Лего. Последний итог

Николь встречает темнота, и когда Соло отпускает ее руку, она вздрагивает. Раздается щелчок – тусклый желтый свет торшера дает возможность хоть что-то рассмотреть вокруг себя, но глаза Ники устремлены лишь на черную фигуру у распашного створчатого окна. Видит Бог, она не собиралась к ней приходить! И где на ее голову взялась эта леди Дерби?! Но поздно лить слезы по пролитому молоку. Хотя… Остин неосознанно делает шаг назад, пятясь к входной двери. - Пешком пойдешь? Жестокими, колкими, ледяными сосульками отражается тембр голоса на холодной, еще не отошедшей от минуса на улице коже. Трезвит сознание. Кричит, что Николь не в иных мирах, а здесь. Рядом с… ней. Бежать глупо и бессмысленно. Далеко ли она уйдет в такую-то погоду? На улице темно, прохожих вряд ли найдешь, а если найдешь – никто не поможет тебе вызвать машину, уж таков сейчас суровый мир, а если и поможет, то она едва ли приедет… Замкнутый круг. Ники секунду тушуется, возможно, боится, но она давно убедила саму себя, что смелая. Чуть вскидывает подбородок: - Вызови такси, пожалуйста. Алекс ухмыляется, мигает бровью, садится на широкий низкий подоконник, согнув одну ногу в колене, а вторую оставив на полу, и открывает створку окна. Вид ее нов, но такой родной, нет сил терпеть переполненный нежностью ритм сердца в груди. Того и гляди разорвется от эмоций. Курит. - Ты дрожишь. Я отсюда слышу, как стучат твои зубы. – Поворачивает голову, чтобы посмотреть на съежившуюся Николь, палец бьет по сигарете, и злобный ветер снаружи подхватывает пепел, чтобы унести его и расщепить на неощутимые невидимые атомы. – Не целесообразно будет согреться, а потом ехать?- Ага, легко сказать! У Остин еще больше замерзают кончики пальцев от переживания и волнения. Все еще не двигается, глядя на черную макушку. Окурок Алекс летит по направлению воздуха. Слишком громкая тишина вокруг – уши болят. Поворачивается: - Проходи! – До мурашек знакомая интонация: ты не хочешь выполнять, но и не можешь воспротивиться. Соло раньше только так и разговаривала – повелительно -спокойно. Дар подчинять себе людей. – Я сделаю тебе чай. Он вроде бы тут был… И действительно встает с подоконника. Это движение мозг Николь воспринимает как сигнал. Сигнал хотя бы осмотреться: Она в небольшом коридорчике. Даже очень себе маленьком. Да и коридором его трудно назвать. Просто две черные стены, а она меж ними. В поле зрения напротив диван, столик и торшер. Дальше стены закрывают обзор. Медленный шаг вперед – любопытство играет глобальную роль в  жизни многих людей, и оно же сгубило кошку. Ники не кошка. Но к гибели своей сейчас очень близка. Теперь видно лучше: справа кухонный угол с черным вытянутым островом, служащим границей кухни и гостиной. Слева, у противоположной стены  черная кровать – зона спальни. Видна дверь, скорее всего, ванная комната. Студия? Соло купила себе малогабаритные апартаменты? Хрень какая-то. Она вполне могла себе позволить отличную квартиру в центре Манхеттена, но чтоб вот это… Мира права? Не Алекс вернулась от… оттуда! Кто-то иной, чужой и страшный. Николь размышляет над этим, а сама уже почти дошла до дивана. - Садись, - мурчание у самого уха, Ники дергается, ноги путаются. Кренится, теряя равновесие, но ее крепко хватают за талию. – Осторожнее! Осторожнее? Разве можно быть осторожнее на одном квадратном метре с дьяволом? Остин непроизвольно останавливает взгляд на почти забытых губах. Тех губах, что раньше даровали не только унижения, но и любовь. Тех, что она охотно целовала, ласкала, ждала. Тех, которые синели в период осложнений на операционном столе. Приди в себя! Шестое чувство тоже умеет громко разговаривать. Николь понимает, что рука Алекс все еще на ее талии. О черт! Осторожно и неохотно высвобождается от чужой хватки, ноги упираются в диванную сидушку: - Спасибо. Ей ответом служит все та же знакомая, ранее менее колкая ухмылка. - Держи.- Что? У Соло в руках все это время была чашка с горячим чаем? Николь смотрит на блюдце – чистое. Ни одной капли не проронила, страхуя ее, а чай дымится у самого края чашки. Ее спокойствие. Ее железная сталь так и осталась стержнем. Не гнутой арматурой. Как, скажите, небеса, себя сейчас чувствовать, что говорить и где искать подсказки…? Пасхалки. И в правду лучше сесть. Не то еще что-нибудь случится. Чай пахнет мелиссой. Даже в тусклом свете пар можно взглядом проводить к самому потолку - они тут высокие. Ники втягивает аромат, поднеся чашку ближе к лицу, ее глаза блаженно закатываются, но не самое подходящее время расслабляться, хотя она продрогла до костей на улице и никак не может согреться. Соло садится слева от Остин на дистанции, за что огромная благодарность! Ни жмет, ни напирает, как любила раньше. Просто откидывается на спинку и смотрит в карие глаза напротив. Ее широкий свитер натянут до середины ладони. Он с боку слегка приподнялся, теперь видна черная футболка под ним. Слишком босятский вид. Не свойственный… А кому, собственно, он не свойственен? Эту Алекс николь УЖЕ не знает. Ни грамма не знает. Что любит, чего хочет, как одевается… Перед ней новый человек в прежнем облике. Распущенные волосы… Соло редко их распускала раньше. Хватит пальцев одной руки пересчитать сколько. А теперь… В кабинете, в больнице, сейчас… - Спасибо за чай… - Губы обжигает кипяток, но приятно. Сразу по телу льется тепло, нега уюта и заботы.  Мысли путаются, становятся эфирны. Хочется закутаться в теплый плед и сесть на пол у камина. Она так давно не пила чай… - Ты раньше его любила. Сейчас… - Сейчас пью кофе,-  тараторит на автомате, с опущенными в блаженном наслаждении веками, и вдруг резко их открывает, вперивая взгляд в Алекс. – Бодрит. – Оправдание или пояснение? С чего ей оправдываться? Эта старая привычка, внедренная в период, когда жизнь делилась на ту и эту, иную. Руки Соло сложены в замке, один локоть на подлокотнике, второй на собственном животе. Поза спокойствия. Ее совсем не волнует, что они сидят рядом, вот так, будто не было этих проклятых пяти лет. Того и гляди своим бархатным голосом сейчас прольет: «как день прошел?», и все так же останется спокойной. Николь обдумывает это, а у самой руки начинают потеть от напряжения. Есть вариант все же уронить на себя кружку, поэтому она решается поставить ее на небольшой квадратный столик. Фарфор звонко бьется о стекло, за спиной в окно просится разыгравшаяся метель, дома ее ждет муж и дочь, которым она так и не позвонила, хотя на часах почти восемь, а ее занесло к черту на куличики. К той, с которой зареклась встречаться. С той, которая в один миг стала для нее целой вселенной. Соло как рентген – смотрит и будто уже все мысли прочла. Ухмыляется. Ее лицо похудело. Вообще есть перестала? Раньше тренировки не давали ей исчезнуть визуально, а сейчас видно, что спорт в черной жизни присутствует только в ее клубе на плазмах, в день чемпионата или олимпийских игр. - Пешком в непогоду? Остин, да ты никак теперь экстримал? Путь к диалогу? Ну а что такого, если просто ответить на рядовые вопросы? - Машина сломалась. – Незачем вдаваться в подробности и рассказывать про аварию, тем более, как выяснилось позже, она обозналась. Это не было пресечение пятнадцатой и третьей – указатель показывал направление, а не оповещал о навигационной точке. Тупица-водитель, что стал под знаком, ввел Николь в заблуждение своим топографическим кретинизмом. А она, нет, чтоб проверить в приложении, раскрыла рот и… Вопрос, кто еще из них тупица. – Такси было нереально дождаться. Сама знаешь: когда в городе дождь или снег, то каждый третий водитель превращается в деграданта.  – Такое обозначение подходит и ей, раз она тоже влипла в ситуацию на дороге. В глупую ситуацию. Ники облизывает пересохшие губы, берет со стола чашку с чаем, чтобы смочить их немного, а Соло теперь опирается на указательный и большой пальцы, чуть накренившись, и все так же смотрит. Скоро дыру в Остин прожжет. – Зашла по пути в кафе, там и познакомились с миссис Дэрби. - Хм.. Удачно зашла. Только тащиться в Южный Бронкс, что бы помочь едва знакомой старушке -  такое себе здравомыслие, Остин. Николь тут же давится чаем и проливает его себе на бедра. - Ай, - скулит, но Соло мгновенно подцепляет светлую ткань ее штанов рукой и оттягивает, не давая соприкасаться с кожей. Все еще жжет, но не так агрессивно. Ники благодарно кивает, когда штаны возвращаются на место, но морщится от их влажности – пятно расползлось в уродливый овал и стало похоже на вирусную клетку стафилококка. – Я в Бронксе? - В Южном. И это действительно имеет значение. Теперь уж точно не захочется идти пешком даже несколько метров. Криминальная жизнь Бронкса знаменита своей насыщенностью. То и дело новостные каналы гудят о происшествиях на этой территории. Неделю назад здесь обнаружили труп белой молоденькой девушки, возвращавшейся домой с работы. Убийц так и не нашли. Да и вряд ли найдут. - Черт. Как меня сюда занесло?! – Взгляд задумчиво –тревожно начинает бегать по пространству. У Остин легкая паника. Она впивается зубами в нижнюю губу (кстати, привычка Соло). Теперь и ее. А Алекс, вернувшаяся в прежнюю позу, наблюдает. Рассматривает, изучает. Это как на выставке найти подходящую картину и залипнуть на ней. Все та же. Она не изменилась. Будто из криокамеры, или просто не было тех пяти лет. А их, по сути, и не было. Они не проживались, не помнятся. Значит, не было! Попробуй доказать обратное: уснула с парой, проснулась в одиночестве. - Чудом. Карие глазки Николь вновь сцеплены с реальностью: - Алекс, можно мне… - Нет! С телефона Соло позвонить Адамсу и сказать, что она в порядке? Затея, обреченная на апокалипсис. – Телефон у тебя зарядить, пожалуйста. Мне хватит несколько процентов… Нужно такси заказать и… - И муженьку позвонить, успокоить. Ага, да. Вон, - Кивок на стол, где в углу красуется квадратное встроенное поле матово-черного цвета. Беспроводная зарядка. – Сгодится? Или нужен шнур? -Сгодится! – Николь тут же находит свою сумочку, а в ней севший аппарат. Кладет его и выдыхает: - Спасибо. Но не находит Алекс рядом. Она уже за ее спиной на подоконнике, с открытой фрамугой. Курит. И Ники тоже хочет, но стеснятся. Даже больше тушуется. Они не друзья! Они… Они –прошлое. Но так важно мнение… Так развит страх запрета и порицания. Да она Адамса готова к чертям послать, запрети он ей курить. Но Алекс… - Такси сюда не приедет. Машины и в хорошую погоду сюда со скрипом перлись, а в такую… Все–таки пешком придется? - И… как же быть? Одна из длинных затяжек длится больше десяти секунд, дым кольцами стремиться к потолку: - Я могу отвезти. Что? Нет! Это точно не выход! Совсем! Ни с какой стороны. - Нет. Спасибо. Нет? Соло тянет ухмылку, глядя в темноту за окном. - Тогда только два варианта: идти пешком или ждать до утра. Возможно, метель закончится, и кто-то из таксистов согласится сюда притащиться.- Ни один из перечисленных. У Николь сдают нервы. Она заламывает пальцы (эта привычка уже ее собственная, с детства), пытается поймать в голове хоть кончик ниточки, что приведет ее к решению сложной и важной задачи. Адамс поднимет всех, если до 23:00 его жена не явится домой. В глазах уже режет от напряга. – Кстати, с прошедшим… Очень вовремя. Соло бесит своей расслабленностью. Все так же смотрит в темень на улице и курит. Уже вторую. - Спасибо. - Сколько тебе? Тридцать? - Тридцать два. А было двадцать семь. Двадцать восьмой день рождения они собирались отмечать где-то, где тепло. Видимо, в аду. Туда и попали. Только каждая в персональный. - Выпить хочешь? – Черный холодильник разбавляет студию холодным заревом, когда Алекс открывает его дверцу. - Нет. Спасибо. - А я выпью. Уж больно сильно вьюга за окном хочет ворваться внутрь, так трещат стекла от мокрого замершего снега. Ники глядит в черноту на улице и как-то странно ей становится спокойно. А ведь должно же быть наоборот. Она сейчас заворачивается в такой тугой и липкий кокон пиздеца, так сильно вкручивается, как болт в гайку, но не двигается к запасному выходу, не бежит. Просто сидит и смотрит в ночь. Алекс у окна прикуривает сигарету, но периферийным зрением не ее отпускает. Привычный стук льда в бокале, когда горячительное отправляется внутрь. Они рядом… Они не должны быть, но есть. Сколько пройдено и сколько испито. Нет опаснее моста, чем тот, на который они сейчас ступили.  Шаткий, с дряхлыми дощечками. Он в любую секунду рассыпается, но пока держится нужно идти. Ники тянется к телефону – едва пять процентов. Позвонить не хватит. Написать? Чревато обратным вызовом. Пока нельзя. Нужно еще подождать. А смысл? Смысл сидеть и не иметь возможности выдохнуть. Парадоксально: на душе спокойно, а в голове ведутся войны. -Спасибо за чай. – Вкусный, даже последний остывший глоток. Столько лет сидеть на кофе и за мгновение с превеликим экстазом вспомнить ранее забытый и превосходный вкус. Соло улыбается, ей даже поворачиваться не нужно – Остин чувствует. Как их так? Как их судьбы связались? Тиран и жертва, маньяк и очередная деталька… Но Николь не смеет отрицать, что любила! Что влюбилась за считанные дни. Что никогда не чувствовала себя более в безопасности, чем рядом с той, что лишила ее свободы, привязав к себе, как питомца. А теперь она знает о реальной причине смерти ее отца и… У нее смешанные чувства. Нет, она его не жалеет, не клянет Алекс в жестокости. Но до того, как получить положительный ответ, ей и в голову не пришло бы, что Соло способна на подобное. Да, ее характер не сахар. Даже больше – он адски ужасен, но… Теперь-то все понятно. Радикальные меры. Она может идти черными шагами на весьма радикальные меры. - Ты пахнешь иначе, - звучит за спиной, и Ники тушуется. Ответов море: сменила духи, варится в других условиях, возраст, в конце концов: - Ты просто забыла… - Выбрала самый глупый. За это и получила ироничный хмык: - Нет, Остин, я помню. Ты пахла нежностью. Теперь от тебя несет сталью. Понятно о чем речь. - Жизнь внесла свои коррективы. Соло резко поворачивает голову. Ох. Не добрый огонек в ее глазах. Стоило предвидеть извержение! Да что говорить, Николь знала, на что шла, переступив порог этой квартиры: - У жизни хуевая стратегия! И методы конченные. Алекс смотрит в глаза Ники, а в руках ходуном ходит зажигалка: от пальца к пальцу. - Ну… Мы не можем вносить желаемые изменения… - Можем! Просто не хотим! Отдает холодом, как будто кто-то открыл и окно, и дверь, впуская сквозняк. Игра слов перешла на новый уровень. Взрослый. Стоит подумать о следующем шаге, но Николь никогда не была стратегом. Стратег стоит рядом и метает взрывные молнии. - Алекс, позволь мне просто вызвать такси… - Оно не придет сюда, Остин, кому я говорю??? – Градус ярости повышается. Не к добру. – Не терпится сбежать??? - Пожалуйста… Я очень прошу, давай не будем… - Будем! – Она так быстро переместилась обратно на диван, что у Ники вырвался непроизвольный всхлип. – Будем, – уже тише. Черная ведьма теперь ближе. Не на самом краю, а почти касается своим бедром бедра Остин. – Мне нужны ответы. Я прошу только об этом и если все… Ты больше не услышишь обо мне. Ингалятор. Нужен чертов ингалятор! Николь хватает сумочку, чтобы не задохнуться от напряжения. Он на самом дне. Достает дрожащими руками. Судорожное трио вдохов,  проглатывание тягучей слюны. Отпускает.  Силы в ней имеются, она уже не собирается быть девочкой для битья. Терпеть унижения, убирать глаза в пол. Напротив: смотрит колко, с вызовом. - Ты уже все знаешь!!! Чего еще нужно??? - Нет! Это не те ответы! - То, что ты хочешь услышать, я все равно не скажу! - Да блять, скажи мне сучью правду! – шипит сквозь зубы, а желваки ходят из стороны в сторону. - Это она и есть! - Нет! Ты врешь! Ты врешь мне, Остин, и твои глаза тому свидетели! Ты не умеешь лгать! Не умеет! Никогда не умела. Хотя некоторые и верят ее невинному заиканию в процессе полного и откровенного вранья. А Соло не их таких. Никогда не была. И в новой жизни не верит чуши, что даруют уста Николь. План «Б». Сейчас нужно тоже учиться действовать радикально, тем более была практика. Ники резко встает: - Я, пожалуй, пойду!   Но всхлипывает, когда за долю секунды ее дергают в сторону и прижимают к стене рядом с окном. Из ноздрей Соло вот-вот дым пойдет. - Правду!- Она дышит в самые губы, прожигает карими глазами. Николь пытается бороться: - Сейчас же отпусти… - Правду! – Наверное, крик услышала сама леди Дэрби. – Ты спала с этой мразью в октябре в Вашингтоне??? Спала???  В висках барабанит пульс, и чувствуется, что вот-вот кровь носом пойдет, Остин отводит уже мокрые глаза в сторону, но Алекс хватает ее челюсти пальцами, сжимает до боли и заставляет вернуть все внимание ей: - Мне больно… -ПРАВДУ! СПАЛА? Невыносимый взгляд. В ней столько гнева и желания знать. Сознание путается. Ноги, как вата, Ники их не чувствует. Обмякает, но Соло слишком сильна - держит, продвигая взглядом. - Нет! – кричит. Господи, что она делает??? Подписывает себе смертный приговор. – Нет! НЕТ! НЕТ!!! Но пути назад не существует! Теперь только по прямой. -В ноябре??? Уже нет смысла отпираться. Все сказано. Задеты гордость, честь и самолюбие. А за них стоит идти до конца. Она хорошая ученица и усвоила урок - Я спала с ним ТОЛЬКО В СРАНОЙ СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ, которую навязала себе из-за твоего спасения!!! Он стал трахать меня ТОЛЬКО после того, как я сказала «ДА»!!! Белый шум в двух парах ушей. Зрачки у обеих черные, широкие. Дыхание слилось воедино.  Проклятие, коего так страшились обе стороны, исполнилось. Куда оно приведет и как разольется в двух изувеченных жизнях??? Что же она наделала… Это крах… Конец! Не смогла! Договаривалась с собой, но не вывезла…Слабачка! Остин чертова слабачка! Слеза катится по щеке, но она не уберет взгляда. Уже слишком поздно. Рука Соло, как обмякшая мокрая бумага, опадает: - Дочь родилась шестимесячной? Заткнись, заткнись, заткнись! Хочется закричать, хочется разбить все вокруг! Но бой проигран. Нет смысла бороться. Ники зажмуривается, пытаясь удержать поток слез, опускает голову и едва заметно положительно кивает. Приходит в себя только кода ее сжимают в объятиях. Стискивают до хруста костей, запускают руку в волосы… Дышат в висок. Невообразимые ощущения. Она не решалась мечтать о подобном. Просто закрывалась и шла по накатанной… Ругала себя, учила. Старалась быть смелой и стойкой. Прорабатывала свои силы, выла, но терпела. И сейчас… Сейчас она отпускает себя с поводка. Утыкается в черное плечо, ногтями впиваясь в чужую/родную плоть, и заходится громким плачем. Из нее будто выходят все демоны мира. Каждый черт в отдельности стекает горячими слезами по щекам. Ей нельзя было говорить правду. Ей нельзя было сдавать свою крепость, потому что она погибнет, но враг был слишком ЕЕ, чтобы противостоять! Слишком ЕЕ! Все летит к дьяволу! Трещит, будто корабль, столкнувшийся с айсбергом. На секунду приходит осознание. Ники отстраняется, пытается оттолкнуть Соло от себя: - Пусти, - заикаясь, шепчет севшем голосом, но ее прижимают еще крепче, почти вливают в свое нутро. Нежно целуют за ушком, и, Господи, как хорошо: - Тшшшш, маленькая моя. Я с тобой. Я рядом. Будь ты проклята, Алекс Соло!  Николь сдается. Обмякая, капитулирует в самый последний раз и навсегда. Тает в родных руках и сжимает кольцом свои вокруг узкой, но надежной талии. Она слабая. Она сдалась. Она проиграла.