; fyrirsögn

... – братан, это ёбаный пиздец, – шепчет ханма в трубку. – только не говори мне, что ты опять сошёлся со своим пососаки, – сонно бормочет ран, и шуджи как наяву видит его флегматично-недовольное ебало. – мог бы и отложить. до утра, как минимум. – не. – тогда пошёл нахуй, кисуль, я спать, – ран зевает. точно сейчас сбросит, поэтому ханма торопится и без привычных ебанутых подводок припечатывает: – я трахнул ханемию. – о, – на том конце провода повисает молчание, – ого, – ещё более информативно выдает ран. следующую минуту ханма морозит жопу на обдроченном балконе в ожидании вердикта. не то чтобы он надеялся на какую-то поддержку. в конце концов, ран та ещё конская залупа, у которой обычные человеческие чувства атрофировались ещё до зачатия. да и не то чтобы ханма действительно нуждался в поддержке. потому что был охуевшим в край и жизнь свою не ценил по причине «скучная хуета». но определенный напряг в ситуации был. и больше для рана, чем для шуджи. а ещё ран носил гордое звание лучшего друга ханмы. поэтому, собственно, и страдал от регулярных ночных звонков. спустя ещё тридцать секунд подозрительного шуршания из телефона донесся очень-очень раздражённый голос нахои: – какого хера, гандон, блять, я только заснул. – три часа назад, зай, – ханма чувствует эту довольную лыбу рана на другом конце города. если бы у шуджи была совесть, ему бы даже стало стыдно перед нахоей. ну, потому что хайтани только дай повод доебаться. ханма любил быть поводом и поэтому мог только слегка посочувствовать. телефон же продолжил возмущаться голосом каваты. – ага, сука, а перед этим ты из меня всю душу вытрахал, хули ещё надо? – любви и ласки? – томно отвечает ран. – хайтани, ты ща нахуй пойдёшь спать на коврик у двери, – нахоя почти рычит, а ханма закатывает глаза и покашливает в трубку, чтобы напомнить о своём существовании. – всё-всё, заюш, не злись. у меня вообще-то вопрос жизни и смерти. – если б и сдох, невелика потеря, – нахоя говорит это почти мечтательно. – не моей. – а. так и чё? одним из неоспоримых плюсов нахои каваты была способность быстро остывать. вероятно, поэтому он и смог построить околоромантические отношения с раном хайтани. нахуя ему это было нужно, никто, включая его самого, не знал. но вроде как на своей ебанутой волне эти двое были счастливы. а поэтому претензий ханма не имел. тем более, что кавата гнал заебатый самогон, что давало ему охренительно много очков к репутации. – ну смотри, любовь моя, – начал ран. – представим себе такую умозрительную ситуацию... – ближе к телу. ещё одним неоспоримым плюсом нахои было то, что он умело гасил все попытки рана развыёбываться в серьёзной ситуации. когда считал нужным. очень редко. потому что нахоя сам любил и умел в стрёмные выебоны как в соло, так и в связке с кучей других долбоёбов. – ах, как можно быть таким скучным? – ран драматично вздохнул. – м, три часа назад ты говорил... – тихо-тихо, зайка, мы тут не одни. не будем распространяться, – на несколько секунд наступила тишина. – так вот. если коротко. сколько времени нужно баджи, чтобы превратить человека в фарш, если в деле замешан казутора? – ну... – нахоя что-то промычал. – секунд десять тире двадцать, в зависимости от ситуации... ран хихикнул. ханма страдальчески вздохнул. – ну, кисуль, надеюсь этот секс того стоил, – пропел ран в трубку. – что бы написать на твоей надгробной плите... – стой, бля, ханма потрахался с казуторой? – нахоя присвистнул, а потом отобрал у хайтани телефон. – ну это пиздец, братан. знай, что я тебя ценил. и твои тупые шутки. – да-да, нам всем будет не хватать нашего маленького шуджи, – голос рана звучал приглушённо. – знаешь, когда баджи тебя убьёт, я подам на него в суд за жестокое обращение с животными. они с нахоей напару заржали. ханме пришлось отвести телефон от уха. – ты, кстати, на вопрос так и не ответил, – через минуту истерики напомнил ран. – оно того стоило? ханма оборачивается в сторону комнаты. сквозь приоткрытое окно, захарканное ещё полгода назад (они с раном въебали по ноль пять жигулевского и соревновались в плевках на дальность), было видно казутору, клубочком свернувшегося под тёплым одеялом. и ханма никогда не был хоть сколько-нибудь романтичным и срать он хотел на чувство прекрасного и на прекрасное тоже, но сейчас у него что-то где-то в районе желудка перехватывает, потому что казутора был ну. вау. как эфедрин под коноплю. шуджи пробовал эту дикую муть один раз, когда ран притащил его на тусовку к санзу. было заебись, запомнилось на всю жизнь, повторять не хотелось. а сейчас ханма стоит и тупо пялит на казутору: мелированные волосы разлетелись по подушке, губы, зацелованные за ночь, приоткрыты, а под щекой – тонкая ладонь. и весь он был таким худощавым, милым и крошечным. и хрен вот так с первого взгляда догадаешься, что этот комок проблем с доверием может влёгкую отделать пятерых бугаев за раз, в процессе пересказывая очередную милую историю из их общего детства с баджи кейске. казутора шевелится и переворачивается на другой бок. одеяло немного сползает, оголяя татуированную часть шеи и худое плечо с парочкой мощных засосов. в херовом свете уличного фонаря это, наверное, выглядело бы, как произведение искусства. какого-нибудь суперфлэта со всей этой японской культурой осмысления сексуальности забитых отаку и прочей разумистской хуетой. но ханма так-то больше трёх букв не понимает. и поэтому в голове у него, когда он смотрит на спящего казутору, только вау, пиздец и хочу больше остаётся. – кис, ты там откинулся от осознания последствий собственного спермотоксикоза, что ли? – повышает голос ран. – да бля, чел, не ори, – ещё громче говорит нахоя. – черти бесов не боятся, братишка, – выдаёт ханма и сбрасывает, чтобы эти двое своими срачами не мешали ему созерцать. через пару минут втыкания в грязное окно ханма понимает, что по часу торчать на балконе полуголым в начале октября – идея откровенно хреновая, поэтому скуривает последнюю сигу в пачке, сокрушается на эту тему тридцать секунд и сваливает обратно в тёплую хату. перед диваном он замирает, снова разглядывая казутору, а потом выуживает из шкафа одеяло, купленное специально для рана (ханма очень надеется, что тот под ним не дрочил, хоть и прекрасно понимает: надежду в этом случае абортировали ещё на второй неделе), и идёт спать в дальнюю комнату на раздвижное кресло. потому что вместе спят только влюблённые, а шуджи пока не определился. и нахуй ему это вообще надо. проходили, чуть не сдохли. спасибо, он не голодный. тем более, даже если исключить из уравнения ебанутого гиперопекающего баджи, у казуторы своих приколов дохуя и больше. казутора ханемия – мальчик-трагедия. а ханма хочет просто открыть свою кальянку, всю оставшуюся жизнь дрочиться с раном по сомнительным тусам и сдохнуть в сорок богатым и не получившим высшее образование. уже засыпая, ханма всё-таки думает, что. во-первых, да, эта ночь стоила того, чтобы вытаскивать из своей задницы занозу в лице баджи кейске. во-вторых, он не против повторить. и не раз. и даже попиздиться за это. в-третьих, ран идёт нахуй, потому что превратил его телефон в сраный вибратор своими тупыми шутками про кончу. ... казутора просыпается резко, вскакивает с дивана и через секунду жалеет об этом решении. потому что он путается в одеяле и падает прямо на саднящий от боли зад. – боже, блять, почему после того, как было хорошо, всегда так плохо? – шепчет он куда-то в потолок. на потолке паутинка трещин, плакат с конан из наруто и пара надписей не очень приличного содержания. казутора ищет взглядом ту, которую написал ещё лет шесть назад, когда был не очень умным эмо-восьмиклассником с косой чёлкой и хреновым мелированием. хуй (пизда) казутора улыбается, вспоминая, как они с ханмой нехило так, очень по-братски откисали на этой самой хате после школы. спизженные у приёмной матери сиги и выцыганенный в ларьке рядом с домом «виноградный день». и ханма, который каждый божий день орал из окна, что «ему панк он похуй». всё это было до того, как казутора пошёл в колягу на повара, словил циклотимию и стал дединсайдером с социальной активностью в одну единственную сенджу акаши. а ханма начал встречаться с тем очкастым обмороком-программистом и пересрался буквально с каждым живым существом в их районе, включая собак (кошкам было похуй, они выше этого). и не то чтобы у них были такие отношения, чтобы несколько лет не общаться, а потом при первой же возможности прыгать друг другу на хуй. но казутора сегодня какой-то ностальгический. и с вредящей рефлексией, характерной для его типа личности, он начинает думать, что, возможно, ещё тогда... – ну что, тигрёнок, попка не болит? казутора вздрагивает, смотрит из-за дивана на ханму и думает «господи боже, блять, нет, не было тогда. и пусть сейчас не будет. грёбаные гормоны или нейроны, или кто там за это всё отвечает, не дайте мне влюбиться вот в это». ну потому что шуджи ханма – ходячий пиздец. казутора тоже. и в их случае минус на минус даст даже не катаклизм в радиусе одного района, а какой-нибудь трэш угар с порновставками. – болит вообще-то, – казутора комично дует губы и наклоняет голову, позвякивая сережкой, – но ты же позаботишься о ней, правда, шуджи-кун? у ханемии настроение шутить. и не то чтобы ему не стрёмно. но он пересмотрел всего гуля, у него в доте ммр шесть косарей, а брат его вообще баджи-ёбнутый-дебилоид-кейске. так что язык у казуторы на месте. и если шуджи сейчас не заткнется, казутора может и про это выдать что-нибудь. шуджи ожидаемо не затыкается. – лови мазьку, сладулька, тебе помочь или сам? – он бросает баночку на диван прямо перед лицом казуторы. тот думает, что ситуация патовая. потому что шуджи с влажными волосами, мерзотной ухмылочкой и без футболки, сам казутора голый настолько, насколько вообще возможно, а ещё буквально восемь часов назад они задорно трахались прямо в этой комнате. и сейчас ни один из них не хочет уступать во внезапной игре «кто скажет более отбитую и смущающую хренотень». у казуторы как бы два варианта: схватить баночку (это что, блять, облепиховое масло?), свалить в ванную и закрыться там часа на три, чтобы пережить пока ещё не подобравшуюся волну смущения. или продолжить отстаивать свой статус гипоманикального долбоёба и предложить шуджи... помазать ему очко? казутора, естественно, выбирает второй вариант. и он действительно, правда-правда, совсем не надеется, что ханма от слов перейдет к делу. – помоги, если такой смелый, – казутора быстро выпутывается из одеяла и встаёт. потом потягивается, демонстрируя изгиб спины, и, собственно, виновницу торжества. – м-м, я и спинку потереть могу. ханемия чувствует на себе взгляд шуджи и поворачивает голову. ухмылка у ханмы опасная и выражение лица какое-то. совершенно не дружеское. казутора улыбается ему мило-мило, как можно изящнее (вообще-то, он занимался стрип-пластикой. целых полтора года!) наклоняется за мазью, а когда разгибается, то понимает, что шуджи стоит прямо за ним. сохраняет дистанцию, но всё-таки очень близко. – хочешь, отнесу в душ на руках, – говорит прямо в ухо, низко и грубо. так не похоже на обычную скучающую интонацию. и, ох, блять, это совсем не та фраза, которая должна возбуждать, но казутора чувствует, как лицо слегка краснеет, а ноги сводит. и внутри сводит тоже. в районе нейронов или гормонов, или что там отвечает за это всё. потому что никто и никогда не предлагал носить его на руках. а баджи ещё и ныл, когда приходилось тащить на спине. казутора выдыхает через нос и напоминает себе, что они тут шутки шутят, и никто никого никуда не понесёт. и что раз назвался долбоёбом, то позорься до конца. – ага, ещё хочу, чтобы помылся со мной, а потом в задницу поцеловал, – он поворачивает голову к шуджи. у них между лицами сантиметров пять от силы, а в комнате с открытым окном как-то ненормально жарко. хотя казутора всё ещё полностью голый. стоит тут с приоткрытыми зацелованными вчера губами и покрасневшими скулами, а ханма над ним практически нависает. и смотрит прямо на губы. облизывает свои, всё ещё растянутые в ухмылке. вау. они почти как в сёдзе-мангах. только вот в тех, которые читает новый парень баджи, рейтинг пониже и никто не расхаживает обнажённым. и не предлагает партнёру целовать его в задницу. там вообще о задницах как-то речи не идёт. это уже второсортный сёнэн-ай. шуджи шепчет прямо в губы: – обойдёшься, мне и так с твоим очком возиться. а потом он наклоняется, подхватывает казутору под колени и спину и выносит из комнаты. как невесту. казутора тратит минуту на зависание и осмысление, а где-то на выходе из комнаты начинает смеяться, держась свободной рукой за шею ханмы. он совершенно не замечает, как шуджи сейчас на него смотрит. ... – ты чё там, куришь? – казутора отодвигает шторку и выключает воду. шуджи думает, что нормальные люди делают это всё в обратной последовательности. но хули ханемии, он нонконформист. – ага, – шуджи вообще-то дымит уже вторую, но ханемия моется в таком кипятке, что хуй заметишь. – будешь? – с кнопкой? – фу, мне же не пятнадцать, – ханма трясёт пачкой, на которой оседает конденсат (и которую он сегодня с утра искал в ларьках по всему кварталу), и гордо вскидывает подбородок. – винстон синий. – ты его и в пятнадцать курил, – казутора закатывает свои невозможно огромные глаза и стягивает с крючка полотенце. шуджи пожимает плечами и внаглую его разглядывает. на плечах, бёдрах и плоском животе с еле проглядывающими кубиками пресса – засосы, за которые шуджи наверняка получит отдельных пиздюлей. худые руки, выпирающие лопатки и рёбра. вся эта красота, включая лопатки (какие же они у него красивые, блять, запретите на уровне конституционного строя), усыпана старыми глубокими и не очень шрамами. некоторые перекрыты партаками или профессиональными татуировками. шуджи не задерживает на этом взгляд. хотя отстранённо думает о том, как вообще можно забычковать сигарету о лопатку. дальше – пара царапин на голени и огромный синяк над коленом, который казутора вчера набил о тумбочку, когда пытался доказать шуджи, что люди двадцать плюс всё ещё могут делать колесо. попытка вышла почти удачной. колесо он сделал, но разъебал себе ногу, а ханме – чашку. казутора весь состоит из самосаботажа. и шуджи это охренеть как импонирует. он даже вспоминает, как в одном фанфике читал, что деструкция тоже часть созидания. ну, то есть искусства. казутора же замечает его взгляд и снова выгибается, собирая влажные волосы в хлипкий пучок. какой игривый, блять. вчера только прятал лицо в подушку и стремался снимать свои сто миллионов эмарских шмоток. на майку бадлон, на бадлон футболку, на футболку худи и так дальше, пока не охуеешь. сам-то шуджи попёрся в контакт бар в одной адидасовской олимпийке на голое тело, и похер, что на улице октябрь и мерзкая морось. обижен был до глубины заднего прохода, что ран, скотина неблагодарная, кинул его ради романтоты с нахоей. и ещё написал в догонку, чтобы шуджи нашёл себе кого-нибудь. ну он и нашёл. – ну что, не передумал? – казутора вырывает его из размышлений на тему бесячего рана и не менее бесячего шмота, из которого ханемию вчера приходилось вытряхивать с божьей помощью. – знаешь, голым ты мне нравишься ещё больше, – не отходя от кассы, сообщает шуджи, подходит к раковине и пихает скуренную наполовину сигарету в пепельницу, полную размокших бычков. он переключает воду из душа в излив, моет руки и только потом замечает затянувшееся молчание. шуджи поворачивается к казуторе, который всё ещё стоит в ванне, потому что ванные в брежневках не резиновые, и ханме с его габаритами тут было тесно даже без приглашенных гостей. – что? – шуджи смотрит прямо в глаза. – ничего, – казутора отворачивается, но ханма всё равно замечает, как он закусывает губу. понятно, кое-кто так и не научился реагировать на прямые комплименты. шуджи улыбается своей, кажется, самой дебильной улыбкой. его почти заводит, что с казуторой никогда непонятно, в какой момент он покраснеет до корней волос, а в какой – начнёт исполнять дикую херню на грани кринжа, гранжа и эротики. – сам-то не передумал, тигрёнок? – шуджи полностью разворачивается к нему. – тц, это моя провокация, – казутора всё-таки выбирается из ванны и встаёт совсем близко. с этого ракурса видно ключицы, на которых у казуторы стайка (если про насекомых так можно говорить) махаонов. а под ними прячутся шрамы, и шуджи снова не задерживает взгляд. он кивает на баночку с маслом, которая стоит на полке в углу. – открой, я руки помыл. казутора делает, как попросили, и разворачивается лицом к потёртой двери. через плечо протягивает баночку. шуджи зачерпывает немного пальцами, а потом снова улыбается и наклоняется к нему поближе. – смотри не возбудись, – шепчет прямо на ухо. – тебе того же, – казутора даже не вздрагивает, серёжка не звенит, он аккуратно ставит масло на бортик ванной. а ханме внезапно хочется прикусить хрящик. – можно кусь? – у него от думательной мышцы до рта путь не то что быстрый, его вообще нет. ханемия поднимает голову и чуть поворачивается, понимает, куда смотрит шуджи. – рискни. ханма сначала прижимается к уху губами, потом ведёт пальцами по спине, оставляя блестящий след от масла. казутора упирается локтями и коленом в дверь, а шуджи придерживает его ногу свободной рукой, чуть поглаживает кожу, задевая пальцами шрамы и мелкие прыщики. они оба тяжело дышат, а когда шуджи всё-таки кусает казутору за ухо, ханемия выдаёт до неприличия громкий вздох. вообще-то, в этот момент шуджи ханма мог закончиться, как человек. но, во-первых, они с казуторой пока что не в таких отношениях, и шуджи всё ещё не собирался переводить их в такие; во-вторых, у него тут как бы важная миссия по исправлению своих же ошибок прошлой ночи. поэтому он, усиленно игнорируя свой вставший член, всё-таки касается пальцами сфинктера, аккуратно размазывая масло. потом давит немного сильнее, чтобы лучше впиталось. у казуторы по телу проходит дрожь и он жмурится, шуджи добивает его, снова прикусывая за ухо. потом спускается губами на шею, а казутора подставляется. – только... – даже в полной тишине, прерываемой уже хриплым дыханием шуджи, ханемию почти не слышно. – я помню, – отвечает ханма, – никаких засосов на шее. – а... ага, – казутора подаётся назад, чуть насаживается на пальцы. – бля, куда, – шуджи крепче удеживает его за ногу, – сам же ныл, что болит. он проявляет охуительно невероятные чудеса выдержки, потому что такой вот зажатый у двери ванной, но открытый казутора вызывает желание, как минимум, его сожрать. раньше шуджи его таким себе даже не представлял. потому что казутора всегда был ну... казуторой. спрятавшийся под сотней слоёв одежды, с непроходимым пиздецом в голове и непревзойдённым умением превращать любую ситуацию в трагикомичный сюр. то есть, они всегда были на одной волне. и даже спустя шесть лет это мало поменялось. с ним было легко и ржачно. а вот сейчас было внезапно и охуенно. настолько, что у шуджи дыхание перехватывает и всё внутри поднимается. казутору так дико хочется потрогать везде, исцеловать и заставить делать вот такое лицо. когда глаза закрыты, щёки красные, а губы изогнуты в лёгкой улыбке. и шуджи слегка едет крышей в непривычном для себя направлении. а казутора всё равно умудряется оставаться ну... казуторой. он укладывает голову на руки, приоткрывает глаза и мутным взглядом смотрит на шуджи. тот снова тянется губами к шее ханемии, убирает руку от многострадальной задницы и прижимается к спине, насколько это возможно в их положении. казутора же перехватывает губы ханмы своими. поцелуй выходит глубоким, мокрым и больше похожим на еблю языками. и когда они его разрывают, шуджи в голову приходит просто охуенная идея. – надо же, ты всё-таки возбудился, шуджи-кун, – казутора ебануто улыбается, когда ханма меняет их положение и прижимает его к двери уже спиной. – завязывал бы ты с аниме, мой хороший, – зеркалит улыбку шуджи. – а то что? – а то однажды окажешься зажатым в какой-нибудь прокуренной ванной, голый и с облепиховым маслом в заднице. твоему нии-сану такое ой как не понравится, – ханма проводит ладонями по бокам казуторы, довольно его разглядывая. – ах, стой, ты же уже... казутора жмёт плечами, давая понять, что его как бы ничего не смущает. ни степень прокуренности ванной, ни то, в чём вымазано его очко. а потом улыбается и тянется руками к шее шуджи, показывая, что его наоборот всё вполне устраивает. они снова целуются. пальцы казуторы в волосах шуджи, чуть оттягивают. а сам шуджи приступает к выполнению своего суперского плана. одной рукой всё ещё придерживая ханемию, второй он тянется к полке (о, большое спасибо брежневкам, что их ванные такие тесные), на которой свалена всякая херня для душа и пара пачек презервативов. ищет подходящий, одновременно спускаясь поцелуями по шее к груди и ниже. приходится согнуться в три погибели, а потом шуджи догадывается встать на колени. до казуторы доходит, что происходит, только когда шуджи вовсю ставит засосы на его животе (блять, какой же он у ханемии классный, аж до трясучки в пальцах). казутора снова прикрывает глаза и с протяжным «блять» откидывается на дверь, немного ударяясь головой. убирает руки от волос шуджи, одной упираясь в косяк, а другой хватаясь за батарею, всю площадь которой заняли недавно выстиранные трусы рана. шуджи подмечает, что он только что по сути разложил своего старого знакомого на двери своей же ванной. и это заводит. – ты уверен? – раздаётся сверху. – я вообще редко бываю не уверен, – шуджи целует тазобедренную косточку и поднимает взгляд. казутора на него не смотрит. напряжённым он не выглядит, но на лице какое-то сомнение. – не ссы, не откушу, – шуджи проводит пальцами по дрожащим бедрам, а потом быстро открывает презерватив. – я не об этом... – мне остановиться? – нет, – казутора протяжно выдыхает, и шуджи отстранённо думает, что из этих звуков уже можно было бы написать если не оперу, то увертюру к ней. – но разве тебе не мерзко? ого, блять. – тебе бы было мерзко? – спрашивает шуджи, слегка отодвигаясь. – нет, – повторяет казутора, а потом смотрит ханме прямо в глаза. – но ты ведь не я. – ага, ты куда приятней на ощупь. на губах казуторы снова появляется улыбка, он тихо смеётся. и ещё сильнее краснеет. шуджи мнёт его бедро, как бы доказывая свои слова, и казутора расслабляется. снова откидывается на дверь, пытаясь сдуть с лица растрепавшиеся волосы, а ханма возвращает настрой парой поцелуев и одним мощным засосом над коленом на внутренней стороне. казутора стонет. и да, шуджи ещё вчера просёк, что бёдра ханемии – эрогенная зона. ханма пару раз проводит по члену казуторы рукой, потом раскатывает презерватив и обхватывает губами головку, под аккомпанемент вздохов и поскуливаний сверху. казутора как будто растекается под его руками и губами. шуджи сильно кроет. от запахов, звуков и, вероятно, вида подрагивающего живота. кажется, у него сегодня разблокировался новый фетиш. он двигает головой и языком в медленном темпе, чтобы растянуть происходящее. а когда казутора выдаёт тихий всхлип и что-то похожее на «блять, шуджи, я сейчас», постепенно ускоряется. казутора кончает быстро, с негромким стоном. он вообще тихий во время секса. шуджи считает это... интересным. потому что сам он обычно стонет только так, ещё и пиздит без остановки всякую хренотень. – блять, охуеть, – бормочет казутора, пока шуджи поднимается и выбрасывает презерватив в раковину. – содержательно, – шуджи упирается рукой около его головы, приближается к его лицу. – иди ты, – казутора смотрит на его губы и тянется в ответ. – мерзко? – спрашивает ханма уже у самых губ. – нет. губы у казуторы такие же, как у шуджи. тонкие и потрескавшиеся. в восьмом классе они даже хотели основать клуб хейтеров гигиеничек. но целоваться сейчас это вот вообще не мешает. шуджи свободной рукой обхватывает казутору за талию и почти мурчит, когда снова чувствует его пальцы в своих волосах. – ты бы всё равно сходил к врачу, – шепчет шуджи, – мне кажется, вчера я тебя херовато растянул. – ка... – казутора запинается, глубоко вздыхает, – какой ты, блять, заботливый. – ну, может, за это твой баджи сделает мне скидку и не будет бить по лицу... на секунду повисает молчание, а потом они с казуторой ржут, прямо как ран с нахоей сегодня ночью ханме в трубку. – эм... давай я тебе... – когда они перестают смеяться, предлагает казутора. шуджи поднимает брови и сначала не понимает. потом отслеживает подозрительно затравленный взгляд и опускает голову вниз. ну да, конечно. у него колом стоит. он глубоко вздыхает и смотрит на казутору, который уже успел положить дрожащую ладонь ему на грудь и придвинуться ближе. казутора всё ещё полностью состоит из самосаботажа, и узкие ладони с длинными пальцами не исключение. ухоженные ногтевые пластины, аккуратно накрашенные дешёвым чёрным лаком, содранные заусенцы и старые ссадины на костяшках совершенно не должны сочетаться. но ханме нравится. и нравится, как это всё смотрится на его груди. но ему не нравится, что казутора дрожит. и это не остаточное от смеха. не нравится, что в глазах плещется сомнение и дикое смущение. не нравится, как он вдыхает, как будто собирается нырять. потому что шуджи вспоминает, что казутора выглядел примерно так, когда его в школе вызывали к директору. или перед уроками, когда предстояло выступать у доски. шуджи помнит, что казутора выглядит так, когда ему нужно делать что-то, чего делать совсем не хочется. – йоу, сладкий, – ханма перехватывает узкую ладонь уже где-то на животе. – спасибо, мне не надо. можешь считать, что это всё, – он круговым движением машет свободной рукой в воздухе, – было вместо поцелуя в задницу. – но... – казутора поднимает голову, не смотря в глаза ханме. – не хочешь срать – не мучай жопу. так что, – шуджи перегибается через ханемию, давит на дверную ручку и выталкивает его в коридор, – я тебе там шмотки на кровати положил. попробуй, может подойдут. и захлопывает дверь в ванную. – а... – казутора что-то мямлит ещё пару секунд. – чё с моими? – они сохнут. – по кому? – по моим труселям с принтом мистерио на жопе, – шуджи опускается на пол и думает, что вполне может подрочить и под тупые сортирные шутейки. или под смех казуторы, нервная система которого, видимо, настолько охуела от происходящего, что сейчас разгонит его до истерики с совершенно дебильного вкида про трусы. – бля, точно, мы же их вчера пивасом залили, – бормочет ханемия с той стороны. именно с того момента вчерашние приятельские посиделки и начали перерастать в нихуёвое такое сексуальное напряжение, которое в свою очередь подвело их к ночной ебле и утреннему спонтанному минету в ванной. и тому, что шуджи сейчас опускает руку на член, впервые за три года представляя под собой не кисаки сраного обоссанца тетту. ... казутора сидит на кухне, поджав под себя ногу и обняв колено, и бездумно листает ленту твиттера. на нём огромная футболка с пивозавром («мне эту футболку риндо подарила, она чумовая девчонка вообще»), старые растянутые треники («охренеть, а я думал гномьи шмотки нахои никому не подойдут») и шерстяные носки с членами («вообще, это рана носки, но я тоже такие хочу, они охуенные»). казутора не совсем понимает, зачем надевать носки, но шуджи всунул их ему с совершенно смущающими рассуждениями о том, что у ханемии охренительно холодные ступни, и он вчера чуть не застудил о них губы. пришлось надеть, чтобы придурок отвалил. казутора поднимает голову и смотрит в сторону всё ещё полуголого шуджи. он мутит им какую-то хрень, которую гордо обозвал «освежающим утренним коктейлем», и напевает рэпчик про роллс, стрёмно постанывая между строчками. казутора снова упирается в телефон. вообще-то вчера они выпили всего по банке пива, и то не полностью, потому что бόльшая часть оказалась на шмотках казуторы вследствие неудачной попытки устроить спиритический сеанс. так что смысла пить освежающую бадягу ханемия не видел, но как бы хозяин барин и всё такое. халява есть халява. и, как написала ему сенджу, которой он на эту ситуацию сейчас жаловался: «не мешай мужику, который тебя трахает, выёбываться». казутора, естественно, послал её в пешее эротическое. – ну так через сколько мне ждать взбешённого баджи? – неожиданно поворачивается шуджи. – я успею укрепить лицо или там уломать хайтани переехать со мной в бангладеш? – о, я бы хотел попробовать лягушкового клариевого сома, – казутора не отрывает стеклянный взгляд от экрана телефона. – уверен, на вкус дерьмище, но звучит охуенно. – ого, да ты изврат, сладулька. но если мы возьмём тебя с собой, баджи точно меня закопает. казутора пожимает плечом, скованно улыбается и поднимает голову, чтобы посмотреть на магнитики, прикреплённые к боку холодильника. они старые и затёртые. бόльшая часть висит ещё с того времени, когда ханемия часто сюда приходил, и бабка шуджи кормила его просто суперхреновым супом с пережаренной томатной пастой. она гордо называла это борщом без свеклы, шуджи и казутора послушно называли это верхом кулинарного искусства, про себя умоляя государство запретить эту томатную пасту нахер. хотя прекрасно понимали, что для бабки, которая в свои семьдесят гоняла без прав до мурманска и обратно, а каждую третью субботу месяца курила траву с подружками, никакой, даже самый жёсткий запрет не стал бы проблемой. казутора нежно любил эту старушку. которая, когда шуджи орал в окно всякую хуйню, орала ему в ответ, сидя на скамейке во дворе. которая совершенно не умела готовить человеческую еду, но круче всех мутила антипохмельную бадягу. которая со всеми своими приколами умудрилась вытянуть своего наглухо ебанутого внука. и на которую шуджи был так безумно похож. – а что с твоей бабулей? – казутора впервые с того момента, как они вышли из ванной, смотрит прямо на шуджи. его всё-таки нагнала волна смущения. и теперь он старался избегать взгляда на голый торс шуджи и хотел стать как можно меньше, вцепившись в свой старенький китайский смартфон. ему бы вообще не пришлось здесь сидеть, если бы они догадались постирать шмотки ещё вечером. а теперь оставалось только ждать, пока сенджу принесёт казуторе что-нибудь из его вещей, которые он постоянно у неё забывал («какая классная подруга, меня бы ран нахуй послал». «она бы тоже нахуй послала, но ей хочется на тебя посмотреть»). – м, так ты же не в курсе, – шуджи хватает чашки с подозрительным чем-то и усаживается за стол. – карга нашла себе даму сердца и съебалась чиллить в деревню ещё полтора года назад. – серьёзно? – да она всегда была охуевшая, – ханма толкает к казуторе чашку, – мадам её тоже... ну э... как бы сказать, с ебанцой. зато готовит вкусно. – а, о, – казутора не знает, что отвечать, у него энергия на шутки кончилась, поэтому он занимает рот коктейлем. вкусно. не зря ханма уже третий год барменом пашет. казутора думает, что из них получилась бы отличная бригада по уводу бабла у начальства. если бы ханма согласился из своей занюханной кб-шки перейти в их крутой ресторан «счастье». ханемия вздыхает, чувствуя, что охренительно устал, и удивляется, что это произошло только сейчас. с шуджи на удивление легко. и казутора думает, что было бы классно снова общаться. и, возможно, не только общаться. а ещё думает, что сам он никогда шуджи даже не напишет. и нахер тому это вообще надо. у каждого из них своя жизнь, свой круг общения, и они не знают-то друг друга толком. сколько лет прошло, в конце концов. да и тогда они не были прям лучшими друзьями или типа того. просто часто тусили вместе. а ещё баджи это вряд ли понравится. не то чтобы он пойдёт бить морду шуджи просто потому, что они с казуторой потрахались. просто... на самом деле пойдёт. ещё и выдаст какую-нибудь хуйню типа «чтобы рядом с ним тебя не видел». – тебя реально волнует баджи? – о нет, тигрёнок, в данный момент меня волнует его брат, – шуджи подмигивает. – а ещё то, что мой лучший друг как бы встречается с одним из бесконечных приятелей баджи. а сестра моего лучшего друга встречается с хорошей подругой парня баджи, – шуджи смешно машет руками в воздухе, помогая себе выстраивать сложную цепочку знакомств, и зевает в конце, давая понять, как ему похуй кто и с кем там встречается, – и короче, если он опять начнёт с меня жопой гореть, будет очередная мозгоебля. а мне она нахер не сдалась. – а, ну... – казутора медленно переваривает полученную информацию. – как много вас с кейске связывает... – ага, иногда мне кажется, что даже щенок, которого я подкрам... бля... подкармливаю во дворе как-то связан с ним, – шуджи лениво мешает жижу в кружке. – твой брат пытается захватить мир, это точно. – а ты станешь первой жертвой его восхождения на пьедестал. он уничтожит тебя за осквернение моего священного тела, – казутора большим пальцем правой руки тыкает себя в грудь, чтобы шуджи точно знал, какое именно тело он нагло осквернил. – я упомянул, что в его религии?.. потому что какая диктатура без религии... кароч, я буду в ней священным животным, да. во-от, а потом он сделает из твоих костей себе трон, а из черепа – пепельницу. и... – я вот понять не могу, это кейске тебя заебал или аниме виновато? – да блин, ты сам аниме смотришь, – казутора искренне обижен тем, что ему не дали разогнаться. – только наруто, а это не аниме, – шуджи вскидывает руки к потолку. – наруто – это жизнь, конан-сан наша богиня, а сасори пророк её. – а говорят, фанаты гуля ебанутые. шуджи ржёт. а потом тянется через стол и заправляет выбившуюся прядь волос казуторе за ухо. ханемия чувствует, что очень палевно краснеет. он смотрит в глаза шуджи. и это, кажется, самый лёгкий зрительный контакт в жизни казуторы. у него в груди что-то разворачивается, а в голове сплошное «нет-нет, блять, нет, казутора, давай без хуйни». поэтому он собирается перехватить руку шуджи и сказать что-то вроде «прекращай меня клеить, у тебя же ни мозгов, ни совести, а я тонкая натура, могу и влюбиться», но ханма убирает руку раньше, избегая соприкосновения кожи с кожей. он вроде никогда не был таким внимательным. это только напоминает, что они друг другу чужие абсолютно. да и у шуджи вроде была любовь всей жизни. казутора отворачивается, нещадно руинит романтический момент. и вообще, ничего охуенного в ханме нет. он не светится, усмешка у него дебильная, три прыща с левой стороны лба, а глаза прикрыты нихуя не сексуально покрасневшими веками. он обычный, среднестатический двадцать плюс парень. и таких у казуторы ещё сто штук будет. и все они будут пидорасами, которым он нахуй не сдался. и ещё... шуджи такой классный. со своим длинными пальцами, широкими плечами и тупыми милыми прозвищами с сайта «караван точка кз». и с кучей партаков, прямо как у самого казуторы. и с этой привычкой подбивать ханемию на всякий трэш. а ещё шуджи такой большой, что, кажется, за ним можно спрятаться от всего дерьма, с которого казутору плющит уже четвёртый год. и ему не противно смотреть на голого казутору. шуджи откидывается на спинку стула, начинает на нём качаться, уперевшись голой ступней в край стола, и запрокидывает голову. смотрит в потолок, не глядя вытаскивает сигарету из пачки, закуривает и сбрасывает прямо в чашку с недопитым освежающим коктейлем. казутора краем глаза наблюдает, как напрягаются мышцы и ходит адамово яблоко. может, шуджи и не похож на героя сёнэн-ая, но у него своя чертова эстетика. и если казутора вот прям сейчас не остановится, то ему не захочется потом искать ещё сто штук таких же. потому что ему уже хочется больше вот этого конкретного. казутора прикусывает губу, чувствует, что левая ладонь, в которой он всё ещё держит телефон, ужасно вспотела, и укладывает подбородок на колено. – я не собираюсь рассказывать кейске об этом, – он откладывает телефон и водит пальцем по столу. ладонь потная, хочется её помыть, а на безымянном пальце трескается лак. надо будет сегодня поправить это дело. ханма всё ещё пялит в потолок. – ты его боишься? – спрашивает. – ёбнулся? – казутора прищуривается и сжимает ладонь в кулак, готовый защищать братскую честь кейске. – я проявляю эту... как её... – шуджи перестаёт качаться на стуле и снова машет в воздухе рукой. с сигареты прямо ему на голый торс падает пепел. – короче, когда тебе не похуй на то, что твой ближний может оказаться в абьюзивных отношениях. или как-то так. – а тебе не похуй? – казутору начинает напрягать этот разговор. – похуй, конечно, но немножечко не похуй, – ханма вдруг прямо смотрит на него. – это странная жесть. и мне не нравится, когда люди бессмысленно умирают. или типа того. в неравном конфликте нет кайфа. – у нас с кейске не такие отношения, – вроде бы спокойно отвечает казутора. – просто он слишком за меня беспокоится и остро реагирует. это нормально для братьев. – ок-ок, – шуджи примирительно поднимает руки, – я просто спросил. – а я просто не хочу, чтобы из-за меня у тебя были проблемы. казутора снова водит пальцем по столу. вообще шуджи сейчас вёл себя как сенджу a.k.a. самая пиздатая, блять a.k.a. единственная подружка казуторы, которая иногда вкидывала что-то подобное и смотрела на него своими проницательными голубыми глазами. и не то чтобы он не признавал, что кейске иногда перегибает. просто... просто а кому, кроме него, казутора вообще нужен. точно не ханме. он запихивает эти мысли поглубже в себя и не собирается проживать их как минимум года два. наступает молчание. и оно нихрена не лёгкое, какое бывало между ними обычно. шуджи докуривает одну сигарету и тут же хватается за другую. казутора усиленно строчит сенджу, чтобы шла быстрее, потому что у него пачка закончилась ещё вечером. и он не собирался курить бескнопочное дерьмо ханмы. – это-о... – тянет шуджи. – я не хотел тебя обидеть. казутора понимает: ханма это говорит, потому что так надо, а не потому что раскаялся. вряд ли он вообще знает значение этого слова. просто он действительно не хотел задеть казутору. он сказал, что думал. вот и всё. – я знаю, – казутора вздыхает. – всё в порядке. – раньше ты не так много пиздел, – ханма бросает бычок в чашку. – давай так... – он ненадолго зависает, потирая большим пальцем об указательный, – я был не прав, что полез не в своё дело. прости. – я уже это понял. тебе не нужно извиняться. – да, не нужно, но ты ведь захотел мне въебать? судя по тому, как жжётся в глазах, казутора опять забыл моргать. поэтому медленно закрывает глаза, а потом открывает. – возможно, – казутора пихает себя в колено подбородком и стучит телефоном по столу. – но какая вообще разница? – никакой, – пожимает плечами шуджи. – мне просто нравится твой голос. казутора на пару мгновений выпадает, а потом прикрывает лицо ладонью и смеется. – ты ебанутый... – шепчет он. – мне твой тоже нравится. он подтягивает к себе сползшую по стулу ногу, обнимает её обеими руками и снова кладёт подбородок на колено. рассматривает шуджи, тот пялится на него в ответ. казутора вздыхает. он действительно устал. слишком много всего за одни сутки. и за эти сутки он ещё ни разу не видел сенджу, чтобы пожаловаться ей на жизнь. и именно в этот момент начинает звонить домофон. казутора почти радостно подрывается со стула, идёт в коридор и уже у самой двери оборачивается на шуджи, который лениво плетётся за ним. ханемия неуверенно смотрит на него, протягивая руку к трубке домофона. как бы спрашивая. шуджи кивает и опирается о стену. – я тебя в шмотках пацанов не отпущу, – жмёт он плечами, – мне ран за свои членоноски́ глотку перегрызет. – ну, носки сенджу, я надеюсь, нашла, – вздыхает казутора, нажимая кнопку, и пробирается через завал обуви (нахера одному человеку столько сраных однотипных кроссов) к двери. сенджу появляется на пороге злющая, как фурия из ада. отталкивает казутору и пролезает по узкому проходу, скидывая по дороге ботинки. – ты не отвечал, – она обвиняюще тычет казуторе в грудь пальцем, – я думала, вы тут снова ебётесь. и, в общем, мне придётся куковать под парадкой сто часов. – сто часов я бы не смог, – смотрит на неё шуджи. они смотрят друг на друга оценивающе, как два диких зверька. сенджу изящно поднимает бровь, шуджи делает своё скучающее лицо номер пять. – ну хотя бы честный, – резюмирует сенджу и не глядя пихает пакет со шмотками в руки казуторы. – в общем, я не нашла тебе футболку. у меня остались только майки в обтяжку и одна блузка. – ты же недавно собиралась стирать? – да мне, в общем, влом стало, я ж не знала, что ты устроишь секс-трип на выходных, – девушка разводит руками. – в общем, что есть, то есть. учись вертеться. казутора сжимает пакет и потерянно смотрит на шуджи. – можно мне что-нибудь из твоих? я верну. – бери с пивозавром, – ханма тянется к карману своих штанов, но не находит там сигарет. – тебе она идёт, тигрёнок. – ого, казу, да он тебя клеит, – влезает сенджу. – ого, сен, да он меня даже трахнул, – казутора отворачивается и плетётся в комнату, чтобы переодеться. – не удачи познакомиться. сенджу и шуджи смотрят ему в спину. потом слышится голос шуджи. – чай? кофе? эсса зеленая? – фу, – отвечает ему девушка. – только не эсса. – да мне тоже не нравится... казутора хватает телефон и пишет сенджу, чтобы она даже не думала находить шуджи в твиттере или вк. и, блин, общаться с ним. через три минуты, когда казутора уже натягивает в-прошлом-белые носки, сенджу скидывает ему в ответ скрин со взаимной подпиской во всех возможных соцсетях. эти черти даже в ватсапе и телеге друг друга добавили. казутора мысленно воет и проклинает тот день, когда сенджу подсела к нему в коляге за парту. – ну и в общем, сидим мы с казу в ментовском отделении как-то, – казутора слышит это, когда подходит к кухне спустя пятнадцать минут, проведённых в попытках красиво завязать волосы (зачем он вообще этим занимался, он предпочитает не думать). – год назад... или два... бля, я не помню, в общем, летом эта херня была. так вот, сидим мы в отделении... – на протесты ходили? – вклинивается шуджи. – да не бля, ты чё, – казутора видит сквозь мутное стекло кухонной двери, как сенджу машет рукой, – у казу аллергия на политоту. у него от одного упоминания всей этой темы, в общем, прыщи на жопе высыпают. – уверена, что дело в политике? – хмыкает шуджи, а за дверью казутора вздрагивает и закусывает губу. – э-э, ты бы хлеборезку оффнул... – я же не в обиду, – интонация у ханмы совершенно не меняется. – мне так-то нравится его задница. прыщи на ней, кстати, тоже. как говорила моя бабка: «лучше наружу, чем в себя». сенджу начинает дико ржать. казутора понимает, что, во-первых, это пиздец и, во-вторых, тоже пиздец. потому что это должно быть мерзко, и какой нормальный человек вообще делает, сука, комплименты прыщам на жопе. и потому что шуджи мимоходом вот так просто хвалит в казуторе всё, что он сам ненавидит, и ему это охренеть как греет душу. а ещё потому что сейчас его лучшая подруга и парень, который ему абсолютно точно не нравится, сидят и обсуждают его, блять, задницу. казутора считает, что ни один человек на свете не должен проходить через такой кринж. а ещё ни один человек на свете не должен хотеть, чтобы этот кринж стал его повседневностью. казутора в том числе. поэтому он, переборов смущение, толкает дверь в кухню. он хочет прекратить этот цирк с конями, и наконец-то уйти отсюда, чтобы зализывать раны на сердце и не давать себе влюбиться. – а вы не охренели тут мою жопу обсуждать? – о, – шуджи выпрямляется на стуле, – если тебе не нравится, мы можем обсудить твои лопатки или... – он вдруг широко ухмыляется и прикрывает глаза, – твой живот. – бля, парень, а ты случайно аниме не смотришь? – говорит сенджу. – а то какой-то ты, в общем, ебанутый. казутора захлёбывается смехом, хватается за косяк и сгибается пополам. а потом сквозь слёзы смотрит на шуджи, который снова возводит руки к желтоватому потолку: – карма такая сука, я не могу. – а чё, чё за мем? – сенджу переводит взгляд с шуджи на истерящего казутору обратно. – я... ха... бля-я, – ханемия всхлипывает и запрокидывает голову. – я тебе потом объясню. шуджи качает головой, сбрасывает пепел в многострадальную чашку, в которой совсем недавно был действительно вкусный освежающий коктейль, и тоже смотрит на казутору. казутора резко затыкается и смотрит в ответ, прямо в глаза. на кухне воцаряется тишина, которую прерывают только звуки из приоткрытого окна. казутора в очередной раз гоняет по голове мысль, что это всё полный пиздец. и тут сенджу нарушает тишину, хлопая в ладоши. – так, казу, нам пора, – она встаёт из-за стола и подходит к нему. – мне ещё в наш великолепный ресторан «счастье», в общем, через три часа пидорить. – ах, но ты так и не рассказала, как вы попали к ментам, – почти расстроенно говорит шуджи, когда они уже в коридоре натягивают ботинки. – я тебе в вк напишу, – отвечает сенджу, а потом протягивает руку, чтобы отбить пятюню, – и фотки скину. если казу разрешит, конечно. в общем, пока! она оперативно выскакивает за дверь, оставляя их наедине. казутора мнётся у выхода и смотрит в сторону, его ебашит. шуджи же стоит оперевшись плечом о стену отличным памятником похуизму. – подваливай, если ещё раз посрёшься с баджи, – в конце концов говорит ханма. – и не забудь пивозавтра... то есть, бля, пивозавра... вернуть. рин ненавидит, когда я её подарки ещё кому-то даю. – а просто так нельзя? – что «просто так»? – шуджи, кажется, отвлёкся, представляя себе кару, которой его подвергнет риндо, случись что с подаренной футболкой. – просто так подвалить, – объясняет казутора. и мысленно орёт про себя. потому что бля. окей, он смог показать, что вроде как заинтересован продолжать общение. но нахуя? он ведь опять пустит всё по пизде. казутора снова кусает губу, и со стороны это наверное выглядит так, будто он хочет себя сожрать. – просто так тоже можно. – а как же кейске там... и... всё такое, – казутора не знает, как по-другому описать это «всё такое», потому что сам не до конца понимает, что это вообще значит. – я просто не открою ему дверь, сладкий, я ж не совсем тупой, – разводит руками шуджи и широко ухмыляется. казутора улыбается. и думает, что ему так-то надо меньше думать. – пока, – он поднимает руку и выходит к сенджу на лестничную площадку. – до встречи, тигрёнок, – говорит шуджи перед тем, как закрыть дверь. сенджу и казутора в полном молчании спускаются вниз и выходят из парадной. она наконец-то отдаёт ему пачку «филипа морриса» с арбузом, и он скуривает три подряд, всё ещё находясь в состоянии «очень устал, но мне охуенно». сенджу думает свои сенджувские мысли, и казутора не уверен, что хочет слушать их вот прямо сейчас. хотя из неё заметно рвётся, учитывая, как она то открывает, то закрывает рот. – кейске тебе писал? – всё-таки прерывает молчание казутора. – ага, – отвечает девушка. – в общем, я ему сказала, что ты пришёл ко мне, нажрался, лёг спать и, в общем, не хочешь видеть его ещё два дня минимум, – она засовывает руки в карманы своей ветровки. – с утра он, в общем, писал ещё раз. извинялся сто миллионов миллиард раз. чё у вас вообще случилось-то? – да бля, – казутора трёт лоб. – он, кароч, посрался со своим чифую. это парень его новый... – я помню, казу, у меня, в общем, проблем с памятью нет, не депрессивная. – да-да... – пизда, – усмехается сенджу. – да бля, ты заебала, – казутора отворачивается и подкуривает четвёртую сигарету. – ничё рассказывать не буду. – ладно, ладно, прос... – прохладно, – возвращает казутора, и они вместе ржут. мимо проносится машина, сенджу запоздало хватает казутору за рукав. они переглядываются и вместе матерят мудака в тачке, который не в курсе, что по дворам нельзя ездить со скоростью больше двадцати километров в час. сенджу в волосы прилетает жухлый листок, а казутора поскальзывается на лужах и случайно харкается на лобовуху какого-то форда. в воздухе пахнет дождём, мокрым асфальтом и подгнившими кленовыми листьями, но казуторе рецепторы забило сигаретным дымом и стиральным порошком шуджи. их с сенджу разговор делает виток и всё-таки снова возвращается к бесконечной теме долбоебизма кейске. – так вот, он посрался с чифую, потому что долбоёб, – казутора выкидывает бычок в лужу. – вроде влез как всегда в драку, в которую его не просили влезать. чифую обиделся, а кейске пришёл и начал сливать всё это дерьмо на меня. ну то есть... – ханемия крутит правой рукой в воздухе, а левой хватает сенджу за ладонь. – всякие мелкие доёбки, я психанул, он психанул. начали пиздеть друг на друга. я ему сказал, что чифую прав. типа кейске реально вечно лезет со своими кулаками даже не спросив, блять. вот скажи мне, я не прав? – ну прав, в общем, конечно, – девушка поглаживает его большим пальцем по внешней стороне ладони. – ну короче в итоге, я понял, что лучше съебусь, чем буду всё это дерьмо разгребать. – о вот с этого момента поподробнее, – сенджу вскидывает голову и смотрит супер внимательно. – в общем, как ты от очередного срача с ебладжи добрался до постели начинающего кальянного рэпера? – не называй его так... – хорошо, как ты добрался до постели, в общем, шуджи? – я, блин, не про это, коза! – казутора смеётся. – в твоей жизни слишком много мужиков, – сенджу улыбается в ответ, – козёл. – в общем, – добавляет казутора. – эй, не стеби! они перебегают дорогу в неположенном месте, чтобы успеть на автобус. заходят в него и протираются сквозь толпу к окну, чтобы не платить тыщи тыщ за проезд. теперь они говорят шёпотом. – я так-то собирался выпить в кб, а потом завалиться к тебе, – казутора упирается одной рукой в поручень. специально между сенджу и дохера подозрительным мужиком. она опирается спиной на пластиковую хрень, закреплённую на поручнях, и поворачивается лицом к окну, а ухом к казуторе, чтобы было лучше слышно. – ну ты знаешь, – он продолжает, отводя взгляд от мужика. – на входе столкнулись с шуджи. разговорились. вспомнили, как тусили вместе раньше. он позвал к себе, я подумал, а хуле нет-то. и там дальше как-то так... ну... мы сначала чиллили, а потом решили вызвать духов, облили меня пивом, мне пришлось раздеться, – он воспроизводит события вчерашнего вечера в голове. – он с самого начала полуголый был. я всё залипал на прессак и орхидею под левым соском. – еба-ать, какие подробности, – сенджу пытается присвистнуть, но у неё это никогда не получалось. – остановка долгоозёрная улица, следующая... сраный диктор мешает говорить, и они смотрят вверх в ожидании, когда этот мудила наконец-то заткнётся. а он всё пиздит и пиздит про поручни и то, что возраст достоин уважения. казутора видит, что сенджу уже бесится. а сам он вспоминает, как вчера обводил пальцами орхидею под сердцем шуджи, сидя у него на коленях. и как шуджи что-то рассказывал про своего охуенного друга рана хайтани в перерывах между поцелуями и стонами. когда придурок в динамиках затыкается, казутора стоит с красными скулами и щеками, а сенджу снова изгибает бровь. – ты чё? – короче, мы поебались, потому что он на меня пялил и я на него пялил, – казутора переводит взгляд на свободную руку. ту, на безымянном пальце которой потрескался лак. – мне ногти надо будет перекрасить... – опять вся хата провоняет, в общем, – сенджу послушно слезает с темы шуджи ханмы. – ой, да ладно тебе, – казутора улыбается. – хотя бы не твой елей. – он реально вкусно пахнет! на них шикает какая-то бабулька со спящим ребёнком, они тихо ржут и заводят разговор о том, нахера вообще не верующей сенджу этот сраный елей. диктор с перерывами рассказывает про осторожность в автобусе, за разрисованным окном серая улица, а мужик рядом всё ещё подозрительный. но казутору всё устраивает, потому что сенджу достаточно мощная, чтобы вынести любого хуилу с одной вертухи. а он недостаточно умный, чтобы не чувствовать чувства к... шуджи ханме. – он всё-таки классный, – внезапно говорит сенджу и смотрит казуторе в глаза. – и я, в общем, не про елей. ... – братан, это ёбаный пиздец, – говорит шуджи, когда ран заваливается к нему. через полчаса после ухода казуторы и его забавной подруги. через полчаса, которые шуджи всрал, чтобы ещё раз подрочить на воспоминания об охуенном животе ханемии. – я уже слышал это ночью, кисуль, – ран грациозно проплывает в кухню, ставит на стол пакет с чем-то подозрительно звенящим и морщится, бросая на шуджи взгляд. – у тебя пепел на пузе, иди помойся. я не собираюсь пить с лицом бомжеватого вида. – а мы собираемся пить? – конечно, кис, – ран растягивает губы в ехидной ухмылке. – это же ёбаный пиздец. ...