Лего. Последний итог

Ми-Ми больше не хотела сидеть в своем кресле- не выгодно, как не посмотри, а смотреть есть на что. Она уселась посредине, пихая Миллер ближе к окну, раздуваясь в размере, будто не ребенок, а мини-носорог, что переел на днях, и, умостившись, наконец-то, теперь она может глазеть на новоявившуюся гостью, бесцеремонно нарушившую запланированную идиллию трех вселенной связанных людей. Почти глаза в глаза сквозь отражение. На торговой тележке они  с Мэри приволокли пакетов пять с разного рода провизией: от каш на завтрак, до сушеного говяжьего мяса для просмотра парочки комедий по ТВ. Создалось впечатление, что отдых намечается вовсе не трехдневный, а трехнедельный, как минимум, и не вблизи цивилизации, а где-то далеко за ее пределами - на необитаемом острове Индийского океана. Хотя огромные пакеты с фруктами противоречили этой теории. Ники мягко поинтересовалась все ли в порядке, как только маленькая настороженная химера уселась, нервно заталкивая под капюшон толстовки волнистую прядь, и очень ГРОМКО замолчала. За нее ответ держит запыхавшаяся и от быстроты передвижения Мэри. Ей жарко, щеки раскраснелись, поэтому первым делом на заднюю панель летит ее коричневое теплое пальто и вязанный шарф: - Ой, да, - она захлопывает дверцу и протяжно выдыхает. – Правда, едва нашли эти злосчастные йогурты с синей эмблемой, да мелкая заноза? Острым локтем, Миллер толкает Ми-Ми в бок, но та – скала и кремень - продолжает пялить на Алекс в зеркало заднего вида и не вооруженным глазом можно с легкостью наблюдать, как у нее за секунду в голове вспыхивает миллион мыслей одновременно. Смотрит исподлобья и молчит. Соло чувствует этот не по-детски тяжелый взгляд, где-то на переносице, но игнорирует его, равнодушно заводя машину и направляя ее по нужному пути, выстроенному в навигаторе. Больше всего в путешествии Ники любит фон. Запредельную атмосферу внешнего мира. Она так быстро меняется, так скоро плывет, но продолжает манить своей незаурядностью, сколько бы пройдённых километров не показал спидометр. А для взора художника визуализация – сродни новому открытию физика, или воторгу ученного, изобретшего вакцину от синдрома Туретта. В душе Николь все еще художник. Она видит иначе, чувствует двояко. Ей все больше мир вокруг кажется кляксообразным или насыщенно-неординарным. И сейчас дважды гармонично и очень ярко - будто у психически нестабильной (не ново). Может дело в окружении? Рядом попутчики один к одному. Словно из мечты или сна… Вроде бы все именно так. Вроде бы не может быть лучше, да только у Ники почему-то трясутся колени. В горле сушь стоит – не выдохнуть, и она очень боится посмотреть назад. Ее дочери четыре года, а ментально все сорок. Она не просто так сейчас «затаилась». Не просто смотрит, щуря глаза. Она думает. В ее голове рождаются алгоритмы – за секунду до тысячи. Всхлопываются импульсы и течет недоверие по венам. А этот скотский телефон в ее руках молчит. У него даже дисплей не загорелся ни разу. Не к добру. Воздух вокруг накален, что хочется снять одежду. Скинуть все, облепиться полотенцем и вместе с ним сигануть в ледяной бассейн. Но это было бы странно, учитывая, что вокруг один асфальт, и чмякнуться об него голой, с полотенцем подмышкой, беспрекословно было бы знаком для скорого получения прямого билета в дурку. Уж куда проще просто затеять разговор, но Николь не может. Слова иссякли под подкоркой, а воздух через нос поступает лишь по левой ноздре. Правую забетонировали нервы. Карие глаза лишь пялят в сгущающиеся сумерки за окном, а пальцы барабанят бит песни из динамиков. - Ми-Ми, хочешь сок? – Спасибо небесам за Мэри! Спасибо за ее умение понимать ситуацию в самые первые секунды и тут же бросаться в «атаку», чтобы предотвратить коллапс. Девочка вдруг резко откидывается на сидение, хотя до этого была вытянута в струну и громко выдыхает. Ее реакция больше похоже на ту, с которой человека вытаскивают из транса, выводят из гипноза. Из какого-то забвения или отрывают от медитации. - Нет. Не хочу. – Клацает кнопка блокировки на телефоне,  значит, добро пожаловать в обыденность. Принцесса расколдована волшебным словом матушки-крестной. Иконка с игрой терпит прикосновение не нежного маленького пальчика. Дышать становится легче – словно кто-то окно открыл, и воздух свежий впустил. Николь высовывает лицо между сидениями: - Я хочу. А какой у тебя сок? - Яблочный и апельсиновый. Может, все не так уж и плохо пройдет. С Ми-Ми можно договориться, ее можно склонить в свою сторону. Пусть на детском личике уже играет целая тонна вопросов – ну и что? У Остин бурлят эмоции, но внешне она само спокойствие. - Апельсиновый, пожалуйста. Ми-Ми, ты же любишь цитрус. Может, все же хочешь? Ох уж это материнское унижение перед чадом. «Не хочешь ли поесть, не будет ли лучше, если ты поспишь». Слепая родительская любовь идет в комплекте с капризным маленьким комком, что «ездил» в тебе месяцами, ел с тобой одну еду и больно пинался, когда ему становилось скучно. Николь спокойно реагирует на отрицательный поворот головы, даже не смотрящей на нее дочери. Забирает сок у Мэри и вновь принимает прежнее положение. Ее губки обхватывают соломинку и на язык выбираются густые прожилки мандарина. Она не любит с мякотью. Передергивает плечами, стараясь быть не такой очевидной. Сок еще и кислый. Смотрит на упаковку: мандарин-лимон. Ну конечно. Извращение вкуса. Ми-Ми так же продолжает отрешенно тыкать по сенсору телефона, но на тихое «Хочешь?» произнесенное материнским ласковым голосом в сторону водителя, ее черные бусинковые глаза все же поднимаются. Заметка в детском мозговом блокноте: «Сок не любит». И галочка напротив пункта: «Мало говорит». Второе уже давно подмеченный факт, но сейчас – это еще одно подтверждение теории молчаливости со стороны черной, пахнущей тяжелым парфюмом и сигаретами, гостьи. Напряжение в теле Николь начинает потихоньку спадать. Она не успела обмыслить, как себя вести, как дочери подавать их встречу с Соло. Она вообще думает урывками. Как-будто иностранный студент: нихрена не понимает, но кивает. Николь видит за окном покосившийся дом и сравнивает его с самой собой. Вроде бы и аккуратен, вроде бы даже безопасен с виду ( если не брать в расчет его неестественный наклон), но все равно заброшен. Не востребован. Обшелушен и ущемлен. Следить за домом некому, некому поддерживать в нем уют... Такому строению срочно нужен кто-то. И если это «кто-то» не успеет, то в скором времени дом либо завалится, либо его разнесут мародеры (если уже не сделали этого). - Долго еще ехать? – Ну, хоть какой-то голосовой знак из маленького ротика. Заговорила-таки. Николь бросает взгляд на навигатор перед собой: -Чуть больше двух часов. А что? - А то, что я уже долго терплю и стоит сделать остановку на какой-нить заправке!- Это Мэри влезла. Они, скорее всего, могли бы уже приехать, если бы каждые десять минут беременная мадам не просилась в туалет. Два раза ходила сама, один раз с Николь (расспросить детали встречи на Эльбе – святое дело). Но была не удовлетворена, получив разнос за сговор с Соло и за то, что умудрилась поставить Ники в тупик перед дочерью. Миллер обиженно насупилась, так остервенело терла руки под водой, но когда нежные ладони подруги обвились вокруг талии и плеча коснулся теплый поцелуй с тихим «Спасибо, родная» - настроение тут же выровнялось. И вот сейчас опять мочевой пузырь просил опорожнения – не надо было целую пачку сока оприходовать за раз, но такова гормональная потребность «загруженного под завязку» организма. Следует смириться. Теперь настала очередь тащить с собой девчонку, увлеченную игрой, и старающуюся притвориться невидимкой, лишь бы не заметили. -Нет! – орет она, даже не дав Мэри закончить. – Я не пойду! - Ну, Ми-Миииии!  Ну, я одна не могу. А твоя мама меня уже водила!- стонет Миллер слезно. – Сходи со своей крестной, пожалуйста. Я боюсь в обморок упасть. Так, ты хоть помощь приведешь. - Да мы же знаем, куда ты пошла!- недовольно бурчит та. - На этом самом месте будем тебя ждать. Если будешь отсутствовать больше пятнадцати минут, то мы, я обещаю!, сразу же к тебе прибежим. - Но я могу удариться головой! Могу перепутать выходы. Могу наорать на кого-то, кто ударит меня по животу. Звук мотора в телефоне сливается с шипением сквозь зубы: -Не выдумывай! Пара метров до туалета, а мне одеваться сто лет. Николь становится жалко подругу. Особенно, когда она видит ее обиженное личико в зеркало: - Я схожу с тобой. – Руками тянет пальто из-за спины на плечи, чтобы по приезде быть чуточку быстрее и не тратить время зря. - Ария! – Синхронность в подскакивании сравнима только с движениями синхронисток в плавании. Соло ведет машину ровно, без резких толчков и торможений. Она, черт возьми, превосходный знаток своего дела, и время суток для нее не играет особой роли. Расслаблена. Ей будто не доставляют дискомфорта авто, слепящие дальним светом. Даже больше: на своих машинах она установила самые яркие лампы для дальняка. И это нужно совсем не для лучшего обзора. Это нужно, чтобы дегенерат, не знающий правил приличия на дороге и не переключающийся с дальнего на ближний вовремя, слеп, когда Соло в десяти метрах резко врубала свой «светолуч». Пару раз она наслаждалась, слыша как встречное авто заносит. У Миллер, к сожалению, дальний свет – обычный. Слишком не ослепить, но зайчики в глазах оставить все же можно. Чем она и занимается последний час. Черные глаза колко упираются в зеркало, в точности оседая на внимательном личике удивленной девчушки, у которой так открыт рот, что Алекс хмыкает. Они уже подъехали к заправке, где Миллер сможет облегчить свое существование в не совсем чистой туалетной кабинке. Плавное торможение:- Ты же в курсе, что тебя ТАК зовут, да? Мэри и Николь на автопилоте переводят взгляд на Ми-Ми – выглядит это иронично. А та все еще прожигает Соло сквозь зеркало удивлением, но потом ее брови очень медленно опускаются к переносице, чтобы сойтись в парном танце задумчивости. Молчит целую минутку. Только моргает, шурудя глазами по пространству, как-будто щупая рукой диван в поисках телевизионного пульта. - И? – выдает, опять сцепляясь в отражении  глазами с Алекс. Играет. Она для четырех лет играет отменно. Стоит задуматься о будущей профессии. - И именно ТАК звучит твое имя. А тот звук, которой издает окружение, чтобы тебя… подозвать, именуется ПРОЗВИЩЕМ. В простонародье – кличка. Но Мэри не согласна. Вспыхивает как пороховой фитиль и натягивает спину: - Извините, что? - Милая, - Ники чувствует, что Остапа может понести. И его несет. -Нет уж, Никс. Чем тебе «Ми-Ми» не угодило? Николь с восхищением глядит на профиль совершенно спокойной Алекс, пока в воздухе вибрируют нотки безумия. Черная смоль расслабленно распластала правую руку на руле, а левую - на дверном подлокотнике, и хрен кто сумеет ее вырвать из этой нирваны. Особенно гормонально нестабильная блондинка. - Больше подходит на звук, когда наступаешь на собачью игрушку. Ощущение, что вы потенциально подготавливаетесь опозорить человека на выпускном перед большим скоплением людей. Личность формируется с рождения, а не с периода, когда молочные зубы сменяются постоянными. Или может… - Соло откровенно впивается взглядом в притихшую Ми-Ми все так же сквозь зеркало. – Ты идентифицируешь себя как хомяк? Ну, или шиншилла, не знаю. Может, золотая рыбка? - Нет! – Еще чего? Девчушка в возмущении. Плавит глазами воздух, как в химическом эксперименте. Ее лицо исписано негодованием, а руки со скрежетом сжимают телефон. – Я не животное, а человек! - Тогда почему позволяешь давать тебе кличку? Ладно, когда два слова связать не могла. Но ты же сейчас, как лично мне утверждала,  УМНАЯ.  Одаренная. Не коробит тебя от этого кваканья в твою сторону? На перепонках гудит тишина, что сродни вакууму в плотно закрытой банке. У Николь жжет в горле, а Мэри все еще обдумывает, чтобы такого сказать, чтоб уложить Соло на лопатки одним ударом. Задумавшись, до крови сгрызает ноготь на большом пальце. Но аргументы не идут в голову. Приходится довольствоваться малым: - Это просто ласковое прозвище. Близкие родственники имеют право называть детей ласково, Алекс. Умиляться детством до самой их свадьбы, целовать в щечки и все так же считать ребенком, независимо, сколько чаду стукнет лет. Неужели нельзя было просто поиграть в дорожную игру? -  Даже если от этой «милоты» ваше ЧАДО каждый раз хочет провалиться под землю? - Да не хочет оно… Ники, скажи ей! Если ты, Соло, не знаешь, что такое хорошая семья, то лучше помолчи! Алекс ухмыляется, а Николь наоборот негодует. Не так все должно было пойти! - Пожалуйста, прекратите перепалку! У меня уже в ушах шумит! Саша! – Она делает резкий поворот головы в сторону Соло и порицательно смотрит на все еще довольную атмосферой черную ведьму. И будто отмашка режиссёром, Алекс заливается смехом. Она старается делать это менее вычурно, но ей действительно смешно. Кидает взгляд на опешившую  Ники, но остановить себя не может. Смеется в разы сильнее. На глазах уже есть заметная влага: - Про-сти, - у нее едва получается сказать, - Прости, маленькая моя. – И Ники леденеет, когда Соло захватывает ее руку и подносит к губам. Целует колючим, горячим поцелуем, который разливается по всему организму ежиками и электрическими угрями. – Просто, я представила, как мои…кхм… «близкие» люди зовут меня чем-то подобным… - И снова смех. Только теперь не сдержанный, громкий и бархатный. – Я бы сожгла их в собственных кроватях. Но… Они не осмелились бы, я знаю наверняка. Подумай, - теперь Алекс повернута в сторону замершей Ми-Ми. Неожиданно и немного пугает. – Пока будешь сопровождать свою нетерпеливую крестную в уборную, нужна ли тебе эта «издевка» в дальнейшем. Ведь, чем раньше ты от нее отвыкнешь, тем будет лучше для твоего эго в будущем.                                                                                                                                         /// Ники кажется, что дорога вечна. Всему виной большое количество впустую потраченного времени: пока они останавливались в кафе и на заправках, по нужде Миллер, пока покупали пончики, с которых тугими каплями стекал жир, пока убирали в багажник детское кресло, потому что, видите ли, Ми-Ми оказалось слишком мало места, чтобы развалиться, укладывая голову на бедра крестной, и вытянуть ноги. Вот уже и ночь настала. Соло так медленно ездила разве что в коляске, когда была младенцем. Но она все так же остается спокойной. Ей удалось-таки в туалете кафе, в то время, когда Мэри и Ми-Ми скупали все, что скворчало, тошнотворно пахло, и оставляло след на любой поверхности, облюбовать губки Ники, от жадности прикусывая их до крови. Пальцы больно сжимали ягодицы, пока язык властвовал в своих владениях и вспоминал притупленное благо. Воздух вокруг нагрелся, а желание царапало деревянные стены нетерпеливым стоном. Жар между телами мог приготовить не плохое барбекю. Руки сразу же полезли под пояс штанов, но Николь вдруг очень резко отпрянула, с характерным чмоком разорванного поцелуя, когда двери туалета противно заскрипели под чьим-то натиском. Соло раздосадовано облизала губы и тяжело задышала, стараясь унять нереальное возбуждение. Ее злило, что нужно прятаться. Раньше они могли не только целоваться на глазах у смущенных, а иногда шокированных людей. Они могли откровенно лапать друг друга. А теперь, Ники шарахается от каждого внезапного звука. - Саша, а ты давно на байке ездишь? – спрашивает Ми-Ми, кладя в рот очередную чипсинку. Коммуникация между людьми, напополам делящими нежное сердце Николь и больно ранящими его разными/одинаковыми действами, немного настораживает, но в тоже время греет. В свете фар видна лишь прерывистая полоса, мелькающая в быстром ритме. Фонари кончились, по обеим сторонам лес. Они уже близко. Участок природный, и Ники на дисплее своего телефона видит, что сети нет. Но нисколько не волнуется. Даже где-то наоборот, радуется. Напишет Адамсу позже, что они добрались. Он ей писал двумя часами ранее. Спрашивал, как проходит поездка. Но при Соло Николь не хотела ему отвечать. Она вообще не хотела, чтобы Алекс думала об Адамсе (на прямую или косвенно). Дождалась остановки и напечатала о том, что все хорошо, в кабинке уборной. В полумраке Соло еще более красива- можно залюбоваться. И Николь любуется, в пол-уха следя за разговором, пока Мэри играет в Энгри Бердс и на всю машину шипит, когда одна долбанная птица не падает. - Меня зовут «Алекс», Ария, и да, довольно давно. Как четыре возраста твоего существования, примерно. Малышка замолкает. То ли потому что ее поправили в обращении, то ли считает, сколько примерно лет Соло в седле. Для Остин упоминание мото Алекс – это отмашка для глубокой грусти и воспроизведения на проекторе памяти в голове несчастливых флэшбэков. Соло чувствует ее настроение. Более того, она его перенимает. Приоткрывает окно, чтобы успокоится и покурить. Миллер было как-то, в начале пути, повозмущалась, что салон ее машины провоняет дымом, но нарвалась лишь на отрешенное равнодушие и махнула рукой. Сейчас она и вовсе не хочет лезть на рожон. Сидит, играет, подворовывая чипсы у крестницы. - Тоже себе куплю, как выпущусь, - гордо бросает Ми-Ми, поднимая голову с колен Мэри и садясь в позу лотоса на сидении. Но руки ее дергаются, рассыпая по салону горсть сушенной картошки, от звонкого «НЕТ!» со стороны пассажирского переднего сидения. Громко-то как. - Ты ни за что не купишь мотоцикл. Ни в ближайшем будущем, ни в далеком, поняла меня??? Ария вдруг обиженно напрягается: -Ты не сможешь мне запретить, когда я мне стукнет восемнадцать! Ники просовывается между сидениями и ее взгляд – чистое зло – Миллер громко сглатывает. - Смогу! И ведь не шутит. Ее ноздри раздуваются, а дышать становится тяжело. Ей нужен ингалятор. Она хрипло тянет воздух. - В бардачке есть!- заботливая Мэри. Она самый лучший человек на свете. Алекс наблюдает, как Николь судорожно всасывает тяги из пластиковой вещицы. Это тоже ее вина. Все, вокруг творящееся – ее вина. Сжимает руль. Где-то на горизонте виднеется свет. Они близко. - Я буду совершеннолетняя и стану делать все, что… - Я писать хочу! Очень вовремя. Мэри вряд ли желала конфронтации дочери и матери, а ее мочевой пузырь как раз в этот момент подоспел, стучась снизу и моля о пощаде. - Миллер!- огрызается Соло, и под ее ладонями скрипит кожа руля. – Мы почти приехали. Каких-то десять километров осталось! Но не тут-то было: - Через десять километров вы все захлебнетесь моей мочой, хочешь? А, Соло? Гортанный рык в ответ: - Лес вокруг! - Ну и что? Я, в отличие от тебя, не неженка! И полевые условия мне не в новинку! Стой, говорю тебе. Алекс уж было открывает рот, чтобы окрысится и наговорить три дюжины брани, но чувствует, как  на ее бедро ложится горячая ладонь. Она поворачивается в право - Ники все еще не может отдышаться, поэтому вместо слов она действует. Смотрит жалобными глазами, что умоляют сдержаться. Уже достаточно гавканья со стороны малого семейства Адамс. «Пожалуйста» - шепчет губами. И Алекс капитулирует. Дёргает руль в сторону и плавно тормозит у обочины. Свет даруют только фары, за их зоной правления – полная тьма. Участок с дикой неухоженной порослью, а в метрах в ста начинается непроходимый лес. Мэри яростно мигает глазами и щелкает дверной ручкой, но Ники ее опережает криком: - Куда раздетая? Там минус! - Я быстро, Никс. А намочить пальто не хочется, как-то! Ми-Ми кривится: - Фу! -Щаз со мной пойдешь, по-ерничай еще, давай! Девчонка тут же вскидывает руки, в знаке отступления. Ей точно не по нраву сейчас тащиться на мороз, чтобы постоять и послушать, как Мэри выпускает наружу из своего  нутра недавно выпитый сок. А то еще и увидеть, не дай Бог. Напряжение в машине со всех сторон. Но это только притирка. Начало, ведь так? Николь костьми ляжет, чтобы сгладить атмосферу среди ее любимых людей. Ми-Ми пытается рассмотреть силуэт крестной за тонированным окном, где вовсю гуляет ночь, и разочарованно цокает, не получив желаемого. Шурудит рукой в пакете чипсов и звонко хрустит ломтиком, пытаясь не коснуться пальцев губами. Она брезглива. Ногти не грызет, остатки еды с рук не слизывает. У нее салфетки в личном рюкзаке кончаются быстрее, чем вода в питьевой бутылке. Вытерев об сидение остатки масла с картошки, Ми-Ми жмет на кнопку окна, чтобы опустить его. На звук реагирует Ники: - Милая, закрой, не хватало тебе заболеть. - Это ты быстрее заболеешь. Истина. Ребенок болеет редко. Можно сказать, крайне редко. Темные глазки прищуриваются, пока холодный поток ветра теребит кончики волос и ледяной стружкой забирается в нос. Ми-Ми высовывается еще больше, но, почувствовав, как под ней стекло приходит в движение, тут же заныривает обратно. - Эй! – фыркает в сторону Алекс и опять подается к кнопке. Но та больше не реагирует. Заблокирована. – Че за лажа? Опусти! - Только, если ты нос свой высунешь, а я его прищемлю. У Николь опять потеют ладони от нервов. - Ми-Ми, пожалуйста. Мы приедем, и ты насладишься воздухом, я обещаю. - Да я просто хочу посмотреть, где Мэри! Вдруг она свалилась в яму или ее болото засосало. - С ней все нормально. Я ее вижу. – И правда. Ники видит силуэт своей подруги, точнее половину силуэта, среди густой травы. Но девчонка не желает успокаиваться: высовывается между кресел и тянется в сторону окна с материнской стороны: - Где? Я не вижу. – Вытягивается, почти полностью перебираясь на колени Николь. - Боже, Ми-Ми!- корчится та, когда больно получает коленом в живот. - Упс, я не специально. Просто видеть хочу. Ну, где она? Дурдом. Алекс наблюдает за этой картиной и тянется к пачке сигарет на панели. Это какое терпение нужно иметь, чтобы давать мелкой соплячке столько поблажек? Чтобы сделала она? Лучше не углубляться. Но с точностью до девяносто девяти целых и девяносто девяти сотых ЕЕ ребенок в этом возрасте уже познал ВСЕ грани дозволенного и все границы запрещенного. - Ты весишь, как слоненок.- Николь пытается умоститься удобнее и убрать колено дочери со своего живота. Приподнимается выше: -Усядься, пожалуйста? - Ты меня обманула? Нет там … Ми-Ми шарахается так, что ее руки впиваются в бедро Алекс, а голова затылком упирается ей в грудь, когда резко перед темным окном появляется Миллер. Соло чувствует, как бешено, колотится маленькое сердечко. Забавная картина. Дверь открывается: - Эммм… - Мэри быстро бросает взгляд на крестницу влитую спиной в Соло и, прикусывая губу, как можно тише продолжает: - Никс, у нас проблема. Николь тут же выравнивается. Что-то с ребенком? Кто-то укусил подругу, пока она справляла нужду? Что? Бегло и рвано осматривает Миллер с ног до головы и обратно. Поверхностно все нормально: - Что…- начинает, но Миллер быстро опускается к ее уху. Как не прислушивайся- не услышишь. Николь замирает на секунду. - Пойдем. В машине остаются только хмурая Алекс и ошарашенная Ми-Ми, которая стремглав перебирается на пассажирское сидение, чтобы приклеится к окну. Не видно ничего. Дышит на стекло, нервно трет его рукавом. Но не помогает. Тогда она, не дожидаясь приглашения или порицания (коим Соло вряд ли бы ее наградила), дергает ручку дверцы и выскальзывает на улицу. Ноги тут же замерзают – сапоги, тихо мирно сброшенные еще час назад, остались досыпать в машине на коврике, как и куртка, брошенная черти-как в самый угол. Но это ее не остановит. Она видит два силуэта поодаль и несется туда, не разбирая дороги. - …Я чуть богу душу не отдала, когда наткнулась… -Собака! – шокировано округляет рот запаханная девочка, глядя на лежачую под слоем снежинок мохнатую и очень грязную зверюгу. Николь тут же включает режим матери: - Ми-Ми! Раздетая, да еще и босая! Быстро в машину! Но поздно. У девчонки отключились все функции, кроме шока и тревожности за малую жизнь, трясущуюся всем тельцем и тихо скулящую. Страх застывает в детских глазах, когда она присаживается и с остервенением сбрасывает снег с промокшей шерстки раненного существа. На кончиках пальцев ощущается что-то липкое. Ми-Ми подносит ладонь к глазам, щурится для фокуса. Ей нужно видеть- это кровь. Выдыхает со звуком и тут же поднимает глаза на мать: - Что с ней произошло? - Сбили. – Троица подпрыгивает от внезапности, и прикрывают глаза руками, когда Алекс включает фонарик на телефоне. Светит в цель. В заснеженном гнезде с примятой внутрь обмороженной травой лежит не большой и такой покинутый всеми зверь: он дрожит, вибрируя под ручонкой наполненной страхом девочки и тихо «молит о помощи». С сигаретой меж губ Соло присаживается на корточки рядом с Ми-Ми – та инстинктивно двигается в сторону, уступая место взрослому человеку, на которого можно искренне возложить все надежды (он же взрослый).. – Не хилый удар для такой маленькой собаки, конечно. – Алекс оглядывается на дорогу, что-то вычисляет или обдумывает, но потом вновь возвращается к той тишине, которую породил ее голос: - Либо оттащили ее сюда, типа милости ради, либо доползла. Но, - она светит на притоптанную травяную борозду, ведущую к асфальту: - Я склоняюсь больше ко второму варианту. - Мамочка, пожалуйста, помоги ей! Ты же врач! – И Мэри и Ники столбенеют от дрожания голоса ранее без эмоционального ребенка. Может она замерзла? Конечно, да – продрогла вся насквозь. Но ее не загнать в машину, она не оставит раненное животное. -Мамочка? - удивляется Миллер, наклоняясь к уху подруги. Николь сглатывает: - Но я же не ветеринар, маленькая моя. - Ну и что? Осмотри ее! Она не должна мучиться! Мы сможем ей помочь! Возьмем с собой, а завтра… - Что? Нееет!- вступает Мэри. – Я не смогу ехать в этой вони, уж прости, ягодка! - Но … Но не далеко совсем осталось! -Да меня от любого запаха воротит, ты и сама знаешь! - Мэри, ты сможешь потерпеть. Я знаю… - Я не смогу! Псиной будет нести, Ми-Ми! И потом моя машина век не отмоется. Николь опускается на колени. Ее дочь права – нельзя бросать, даже не попытавшись спасти. Кто бы перед тобой ни был: человек , животное, насекомое. Всегда нужно уметь сострадать! Замёрзшими пальцами Ники перебирает шерсть собачки, пытаясь отыскать, откуда у нее идет кровь. Сердце сжимается в узел от надрывного детского голоска, что пытается противостоять любому, невзирая на свои несформированные силы, который жаждет помочь. - Ты не жестокая, я же знаю, - Ми-ми уже откровенно на взводе. В ее глазах собираются слезы, и злится от своей слабости она еще больше. Но держится из последних сил. Борется. - Открытый перелом на задних лапах, и с глазом что-то, - констатирует тихим голосом Николь, поднимая глаза на Мэри. Та, топчется с ноги на ногу, фыркает и продолжает упрямиться. Зачем вообще она притянула их всех сюда? Ехали бы спокойно. Уже расселялись бы. - Давайте поедем, выгрузимся. Потом застелем салон пленкой, и вы вернетесь за ней. Ми-Ми гладит собаку дрожащей рукой, а сама желваками играет из стороны в сторону: - Она замерзнет тут через час! - Ну, до этого же продержалась! - Судя по снежному слою на ней это было часа полтора назад, - Алекс швыряет окурок сигареты в сторону и встаёт. Николь встает тоже. Она пытается нежно поднять дочь, глядя как утопают в траве ступни в тонких носочках. - Нет! - брыкается та. - Милая, пожалуйста. Тебе нужно в тепло. Ты уже как лед. - Я без нее не пойду, - тычет в сторону грязного дышащего через раз клубочка. – Поезжайте без меня!!! Бросайте! Рычит, истерически дергая плечами и конечностями, не позволяя себя трогать. Но вдруг ее тело за долю секунды отрывают от земли, не давая времени опомниться, и спешно, хрустя снегом, несут в сторону машины. Детский разум приходит в себя только на полпути, когда два людских силуэта отдаляются все дальше и дальше, а комочка в предсмертной агонии и вовсе уже не разглядеть. - Отпустииии!!! Отпусти меня!!! – молотит кулаками во все стороны, но не чувствует, попаданий. Ноги идут в ход, да тоже мимо выходит. Глаза ничего не видят. Кто ее схватил? Кто так подло поступил? Щелчок двери, и Ми-Ми не нежно опускается на заднее сидение, а перед ней появляется грозное с тенью на половину лицо Алекс: - Сидеть! –шипит она, а в глазах море льда, как и в вибрато на низкой октаве. Девочка в ступоре слушается. Не смеет дернуть и пальцем даже, когда захлопывается дверь и щелкает замок. Дышит через рот, ощущая в висках пульсацию, а на языке горечь. В окно вновь ничего не видно. Взметнув головой несколько раз, приходит в себя и хватается за ручку, чтобы опять выбежать ко всеми брошенной собаке. Но замок не поддается, какую силу ты не применяй – только вырвешь с корнем. Опять досадливо рычит на весь салон, стукнув руками и ногами спинку сидения, как боксерскую грушу. Останавливается, чтобы перевести дыхание. В голове рождается очередной план: ловко перебирается на переднее пассажирское сидение, тянет дверную ручку там, но все так же остается запертой в стенах неживого пространства прогретой автотюрмы. Зато теперь можно разглядеть три силуэта стоящих поодаль. Этих предателей и Иуд. Стекло тоже заблокировано. Чертова Алекс поставила на сигнализацию – не выбраться без ключа. Девочка затихает. Старается прислушаться. И только ветер поет ей за утробную песнь. Она хнычет от бессилия. Замирает, а потом ее сердечко вновь трепещет и пускается в галоп, когда трое «теней» начинают движение в ее направлении. Машина дважды мигает фарами, и двери перед запыхавшейся в битве со сталью малышкой отворяет Ники, которая быстро пресекает попытку побега дочери, когда та за мгновение успев осмотреть ее пустые руки, пытается вырваться наружу. Остин едва удерживает маленькое тельце, пытаясь сесть и закрыть за собой дверь – силы на адреналине в организме ее дочери выросли в тройне. Сзади тоже слышится движение – Мэри пыхтит и тянет свое пальто с полки. Она просто оледенела, пока разруливала всю создавшуюся ситуацию. Ми-Ми быстро зыркает в ее сторону – руки так же пусты. Скулит, опять начиная сопротивление: - Пусти меня!- орет, вырываясь из цепких материнских объятий. – Пусти, быстро! Вы – не люди! Вы – убийцы! Пусти меня! Я ненавижу тебя!!! Самые тяжелые слова от ребенка, который так трудно тебе дался. Которого ты любишь больше всего на свете. Ради которого, ты терпишь ад и будешь терпеть, пока дышишь. - Ария!- раздается с водительского сидения, и Ми-Ми дергается.  Она и сама не понимает почему ее истерика быстро прекращается, когда этот голос врывается в затуманенное сознание. Сглатывает, тяжело вбирая в легкие воздух после противостояния собственной матери, и медленно поворачивается корпусом в сторону водительского места, откуда ее очень властно позвали. Ники больше ей не препятствует, пытаясь уместиться на половине кресла и прийти в норму от спонтанного, но опасного боя. Алекс еще не успела закрыть дверь, поэтому в салоне становится прохладно. В черных руках скомканная черная куртка - именно та, которая была на ней с самого начала их совместного пути - а в ней виднеется что-то грязно-белое, пушистое и живое. Ми-Ми осторожно тянет шею, чтобы заглянуть вглубь складок: -Сссобака… - Она приоткрывает рот на последней гласной, из которого вырывается небольшое облако пара и протягивает дрожащие руки, когда Соло передает ей сверток, что уже наполнил салон авто Миллер своим дурманящим запахом. - Держи крепче, и не дай ей вывалится. От боли она может быть дезориентирована. Старайся, ее меньше трясти. – Алекс убирает руки от своей куртки, в которую завернула собаку и вставляет ключ в зажигание, попутно закрывая дверцу. Ми-Ми же не сводит глаз со свертка на своих руках: - Хорошо…- лишь шепчет, а потом всхлипывает, когда ее толстовка на теле натягивается, а тело резко дергается вперед - еще чуть и можно больно упереться животом в коробку передач. Испуганные глазки вмиг поднимаются, чтобы схлестнуться с убийственно холодными чернючими глазищами напротив, в которых плещется неприкрытая опасность. - Если ты еще раз позволишь себе говорить с матерью в подобном тоне, я заберу ее у тебя навсегда. Будешь только с папочкой жить. Понятно? Перепуганы все, а Мэри и вовсе икать начинает. Ми-Ми, сгруппировавшись от испуга, несколько раз положительно качает головой, продолжая смотреть в глаза Алекс, но для пущей уверенности, прижав к себе собаку мяучит едва слышно: -Да. - Извинись. В развернувшейся вокруг атмосфере самое время трупы прятать – так быстро замораживаются клетки живого. - Мам, прости меня, пожалуйста. Я не ненавижу тебя. Это на эмоциях. Прости. Остин смотрит в искренние глаза своей малышки, плохо соображая опешившим мозгом, который все еще не может прийти в себя, пока икота Миллер не подталкивает его к приземлению в реальность: - Все хорошо, малышка. Все… - Ники бросает быстрый взгляд за плечо дочери, чтобы коснуться задумчивого профиля Алекс, заводящей машину, и вновь возвращается к личику своей маленькой принцессы: - Все замечательно. Садись мне на руки, а собачку устроим на твоих коленях, ладно? Остаток пути был преодолён в тишине. Даже радио Соло выключила, ибо не готова была сейчас пускать по своим ушным каналам магистров современного поп-треша. Мэри икала и злилась, а Ми-Ми держала ношу на своих коленях и бережно гладила выступающий участок шерсти пальчиками. Ники же смотрела в окно. Точнее в отражение Алекс в окне. Смотрела и ей очень сильно именно сейчас захотелось ее поцеловать. Прижаться к ней всем телом и забыться, откидываясь на лобовое стекло ее машины и поднимая голову к небесам. А там их ждали бы только звезды.