встает из-за стола. У нас никогда не получалось слушать друг друга. Серые дни сейчас снова брызнут черной краской. И это, черт возьми, кольцевая. А, нет, моя великая и ужасная вернулась. Так, ребята, остаемся слушать ее стервозные вопли. — Кстати, — Держит кухонную дверь. — кто такая Ася Желнова? — Ася? — При этом упоминании сердце дрогнуло. — Это что, вот та самая твоя, с которой у вас «страсти кипят»? — Что с ней? — Встаю из-за стола я. Роняю кружку. Черт с ней. — Что с ней? — Громче повторяю я. Она стоит и молчит, только больше заставляя меня приходить в гнев, выкрикивая: Что, блять, с ней? — Еще раз так крикнешь — я тебе язык оторву. Ей нравится меня держать в этой совершенно бесполезной тайне. Ненавижу эти игры и когда я в очередной раз кукла, безмозглая марионетка в ее руках. Я решаю играть против правил и беру ее руку, сжимая и поглаживая. — Умоляю, скажите. — Слезы сами полились, хотя я вовсе не хотела, чтобы она это видела. — Отойди от меня. — Вырывается из-под моих объятий она. Странно. Метод перестал быть рабочим. — Вы ведь простили меня. — Утверждаю я. — Забыла выдвинуть очередное условие. — Смеется истерически Татьяна. — Ни слова больше про твою пассию. И я, разозлившись на нее окончательно, беру в руку первую попавшуюся тарелку, разбивая ее о кафельную плитку. Осколок задевает мою голень, царапает ногу, но сейчас я убийственно стойко стою на месте. Садизм прорастает во мне яблоней, пока моя такая родная, но такая далекая женщина сжимает губы, мол, ломай — мы ведь действительно миллионеры. Да хоть две виллы на Майами, у меня все равно не хватит сил перебить всю посуду. Татьяна непоколебимо стоит, пока я беру в руки фарфоровую чашку. Красивый узор медленно превращается в тысячу осколков, попрощавшись с его предназначением. Сейчас у посуды одна судьба — стать осколками. Я не побоялась взять из серванта еще несколько бокалов под вино и — да и хрен с ними — они тоже успешно разбились, пока я истерически смеялась, надеясь на то, что сейчас кто-то из нас не выдержит и мы сцепимся, словно кошки во дворе. Но нет, мы не кошки со двора; мы пьем из благородного государственного блюдечка, поэтому затея с дракой отменяется в моей голове. Я устала биться в истерике, а она — наблюдать этот перформанс. — Пойду закажу новый сервиз. — И вы думаете, что я поведусь на это? Ваша состоятельность меня никогда не привлекала. — Кричу ей вслед и она, обернувшись, подходит ко мне вплотную. — Тогда, почему ты все еще здесь? — И, неожиданно для меня, впивается в мои губы, кусая в кровь их. Я чувствую, как ее рука что-то сует мне прямо в грудь, как какой-то дешевке в клубе. — Подавись. — Говорит Татьяна, вытирая губы после истязаний моих губ. — Спасибо за концерт. «Нет, она не может уйти, ничего не сказав мне про Асю.» — Буквально кричу я ей взглядом, но она ушла, оставив меня одну на кухне. Вот что называют — у разбитого корыта. После этого скандала я была вынуждена ехать с Татьяной на ужин, по приглашению Анфисы. Сидя в машине, я пытаюсь набрать свою подругу, но она вечно недоступна. — Кошмар! — Заявляю я и Татьяна оборачивается на меня. — Августа уже две недели не звонила. — Вдруг она уехала. — Спокойно заявляет Татьяна. — И не предупредила? — А что? Тебе, значит, можно, а другим нет? — Подкалывает она меня. — Мне это надоело. Я бросаю телефон в сумку, но думаю: странно все-таки, куда могла пропасть подруга, которая всегда на связи. Мы приехали в ресторан, окруженный цветами, фонарями тусклого приглушенного света. Да, пусть бесспорно тут красиво, апартаменты не дешевые, как в Грибоедове, но лучше сто таких клубов, чем один такой ресторан. Туфли неудобно шатались, пока мое синее платье в пол путалось под ногами. Татьяна что-то сказала администрации и мы пошли искать столик. — Стой. — Останавливает меня Таня. — Я отойду звонок сделать. — Я постою здесь. И пока Татьяна с кем-то увлеченно болтала, я глазами нашла Анфису. Мне хотелось сейчас слезно кинуться к ней, чтобы она пожалела сиротку меня, но, навострив уши, нечаянно услышала ее телефонное: — Я же просила не называть меня Верой. — Тут мой слух стал, как никогда аккуратным. — Сейчас ко мне придет Таня. Ну Таня, которая вечно эти свои интриги мутит с моделями. Нет, на этот раз творческая. — Она резко обернулась и я спряталась за колонну. Сердце забилось. — Саш, я тебя умоляю, ты ее стихи читал? То-то! Полное непонимание что такое рифма и как ее использовать. — Кулаки сжались, но нельзя, не дослушав, вмешиваться. — Не трогай эту птичку, она настоящий ястреб, если втереться в доверие. Нет, сейчас пока проблема. — Она резко начала менять тон на более веселый. — Ну все Саш, ну. Ну, хорошо. Она себе любовницу завела и у них ссора. Ага, сейчас буду просить, чтоб они в Лос-Анджелес поехали. И перекинувшись еще пару тройку фраз, она повесила трубку, пока Татьяна ловко вцепилась в мою руку. — Чего ты тут стоишь? — Смотрит она на меня украдкой. — Вы сами мне приказали. — Скрыть злой тон не вышло и поэтому я очень сильно удивляю Татьяну. — Только попробуй закатить истерику здесь. — Да вы… — Оглядываю Анфису. Или не Анфису. Впрочем, не важно. — Пойдемте. Когда мы сели за стол, она, конечно, была нам рада. Ее широкая улыбка меня всегда скорее пугала. Сейчас она выглядела сумасшедшей. Интересно, что еще скрывает эта женщина. — Официант, шампанское на троих. — Говорит она. Я даже не знаю, как теперь ее называть. Полный ступор охватил меня. — Ир, все хорошо? — Да. — Словно под гипнозом говорю я. — Анфис, ты же знаешь ее не первый день. — Перебивает увлеченно Таня. — Ну ничего. Обратный эффект не заставит долго ждать. — Зачем-то раскрываю все карты я. А что? Молчать что-ли? Я так не могу. — Ты о чем? — Не понимает мою реакцию Татьяна. — А впрочем, не важно. — Видимо, они подумали, что я снова не в себе. — Билет куплен, так что, летим. — Как я рада за вас. Отметим это дело. — Она чокается со мной бокалом и подозрительно резко улыбается. Я выпиваю для вида глоток и ставлю на стол. Татьяна непоколебимо смотрит куда-то в окно. — Скажите, Анфиса, — Сквозь зубы спрашиваю я. — Августу вы давно видели? — Деточка, я, увы, не помню кто это. — Подруга моя. — Если она не модель и не какая-нибудь творческая натура, я не видела ее. Ты же знаешь, что я шью платья на… — Заказ. Знаю. Ладно. — Перебиваю ее раздраженно я. — А что такое? — Когда она спросила меня об этом, мне показалось, что она точно причастна к этому тайному исчезновению. — Пропала. Две недели нет. — Я вспоминаю, что могла ее видеть в Грибоедове, поэтому наезжать на эту Веру тире Анфису не буду. — Сейчас вся молодежь такая. Пропадут на своих тусовках и не вернутся. — Отстраненно говорит то-ли мне, то-ли Татьяне она. — И не говори. — Татьяна посматривает на меня. Мы еще что-то обсудили, пока я думала об одном — нужно смотать в Грибоедов, чтобы все встало на свои места. Интересно, как я этот раз уйду. Робко склонившись колокольчиком, я так и сидела бы, но Татьяне резко понадобилось ехать. Мол, мы посмотрим еще кое-какие детали поездки. Попрощавшись с Анфисой (я не совсем уверена, что могу ее так называть), мы сели в машину. Опять это упорное молчание, убившее все мои попытки все вернуть. Ненавижу, когда она молчит. — Это Лиговский? — Второпях замечаю я. — Да, а чего ты так встревожилась? — Я тут знаю магазин один, можно я выйду здесь и куплю сока? — Я отстегиваюсь и умоляюще смотрю на Татьяну. Ну что она сделает сейчас? — Иди. — На зло моим скандальным мыслям говорит она. Я пулей рванула из машины, забежав то в один магазин, то в другой, в панике думая, что она меня отслеживает. Потом свернула рядом с подземным переходом и выбежала на улицу Воронежскую. Пройдя несколько метров, я увидела Грибоедов. Вот сейчас-то все и решится. Как обычно раньше семи тут пусто. Зато первоисточник коктейли мешает. Я подхожу к нему и стучу по барной стойке. — Вам как обычно? — На автомате говорит он. — Паша, перестань. — Добродушно говорю я. — Чего не приходишь? — Ставит бокал на стойку он. — Да вот. — Вздыхаю. — Татьяна моя все узнала и теперь мне сюда вход запрещен. — Вот так жизнь у тебя, поэт. — Удивляется он. — Хотя у нас тоже новостей привалило. — Рассказывай. — Пододвигаюсь я. Он смотрел как-то очень настороженно. — Артур тут недавно упал со сцены в пьяном угаре. Сейчас, говорят, где-то лежит весь поломанный. Ася тоже вся не своя ходила. Кстати, — перебивает он свою мысль. — где она? — А я почему это знать должна? — Удивляюсь ему я. — Я с ней не живу. — Как же. — Отмахивается Паша. — Забыл. Вы же герои-любовники. — Он наливает виски в стакан. — Я думал, что вы вместе сюда придете. Тогда Ася куда-то пропала. — Куда? — Злюсь я. — Скажи куда? Ты знаешь! — Мое состояние превращается в цунами, которое сейчас накроет все к чертям. — Да не кипятить. Я действительно не знаю. На, — он дает мне стакан виски. — лучше выпей. В газетах писали, что не могут найти ее. Я думал, вы куда-то свалили. — В Москву хотели. — Забвенно смотрю на стакан и выпиваю его залпом, морщась от собственной обреченности. Красная подсветка в баре резко начинает мелькать и голова вместе с тем неподъемно кружится. — Почему перехотели? — Аккуратно спрашивает он. — Повтори. — Швыряю ему почти под край стакан. — Татьяна. — Пьяно улыбаюсь я. Мне хватило несколько мгновений, чтобы почувствовать себя расслабленно и не трезво. И когда я выпила залпом, снова попросила повторить, между тем разглагольствовать. — Так это че, у вас тут беспредел? — Ир, я сейчас не буду повторять. — Беспокоится Паша. Какой он все-таки аккуратный, даже в общении. — Смотри, — Пьяно ему что-то начинаю показывать я на пальцах. — Если Ася и Артур куда-то пропали, это че? — Загибаю два пальца я. — Вот че. Они вместе свалили. — Возможно. — Ставит стакан Паша. — Благодарю. Хочешь стих? — Загибаю еще один палец я. Он отрицательно мотает головой. — А вот это, — Указываю ему на третий палец, который загнула. — это моя подруга. — Она причем тут? — Удивляется официант. — Ты все-таки не понял. — Заплетаюсь в речи я. — Они все пропали с нихрена. — Без выражений, поэт. — Убирает виски Павел. — Куда? — Отнимаю у него стакан. — Да погоди ты. Слушай, Паша, а где можно пневматическое оружие купить? — Я все-таки уберу. — Злиться официант и отнимает у меня виски, сам выпивая. — Э! — Широко открываю глаза я. — Меня эта ситуация не меньше тебя пугает. — Тьфу, блин. Наверное, мне следовало бы спрыгнуть отсюда, убежать и вернуться к Тане, но под пеленой пьяного разума, я осталась. Когда Татьяна позвонила, пришлось сбросить. Потом она еще раз позвонила. В третий раз я все-таки взяла трубку. — Ты там долго? Два часа сок не выбирают. — Раздраженно кидает она мне. — Представляете, я подругу нашла. Августа, ну, помните? А мы не пьяные, это так, за дружбу. — Предвещая ее вопрос, сразу отвечаю я. — Если ты через час сама не вернешься, мы завтра же отсюда уедем. Только попробуй сказать, что взрослая. Я ей что-то там наплела, попрощалась с Пашей, который явно уже был не трезвый, собираясь уходить, как на выходе столкнулась с какой-то девушкой в черной куртке, которая тут же извинилась, потрогав мое плечо, пока мы не столкнулись взглядами. Я ошарашено и пьяно воскликнула: — Ася?! Пока все вокруг стихло, замерло и застыло.