Лего. Последний итог

- Это Хогвартс? – У Ми-Ми от удивления выпучиваются глаза, когда она видит сотню огоньков, струящихся по кругу и на перекрестке  зрительного преломления «падающих» в тихую, ровную зеркальную гладь, что очевидно является водоемом. Никакая вьюга не отвлечет внимание от открывающейся манящей ночной панорамы. Соло снизила скорость, чтобы плавно вывернуть руль влево и проехать под медленно поднимающимся шлагбаумом. В динамиках раздалось шипение – радио волны, будто не сумевшие перейти соляную черту тени, остались на основной трассе, злясь и выкрикивая ругательства шипом в «спину» удаляющегося от них авто. Мэри, наполовину высунутая меж передними сидениями, тоже вторит шоку своей крестницы, забывая при этом, что минуту назад уже собиралась выйти на ходу, лишь бы не чувствовать пресловутой собачьей вони. Ее щеки краснели и зеленели, сменяя оттенки, как хамелеон, последнюю десятку километров. Спасение – дело благородное, но кто бы ее спас от приступа тошноты. И почему интеллигенция в лице противной Соло такая спокойная? В клубе не дай черт кто-то коснется пальцами края ее стакана – порубит в гуляш и смоет в толчок. А сейчас в машине стоит дикий смрад мокрой грязной шерсти – и ей хоть бы что. И это жутко выводит из себя уже добрых последние десять минут. Но теперь пред глазами беременной Миллер завораживающая и в тоже время пугающая картина: озеро – все усыпанное отражением желтоватых огней, темный домик с дощатой терраской (вроде бы. Плохо видно в ночи) и лесная чернота вокруг, как из фильма ужасов. А она их боится до чертиков. Место отдыха действительно заранее было выбрано, оплачено и одобрено. Оно на север от Нью-Йорка, рядом с рекой, а возможно где-то там должны быть и скалы – Мэри подзабыла, что указывалось в брошюре. Пять домиков в соседстве, общая площадка для барбекю и нет никакого озера с фонариками. А тем более нет удаленного дома с местом под кемпинг, и густого леса вокруг (обещали небольшое озеленение, не больше). Где это они? - И куда нас принесло, ответь на милость? – Вопрос к Алекс. Риторический, конечно. И так понятно, что это собственность чёрного демона. Но для пущей уверенности… А Николь сглатывает. Они ЗДЕСЬ. Здесь, где впервые Соло показала ей свою иную сторону, здесь, где тишина и умиротворение закутывают в звездное покрывало низкого неба, здесь, где Ники первый раз познала, что такое секс без боли и подчинения. ТЗдесь, откуда она однажды бежала, не разбирая пути. Машина тормозит и темный, почти пугающий дом вдруг внезапно заходится светом. Мэри вскидывает брови к волосам: - Смотри-ка, узнал. Приветствует. Нет ветра и это странно. Последние полчаса погода портилась. Ветки над дорогой гнуло, а в лобовое летел мокрый промозглый снег. В этом месте полное затишье. Даже озеро как ровное темное зеркало. Ми-Ми нехотя передает свою драгоценную ношу матери, чтобы надеть куртку и обуться – поступил приказ, хоть до дома всего каких-то десять метров. Она дольше босиком стояла, когда они собаку нашли. Мэри подает ей сапоги. - Наконец-то, - бурчит параллельно. – Я едва не задохнулась, мелкая. И машина моя воняет. Будешь мне ее отмывать! - Замётано! – поступает насмешливый ответ. За спасение жизни маленького существа, девочка и не на такое согласна. И сейчас вполне искренна. Она не затягивает шнурков – уж дойдет так, каких-то десять метров. Николь одной рукой держит собаку, другой дверь машины, дожидаясь, когда нарядится ее дочь, и можно будет понемногу начать приходить в себя от долгой и весьма странной дороги, наполненной как в сказке крутыми поворотами. Хоть ветра и нет, но все-таки холодно. Даже под теплым худи уже собрались мурашки – сбились в группу и пытаются развести костер где-то на уровне лопаток. Передергивает плечами. Она не Соло – не умеет долго переносить холод. Ей больше комфортно в жаре, нежели на минусовой температуре. Ники испуганно шарахается, когда ей на плечи опускается теплая куртка, а на голову вязаная шапка. Что за черт? Поворачивается: Алекс уже успела побывать в доме, чтобы первым делом позаботиться о той, что завтра с легкостью может быть госпитализирована с воспалением легких из-за лишних пары минут переохлаждения. Но сама черная гидра так и не удосужилась надеть на себя что-то согревающее, ведь в ее куртку сейчас закутана собака. Ники тает, когда они встречаются взглядами и улыбается, провожая черную бестию с сигаретой в зубах к багажнику. - Ууу… - Мэри тоже топает туда же, попутно поправляя пальто, когда рука наконец-то правильно выныривает из манжета.- А у тебя случайно тут эльфы не живут? Может, они помогут нам дотащить все это, - тычет пальцем на горищу пакетов, стоящих друг на друге. Н-да… Их квартет вряд ли успеет все-все съесть до отъезда. Ну, ничего. Соло просто наймет людей, чтобы те выбросили остатки. Миллер уверена в том, что за домом ухаживает не сама ИМПЕРАТРИЦА, а специально нанятые помощники. Может, все же это эльфы? Соло сжимает губами фильтр и затягивается, щуря глаз: - Есть парочка: один беременный, второй метр ростом. Они сейчас и займутся разгрузкой. - Ага, прям спешат сквозь бури и гололед! Нет уж, - Ветер больно «кусается», и Мэри, поёжившись, поднимает в ворот, чтобы спрятать шею. – Я на ура выполнила свою часть договора. Да еще и как дура мелкое препятствие для вашего «поговорить» уводила. С сопротивлением, заметь. А за то время, что мы делали эти вот покупки, - подбородком кивает в багажник: - можно было бы и потрахаться успеть. Теперь вся разгрузка на тебе. - Я сейчас помогу! – кричит Ники, провожая дочь с собакой на маленьких руках в дом. – Две секунды. Она помогает Ми-Ми открыть входную дверь и дает указания. Миллер такая картина заставляет поморщиться: - Блин. Нам придется терпеть собачью вонь и в доме? Соло, а ты не можешь потихоньку избавиться от этого балласта? – блондинка не имеет в виду убийство или что-то типа того. Она просто уповает на высокую черную позицию в обществе и на разного рода настроенные богатым мирком связи. Вдруг и такие имеются. Что-то типа животного приюта или гостиницы. Алекс слушает в пол-уха. Докуривает сигарету до фильтра и бросает окурок себе под ноги – дом ее под присмотром (как и предполагала Миллер), и после их отъезда его тщательнейшим образом уберут, почистят и обезопасят, включая придомовую территорию и ближайший квадратный метр леса. - Конечно, могу. – Она чуть кренит голову набок, наклоняясь:- Вон, видишь там, у озера? – тычет пальцем на маленький аккуратный домик у самого берега. Мэри с любопытством смотрит, куда указано и кивает.- В нем инфракрасное освещение для тепла и очень много сена. Это домик для четверки лебедей. - Ух ты. У тебя и лебеди есть? - Есть. - И ты хочешь собаку туда отнести? А что, хорошо же: сено ее согреет. Можно положить еды и водички налить. - Агааа,- на лице Соло рождается ухмылка. – А еще повесить на дверь отличный амбарный замок с цепью. Немного не понятно: - Зачем? – Мэри поворачивает голову со вскинутой бровью в сторону Алекс за ее плечом.- У нее задние лапы перебиты, она не убежит. - Да, знаю. А вот беременная надоедливая душнила точно попытается! - Чего? Соло, ухмыляясь, выпрямляется и делает шаг назад, чтобы наконец-то начать разбирать купленное. - В дом, говорю, шуруй и грейся! У Мэри сейчас от негодования вены на лице полопаются: - Ты… Да как ты… Соло, я уже жалею, что согласилась на твою любовную авантюру! Ты –задница. - Угу. Как разберу этот годичный запас, так сразу поплачу в подвале. Топай, Миллер! Вовремя из-за машины показывается запыханая Николь: - Фух. Собаку устроили в кладовке, поэтому, милая, не волнуйся. Запаха ты не услышишь. Хотя от меня и от Ми-Ми может нести, конечно. Но Мэри даже не смотрит в сторону подруги. Она продолжает испепелять глазами Алекс, что спокойно сортирует пакеты в багажнике по мобильности. Да как посмела только… Да кто она такая??? Да… Ну… Сука черная! Миллер раздувает ноздри от переполненного океана негодования под черепной коробкой и часто дышит. Пытается правильно и красиво склеить предложение, да так, чтоб пообиднее, но чертовы гормоны превратили ее разум в мягкий пластилин. И жгучая злость сейчас граничит с желанием разрыдаться. Поэтому зарычав и блеснув глазами, почти бардовая блондинка разворачивается на пятках и быстрым шагом топает в дом, не забывая по пути сыпать проклятиями. Ники провожает ее оторопелым взглядом: - Что-то случилось, да? – спрашивает у Соло, наблюдая, как ее подруга со всей силы распахивает двери, влетая вглубь коридора. Эти двое… Еще в прошлом меж ними бурлила вечная конфронтация, хотя поначалу Мэри Соло побаивалась. Теперь же она бесстрашная и горделивая спасительница как «Слонов», так и сложнейшего хрупкого счастья Алекс-Ники. Страх искоренён умением волшебным образом сближать разбитые временем и ошибками прошлого сердца. Она богиня! Из ступора повалившуюся в раздумья Николь выдергивают горячие руки на талии и теплое дыхание: - Не обращай внимания, любовь моя, блонди вновь захотела опорожниться и узнавала у меня, где туалет. Этот сладкий певучий бархат вокруг продрогшей ауры сможет вернуть из мира мертвых, если вдруг прямо сейчас сердце скажет «Адьес» и остановится. Остин захлебывается предвкушением, впиваясь глазками в заволоченные пеленой желания темные озера напротив: - И ты не сказала?- шепчет в самые губы. - Ну что ты? Я просто оповестила ее, что уличного у меня нет, а в лесу водятся кабаны и волки. Ники немного зависает. Прищуривается и наклоняет голову, чтобы после прыснуть от смеха, осторожно пихая Соло в плечо: - Ты ей всю жизнь теперь эту поляну будешь припоминать, да? Хоть и действительно зима разгулялась, но вокруг этих двоих сейчас весенняя мягкость и птицы заливаются фоном. Алекс подается вперед, чтобы щекоча почувствовать ребристую поверхность приоткрывшихся губ Остин: - Обочину, маленькая моя. И, да. Всю, - она понижает голос, уходя в диминуэндо,- оставшуюся, - шепчет, и Ники тает, как пломбир от ощутимой близости в одном сантиметре от ее лица: - жизнь. В пальцах собирается огонь, в глазах сверкают кометы, а на языке привкус табака и похоти. Николь не сдерживает стон. Хорошо, что они одни на улице. Ми-ми теперь уж точно нашла более важное занятие, чем слоняться без дела и появляться в самых непредсказуемых местах. Нахрап и не нежное сжатие боков горячими пальцами, пробравшимися под куртку и кофту. Еще один вибрационный стон – пакеты раздвинуты, как море Моисеем, и попа Ники оказывается меж ними, а меж ее ног Алекс – никак не отлипающая от сладкого ротика. Жадная Алекс, властная. Не такая терпеливая, как тогда, перед днем своего тридцатиоднолетия. Ее ладони поднимаются выше под одеждой Николь, подкрадываясь к груди. Кончиками пальцев Соло пробирается под чашечки бюстгальтера и заключает в тюрьму между указательными и средними пальцами две встрепенувшиеся бусины. Остин мычит в поцелуй, извивается, поднимая живот, чтобы чувствовать и крепче стискивает предплечьями шею Соло. Дрожит. Не от холода – разве можно вообще сейчас замерзнуть. От возбуждения. Мысли плавятся на углях безумия, в ушах звенит, и если не остановиться, то есть вариант лишить «девственности» заднее сидение машины Миллер, в которой она даже себе с Саяном не позволяла интимного сношения. Говорила, что скоро малышу там ездить, и это гадко, если его кресло будет стоять на месте в прошлом отпечатавшим один или сразу два голых зада его родителей. Хоть Остин по крови и не является родительницей ребенка Миллер, она таковой себя считает, и нарушать святой закон, созданный подругой, ей очень не хочется. Звонко разрывает поцелуй: - Погоди. Но затуманенные страстью черные глаза, блеснув, прикрываются, и Алекс впивается влажными пухлыми губами в ненормально пульсирующую шейку своей желанной, вкусной девочки. Ники скулит, опять поднимая поясницу и импульсивно нагибает голову. Хнычет, заведенная до краев желанием, плещущимся в трусиках. Запускает пальчики в черные волосы под тугой резинкой и ноготками впивается в кожу. Чувствует гуляющий язык – у челюсти, теперь на горле. Снова хнычет от спектра эмоций и чувства дичайшей эйфории, сжимает волосы в кулак, чтобы с силой оторвать почти «съевшую» ее Алекс от себя. - Нет, котенок, не сейчас. – Дыхание рванное, сердце тарабанит в горле, а их глаза сливаются воедино, будто в венчании. Целомудренно чмокает приоткрытые губы напротив, успев поймать несколько тяжелых вдохов. – Нас ждут, ладно? Но я реабилитируюсь, любимая. Обещаю. – И обязательно реабилитируется. Может даже не единожды за один раз. Ники почесывает пальцами кожу головы в черных волосах, ожидая реакции, а Алекс все еще молчит. Смотрит сверху вниз, восстанавливая дыхание и пытаясь угомонить свою похоть. Есть вариант не послушаться, раздеть ЕЕ, повалить на спину прямо здесь, в багажнике и… Нет. Точно тогда мисс доктор сляжет с температурой. Ни секса Соло не увидит, ни спокойствия. Становится нестерпимо неприятно, когда тепло рук с голой кожи пропадает. Одиноко становится, местами болезненно. Но все правильно. Нужно приготовить ужин, разложить продукты и вещи в комнатах, выяснить, чем накормить собаку. И, наконец-то, принять горячую ванну. Душ, на худой конец. Много дел перед тем, как дочь ляжет спать, Мэри тоже расслабится, а два влюбленных тела сольются в единстве.

                                                                    ///

- Она не ест!- Перед свернувшейся на теплом пледе в теплой коморке собакой стоят два глубоких блюдца с едой и водой. Но животина слишком безжизненна, чтобы прикасаться к дарованным людьми благам. Скорее всего, она в шоке или ее сжирает боль. Ми-Ми перед ней на коленях. Личико исписано тревогой, в глазах испуг: - Мам, что делать? Что делать? Будто Николь знает. Псу нужен доктор. И доктор по профилю. Ноги сломаны, из глаза кровь. Но разве Остин как мать такое озвучит? - Я думаю, ей нужно поспать. Согреется, может, завтра будет чуть бодрее, и мы обязательно придумаем, что с ней делать. Она так промерзла, что я даже не могу ей раны обработать. Нужно немного подождать, котенок. - Да ей больно. Она погибнет, мама, от болевого шока. Ники раздосадовано выдыхает: - Я не взяла подходящих лекарств, милая. Обезболивающее у меня только оральное. Но мы не можем заставить пса проглотить таблетку. Мы не знаем, как дела обстоят с его челюстью. Что-то гремит на кухне. Это Мэри готовит. Она проголодалась, прокляла долбанную глушь, где нет сети, а, стало быть, и интернета, и принялась придумывать рецепт из головы. Пахло довольно вкусно. Ми-Ми жалостливо-медленно проводит пальчиком по мохнатому носу собаки. - Вот, - Ники опять вздрагивает у косяка. Точно нужен колокольчик на шею темной лошади апокалипсиса. В ее протянутой ладони шприц - полный, на пять кубиков. – Фентанил, - уточняет и сразу добавляет, рассмотрев на любимом лице вопрос, исписанный высокими хмурым удивлением: - Завалялся со старых времен. Со старых времен, значит… И какая по счету деталька тут заходилась болью? Или это сама Айра практиковала с черным мучителем БДСМ? Бррр. Не важно сейчас. Ники берет  шпиц.  Сколько лет прошло - есть возможность просрочки. Только делать нечего. Другого лекарства не найти, а собака мучается. Николь присаживается на корточки, и Ми-Ми быстро уступает ей место. Снимает колпачок, чтобы выбить из шприца воздух, вместе с небольшим фонтаном лекарства, и вдруг замирает, уставившись на собачье бедро. Шерсть слиплась, кожи совсем не видно. Делать инъекцию – чревато заносом какой-нибудь заразы. Остин кусает губу и думает. Девочка рядом переводит глаза с собаки на мать и обратно. Ожидает в нетерпении, скрипит зубами от переживания. - Думаю, тебе и это понадобится: одноразовую в ванной нашла. А из обработки: вот, только мой вечный спутник -пятидесятилетний виски. – Соло магии научилась? У нее же лишь шприц в руке был, а сейчас и бритва, и ватка светло-коричневого цвета. Остин смотрит на нее сверху вниз, открывая рот: толи в удивлении, толи она что-то хочет спросить. Скорее сразу оба варианта, но спрашивать она передумала, да и удивляться умению Алекс быть непредсказуемой уже давно неактуально. Стоит рот закрыть. Что Ники и делает, звонко клацнув зубами. Все  будет позже. Сначала дело. Нужно вернуться к пострадавшей животинке – ей сейчас не сладко больше остальных. И Ми-Ми права: сердечко, пережившее ужас, может не выдержать, остановиться от болевого шока. Поэтому Николь во всеоружии: осторожно проходится бритвой по маленькому участку на пострадавшем бедре мохнатого потерпевшего, подготавливая остров для инъекции. - Потерпи, малыш. Ты очень сильный, раз вынес такое. - Это девочка, мама. И я назову ее Кензи. Ники кивает, протирая выбритый квадратик кожи ваткой с виски. Повторно снимает со шприца колпачок (вернув его на место, когда Соло протянула бритву), и теперь иголка у тонкой синеватой кожи: - Хорошо, Кензи, потерпи еще немного. Ты уснешь, а завтра мы обязательно решим, как тебе помочь. - Ми-Ми зажмуривается. Она ненавидит уколы. У нее брали кровь несколько раз: когда исследовали ее интеллект, когда ей на руку упал комод и когда она чуть не утонула. Девочка не проронила и слезинки, но все время отворачивалась, упираясь взглядом куда угодно, только не в острый штырь в ее синей венке. Хотя, когда случайно порезалась ножом, вычищая из яблока косточки, то залюбовалась стекающей из пальца кровью, пока мать ее не встряхнула. – Вот и все. Можно смотреть: - Спи, девочка. Ты обязательно поправишься! Я обещаю! – Маленькой ручкой, Ми-Ми осторожно проходится по голове собаки, пытаясь не задеть ее нос и глаза. - Все, родная. Давай в душ, смени одежду, а потом надо поужинать,- говорит Ники, поднимаясь на ноги. – Постой, - вдруг ее осеняет:- а как ты узнала, что это девочка? Ми-Ми тоже поднимается: - Я давно научилась определять, ма. Интернет – это лучшее изобретение! – Малышка стряхивает невидимую пыль с колен, обходит Алекс, все еще находящуюся рядом, кинув на нее взгляд снизу вверх, и шествует к Мэри на кухню. А Остин устало вздыхает: - Я точно выкину роутер и все гаджеты по возвращении. - Не выкинешь, - улыбается Соло. - Почему это? - Потому что хочешь жить.- И пока все свидетели громко общаются где-то дальше, Алекс нежно обнимает Николь, вдыхая ее аромат волос и целует в висок.

                                                                    ///

Расселились. Миллер досталась самая дальняя обитель, Ми-Ми и Ники  вместе в комнате посредине, а Соло в своей законной спальне с краю, ближе к лестнице на первый этаж. В той, в которой она впервые насладилась телом одной божественной нимфы и до сих пор в ее воспоминаниях посекундно живо это мгновение, как-будто все случилось вчера. Душ, смена одежды, легкость и спокойствие. Ники смотрит на телефон: сети нет. Блять. Начнет переживать – поднимет на ноги всех, включая базу отдыха, куда они по счастливой случайности не попали. У Мэри и Ми-Ми тоже глухо. Но Алекс постоянно с телефоном в руках. А спросить – легче утопиться. Что-нибудь придумает. Позже. Часы показывают половину девятого, когда вся спонтанная компания, не считая уснувшей собаки – Ники проверяла ее дыхание – усаживается рядом с Алекс – давно распластавшейся на диване у разожжённого камина. Они приехали в чистоту: дрова в очаге и рядом, постели во вкуснопахнущем белье, в ванной все необходимые принадлежности. Николь помнит, что в прошлом, когда Соло только привезла ее в этот дом, интерьер был обыденным и разнящимся с жизнью самой хозяйки. Также она не сумела забыть, как Алекс морщилась от светлоты спальни и грозилась все переделать. Но… Не переделала. Да и когда? Ей же надо было в аварии попадать, в коме лежать почти пятишку лет, смерти искать на дороге и в Гетто… Очень много дел – не до домика, конечно. Мэри кряхтит. У нее жутко болит поясница, и отекли ноги – носки под резинкой оставили глубокие борозды. Она валится в кресло, чтобы немного расслабиться и блаженно стонет, чувствуя, как копчик тонет в мягкости подложенной под зад подушки. Алекс на это звук поднимает уголок губ. Хочет пошутить. Точно хочет. Ники так и видит, как на «остром» языке черного дьявола слюной собирается едкий сарказм и быстро плюхается рядом по правую руку, улыбаясь самой нежной и милой улыбкой. Она миротворец среди этой несуразной компании. А Ми-Ми садится по другую руку черной пантеры. И если Николь для Алекс - это награда, то ребенок рядом – это… - Давайте поиграем? – предлагает Мэри, закидывая ноги на подлокотник. - Во что? – тут же подключается оживленная Ники и светит в подругу лучом радости из карих глаз. Миллер приставляет палец к губам: - Может, в Уно? Ми-Ми брезгливо морщит нос: - Надоело. – Они часто дома играют, когда Ники срочно нужно заполнить слишком свободное время или их с мужем совпавшие выходные. «Нет-нет-нет. Только не такие мысли», – Остин дергает подбородком: - Монополия? Кажется, я брала ее. – Точно брала. И еще кучу пыли, что скопилась на высоком шкафу за период заброшенности. Все та же Ми-Ми закатывает глаза. Она давно проверила телефон и досадливо цокнула из-за отсутствия сети. А все игры у нее только через интернет. Впрочем, как и ролики. - На-до-ело!! -О-О, знаю, мафия! – Мэри даже подскакивает, опять принимая сидячее положение. - В мафию? Серьезно? Вчетвером? – ах ты маленькая засранка. Фырканье с места, где почти развалилась ее крестница, подавая свое недовольство, как противный десерт, привело гормонально –нестабильный организм в импульсивное раздражение. Миллер зыркает в сторону дивана. - Знаешь что??? Отвергаешь, предлагай! Так по-детски прозвучало. Даже для четырехлетки. Ми-Ми, свесив голову через подлокотник дивана, хмыкает, уставившись на Миллер в зеркально-перевернутом преломлении и только одним открытым глазом: - Покер! -Ми-Ми!- сразу из двух ртов. Алекс понять никак не может,  почему вокруг нее ассорти из таких разных человеческих душ. Одна, из которых вообще никогда не могла бы появиться ТАК близко в поле ее расслабленности. Слишком много забрала у нее кома. Срок «отсидки» в четыре с половиной года, а на свободе все ТАК кардинально поменялось. Адаптируйся или сдохни. Нужно покурить. Фоном гудят голоса (в основном это детский и раздраженный гормональный) в небольшой, но, кажется, уже не первой (привычной)перепалке , когда Алекс встает. - Ты куда? – тихо спрашивает Ники, за мгновение переключившись. - Покурить. - А играть собираешься?- недовольно бросает Миллер, провожая черное тело в черных джоггерах и черной футболке к входной двери. Чиркает колесико керосиновой зажигалки, и в дом влетает холод через открытый вход. Огонь в камине из-за сквозняка как-то шумно дергается, трещит, недовольно разбрасывая в очаге искры. - Во что? - Ну, мы кучу вариантов придумали. Затяжка. Дым летит на улицу, усыпанную тонким слоем хрупких резных снежинок. Соло смотрит в ночь холодными черными глазами, включая в своем подсознании режим «обдумать необходимое» и ее взгляд стелется поволокой по гладкому озерному покрывалу. Опять легкие набирают дым. Держат его там. Впервые со сложной многозадачностью Алекс столкнулась, когда Рита заставила ее учить экзамен по физике, а параллельно по ТВ шла захватывающая передача про маньяка, орудовавшего в пятидесятых где-то в Оклахоме. Тогда и возникло желание иметь на одних плечах две головы с двумя действующими мозгами, чтобы каждая сосредоточилась на конкретном задании, и впоследствии просто произвести выгодный информативный взаимообмен. В реальности же Соло-таки сумела все вышеизложенное усвоить своей единственной головушкой и ничуть не отстала в достижениях. Экзамен сдала, про маньяка узнала. Прелесть. Позже похожие потребности повторялись, только задач с каждым разом становилось больше. И теперь черная мегера с лёгкостью может назвать себя Великим  Цезарем (в женском облике). Черный ноготь бьет по сигарете. Алекс душно, тогда, как остальные съежились от холода, натянув на ладони рукава. - Выбираю покер. - Да! – во всю глотку орет Ми-Ми и вскидывает кулаки к верху. - Нет! – Николь трясет головой. – Никаких азартных игр. Белый дым изо рта сейчас очень смахивает на чей-то силуэт. Словно призрак, уходящий в лес, и Алекс потихоньку дует на него, как бы подгоняя: - Азартных? Серьезно? – Бросает взгляд через плечо на Ники, подпершую голову рукой. – А в названных вами азарта нет, маленькая моя? Блять. У Остин сбивается ритм сердца. Она ОЧЕНЬ любит ласкательное обращение из вкусного рта ее горькой бестии, но в присутствии дочери… Слишком опасная ситуация. Да только сделать ничего нельзя. Запретить: либо не послушается, либо вовсе взбрыкнет и начнет всегда звать только по имени. Попросить на время? Лучше потом умереть под завалами бесконечных вопросов Ми-Ми, чем идти в неизвестность, не сулящую ничего положительного. Остин совсем не хочет обижать свою Сашу. Та и так все время норовит куда-то исчезнуть. Пусть и возвращается, но больно всегда одинаково. Мэри потягивается. Ее шея хрустит, пальцы неестественно гнуться: - Покер – игра на деньги,- зевает. А Соло ухмыляется, все еще гуляя взглядом в ночи: - Если поставишь на победу в монополии, то и она станет денежной не только в игровом эквиваленте, блонди. - Но монополии нет в казино! Это показатель азартности? Окурок летит в снег и Соло закрывает дверь, дважды проворачивая ключ в замке. - Ты ходишь по казино? -Еще чего! Я не так много зарабатываю, как ты помнишь. - Вот и я думаю: как можно зарабатывать чуть выше прожиточного минимума, и ходить в казино… Тогда откуда познания, что на столах с плюшевым сукном не присутствует монополия? О, господи… Опять перебранка. Ники вздыхает и трет пальцами переносицу, а Ми-Ми заинтересованно провожает Алекс взглядом до дивана, наблюдая, как та легонько толкает Николь в плечо, негласно прося подвинуться и оказаться посредине: между черным шоколадом и маленьким батончиком Марс. Ники слушается. У нее нет желания насильно кого-то заставлять налаживать связи. Может, сценарий был бы немного лучше, будь она настойчивее и требовательнее, но в ее внутреннем мире такое качество, как «лидерство» откровенно отсутствует. Все что получается – плыть по течению, а не против него. Вот и плывет. - Монополии там нет, Соло! Я точно знаю! И будь у меня интернет… - Мэри синхронно с Остин резко выравниваются. Инстинкт осознания и ответственности. Но Ники тут же «хлопает» себя по затылку и незаметно сглатывает, пытаясь как можно правдоподобнее сыграть незаинтересованность в потребности современной передачи данных. – Бля! – упс! Ми-Ми тихонько посмеивается. – Слушай, Соло, а у меня тут не ловит. Мне нужно Саяну позвонить. Или написать, что все хорошо. Как это сделать? Алекс со всех сторон оценила натянутую в струну Николь. И она знает, что с Миллер у них схожие желания – написать своим…мужикам. Ставит локоть на спинку дивана, кулаком подпирая голову: - Никак. Здесь нет сети. Чего? Плохо. Очень плохо. Хуево даже! - Но это срочно! –не унимается Миллер. - Сочувствую, но помочь не могу. По спине Ники проносятся ледяной холодок. Она закусывает от волнения губу и впивается взглядом в огонь камина. - А у тебя сеть есть, - опять мелкая вносит свою лепту горечи и удивления. Маленькое тельце, перегнутое позвоночником через подлокотник дивана, медленно сползает к полу. Алекс прищуривается. – Тебе уведомление приходило, когда мы ужинали. И ты отвечала, Алекссссс. Приходило. И отвечала. - У меня своя начинка в телефоне.- Мелкая заноза в заднице. Как смогла и такое пронюхать, когда аппарат на полном беззвучном? Ей бы на границе ищейкой служить. Миллер тут же подхватывает: - О, ну дай мне написать с твоего. Я быстро. А потом удалю. Говорят, что от беременности тупеют. Сейчас Соло видит этому прямое подтверждение: - А может еще пыльцу отсыпать для камина – пусть тебя прям в квартиру перебросит, скажешь лично своему мачо и назад? Хотя, можешь и там остаться. - Ооооо!- Ми-Ми резво принимает сидячее положение. – Отсылка к ГП? Ты смотрела? Алекс игнорирует вопрос. - Соло, ты понимаешь, что он будет переживать? Да понимает она, но ей откровенно похер на чужие эмоции. - И? - Дай позвонить! Черная бровь дважды мигает. - И не надейся! Лицо Мэри наливается кровью от злости: - Тогда мы уедем! Сейчас же! Не напугала – Алекс сдерживает улыбку, прикусывая внутреннюю сторону щек: - Вперед. Только шлагбаум тебе силой мысли не открыть. Может, тогда пешком? Место на обочине для «слива топлива» ты уже знаешь. Будет твой вынужденный пит стоп… - Ей нравится издеваться, доводить до истерии и бешенства. Она – магистр абьюза хитровыдуманных манипуляций. Ариэль однажды в нее вилку запустила за обедом, когда раззадоренная Алекс колкими словесными колючками задевала ее с каждой секундой все  больше и болезненнее. - Да ты… ты… Я тебя… Улыбку сдерживать труднее, но все рушит Ники, поворачиваясь к Соло и заглядывая ей в глаза щенячьими круглыми глазками: - Саша, пожалуйста… - шепчет тихо, и это обращение пропадает в треске поленьев, оседая на барабанных перепонках черной стихии нежным заревом. Черный взгляд тускнеет, уголок губ опускается. Нарастает вакуум, в котором хочется законсервироваться в дуэте с самой манящей девочкой, на радость и восхищение выдуманной самой матушкой-природой. Скулы Алекс дергаются, а зубы издают скрежет. Она безотрывно смотрит в глаза напротив. Смотрит, и Николь становится до одури страшно. Где-то на подсознании вибрирует гнетущее прошлое: холодная больничная палата, неподвижное тело, пищащие мониторы вокруг... Новость, что ее не желают больше знать и полная пустота внутри. Ники перебирает мысли, словно карточки в руке, но взора с черных зрачков не убирает. Даже тогда, когда палец Соло жмет на кнопку блокировки телефона и взмахом руки отправляет аппарат в полет прямо на колени замершей в ожидании хоть какого-нибудь исхода блондинки. - А, ведь, можно было просто интернет раздать. – Блять. Все портит несносная малявка рядом. Сидит, наматывает на палец какую-то нитку и пялит задумчивым взглядом в огонь. Зрительную битву первой проигрывает Николь. Ее ладони вспотели, поэтому, натянув теплый белый свитер по самые пальцы, она пытается с помощью него избавиться от неприятного мокрого конденсата, параллельно приводя себя в состояние покоя. Через пять минут Мэри довольная спускается на первый этаж  (разговаривала у себя в комнате), и тут же передает телефон в руки Соло. А та, опять вибрирует челюстью, дергает плечом, будто от неприятного ощущения и протягивает средство связи Ники. Нужно быть совсем тупой, чтобы не сделать этого. Адамс, поди, там уже артиллерию приготовил, чтобы прочесывать ближайшие леса. Николь смотрит на черный прямоугольник в бледной руке, потом в глаза Алекс, поблескивающие из под ресниц, возвращается к телефону, а после, секундно взглянув на Миллер, отрицательно качает головой. Ей не нужно. Она точно знает, что подруга уже позаботилась от их общей безопасности, придумав целую легенду, в которую нельзя не поверить. Все верят. Адамс – один из первых. Нет смысла так беспечно светить номер своей любовницы, хотя, скорее всего, она его скрыла. На восемьдесят процентов – это так. Все равно Остин не станет рисковать. И Алекс, поняв все с правильной стороны, качает головой и убирает телефон в карман. Есть ли смысл сейчас заниматься анализом? Есть ли хоть малейшая возможность, что именно в эту минуту, в этих раскопках найдется решение, а эмоциональный фон останется таким же спокойным? Нет. Есть возможность опять накрутить себя до красных соплей и с бутылкой виски наперевес пойди к озеру, чтобы уснуть на берегу и замерзнуть, нахер. Миллер кидает предложение посмотреть фильм и все (кроме воздержавшейся, задумчивой Алекс) подхватывают идею с энтузиазмом. Хорошо, что в доме кабельное проведено. Сказать по секрету, есть и сеть и интернет присутствует. Да только Соло не решилась предоставить муженьку Николь доступ к ее геолокации. Она не знает, куда тот мог напихать слежку: в телефоны жены и дочери, в их личные вещи… Поэтому просто установила на крыше не хилую заглушку, оградив от поля ее воздействия только свой телефон и кабельное. Комедия. Они выключили свет, разогрели вафли и сварили горячий шоколад. Идеально, чтобы посмеяться и отдохнуть. Лишь Соло в руке вертит бессменный бокал с виски, пытаясь вытащить из своей головы все те же мысли о необходимом. Фильм она не смотрит и даже не слушает. Мэри смеется, Ники тоже иногда похихикивает, а Ми-Ми просто следит за сюжетом, доедая последнее трио плитки шоколада, которую она втопила в один рот. Свет дарует только телевизор  вспышками кадров и камин, поэтому ручка Николь медленно находит руку Соло и их пальцы переплетаются. Как школьники на семейном дне благодаренья. Именно так Алекс себя и ощущает. Именно от этого ей становится противно от самой себя. Но Ники очень нежно перебирает своими пальчиками ее, что по телу невольно разливается мягкость и тепло. Смелая девочка. Не убирает руки даже, когда голова Ми-Ми укладывается ей на колени. Просто поглаживает дочь по волосам, чешет ее словно кошку, а ладонь Соло сжимает еще сильнее, чтобы та не делась никуда. Позже укладывается виском на черное плечо, продолжая занимать свои руки нежностью к любимым людям. Через час Алекс чувствует, что жажда курить уже стучится в затылок, но ей очень не хочется переставать ощущать запах ягодного шампуня и тяжесть головы на своем плече. -Пс…- едва дошло, что это звук с кресла. Точно. Тут же еще есть люди помимо них с Николь. Алекс переводит взгляд на Миллер: - Отнеси мелкую в мою комнату, - шепчет она, нагибаясь вперед. – Кого? Ах да. Соло инстинктивно смотрит на спящую девочку, удобно устроившуюся на материнских бедрах.- Мы ляжем вместе, а вы только не шумите. – Мэри встает: - Я тебя подменю, чтоб Николь ненароком Ми-Ми не разбудила. Она иногда так страшно всхлипывает, когда ее будят. Мелкая точно подорвется – у нее чуткий сон. Давай, - рука Миллер осторожно просовывается между плечом Алекс и головой Ники, чтобы имитировать опору. Соло медленно сползает с дивана, уступая Мэри место. Теперь плечо подруги под виском Остин. – Ну? – Странный ступор приходится наблюдать со стороны черного силуэта, едва различимого в отблеске камина. – Че зависла? - Зависла? Да Соло сроду детей на руках не держала. Пусть Ми-Ми и не грудничок, но от этого легче не становится. –Нц… Просунь руки под ее тело и осторожно подними. Не бойся! Твое дело не уронить, а дальше само все получится. – Сука! Издевается еще. Алекс с секунду мешкает, а потом следует идиотски оформленному совету бесящей ее блондинки. Осторожно просовывает руки под детские плечи и бедра, и вот уже маленькие ручки обнимают ее за шею, а на плече, где еще недавно спала Николь, оказывается острый подбородок. Ножки тоже окутались вокруг черной талии, словно живой ремень или пояс целомудрия. Ноша оказывается легкой. Почти не ощутимой. У расстеленной кровати Алекс опять тушуется – теперь надо ЭТО как-то положить, чтобы не подорвалась. В воспоминаниях всплывают флэшбэки: она так переносила Николь. Точно: когда та на Айру кидалась, или на нее саму, закутанная в простыню в гостинице Чикаго. А еще, когда  Ники блуждала между сном и реальностью в поисках спасения, которое нашла в кабинете Соло. Это был очередной страшный период в жизни искалеченной Николь Остин. Период, в котором ее посмел коснуться папаша, собираясь тайно увести в свой дом тысячи трупов. Взмах головой - не туда понесло. Алекс аккуратно садится на кровать и осторожно перекладывает ребенка на матрас. Детские руки приходится расцеплять самой – так силен капкан. Пальцы наконец разжаты, шея свободна. Выравнивается, несдержанно выпуская воздух из легких. Все. Ее дело сделано. Встает. Один шаг к двери. - Ты ведь не обидишь маму, правда? Черт. Пришла беда, как не предохранялись. Соло остается стоять спиной. Ну почему этому кровососущему клопу не спится? - Нет. - Я так и думала. - И ты ее обижать перестань. - Я не специально. - Спи. Сейчас придет твоя крестная. Надеюсь, это не проблема? – Черный силуэт во мраке комнаты все же поворачивается. Алекс привыкла вести диалоги глаза в глаза. Иначе, слова теряют значимость. Ми-Ми пытается сдержать улыбку, а Соло не понимает, что могло так откровенно рассмешить маленькую противную заразу, крепко спящую, еще пять минут назад. Прищуривается – взгляд достаточно грозный. Девочка сразу же с лица убирает улыбку: - Нет, не проблема. Спокойной ночи маме передашь? Ступор и положительный кивок за ним. Трудно идти на диалог с теми существами,  с которыми ты понятия не имеешь, как взаимодействовать. Соло разворачивается, чтобы уйти, но Ми-Ми против – ей есть, что сказать вдогонку: - Алекс, спасибо. Блять. Приходится опять остановиться и на этот раз не хочется поворачиваться, потакая своим же принципам: - За что? - За Кензи. Ты не дала ей замерзнуть. - Была бы она человеком – оставила бы... - Ты больше любишь животных, я быстро поняла. И… - Спи. Уже поздно. Алекс не позволяет Ми-Ми закончить. И так слишком обширная беседа вышла. На сегодня достаточно. Может, даже достаточно на неделю. Или месяц. Двери закрываются, девочка остается одна в полумраке и тишине. Она продолжает рассматривать то место, где еще секунду назад стояла Соло: - И все-таки ты странная, Саша, - шепчет, переворачиваясь набок и подкладывая под щеку руку.

                                             ///

Спускающуюся по лестнице Алекс встречает бодрствующая, но умилительно-сонная Николь, потирающая пальчиками полуоткрытые глазки. Миллер топчется у острова: сыпет сахар в одну из двух кружек, туда же кладет мед - Соло брезгливо передергивает плечами. Спешно следует к своей девочке, уже во всю ей улыбающейся, чтобы не терять без ее тела в руках ни единой лишней минуты. Наклоняется, подойдя, целует. Медленно целует, сладко. Пусть и целомудренно, без намеков на похоть и возбуждение. Указательным пальцем поднимает подбородок Николь по выше, чтобы их губы сплелись теснее. Целует в нос, в лоб, в макушку и отстраняется. Она все еще до одури хочет курить! Даже больше, после спонтанного и не особо комфортного контакта с дочерью девушки, что должна принадлежать только ей, а принадлежит разного рода сброду. Мэри наливает в кружки кипяток, бросая на Соло взгляд, когда та копается в навесном шкафчике в поисках сигарет (прежняя пачка закончилась): - Уложила? Естественно. Блондинке нужен отчет. И возможно самый подробный: как укладывала, куда поцеловала, какую колыбельную спела. Алекс находит, что хотела, игнорируя вопрос, и проворачивает ключ в замке. Не потому что не хочет дымить в присутствии некурящих людей, а еще и на пятьдесят процентов беременных, нет. Потому что мороз умеючи гасит в черном теле пожар и ярость. Он забирается под короткие рукава футболки, обволакивает грудную клетку, и становится неприлично хорошо от щипков и укусов льда. Николь жмет плечами на вопросительное выражение лица подруги, с двумя кружками следующую к ней. - Спасибо, - мило улыбается, а ладонями окутывает горячую керамику. Она замерзла. Замерзла вся, особенно кончики ее пальчиков на руках и ногах. – Надо посмотреть собаку. Миллер делает глоток: - Я смотрела. Вроде спит не вечным сном. – И тут же поясняет немного виноватым тоном: - Что? Я видела, как дышит. По телеку идет следующий «киношедевр». Тупой, до невозможности: черный юмор, глупые шутки. Актеры, которых от Голливуда отделяет пара миллионов шагов. Камин уже не горит, а тлеет. Соло, докурив, решает подбросить поленья в очаг, потому что в гостиной становится прохладно. А Николь – теплокровное животное. - Саша, а Ми-Ми спала, когда ты уходила? – Ники тушуется, задавая вопрос, пряча последнее слово в глотке чая. Про взаимодействие ее дочери и ее любовницы очень трудно говорить. Будто одна всегда должна быть в теме отдельно от другой. Поленья начинают разгораться, и Алекс встает на ноги: - Проснулась, когда я ее на кровать положила. – Идет к дивану, садясь рядом с Николь – так близко прижимаясь к ней бедром, как только возможно. Кивает в сторону кресла с Миллер:- Тебя ждет. Остин не в силах дышать ровно, когда с ней рядом та самая черная слабость: смотрит ей на губы, глаза, опять на губы. Момент остановки существования. Мурчать хочется и ластиться. А еще любить стонать и задыхаться в экстазе. Ники горячей из-за тепла отданного кружкой рукой, касается щеки Алекс. А Миллер закатывает глаза: - Еще рановато для меня - не усну. Чуть посижу и пойду к ней. Но учтите, завтра я не собираюсь опять быть отвлечением! Мы пожарим барбекю, посмотрим на лебедей, поиграем во что-нибудь, а уже вечером, так и быть, вновь настанет ВАШЕ время. Я уже говорила Соло, и тебе скажу, Никс, так как есть у меня одно воспоминание, помнишь, когда я Меган, Кортни и Эдди к вам пришли на вечеринку? Там еще были Лари, Дориан… Лицо Николь краснеет, и она опускает глаза. Конечно, помнит. Такое трудно забыть. И во всем виновата чертова Алекс. - Да, я поняла тебя, дорогая. – Пальчики от смущения быстрым перебором переплетаются между собой. Алекс смотрит на нее и еще больше умиляется. С ней рядом сейчас самое красивое существо во всех вселенных и за их пределами. - Это было очень громко, Никс.  Я-то ничего не имею против, но тут же Ми-Ми… - Я знаю, и будь уверена: от меня ты не услышишь даже звука. – Так же, как никогда ничегошеньки не слышала, оставаясь с ночевкой в доме Адамсов. Единственное, что могла  пропустить Ники сквозь свои губки – это поскуливание. Да и то, только когда боль уж слишком сильно выходила за рамки болевого порога. А так в основном их с мужем секс чаще всего проходит тихо, мирно и очень быстро, что не может не радовать, и это при условии добровольного согласия (смирения). Но Соло вдруг хмыкает, опять подпирая голову рукой: - С чего такая уверенность, маленькая моя?- Что? Ники вскидывает голову, чтобы вопросительно заглянуть в темные бусины, а Алекс подцепляет ее подбородок и нежно проводит большим пальцем по сухим немного бледноватым губкам. – Если спустится попить воды, то вполне сможет. Наклоняется и целует. Не так, как чуть раньше. Страстно. Глубоко. С голодом и нажимом. Николь даже опомниться не успевает. Не успевает осмыслить риски, не успевает устыдиться перед подругой. Да ей и не стыдно совсем. Пусть такое проявление чувств на людях она всегда немного порицала: отворачивалась от целующихся парочек, старалась абстрагироваться… Сейчас же в ней кипела одна лишь страсть и желание утонуть в этом моменте. Слюна Соло – самый вкусный эликсир в мире, не смотря на нотки горького табака, о котором Николь теперь приходится лишь вспоминать. А язык… Он врывается в рот так глубоко и так жарко, доставая почти до корня – между ножек Ники ощущает теплоту и липкость. -Нихера сеее… Я даже, кажется, возбудилась. Или это воды отошли? Так не хочется отлипать друг от друга – совсем не насытились, очень мало получили, и Соло настойчиво забирается руками под свитер Николь. С силой сжимает бока, слегка поддевая резинку спортивных штанов. Она бы и дальше пошла – ей плевать на блондинку. Но Ники не плевать – разрывает поцелуй, звонко высунув свой язычок из чужого рта и проглотив скопившуюся слюну. Знает: надо остановиться, отложить бесстыдство на уединение. Подождать еще совсем чуть-чуть. А сейчас они не одни. Дыхание сбитое, рваное – Остин не может сделать глоток остывшего чая – так сильно у нее свербит в легких и тремор в руках почти, как сверхзвуковая вибрация. Соло опять уходит курить. -Прости, - едва произносит Ники, опять не смотря в голубые глаза подруги. Ей, правда, стыдно за несдержанность. Но она не может сказать Алекс «Нет». Она не сможет ее оттолкнуть, когда та потянется. Да и не хочет, чего греха таить. Мэри усмехается: - Это было жарко! Мы с Саяном уже не так горячи. Хотя раньше могли целоваться днями напролет. – И именно поцелуй в Вегасе послужил стартом на дороге «слияния сперматозоида и яйцеклетки». – Блин… Я уже два месяца секса хочу больше, чем раньше. Иногда, приходится довольствоваться мастурбацией – Саян работает допоздна и приходится брать все на себя… - Ты хотела сказать «в свои руки»? – кидает Соло, хихикнув себе под нос. Закрывает дверь и идет к холодильнику. Ей нужно выпить или она разденет Ники прям перед Миллер – а та, будучи гормонально-нестабильной, скорее всего, захочет понаблюдать. Потом убийство, кровт, вырезанный и убиты плод из чрева…Ужас. -Очень смешно. Будто ты не занимаешься этим. В стакан Алекс наливает горячительное, и под коричневой жижей, потрескивая, гремят ледяные кубики: - Нет, блонди, не занимаюсь. Но Мэри скептически цокает: - Ага, да, верю охотно. Хотя, конечно, в клубе баб хоть кастинги проводи. Особенно по ночам. Она так распалена, что не замечает, как вздрагивает от ее слов Николь. Как ей становится трудно дышать. А Соло наоборот, видит состояние своей маленькой и не сдерживает шипения в сторону Миллер: - Не неси ереси! Я никогда не была падка на второсортное, когда в моих руках находится идеал. - Да, но раньше… - Это было раньше, Миллер! – Черное тело уже у дивана, садится, прижимаясь грудью к спине Николь, повёрнутой  в сторону подруги, тянет на себя, хочет, чтобы откинулась. И Ники откидывается. Пусть в ней сейчас гудит ревность гуляющим током по линиям электропередач, и обида забивает ногами мозжечок - она все равно не сумеет противостоять и отказаться от своего огромного черного черта, какую бы камасутру фантазия художника не вырисовала у нее в воображении. Соло закидывает одну ногу на диван – теперь Николь оказывается между ее бедер. Так намного удобнее и слаще. Мэри стыдится, что своей обороной только расстроила подругу, поэтому ее разговорная основа быстро сменяется иной: - Соло, а если бы ты умерла… тогда… - Что-то подсказывает, что эта тема ТОЖЕ не особо поспособствует успокоению Остин: из крайности в крайность. – Кому бы деньги ушли? Ну, наследство твое. Родне? Алекс испепеляет блондинку взглядом исподлобья, крепче прижимает к себе Николь и, опустившись,  к ее ушку, проходится за ним носом. Еще сдавить – ребра затрещать, но желание имеется. - Единственное, что они бы получили после моей смерти - это призрак с цепями. Даже прах я завещала деду отдать, чтоб развеял. - Ты хотела быть сожженной после смерти? - Да. Я всегда за кремацию. Нужно поразмыслить на досуге, какой вариант лучше и гуманнее. - Так, а че по поводу наследства? Ники продолжает молчать, даже когда, сделав глоток, Соло нечаянно задевает кожу на ее животе холодным стаканом. Только дергается, вновь принимая исходную позу. - Все денежные средства ушли бы Мире. Компания Ребекке (с условием, что она выполнит ряд пунктов, конечно). Если нет, то на благотворительность. Миллер тут же удивляется: - На благотворительность??? Но Алекс пресекает ее заинтересованность хмыком: - Не обольщайся. Ни одна больница, детский дом и больной раком и копейки бы не получил. Еще больше запуталась: - А кому же тогда все ушло? Ну не очевидно ли? Это все равно, что спросить у кого-то: «У тебя правая нога болит?» получить отрицательный ответ и добить: «А какая?» Алекс становится смешно из-за выражения лица блондинки, пялящейся на нее с любопытством. Она выдерживает ИНТРИГУ (если так можно назвать), подцепляет языком мочку ушка Ники и зажимает ее между губ. Николь тут же инстинктивно поднимает плечо из-за сильного щекочущего ощущения. Соло отпускает мочку, зато целует в челюсть, не сводя взгляда с Мэри. - На вырученные от продажи компании деньги был бы построен собачий приют и нанят персонал. А так же ветеринарная клиника для окупаемости и дальнейшего функционирования приюта. Потому, что как мы знаем, спонсоров  подобным местам найти крайне сложно. Ого! Вот это за морочилась. -А клуб? – тихо спрашивает Николь, наклоняя голову, чтобы встретиться с Алекс глазами. Ей тепло улыбаются, чмокают в губы, после облизываются: - Клуб, так же, как и вся недвижимость, остался бы Мире. Отдельно я ничего не планировала, ибо завещание было составлено… - Блять… Считать нужно с припиской просраных четырех с половиной лет. – В мои двадцать пять. – Через полгода после смерти Риты. – Машины  и байки отошли бы соратникам по байк-драйву. Личные вещи – на усмотрение Риты. - Риты? – переспрашивает Миллер. А Алекс непонимающе пялит на нее. - Миры, - отвечает Ники. Соло бывало, и раньше (в том прошлом) путалась в рассказах или в воспоминаниях. Миру называла именем матери и наоборот.  Иногда, в серьез не понимала, почему у Ники на лице всколыхивается искра задумчивости, когда при рассказе всего годичной давности из уст Алекс вырывается имя «Рита». И сейчас тоже перепутала. Соло кивает, задумчиво пальцем забираясь к Николь в пупочную выемку. Неприятно, и Ники несколько раз сглатывает, но терпит. В прошлом, в их совместной постели только Алекс решала, что облизывать  и куда лезть. Потому что Николь знать не знала тогда, где ей будет хорошо, а где не особо. После стольких лет принуждений и истязаний, она просто доверилась своей черной владычице и не пожалела. А пупок… Алекс не часто его раздражала. Просто как нечто на пути, где нужно немного задержаться: пальцем, языком – не важно. И Миллер зависает фоном. Задумывается о смысле жизни, о ее значимых ценностях и людях: - Ну, а родне? Даже фотки не оставила бы? Ага. Ариэль оставила бы, как чехол на мишень в дартс. - У меня нет фото – я ненавижу фотографироваться и сниматься на видео – это первое, а второе – конечно же, нет. Моя «семья» - это обычная юридически заверенная формальность. Наминал, установленный при рождении. И, Слава святым и падшим, я его обнулила. Чего? Николь даже забывает про все еще гуляющий в ее пупочке палец – так удивлена сказанным: - Что ты имеешь в виду? – Она опять делает полуповорот в сторону Соло, поднимая брови как можно выше. Уже второй фильм на ТВ закончился – титры бегут белыми буквами по черному экрану. Только в гостиной у камина спать никто не спешит. Даже те, у кого между ножек щекотно потягивает больше часа. - Покурю? – спрашивает Алекс у ожидающей ответа Николь. Та отрицательно вертит головой. Быстро встает, идет к двери, рядом с которой на коридорном столике лежат сигареты с зажигалкой. Берет их, и возвращается в прежнюю позицию. Позицию обволоченной нежности и обожания. - Тут кури. На улице холодно. Волнуется. Ну, ладно. Еще лучше. - После того, как я кинула папашу, забрав десятку процентов клиентуры, мне с каждым днем все сильнее хотелось усугубить его «ранение». – Затягивает, и на выдохе поясняет: - Я ненавижу его с самого детства. С момента, как только научилась понимать, где для меня благо, а где сырая земля. И он и его жена… И его другая дочь – не являются людьми в моем представлении. Миллер тихо перебивает: - Почему? Но Соло позволяет узнать ей только то, что ПОЗВОЛЯЕТ: - Потому что! – Затягивается.- Моя компания процветала с каждым месяцем, и за это время папаша сотни раз пытался надавить (найти!) на мою совесть и заставить меня признать, какая я ущербная, испорченная и неблагодарная дочь. Что я не ценила сделанного для меня. Что я поступила, как самая последняя мразь, хотя родилась с золотой ложкой во рту и всю жизнь была окутана любовью. Ни в чем никогда не нуждалась. – Алекс ослабляет хватку на теле Николь. Кажется, что даже руку убрать хочет. Но Ники сама вцепляется в ее ладонь мертвецким хватом. Не отпускает. - Я вняла его словам. Я отблагодарила. Господи. Чтобы это не значило… Ники сжимается. Смотрит в черные глаза, а у самой зубы стучат – боится услышать продолжение: - Кк-огда? – Она теперь знает, кто приложил руку к гибели ЕЕ папаши. И уже почти с этим смирилась. Но повторять просьбу «не вершить самосуд с Адамсом», Остин не перестает. Может, стоило включить в посыл пацифизма ВСЕХ живых людей вокруг? Что выкинул мистер Соло на этот раз? Алекс затягивается, задерживает дым во рту. Медленно подается к губкам Ники, раздвигает их своими и выдыхает ей в рот белоснежное густое облако. Просто черной масти так сейчас захотелось. После, завершает слияние влажным поцелуем и отстраняется, чтобы облизать губы и еще раз затянутся. Николь, конечно, к подобному импульсу готова не была, но интуитивно все же делает вдох, наслаждаясь откликом организма на поступление «яда» в пористые слои легких. - На прошлой неделе нанятый мною человек закончил расчеты. Он досконально, вплоть до цента изучил рынок, провел анализ, высчитал все «заходы/выходы» и может немного больше (это на сдачу). Перешерстил архивную бухгалтерию семьи и… - Вот тянет! Ники ее сейчас покусает. – Три трейлера по сотне тонн и четыре по пятьдесят привезли мой долг к воротам Соло. И Миллер и Остин не шевелятся, а их рты ползут вниз: - Однодолларовыми купюрами? – лепечет Мэри. Соло так забавляется их лицами, что не может удержаться от смеха: - Монетами, блонди. Номиналом – 1 цент. -Боже. Ты вылила «океан» из денег на дом своих… родственников? Вот это точно веселит! Грудь Алекс остается одинокой, когда Николь отрывается от нее, чтобы развернутся к черной вестнице смерти всем корпусом. Соло допивает залпом виски, все еще смеясь над выражениями лиц вокруг себя. И вытирает губы рукавом. - Нет. По закону я могу не хило отгрести за порчу имущества. А там бы не только папашин дом мог пострадать. Соседи в радиусе полукилометра тоже. Поэтому, - встает за новой порцией алкоголя. – У поместья Соло трейлеры нашли свое пристанище. Будут стоять до того времени, пока этот ублюдок не поймет, что с ними делать. Каждый день простоя ему будет стоить пять косых. Рассчитаться одноцентовиками – та еще проблема: их нужно в начале пересчитать, задокументировать, поставить на баланс и только потом пользоваться. Мне тоже назад машины не отправит- я ЛИЧНО подписывала с ним нотариальное соглашение, о возврате долга в течении недели. Наминал не обговаривался. Он не имеет права отказываться от действующей на территории страны валюты. Итого: долг в размере двух миллионов ста тридцати семи тысячах девятисот восьмидесяти шести долларов возвращен. Я больше отребью под прикрытием «семья» ничего не должна. Тишина. Был бы сверчок – он бы запел свою скорбную песнь. Ники и Мэри переглядываются, а Алекс пьет и все еще посмеивается. Это не убийство, слава стульям к столу. Хотя, геморрой с такой расплатой может быть размером с кулак. Миллер кряхтит. Горло пересохло. Допивает последние капли, что уже инеем покрылись на дне кружки. - Н-да… Не хотела бы я себе такую… карму, конечно. - Родишь ребенка, не относись к нему как к вещи и такой кармы у тебя не будет. С этим не поспоришь. Мэри медленно, хрустя позвонками, встает из кресла: - Пойду спать. Вечер интереснейших историй на сегодня окончен, потому что мне крыть не чем. Максимум, могу рассказать, как брату в хлопья козьи какашки подсыпала однажды. Но это и начало и конец. Спойлер, мать его.- Ники тоже встает. Ей хочется помочь подруге не развалиться по пути к лестнице на отсиженных ногах. И обнять ее тоже хочется. Пристраивается с левой руки. Мэри ей улыбается, делая шаги и морщась от мурашей в ногах. У лестницы они должны попрощаться. Обмениваются поцелуями: - Спокойной ночи, милая, - мурчит Николь. - Сладких снов, любимая,- вторит блондинка и смотрит на Алекс у острова: - Кстати, а че ты тогда фамилию не сменишь? Это же тоже… фамилия отца. - Это фамилия деда. С ним у меня иные отношения. - А. Ну, хороших вам потрахушек тогда. – Это звучит уже почти на середине лестницы. То есть в безопасной дальности от Остин, что грозит подруге в след кулаком, взамен получая воздушный поцелуй. Миллер скрывается за углом коридора, а Соло уже рядом: обнимает со спины, кладет подбородок на плечо: - Хоть какое-то полезное напутствие вывалилось из нее. – Осторожный поцелуй в шею. Еще один и еще пара вслед. Ники закусывает губу от блаженства, прикрывая глаза. Она знает, что превышает допустимые нормы децибелов, когда Алекс владеет ею. Не получается себя останавливать, тормозить в моменты дикого возбуждения. И в черном доме раньше это не было проблемой. Ники и стонала до хрипоты и кричала нецензурной цепью. Сейчас же вокруг не подходящее общество. Нужен контроль. Необходим. Но как сдерживаться, когда так сладко рука оказывается под резинкой штанов и белья, а средний палец уже находит точку «ядерного включения»? - Ссаша… - прерывисто, на последнем издыхании, теряя часть разума и остатки самообладания. - Тщщщ… - у ушка. – Иди ко мне.- Николь не успевает понять, как уже оказывается поднятой на руки Алекс, в точно такой же позиции, в которой двумя часами ранее находилась ее собственная дочь. Только дочь так не целовали. Остин закрывает глаза, когда чувствует их совместное движение. Доверие, запах сигарет и виски. А еще аромат древесного парфюма на шейном пульсе. Ступенька, еще ступенька. Стоп, что? Они будто не поднимаются, а наоборот, спускаются. Глазки сами раскрываются, но ничего не видно - вокруг темно. Страшно становится, неосознанно страшно – тело так реагирует. Николь много раз сталкивалась с ПУГАЮЩЕЙ темнотой, болезненной. Той, что оставляет шрамы, заставляет вставать на колени. Той, что унижает. Дрожь собирается на холке и рассыпается по ключицам. -Сссаша, постой… - Тихо, маленькая моя. Не бойся. Ты мне доверяешь, я знаю. И я тебе доверяю, как никому и никогда. А еще я очень люблю, когда ты стонешь. Но наверху ты этого делать не станешь.…- Они остановились? Да. И Соло усаживает Николь на что-то мягкое. Это матрас??? – Так что, я наняла людей и велела переделать подвал под спальню с хорошей звукоизоляцией. Не сомневаюсь, что вызвала такой «хотелкой» подозрения, но копов пока не было… - Ники ничего не видит – глаза еще не привыкли к темноте, а с нее уже слетает свитер. За ним следом почти сдирается белье. Дыхание у губ.- Ты же не надеялась, что я на этом отдыхе тебя не отымею со всех сторон, правда? - Ннет. - Ну, тогда самое время раздвинуть для меня свои прекрасные ножки, солнышко. И только попробуй сдержать хоть один звук из своего горлышка – откушу тебе язык. Поняла? Мышцы Остин под воздействием ее единственного покровителя начинают расслабляться: - Угу, - говорит, немного устало откидываясь назад. Нужно срочно провести работу над самой собой и усвоить истину, что рядом НЕТ тех, кому запрещено видеть происходящие, слышать его и не стоит знать больше, чем уже известно. Ники сама снимает с себя штаны вместе с бельем -так сильно ее нетерпение. Отшвыривает их и широко разводит ноги в стороны. Тянет Соло к себе ближе за черную ткань и целует – с вожделением, с жадностью: - А я откушу тебе его, если на твоем теле будет хоть что-то из одежды. – Тоненькими пальчиками пробегается по спине под футболкой вверх, а затем жестко и резво впивается ноготками у самых плеч и дергает к низу. Алекс взвывает от наслаждения и боли – коктейль греха и разврата. Отстраняется немного, хлопает единожды в ладоши, и комната занимается светом искусственных свечей. Ники удивлена, а Алекс просто до спазмов хотела смотреть на любимое ею личико, и заводится от одних только широченных зрачков. Склоняется, чтобы не нежно поцеловать и прикусить до крови нижнюю губку. Слизывает багровые капли языком и руками хватается за ворот футболки, чтобы очень быстро стащить ее через голову: - Заметано, любовь моя. - Люби меня всю ночь, пожалуйста…