Лего. Последний итог

Раз, два, три, четыре… И еще раз: раз, два, три, четыре. Пальцы отстукивают ритм на гладком столе, пока Алекс думает. Она втягивает дым, он проходит вглубь по бронхам и оседает в легких. Задерживается там дольше обычного, потому что мозг замер, оседает гуще. А черные глаза не мигают. Смотрят на экран ноутбука с важными, в ряд выстоянными буками, но не видят их. Не проникают в смысл. Из зала клуба слышится глухая музыка. Нога в черных мотосопогах дергается, но непроизвольно. Будто метроном. Соло курит, а пепел сыплется в пучину пространства. Черные джинсы уже все им покрыты. Сероватые хлопья летят на пол, застилают бумаги и папки. Сигарета за сигаретой умирают меж указательным и средним, но их смерть не замечена. Им не отдадут почести и не похоронят в глубине мусорной корзины. Просто небрежно швырнут в битком наполненную пепельницу и возьмут из пачки следующую жертву. Так и в жизни: один человек сгорает, его бросают доживать свои минуты, а на его смену приходит другой: новенький, целый и такой манящий. Алекс шипит, когда, зарываясь по самое горло в забвение, чувствует жжение на кончиках пальцев. Это уже фильтр истлел и добрался до плоти. - Дерьмо, - раздраженно бросает и хватается за телефон. – Миллер, зайти. Через пяток минут Мэри уже в дверях кабинета. Проходит смело, словно ей не нужно разрешение. У нее довольно уставший вид, а под глазами залегли синяки. Соло подмечает это факт. Должно быть, ее правая рука и правда выкладывается по полной на пользу данного заведения. Миллер плюхается тяжелым грузом в кресло напротив Алекс и на выдохе выдает: - Я разобралась с поставщиками.- Прядь белокурых волос падает ей на лицо. Она с раздражением откидывает ее назад и забрасывает ногу на ногу. – Нахер расторгла договор и уже нашла новых. У Соло возникает неприкрытая связь с прошлым за счет личности напротив, и карие глаза как-то по-особенному прищуриваются. Толстая нить. Одна единственная, что сейчас связывает их с Остин. Тогда было трудно терпеть вечное трещание эмоциональной блондинки в спонтанном диалоге трио, сейчас Алекс многим бы пожертвовала, лишь бы вновь услышать тихое на ухо: « Не злись, пожалуйста. Она моя подруга, и я хочу знать, что творится у нее в жизни»… Но все изменчиво. Все-липкая ложь и лицемерие. Сейчас они с Мэри говорят только о гребаном клубе, финансовых проблемах и мудилах-клиентах. Бар на другом конце кабинета, и Алекс к нему встает, захватив бокал.  Три кубика льда, как и всегда, звенят, соприкасаясь со стеклом. В ее перечне рекомендаций и запретов на двадцать три страницы в первых рядах стоит полный отказ от алкоголя и табака. Она положила болт на это, как только отъехала от реабилитационного центра. Вкус той САМОЙ сигареты останется в памяти как первый оргазм. Сердце барабанило и молило о пощаде. Но разве хоть что-то может остановить дьявола от своей задумки? Едва ли! Море спиртного, тонны сигарет… И секс. Секс, в котором, черт тебя дери, нет кульминации! Ее, блять, просто нет! Она доводила до изнеможения толпы девчонок, которые плакали и моли прекратить, но так и не кончила. Ни разу. Она заставляла Айру исполнять нереальные кульбиты, яростно вколачивалась в нее, но все, что шло ей навстречу – тишина! И эта гребаная тишина повсюду! В ее окружении, душе и сердце… В ее существовании! Мира стала другой. Больше не та, что была пять лет назад. Сейчас она походит на полноценную управляющую дома. Не лезет с расспросами, не отчитывает, когда видит перегиб, не поддерживает… Она не бросает, но и не рядом… Соло блевать хочется от лиц, что ждут ее в Black Hell. Компания все так же на высоком мировом счету, но энтузиазма работать как раньше у Алекс нет и на треть… Ночами без сна. Темнота и тишина – незыблемые спутники. Иногда Сузуки… Он… Да что таить, он ей сейчас ближе всех, кто существует. Бородатый упитанный байкер под два метра ростом сидит с ней в полночь на краю обрыва у воды и молчит. Иногда говорит. И говорит правильные вещи. Те, что в прошлом Соло бы с треском разъебала в баталиях. Но не сейчас. Не в этой сучьей жизни! Дед, отец, остальные… Она их видела единожды после своего пробуждения. Когда подписывала документ о своей же вменяемости и их подтверждение (казалось бы, смехотворно нужное) требовалось для возврата в тот прошлый СТАБИЛЬНЫЙ мир. Мир, где она - царица и сукуб. Обширный глоток вынужденно проваливается внутрь, и язык слизывает последнюю потерявшуюся на нижней губе каплю. - Мэри, - девушка, расслабленно развалившаяся в кресле, заметно вздрагивает. По имени Алекс называла ее не больше пары раз. И это было давно и по наставлению. А теперь режет слух как скрежет острого прибора по фарфоровой тарелке. – Откуда у Николь взялась дочь? Тааак. Неожиданная и, можно сказать, тяжелая тема, которой в помине быть не должно! Миллер промаргивается, натягивает спину в струну. Руки наливаются свинцовой тяжестью. Она судорожно пытается найти все слова и правильные мысли, настроить себя на трезвый, ЕДИНСТВЕННЫЙ путь.  Пытается, и ей практически это удается, но сглаженная злость на Соло, ярость, с которой она уже почти сроднилась и погасила, создают в ее разуме кривую трещину, из недр которые пышут лавой.  В памяти яркой вспышкой всплывают  заплаканные глаза родной подруги. Ее дрожащие руки и цикличные, не знающие большего зла, чем это, вопросы: « Почему, Мэри, почему она так со мной?». Ноздри Миллер расширяются в молчании. Она несколько раз выдыхает, собирается… В висках чувствуется пульс, а корни волос пропитываются потом. - Как и у всех -  посредствам репродукции, Алекс! – Прозвучало грубовато. Но это ее максимум хорошести. Соло, проследовав к своему месту, вскидывает бровь и смотрит в ярко-синие глаза. В них уже воспламеняются не дружелюбие и зачатки гнева. - Ты прекрасно понимаешь, о чем я, Миллер! Этот ребенок не шестимесячный! Она пиздецки развита, в ней нет отклонений! Такого не бывает! Может, пара процентов из тысячи, не больше! - Значит, Ми-Ми попадает в эти два процента! Желваки Алекс дергаются. Не привыкла она слышать подобный наглый сарказм в свою сторону. Пытавшиеся получали грязный словесный шквал уже в самом начале. Их рот мгновенно закрывался. А с этой ощетинившейся гиеной напротив все намного сложнее. Приходится проглотить задетое самолюбие и запихнуть свою гордость в одно всем известное место. Тянет сигарету из пачки и нервно подкуривает ее. - Ох, прям уникальное дитя! Скажи мне, Миллер! - А ты адресом не ошиблась, случайно, нет??? Есть Николь, у нее и спроси! Сука блондинистая! - Она обижена! Не ответит мне! - Еще бы, Соло! Ты поступила, как самая последняя блядь! Вышвырнула из своей никчемной жизни единственного человека, кто все это время, каждый сраный день был с тобой рядом! Кто пульс твой измерял среди ночи и подбирал только лучшие лекарства! До она на медсестер орала громче, чем ты на свой персонал в Слоне,  лишь бы они облизывали твое полудохлое тело как следует! С огромным пузом сидела на твоей кровати, за руку тебя держала.... Она беременная похудела до сорока килограмм, так нервы себе вытрепала, а ты ее… - Мэри задыхается от ярости и дергает головой. Воздух в легких бурлит. Надо притормозить, либо будет дурно всем. И ей в том числе. Рука ложится на живот. Ощущается неприятное жжение в области пупка, и Миллер морщится. Сейчас бы плюхнуться в кресло, раскиснуть в нем, но она не позволит Соло возвышаться над ней. Наоборот. Убирает ладонь с живота в карман и высокомерно вздергивает подбородок. Эта война не будет проиграна! Не сегодня! – Я не дам тебе тех ответов, которые ты ждешь, Соло. И даже не надейся. Ты тонешь в дерьме, и мне …- на губах Мэри вдруг ядовито стелется едкая ухмылка. – Даже радостно. Я не прощу тебе боль Николь. Более того, костьми лягу, что бы и она не простила! В дверь стучат, но после громогласного : «Нахуй свали!» - эхом слышится удаляющийся рокот чьих-то острых каблуков. А Миллер и Соло все так же ведут глубокую зрительную войну. После долгих трех минут Алекс первая сдает позиции. Уходит к окну, чтобы присосаться к очередной белой смерти в прямоугольной жесткой пачке. Чиркает зажигалкой, подносит загоревшееся пламя к кончику сигареты и замирает. Что за клубок такой? Почему никто не может ей дать прямой ответ на, казалось бы, логичные и простые вопросы? Все вокруг  гребенные вампирюги! Питаются ее негативом и ржут в кулачок. Так и не коснувшись сигареты, пламя гаснет, придавленное металлической крышкой, а Алекс не шевелится: - Иди, Миллер. – И это все? Она сдалась? Мэри в ступоре. Не будет наездов, угроз, грубых высеров? Серьезно? - Ты… - было начинает она, но дергается, как от удара, когда низкое: «Я сказала, УБИРАЙСЯ!» касается барабанных перепонок. Сглотнув тягучую слюну от неожиданности и кивнув самой себе, Миллер разворачивается к выходу. Делает шаг, но, словно что-то обдумав, бросает через свое плечо: -Этот ад вокруг породила ты, Соло. Теперь либо ты в нем останешься вариться навсегда, либо начинай все исправлять. Только САМА! Вряд ли найдутся желающие тебе помогать. Дверь щелкает, и Алекс ловит тишину одиночества. Липкое чувство, противное. Течет по венам, будто смола. Руки начинают потряхивать, по виску струится пот. Соло вдруг замахивается и швыряет зажигалку в картину с вакханалией. Попадет в лоб черту-насильнику. Теперь на полотне огромная белая дыра, и дьявол на ней больше не радуется и не скалится. Как и черти внутри ее черной души – они умерли один за другим. Их адские тела штабелями уложились в темных душевных просторах и уже начинают гнить. Если не избавится от этой дохлятины, то в скором времени Алекс и сама разложиться внутри себя без права восстановления и реабилитации.

///

Десертная ложечка спиралью кружит в кофейной жиже. То взлетает на поверхность, то противно касается дна. Это говорит о том, что Соло задумчива. Она сроду не пила кофе с сахаром, и размешивать сейчас в аккуратной фарфоровой чашке нечего, но руки в эту минуту живут отдельной жизнью. Вокруг слепит солнце. Его через чур много, даже несмотря на подкрадывающийся декабрь и редкие белые снежинки за окном. А все из-за белых больничных стен в кабинете Эдисон. Она фанат стерильных светлых цветов и идеального минимализма вокруг. Сейчас единственным черным пятном в ее аккуратном мирке является хмурая Соло, что не свойственно себе сгорбилась на белоснежном диване. Майа же рядом, правее. И ей интересно наблюдать за некогда неприступной и грациозной пантерой. Поэтому она оперлась на руку и наблюдает, не скрывая своего любопытства. Обнаженная до бедра нога непроизвольно качается, взгляд ждет внимания, но Алекс не замечает повышенного интереса к своей не скромной персоне. Размешивает несуществующий сахар в приготовленном кофе с щепоткой корицы и молчит. - Итак…- Ложка в чашке замирает, как и Соло. Обращение вернуло ее из глубоких раздумий. Пришлось вспомнить где она, с кем и с какой целью. Отставляет нетронутый кофе на стеклянный низкий столик у дивана и наконец-то выпрямляет спину. Черные глаза устремляются на Эдисон. – Впервые после пробуждения ко мне -таки в окно влетел черный дракон. Это впечатляет.  – Небольшая пауза. Майа ждет хоть какой-то отдачи. Но, поняв, что зря, продолжает медленный расслабленный диалог: - Как ты, Александра? Столько производных ее имени за жизнь насобиралось. Соло уже половину запамятовала. В том числе и свое полное, дарованное дедом. Сейчас ей все равно на любое обращение. Сидит, и нет в ней той Александры, что была пять лет назад. В ней есть кто-то, кого она сама не знает. - Живая, как видишь. - К счастью или сожалению? – Майа хитро прищуривает один глаз. - К пиздецу, Эдди. Эдисон не сдерживает колючий высокий смешок: - За всю жизнь я только тебе  позволяю так меня звать. Соло ухмыляется в ответ и тянет пачку сигарет из кармана своей куртки. Но останавливается: - Курить можно? А Майа, молча наблюдавшая за сиим действом, так же улыбаясь, отрицательно машет в ответ: - Ты же знаешь, что нет. И за пять лет правила не поменялись. - За пять лет могли бы изобрести сигареты без запаха или кабинеты с гиперпроветриванием. – Сигареты отправляются обратно в кожаный карман - Пять лет – это не так уж и много. Соло заметно дергает головой: - Для людей, переживших каждый день этой пятерки – возможно. А для тех, кто спал… - Боль в словах и горечь вокруг нее. Эдисон тупит взор, вглядываясь в никуда. Она думает. Ей и правда легко рассуждать, когда она, порывшись в памяти, пусть и с трудом, но сможет вспомнить, что с ней происходила года три назад. А что помнит Алекс? - Все бывает, малышка. У всех свое упущение. Кто-то пять лет проживает в тюряге, кто-то наркоманит… Кто-то теряет память на ровном месте. Тебе, значит, выпала такая карта. Но это же не конец жизни! Наоборот. Самое начало. - Начало чего? - Начало тебя! Ты словно заново родилась. Посмотри с этой стороны. Соло хмыкает, но не потому, что ей смешно. А потому, что для нее слова абсурдны. Не реальны. - Нет, Майа.  Я будто из неосознанной смерти ввалилась в осознанную. - Но что не так? Что тебя изменило? Что изменилось БЕЗ тебя?  Больше не выдерживает. Алекс встает и отходит к балконной двери. Эти натоптанные  годами мозоли только теперь, в этой «новой» жизни начинают болеть и кровоточить. Сигарета в зубах и легкие привычно наполняются дымом: - Если я скажу тебе «все» поверишь? Майа медленно сползает с дивана и уже через секунду останавливается за плечом Соло. Тянет у нее из пальцев до середины выкуренную сигарету и подносит ее к своим розовым блестящим губам. Затягивается. - Поверю. Ты проснулась в реальности, где твое «все» замужем и имеет дочь… Лезвие правды вонзается в искалеченное черное сердце. - Я не отупевшая мразь, которая не понимает ЗАЧЕМ она за него вышла. Этот утырок нашел ее слабое место. Мою юридическую работу обойти даже я не всегда могу. Разумеется, о других и говорить не стоит. - Ну так в чем тогда ты ее обвиняешь? Алекс берет новую сигарету из пачки. Она не собиралась говорить об этом. Не собиралась выскребать себе душу, ведь пазл давно сошелся в ее голове. Сошёлся, пока на одном элементе она не обнаружила дефект. Отличие. Словно этот фрагмент совсем из другой картины. - На этой благой дорожке есть огромная яма - ее дочь. Из дальнего угла Эдисон волшебным образом тянет стеклянную пепельницу. Затягивается в последний раз и тушит окурок на прозрачном дне. - Не думаешь же ты, что Адамс взял Николь с табу на секс? Зачем ему тогда бы она была нужна? Алекс скрежещет зубами и почти рычит, так неприятна ей эта мысль. Мысль, где ее Ники спит с кем-то, принимает в себя кого-то. - Этот ребенок не мог родиться шестимесячным. И кому, как ни тебе об этом знать! – бросает Соло, чуть повернув голову. Но напрямую смотреть Майе в глаза она отказывается. Что только подогревает интерес со стороны. - Мог. Резкий разворот. Зрительная дуэль, в которой обязательно должен быть проигравший, импульсивно и стремительно начата. - Брось! Шестимесячные не выживают без инкубатора! - А ты откуда знаешь, что девочка не была в инкубаторе? –  Эдисон удивленно вскидывает бровь. - Не важно! Но ее там не было, Майа! ТЫ принимала роды. И ты  снимала все показатели с младенца. Накал вокруг забивает весь посторонний шум со стороны. Улицы вымирают, а ветер прекращается. Кажется, что и соринки в глазах останавливаются на одном месте. - Я, да. Я вела беременность Николь, я принимала роды. И я снимала все показатели. Уровень агрессии Соло сравним с нападением фашистов на еврейские деревушки. Но она из последних сил держится. Натягивает удила себе же и беззвучно скулит от болезненных потуг в области гордости. Ей сейчас нужна правда. - Тогда зачем ты пытаешься влить мне в уши эту херню??? - Я? Алекс, ты себя слышишь? Я лишь спросила, откуда ты знаешь, и все. - Но ты мне говоришь, что девчонка шестимесячная! - Ибо так и есть! Ми-Ми родилась на шестом месяце, и да, она не лежала и дня в инкубаторе! А все потому, что ребенок БЕЗ ПАТОЛОГИЙ И ОТКЛОНЕНИЙ! Сейчас нутро Соло либо разорвет на куски, либо она сбросит Эдисон с балкона. Что за блядство??? - НЕ БЫВАЕТ ТАКОГО! - Бывает! – Майа вдруг берет себя в руки и делает упражнение для восстановления дыхания. Она  умеет это на уровне Бога, который постигла по средствам каждодневной йоги и медитации. Надо успокоиться: - Бывает, - уже тише выходит. – Есть огромное количество факторов, способствующих каждому плоду развиваться индивидуально. А Николь… - Теперь Майа вновь та мягкая и воздушная, которой она является. – У Николь в десятки раз больше негативных факторов было вокруг, чем у обычных среднестатистических рожениц. Я удивляюсь, как выкидыша не случилось. «Лучше бы случился» - думает Соло, шурудя пальцами в пустой сигаретной пачке. О нет. Блять. Сигареты закончились, а новая пачка только в ближайшем магазине. - У тебя есть выпить? – нервно выходит, и Алекс незаметно прикусывает внутреннюю часть щеки. - Есть, но ты не получишь. Во-первых: у тебя здоровье такое себе, а во-вторых… Ненавижу разговаривать даже с подвыпившими. - С моим здоровьем все заебись. Заживает, как на собаке! – На редкость у Соло тихая речь. И агрессия куда-то исчезла. – Слушай, - говорит, пальцами тря глаза. – Просто скажи мне правду, и я уйду. Уйдет. Эдисон не дура.  Раз ее черная давняя знакомая подняла разговор, значит, он пиздецки для нее важен. Соло не из тех, кто может болтать в пустую и уж тем более приезжать кому-то в гости. Майа, хмыкнув, возвращается в кабинет, где из графина наливает воду в стакан: - На, - протягивает его Алекс. – Выпей лучше это.  – Но Соло фыркает и отодвигает протянутую руку в сторону. Упрямая ослица. – Как хочешь, - бросает Эдисон, ставит стакан обратно на столик и шествует к своему рабочему креслу. – С девочкой Николь не все просто. Она родилась путем  кесарева и весом едва ли два кг.  Но… - Майа задумчиво уставляется выданий угол. Вспоминает: – Я проверяла ее на протяжении двух часов. Влезла со всех сторон. Но… - Серые глаза устремляются на Алекс. – Вначале я грешила на повышенную секрецию, но после проверки диабет был исключен. Потом допускала стремительный фетальный период…Это время, за которое идет формирование плода. Как правило, с трех до девяти месяцев. Но никак не до шести… разве только один миллионный процент… - Вновь пауза задумчивости. – Затем я полезла глубже: проверила резус-фактор матери и ребенка… И… - Все это время Соло не замечала, как не дышала. Она застыла у балконной распахнутой двери и, прищурившись, смотрела на Эдисон. Смотрела не мигая. Внимала ее словам, как молитве. – Они оказались конфликтны. Вот что так стремительно выталкивало бедняжку Ми-Ми наружу. Поэтому она родилась на двадцать четвертой неделе. И это мое упущение. Ники ходила ко мне на прием  крайне редко, раза три за все время и всегда с провожатым… А я в этой нервотрепке следила за ростом  и развитием плода, искала патологии  и совсем забыла про такой важный анализ…- Вину Майи в ее собственных словах можно услышать из космоса. – Этот конченый Адамс внес свою… херовину в жизнь малышки. Долбаный отрицательный резус, когда у Николь положительная вторая. Когда ее привезли в день родов, я думала, не вытащу: либо одну сгублю, либо другую. Но… девчонки оказались умнички. А Ми-Ми еще и … - тяжело вздохнув, Эдисон устало откинулась на спинку кресла. – Я не знаю, почему она такая, Алекс, клянусь тебе стерильностью своих щипцов. Не-зна-ю! Уникум. Уникум… Уникум… Алекс выкручивает газ на байке, видит мелькающие машины размытыми пятнами, едва не врезается в заглохший форд, но вовремя уходит в сторону. А в голове гул. Какие-то голоса, звон и шелест. Встряхивает черный шлем, пытаясь избавится от невыносимых звуков. Еще больше прибавляет газу. Уже сгустились сумерки, и, кажется, идет дождь. Или это снег? Ей нужно бухло, тишина и Сузуки. Ей нужен чертов СУЗУКИ! И уже сидя на обрыве, с бутылкой скотча в руке и пачкой сигарет в кармане, с разбивающимися волнами внизу, Соло обмякает на твердом, но теплом плече. По ее переносице текут капли. Она и сама не знает их происхождение. Толи небеса так убого поддерживают ее в этом болоте, толи это она дала трещину в своем стальном «Я». Двое рядом, а третьей в их реалии влилась тишина. И она желанна сейчас. Ее лелеют, как ребенка и балуют. Гулко сыплет град. Ветер гудит и злобно нашептывает гадости. Алекс пьет и курит, а Сузуки гладит ее руку, спрятанную меж его огромных ладоней. Рыжая борода колышется на ветру, но кого это волнует? - No entiendo nada en esta vida ... estoy tonta y ya no veo la luz. - Lo ves, pero no te das cuenta, ratón. - No, hermano, ya no soy lo que era en el pasado. Sólo mi caparazón regresó del infierno. Pero hay alguien más sentado en ella. - Todavía estás ahí, ratón, solo mutilado y asustado. Sólo en tus manos cambiar todo. - Sí ... Creo que esa frase ya me la escupieron en la cara hoy. - Entonces vale la pena pensar. - Una maldita conspiración contra mí. Saben las respuestas, pero no me quieren decir. Mira lo sabe, Miller lo sabe ... Nicole lo sabe. - Tienen que hacerlo? Te deben algo después de lo que hiciste? Ratón, esta vida. Y no siempre obtienes lo que quieres. Черная голова резко отрывается от соседского плеча: - Siempre conseguí lo que quería!!! Хмык в усы: - Porque no me gustaba!  . - Te equivocas! - No. No te gustaba, ratoncito, Acéptalo. -… Висок вновь опускается назад, туда, где был не малое количество времени. - No estás comparando Coca y Chivas. En el lugar de Nicole, no te perdonaría... Сигарета быстро мокнет и приходится прятать ее меж створками куртки. - Eres amable. Lo haría. - Cómo es ella? Затяг и мысль тянется с дымов внутрь: - Mejor… - Así que... Así que no te estás esforzando tanto. - No tengo que perdonar. Aún no lo he resuelto, su. - Cómo te las arreglas si Nicky no quiere ayudarte? Bueno, me di cuenta de que nadie te ha tendido las manos excepto ella. Истина. Руку обжигает упавший табак, Соло просто стряхивает его, а сама смотрит, как высокие черные волны разбиваются о скалы. - No puedo doblar esta imagen. Yo no ... - слова не идут, Алекс давится ими. – yo ... parece lógico, y la maldita niña nació antes de tiempo, pero... y si Edison solo ayuda a Nicole a no ser una puta en mis ojos? Широкий Сузуки чудь приподнимается, а потом вновь принимает исходное положение. Зад не хило затек. - …Tienes una manía de grandeza, ratón. No todo el mundo gira a tu alrededor. Y no todos conspiran. - Entonces por qué Austin no habla? Por qué tiene ese secreto? No creo que esté contenta con mi condición de puta. - Averígualo. - Qué carajo??? Cómo puedo saber??? - Bueno, ciertamente no aquí, conmigo. Eres inteligente, ratoncito. Es hora de volver a encender tu cerebro. Busca resquicios si necesitas a esa chica. Busca y actúa. Así y solo así podrás recuperar esa vida y su significado. - Y si no funciona? - Si no funciona, creo que Alex Solo no regresó del inframundo. Y luego te estrangularé manualmente con mi gruesa Cruz de cuerpo. Vale? -… Escondieron.