Лего. Последний итог

Неделя прошла. Город знатно замело – ноги вязнут в сугробах. Завтра сочельник, и семья Адамс пакует вещи, чтобы со всей благодатью отправится в тихое богом освещенное местечко и отпраздновать Рождество. Ники кладет в чемоданчик Ми-Ми скромное белое платьице для похода в церковь. Кэрол сообщила, что храм восстановлен и служба обязательно будет. Стоит заранее завести разговор о неизбежной участи, грубо презирающейся в карих глазах маленького дьяволенка. Она против, но Ники молит. Клянется, что по приезде домой купит наконец-таки желанный дочерью инсектарариум с пушистым птицеедом, которого УЖЕ боится до дрожи в коленях. Наверняка, именно ей бОльшую часть времени придется за сомнительного рода питомцем, ибо маленькая Адамс, ввиду своей лени, максимум, что будет помнить делать – таскать это исчадье в своих крошечных руках и любоваться им через начищенное сдерживающее стекло. На что не пойдешь ради одного дня спокойствия: без нравоучений и нотаций. Так же Адамсами -старшими было объявлено, что они все пойдут гулять по Спринг-Вэллу, лицемернее некуда украшенному всей найденной в людских подвалах праздничной утварью. Фигурки младенца Иисуса, овец и волхвов – все тащится с пыльных недр и натирается белоснежными салфетками. Натягиваются троса для ярких фонариков, а дети с визгом и радостью готовят пряности и толкут фрукты для кровавого пунша. Лиам достал древнего снеговика - они с сыновьями когда-то давно сделали его самостоятельно, и теперь этот проеденный грызунами символ новогоднего настроения гордо водружен у дома, а в его длинных ветвистых руках в этот раз корзина с горой сладостей для всех желающих поселения. Дэвид наливает в термос горячий чай. Он противник придорожных кафешек с подозрительными консистенциями в чайных кружках. Никогда не останавливается, даже если Ми-Ми из последних сил своего трещащего самолюбия вытягивает из себя незамысловатую просьбу. Через полтора часа в дорогу. Миллер с Саяном и жителем ее уютного чрева тоже потихоньку собираются. Приглашены к Адамсам, как люди ближнего круга. Мэри не в силах отказать. Она почти единственная, кого Николь желает видеть рядом с собой двадцать четыре на семь. Знает о случившемся. Знает и уже сто раз прокляла черную Соло. Ей жаль подругу до глубины костного мозга. Но все шло к такому финалу. Не получилось решить проблему с брачным контрактом, а значит, либо придется делиться любимой с законным мужем, что Алекс сделать не сумела, либо прекратить эти танцы на стеклах, оборвав пуповину двух тесных миров. Остин плохо. Со всех сторон плохо, но она держится. Ее мутит от воспоминаний, и дыхание все чаще дает сбой, умоляя об ингаляторе. Руки стали дрожать, даже страшно за ее медицинское поприще. Если не сумеет собраться, может принести в Грейси-Сквер не мала горя. Как и будущим пациентам. Обещают погодное ухудшение. Осадки и ветер с порывами до десятки. Поэтому было решено выезжать заранее, пока дороги не перекрыты. Едут на машине Адамса. Он еще вчера отвозил авто в сервис и абгрейтил с большой скрупулезностью. Кэрол попросила свою любимую невестку испечь печенье, но оно предательски сгорело в духовке, пока Николь, прячась от всех любопытных глаз в подвале, задумавшись, курила, на автомате доставая из пачки, спрятанной под дном барахольного шкафа, сигарету: одну за одной. Телефон все так же молчал. И разум рисовал в голове не веселые картинки будущего. Отец из потустороннего мира еще больше окреп. Появлялся чаще и чаще, нес до жути страшные вещи. Ники игнорировала его, иногда срываясь и шипя себе под нос. Но что можно сделать с галлюцинацией? Ничего. Просто терпеть. Она не смогла купить таблетки. Под рождественское зарево все аптеки оказались почти пусты. И психотропы почему-то люди разобрали, как сладкие леденцы. Да и времени не было поездить и поискать. А к психологу она так и не удосужилась прийти с повинной. Так: пять аптек в округе и дальше ей сочувственно качали головой, разводя руками. Черт с ними. Она не может сидеть на тяжелых таблах долго. Не может, потому что подвержена зависимости. А еще голос Алекс внутри, будто ее совесть в воспаленной ментальности. Надевает на руки перчатки и огладывает пространство вокруг. Все ли она сделала? Можно ли, не боясь, оставить дом? Со второго этажа медленно спускается Ми-Ми. В руках телефон, а на голове пушистый капюшон. Брови хмурые, как и всегда. Ей, наверное, рано придется бороться с межбровной морщинкой, если она хоть на йоту не станет добрее к миру. Она точно не станет. - Да ты же моя золотая, - гремит на фоне голос Джека, что крутится на стуле у острова. – Такая сладкая девочка. Прям съел бы. Ники сдерживает порыв нецензурной брани в горле и ждет, когда ее дочь все-таки до телепается к выходу. - Солнышко, давай чуть живее. Отец заждался уже. - Он час тер колеса от снега и лепил снежный ком. Думаю, ему в кайф торчать на холодине. Путь развлекается. Ми-Ми сует ноги в черные ботинки и опускается на одно колено, чтобы завязать шнурки. - Ууу. Ты научила? – Остин-старший уже за плечом Николь. Дышит ей в затылок, напоминая темные времена, когда в ее детской душе царила одна лишь боль. – Я тебя долго учил. И стихами, и считалочками. Ты еле усвоила. Помнишь: раз – кольцо в руках сожми, два – за кончик дергай… Ники нервно сжимает в руках походную сумку с «на всякий» случай вещами и быстро вертит головой, чтобы не слушать. На улице мороз. Дыхание густым облаком рвется изо рта Ми-Ми, которая задирает лицо к небу и часто дышит, ожидая мать, закрывающую на два оборота дверь дома. Ей на лицо опускаются снежинки, она не зажмуривает глаза, а просто ждет, когда ей на слизистую попадет что-то холодное. Миниатюрная долька мазохизма. Эта девочка, повзрослев, принесет кому-то не одну минуту абьюза – Николь почему-то уверена в этом факте. И Мэри тоже. - Карета подана, моя принцесса! – Кланяется Дэвид Адамс, вскидывая руку к открытой задней дверце машины. - Если бы мне можно было выбирать, папа, я выбрала бы метлу, - язвит недовольная Ми-Ми, залазит на свое место, пристегиваясь и натягивая на уши наушники. Она всю дорогу прослушает музыку, глядя в окно и думая о чем-то, свойственном только ее нестандартной натуре. Не спит в пути. Но иногда притворяется спящей, дабы избежать диалога, что требуют у нее люди из вне. Жаль Николь так нельзя. Пишет Мэри, чтобы узнать об их с Саяном действах. Они почти готовы отправляться, а значит, через пару часов встретятся у дома Адамсов. Успокаивает. Подруга будет рядом. Больше ничего и не требуется в эти конченные праздники. Не требуется из возможного. За окном Нью-Йорк. И все-таки красивый город. Насыщенный, густонаселенный и… Такой тяжелый. Николь откидывает голову: большая часть людей в Санта-шапках. Скорее всего, их ждет отличное празднование в кругу лучших друзей, любимой семьи и вторых половинок, посланных небом для защиты и успокоения. Последнее лучшее рождество у Остин было, когда она оказалась здесь, в Нью Йорке. Убежала из ада и остановилась в раю. С Мэри, Кортни и Меган они знатно повеселились тогда, в первый год работы Николь у Каннели в клубе. Катались на катке, пили горяченные напитки, гуляя по Тайм Сквер. Пели песни у главной елки и жили. Она жила. А теперь все просто серое. Нет духа волшебства, нет нежных добрых объятий. Ми-Ми – Гринч. Ей не интересно. Она вообще смогла бы с легкостью прожить одна на необитаемом острове. И не пропала бы, это как пить дать. Самый серьезный ребенок в мире. Ники смотрит на нее в зеркало заднего вида и видит только сталь. Медное изваяние и холодный расчет. Хорошо слышно, как в наушниках, накрывших маленькие ушки, рвет Металлика. Адамс натопил в машине - не продохнуть. Руки выскальзывают из пальто, и оно опускается к сидению. Следующее Рождество будет встречено уже с новым героем жизненной вселенной. Маленьким, еще не сумевшим обидеться на мир человечком. Он будет похож на Мэри. Он должен быть похож на нее: голубые глаза, светлые волосы. Ну и что, что Саян весь темный. И темное, как правило, преобладает. Ники знает, что будущий малыш – это и ее продолжение. Ее родная душа. Как и Мэри. Значит, он будет именно таким, каким его рисует воображение. Раньше Миллер очень нравилось имя «Джек», но на сегодняшний день оно является красным флагом и полностью под запретом. Мэри чуть не придушила Саяна, когда тот о нем заикнулся. Как и имя «Алекс». Нет! Ребенка ни за какие деньги мира ТАК звать не будут. Лучше совсем не называть его и щелкать пальцами, чтобы он обратил внимание, чем кричать имена тех, с кем ассоциируется горе и гибель. -Ла-ла-ла! – Николь скукоживается, пытаясь подавить в себе чувства ярости, когда слышит с сзади веселый голос давно подохнувшей твари. Но ей все труднее абстрагироваться. Джек весело поет, и каждая нота болезненно отстукивает свой такт в воспаленном разуме. - А твоя блять сейчас трахает девку! – пропевает на высокой октаве. В груди что-то неприятно рвется. Ники так и не знает, говорит он правду или это все же ее сознание пишет ему реплики, вытаскивая запретные отвратительные мысли из глубин души. - Ух, да здесь представление! - Адамс сбавляет скорость перед гипермартеком, где скопилось много народа в различных рождественских костюмах. Санта-Клаус у большой елки раздает подарки детям, которые пришли посидеть у него на коленях, а в отдалении струнный квартет играет Чайковского, расслабленно закрыв глаза и вознесясь к звездам. Ники раньше очень любила Щелкунчика. Бывала на балете несколько раз. Дома, в Чикаго, его играла на рояле. Она перебирала клавиши тонкими пальчиками раз за разом и представляла, что выступает на большой сцене с тысячей зрителей в зале. Но когда мама умерла, вместе с ней умерло и желание музицировать. Инструмент бы покрылся вековой пылью, если бы служащие дома не натирали его до скрипа или папаша не брал ее на пуфе, развернув к себе спиной и поставив на колени. Дэвид задорно хихикнув, поворачивает голову к дочери на заднем сидении: - Принцесса, не желаете выйти и рассказать о своих мечтах Санте? Знает же, что нарвется, но все рано лезет на рожон. Ми-Ми брезгливо морщит нос: -Может, ты сам? – вскидывает бровь.- Давай! У тебя наверняка имеется парочка желаний. Выйди и сигани на колени к жирдяю. Вот он …- Ники зажмуривается. Она прямо чувствует слово, что вертит на языке ее дочь. - У нас нет времени, Дэвид. Кэрол уже написала, что ждет. Не хочется ее расстраивать. И муж послушно кивает, все еще довольно улыбаясь. Остальная часть пути, на удивление, проходит более-менее гладко. Даже получается немного вздремнуть, увеличив громкость радио с рождественскими песнями и новогодним подкастом. Вчера Адамс сказал, что подписал Николь заявления на отпуск и вернуться к работе она смогжет только в следующем году. Новость –херня. Терпеть «семейную идиллию» две недели выше всяких духовных сил, но Ники все-таки сумела натянуть радость на свои блеклые сухие губки, в душе боясь до спазмов, что все это время придется провести в Спринг-Вэлле. Их встретили радостно. Радостно обняли, и Кэрол трижды поцеловала Ники в щеку, что не случалось никогда за все пять лет ее брака с Дэвидом Адамсом. Дом украшен на высший балл по шкале «виден из космоса». Лиам самостоятельно соорудил мини-поезд в надежде, что внучка оценит и восторженно сиганет в один из вагонов. Но Ми-Ми даже внимания не обращает. Терпеливо позволяя себя обнять, закидывает черный в серую клетку шарф на плечо и быстрым шагом следует в дом. Там пахнет праздником. Гусь в духовке, салаты в глубоких мисках, молоко парует на плите для горячего шоколада. Кэрол надменно протягивает Ники поднос с печеньем в виде рождественских фигурок. Это как в негласный завуалированный плевок, мол: так и знала, что ты не привезешь. У стены огромных размеров живая ель. Вся переливается блестками, шарами, макушкой упирается в потолок и сияет точечными гирляндами. Под ней пирамидой Хеопса выстроены подарки: от золотистых до красно-белых и обратно. - Нравится, солнышко? – спрашивает Лиам, замечая, как Ми-Ми оценивающе рассматривает украшенное дерево. – Сам Санта помогал наряжать. Девчушка звонко тянет молнию своего пуховика вниз, не обращая внимания на человека слева от нее и громко выдыхает: - Ну, конечно. Как иначе? Как может не нравится растение, что пятнадцать лет росло в лесу и было по варварски срублено за десять минут? Очень нравится, дед. – Большой палец на маленьком кулачке оттопыривается, а в глазах зажигается черная вспышка. Улыбка с лица довольного мужчины медленно сползает. Он бегает глазами по елке и не понимает: то ли радоваться словам любимой внучки, то ли принимать эту тираду за оскорбление. Ей четыре года. Она еще не должна и близко знать, что такое сарказм. Ми-Ми же сдергивает с себя куртку и бросает ее на диван с вывернутыми наизнанку рукавами. И ей глубоко побоку, что аккуратно сложенная гора ярких разноразмерных коробок у толстого ствола дерева в самом низу по большей части предназначается именно ей. Их долго выбирали, покупали и запаковывали. Но как видимо зря. В прошлом году маленькая бестия была более инициативна. Сейчас… Устроившись в отведенных комнатах и распаковав вещи, прибывшее семейство расхлябанной вальяжностью спускается вниз. На часах почти шесть. Значит, уже нужно готовиться. Ники расставляет тарелки с красной каймой на длинном дубовом столе, а сама мыслями устремляется в прострацию. Ее все так же не отпускает. Нервозность, граничащая с панической атакой. Еще и Мэри с Саяном задерживаются. Уж они-то не смогли проехать спокойно мимо праздника на Маршел-Роуд. Миллер сильно захотелось яблочных леденцов, что продавал эльф в наспех выстроенном киоске, и пришлось сделать остановку. Теперь они едут где-то, попав в буран, и Николь надеется, что их машина не застрянет в глубокой колее. Переживает. Ей одиноко, как никогда. Она кладет начищенные серебряные приборы и видит в их отражении свое серое безжизненное лицо. - Как думаешь, а твоя блядь будет праздновать? Ну сколько можно? Он не уходит почти никогда. Только пропадает на мгновение, а потом опять возвращается и открывает свою паршивую пасть. Ники пытается прислушиваться к телевизору, что включила Ми-Ми, к голосам на кухне – Кэрол явно зажала своего сыночка, радостно подстегивая его тупыми шуточками. А он смеется. Отвечает весело. Лиам куда-то уехал. - Котенок, сядь нормально, пожалуйста, - тихо обращается к дочери Николь, чтобы не привлекать внимания со стороны. Ми-Ми свисает головой с дивана, закинув ноги на спинку, а в руках «визжит» телефон. Она злобно ругается на управляемого ею героя и пропускает слова матери мимо ушей. Впрочем, ничего нового. - Ха! Какая наглючая! Из рук выпадает вилка, звонко щелкая о край тарелки, и Джек радостно заливается отвратительным смехом, а Ники вдруг понимает, что вокруг нее все начинает кружиться. Это от бессилия. Внутренняя злость пытается вылиться наружу, но ее упорно сдерживают медными крестами и кругом из соли. Только бы не сорваться. «Спокойно, Остин. Держи себя в руках!». Руками упирается о глянцевую столешницу – надо не забыть ее потом протереть, чтобы не оставались следы от вспотевших ладоней. Иначе Кэрол точно вознесет свою надменность к небесам. Посмотрит - типа с холодным пониманием – и скажет: «Ничего, милая, не всем дано доводить дела до идеала.». Николь тянет из кармана худи ингалятор и впивается в его сосок. Раз, два, три. Вроде бы становится легче. Комната перестает плыть, и гул в ушах стихает. - Мы приехали! Как же вовремя. Мэри! Ники улыбается, облизнув пересохшие губы. Но идти встречать подругу не спешит. Думает, что если сделает шаг, то есть возможность свалиться на ватных нагах. Потом опять выслушивать предположения о беременности… Она не вынесет. Тем более у дверей уже собралась небольшая очередь для приветствия прибывших. Даже ее высочество сползло с дивана. Теперь все будет легче. Стол богат. Лиам разливает вино по бокалам, а Мэри брезгливо супит нос, когда в ее сосуде оказывается свежесваренный яблочный сок. Время – половина восьмого. Нужно поесть и успеть к восьми на площадь, где уже потихоньку собираются жители Спринг-Вэлла. Они сегодня будут петь песни, славить рождение Иисуса, запускать в небо фонарики и желать друг другу добра и просветления. Как и каждый год в этот день. Как и каждый год станут подходить незнакомые люди (или их Николь просто не запоминает) и задавать вопросы об увеличении семьи, ее месячных, овуляции. Станут раздавать просто смешные дедовские советы про зачатие, а потом кто-то определенно безумный станет глупо танцевать в самом центре пощади под скрежет старого динамика на фонарном столбе, тем самым создавая стадную цепную реакцию. - Святой отец держится молодцом, - роняет Кэрол, прикрывая свой бокал ладонью от новой порции вина. Ей достаточно. Что не сказать о Николь, которая, забывшись, осушает свой до капли одним глотком и тянется за добавкой. – Этот глупый и никчемный суд высасывает из всех нас жизненные соки. Мальчишка виновен, у Бога не спрашивай, а его противный адвокатишка пытается доказать обратное. Сразу видно - безбожник. Лиам соглашается, кладя кусочек мяса себе в рот, а Ники сжимает кулаки под столом. Ну зачем нужно было поднимать эту тему? Для чего? Она кожей чувствует взгляд Адамса-младшего, сидящего напротив, рядом с матерью, но специально игнорирует его, изображая из себя мисс-равнодушие. Мэри тоже съеживается. - Мы сегодня видели, как один эльф на праздники специально учинил драку со снеговиком. – Она натягивает неискреннюю улыбку и даже выдавливает смешок. – Вот смеху-то было. Кэрол тоже улыбается, но лишь на пару секунд, чтобы казаться максимально гостеприимной, а потом ее взгляд вновь мрачнеет: - Говорят, что адвокат Пибоди – известный и дорогой. Почему он взялся за это дело? Кто ему платит? Ведь будь он здравомыслящим мужчиной, он бы никогда… - Женщиной, - выплевывает Дэвид и делает глоток вина. Кэрол приоткрывает рот. Смотрит на сына немым вопросом, но все-таки находит в себе силы, чтобы переспросить: - Что, сынок? - Адвокат Пибоди – женщина. И да. Довольно знаменитая в кругах юриспруденции. Ценник на ее услуги начинается с пяти нолей. Хотя я считаю, что не заслуженно. Там отец сыграл не последнюю роль. Тоже адвокат и тоже на слуху. Богатенькое семейство. Деньгами можно многого добиться. И компанию выстроить, и репутацию купить. А почему бы не помочь любимой дочери, если есть возможность? И плевать, что в голове пусто. Очевидные проблемы решать может каждый. А сложные… Николь несколько раз сглатывает. Нож в ладони начинает вибрировать, и она осторожно, как может, кладет его на стол, а руки прячет под стол, впиваясь пальцами в свои бедра. Мэри не на шутку начинает переживать. Слетелось воронье и клюет побольнее. Она вздергивает подбородок: - Не все в семьях так дружны, как вы. – Почти вызов из ее пылающих глаз. – Есть еще талант и любовь к своему делу. Ты же, Дэвид, не просто так стал первоклассным кардиохирургом. Это упорство и желание спасать. Или тебе отец все же помогал подняться по карьерной лестнице? - Нет, нет, нет, Мэри, что ты? Я не помогал. Дэвид сам. - Ну? Почему тогда эта адвокатша не могла сама всего добиться? У Адамса-младшего заходятся желваки, он вытирает губы салфеткой и натягивает на свое лицо добродушную улыбку. Но во взгляде очевидным пламенем плещется холод. Складывает руки на столе: - Понимаешь ли, моя профессия - она предназначена для благого. Как и, в общем, вся медицина. Мы помогаем людям. Спасаем их. Даем шансы на хорошую жизнь. И совершенно не зависим от заработка. Нет. Напротив: мы больше за идею. А юристы…- Он делает вид, будто задумывается, блуждая взглядом по столу и блюдам на нем. – Они… Они идут только туда, где выгодно. И им, по большей части просто плевать на чьи-то разрушенные жизни. Они запросто могут взяться защищать убийц и насильников. В их душах нет святого, как правило. Я много раз сталкивался, знаю, о чем говорю. Просто ораторы хорошие. А еще знают, кому на лапу дать, чтоб потешить самолюбие и выиграть. - Но вы сами говорите, что с мальчишки, который церковь поджог, нечего взять? Может, адвокат просто видит его невиновным? - Он виновен, милая. Поверь мне! Мы собирались в церковном кругу и обсуждали это. – Кэрол, будто уверенная в правоте своих слов, сочувственно качает головой. – Точно виновен. Только не признается. Глупый еще. Наделал дел и в кусты. Церковь чуть не сжёг, Айрин… - она переходит на шепот, бросив быстрый взгляд на копающуюся вилкой в салате Ми-Ми, – чуть не убил. - А я смотрела по телеку репортаж из здания суда, и мне там все показалось весьма не однозначно, - не сдавалась Миллер, рукой нащупав руку Ники и сжав ее. - Ой, не верь всему, что слышишь, милая. Мы всем поселком решили не смотреть. Лучше это время помолиться и попросить истине восторжествовать. - И весьма зря. Там показывают картину сразу с обеих сторон. – Мэри неосознанно стала повышать тон. – И пацан этот вообще не тянет на насильника. Будто его всем миром сделали козлом отпущения. А адвокат пытается вытащить его. Там такие доказательства в ход идут. Посмотрите, рекомендую. - Адвокат высасывает их из пальца. – Дэвид не собирается уступать. Тем более что они говорят о ненавистном ему человеке.- И свидетели будто купленные. Очень посредственная линия защиты, я бы сказал. - Оу, так ты еще и в юриспруденции разбираешься? – Мэри не может промолчать. Она тоже не привыкла сдаваться. - Немного. Но не скрываю, что смогу противостоять любому адвокатскому выпаду, если понадобится. – Он снова смотрит на жену. И не нужно быть гением, чтобы прочесть в его глазах отсылку на составленный им и его юристами брачный контракт. – Наша больница уже не раз доказывала мои слова. Сколько дел заводилось, да только никто не сумел уличить Грэйси –Сквер в правонарушениях и преступлениях. - Ну, всегда кажется, что чья-то работа легче! – Миллер делает глоток сока и кривится от кислоты на языке. Гадость. – Просто каждый свидетель из Спринг-Вэлла зависит от здешнего общества и от церковного патриархата. Поэтому и идут на поводу всеобщего мнения. Лиам ведет плечами: - Отец Палб никого не науськивал и не заставлял давать какие-то не такие показания. Просто люди же там были, понимаешь, милая? - Ну и что, что были? Они были ПОСЛЕ! А первыми туда заявились священник и его помощник, что ли(?) И адвокат уже нашел не состыковки. Зря ты, Дэвид, так. Соло умная. Если взялась, то вывезет. Ники дергается от произнесенной фамилии и неуверенно бросает взгляд на мужа из-под ресниц. Его лицо теперь пунцовое. Мэри произнесла триггерное слово, никогда ранее не звучащее в их среде. Запретное. Только на работе, когда Алекс числилась в клиентской больничной базе под знаком «тяжелый пациент». И только. - Я не умоляю ни чьих достижений. Пусть она хоть трижды гуру закона, да только все равно я останусь при своем: ее заслуги весьма натянуты! Преувеличены. За окном слышится залп салюта. Кто-то уже решил, что время подошло и Иисус родился. Может, просто напился, забывая о существовании часов. - У юристов тоже есть иерархия, вроде, - вступает в диалог Саян. Больше с целью не оставлять свою благоверную в меньшинстве, чем привести аргументы, в каких не слишком разбирается. – Акулы, одним словом. Конкурируют друг с другом и вряд ли бы дали этой адвокатше шанс стать настолько востребованной, если бы она была обычной посредственностью. Вот как? И Мэри чувствует, что не ошиблась в выборе отца своему ребенку, пусть и будущему еще. Она понимает, что Николь осталась в не игры не по причины своей не эрудированности. Будь иначе, за Мэри та бы стояла до конца. А теперь «до конца» нужно ей! - Именно. К тому же - я просто любитель судебных разбирательств, поэтому постоянно смотрю подобное на ТВ- ее дела частенько освещает СМИ. Ну, дела ее компании. Довольно грамотные люди, должна сказать. Сколько раз смотрела, столько раз восхищалась. - Насколько я знаю, - вырывается свозь зубы Дэвида. Он не хотел показывать злость. Но его сдержанность трещит по швам. – Ее долго не было на посту директора своей фирмы. Значит, другие люди могли тянуться к самообразованию без непосредственного участия своего, - показывает пальцами кавычки: - директора. - Ты предвзят! Боже, градус повышается, и Николь несдержанно сжимает руку Мэри своей. -Абсолютно нет. Мне нечего делить с этой особой. Говорю совершенно объективно, -да, уж, конечно. – Соло –профан. - А я могу поспорить, потому что она не раз доказывала обратно. Она знает то, чем занимается. И как юрист, и как… - нет! Ники еще сильней сжимает их руки под столом. Адамс не знает про клуб! –директор… - А две девушки в нашей стране могут вступить в брак? Бам! Гроза в декабрьский сочельник прямо над уютным праздничным столом. В секунду воцаряется тишина. Звон каждого слышен в ушах, как оружейная очередь, и все присутствующие синхронно переводят глаза на расслабленную Ми-Ми, брезгливо отталкивающую вареную брокколи на край тарелки. Зрачки Николь расширяются. Она едва может переключить разум с режущей ее без ножа темы на еще одну, не менее щепетильную. Но у нее нет выбора. Сердце еще не отошло от почти фатального проигрыша в скрытой битве, постоянно ждущего предательства мужа, а уже новый виток горечи скопился у гланд и вот-вот выйдет наружу. Будто все злые духи сегодня тоже собрались здесь и тычут острыми когтями обычных людей под ребра, заставляя их разум нести все, что в обычной повседневности даже в голову не взбредет. - С чего такой вопрос, котенок? – почти шепчет она, устремляя карие глаза на свою дочь, спокойно сидящую слева. Девочка берет руками кусочек мяса и сует себе в рот. - Просто вопрос. – Жмет плечами, а Лиам закашливается, подавившись фасолью. – Могут или закон запрещает? Кэрол уже почти схватилась за сердце: - Что ты, внученька? Две девушки не могут вступить в брак. Бог осуждает такие отношения. Но Ми-Ми не реагирует на ее реплику. Будто и не слышала ничего. Смотрит по очереди на отца, затем на мать. Вскидывает бровь в ожидании ответа. - Могут, - не сдерживается Мэри, а Саян легонько толкает ее в бок. Лицо Дэвида наливается серостью. По губам, что вытягиваются в тонкую натянутую нить, видно, как он настороженно яростен. Салфетка из его рук отправляется в сторону миски с салатом и там прячется, будто боится, что именно на ее неровных шарообразных боках Адамс-младший выместит всю злость. Он прочищает горло, откладывает вилку и несколько раз промаргивается: - То, что разрешено законом, не всегда правильно, солнышко. Брак не может быть нормальным между людьми одного пола. Это патология. Болезнь. Такие индивиды психически не здоровы. Их нужно лечить. Иногда даже принудительно. – Его голубые глаза вдруг находят Николь, и он въедается в ее лицо, словно серной кислотой. - А что тут больного? Чем отличается брак между мужчиной и женщиной и женщиной и женщиной? - Ми-Ми, пожалуйста, хватит! – шепчет Ники. - Но это нормальный вопрос для моего развития. Чем отличается? Струна рвется. - Я сказала: ХВАТИТ! Сегодня рождество! И темы за столом должны быть отфильтрованы! И в твоей голове ТОЖЕ! Доедай и иди собираться! Нам нужно уже выходить на площадь! Там, наверняка, все собрались! Не такой праздник был запланирован. Все вокруг искрит, будто сейчас взорвется. И ОН ядовито хихикает где-то на втором этаже, в полумраке комнат. - Я больше не могу, - роняет слезы Николь, стоя у раковины и натирая тарелки до чистого скрежета, когда они с Мэри остаются одни по причине «плохого самочувствия» второй. Она не могла позволить семейству Адамс потащить подругу на святое торжество, когда знала, что творится у той в душе. Не могла отдать ее на растерзание, оставить под грудой всего, что на нее свалилось. Она - хорошая подруга. Она чувствует! «Вы идите, а Ники побудет со мной». И все послушно ушли, хоть Адамс-младший тоже порывался остаться. Миллер с силой отрывает Николь от льющейся холодной воды разворачивает к себе и прижимает. - Они просто уроды, Никс. «Мы собирались в церкви и решили…» - гнусаво передразнивает голос Кэрол. – Будто она вообще может в чем-то разбираться, кроме подтирания слюней своему сыночку. Тоже мне, прокурор мирового масштаба. Решила она. Не терзай себя. Я рядом и не дам тебе расслоиться. – Нежная рука поглаживает напрягшуюся и сотрясающуюся в рыданиях спинку.- Слишком. Слишком много для одного человека…-Это она про говно, преобладающее в жизни Ники, как обыденный жизненный фон. Немного отстраняется, но до конца не выпускает подругу из рук. Тянется, цепляет недопитую бутылку вина: - Пей. Тебе нужно! Жаль, что я с тобой не могу. Курить хочешь? Николь удивленно поднимает на Мэри свои заплаканные глаза: - Очень. И Миллер довольно мигает веками: - Пошли. Я знала, что рано или поздно ты захочешь, поэтому запаслась. И Ники в очередной раз понимает, как сильно она любит свою подругу. Как дорог ей этот человек и, что его никто не сможет заменить. Никогда. Она и сама готова ради него на все. Даже на преступление. Сегодняшний сочельник стал очередным испытанием. Завтра все наладится, и люди вокруг будто забудут о случившемся. И на завтрак Кэрол подаст вкусный горячий шоколад с горой полыхающей карамели на блинчиках. Да только в душе Николь теперь одной болезненной дырой больше. Той, что зовется побежденностью. Той, что не затянется самостоятельно. Той, в которую она будет в своих мыслях возвращаться каждый раз, когда останется наедине сама с собой. В той, в которой она будет умирать – снова и снова, и снова…