Лего. Последний итог

Ворота расходятся мгновенно – ей даже притормаживать не приходится. Останавливается у гаража, рядом с покрытым легким слоем снегом байком. Вылетает из машины, даже не удосужившись закрыть дверь – по возвращении салон знатно заметет. Бежит. Вносится вовнутрь дома и замирает: ее встречает хаос. На полу разбитые бутылки, осколки утвари, вещи валяются, море разного цвета течет во все стороны. В нос противно вьет запах алкоголя. Ники открывает рот. Судорожно тянет носом воздух, сглатывает пару раз и только потом замечает перед собой перепуганное лицо Миры. - Детка, ты так быстро. – Женщина кидается ей на шею. Заключает в объятия и всхлипывает в шею. - Ччто произошло? – Голос у Остин осипший, с нотками хрипотцы от волнения. Мира своим телом передала ей весь скопившийся страх и еще что-то не хорошее и пугающее. Одно понятно – нужно готовиться к худшему. Но разве к такому вообще можно быть готовой? Дэвис еще какое-то время не двигается, а потом берет себя в руки и отстраняется. У нее красные от слез глаза, руки дрожат. - Два часа назад Алекс позвонили… И… И… - Она не может продолжать. Видно, как сильно заходится ее дыхание. Николь кладет ладонь ей на щеку: - Тщщщ…- А у самой от нетерпения сводит в животе. – Я рядом. Просто скажи мне, что случилось. Помогает. Мира пару рас тяжело выдыхает: - Лари умер. Бум. Все вокруг замедляется и затихает. Только в ушах нарастает гул. Николь смотрит в голубые влажные глаза напротив  и чувствует, как к горлу подступает тошнота, а температура в теле поднимается к критической границе. - Что? Дэвис всхлипывает. По ее лицу спешными ручейками начинают катиться слезы. - Алекс позвонила Шерри и сказала, что Лари... Оказывается, у него давно нашли опухоль. Но он никому не говорил. Сначала врачи уверяли, что она доброкачественная, и не советовали ее трогать. Он несколько лет жил спокойно, ничего его не беспокоило. А потом… - Мира хлюпает носом. – Алекс побледнела сразу, когда ответила на звонок. Я так испугалась, глядя на нее… Ты бы видела этот взгляд. Она швырнула телефон в стеллаж со спиртным, и пошла разносить дом. Тут такой ужас стоял, ты представить себе не можешь… Николь не чувствует тела. Лари умер? Господи, это не может быть правдой. Самый милый и жизнерадостный человек. Он никогда и никого не обижал. Хоть иногда и играл роль равного члена компании, в которой крутился, но все-таки в душе всегда оставался альтруистом. А сейчас его больше нет? - А Сссаша… Ггде она? Дэвис утирает глаза: - Она у обрыва. Уже час там. Я хотела подойти, но она прогнала меня. Такая страшная. У нее звериный и пустой взгляд, детка. Как тогда, когда вернулась после Швейцарии. Я боюсь. Я так за нее боюсь! И есть чего. Лари был ей братом. Пусть они и общались мало за последнее время. Но до всего этого… До пресловутой комы Лари всегда являлся опорой черному плечу. Другом и надежной поддержкой. Ники пытается взять себя в руки. Она еще раз обнимает Миру, а сама невольно бросает взор в гостиную - там еще бОльшая разруха, даже смотреть жутко. Ранее уютный дом Соло превратился в  заброшенное поместье из очередного сна Остин, с участием папаши. Еще и тьма нагоняет страха – Алекс разбила все осветительные приборы, и если куда-нибудь наступить голой ногой, то в ста процентах случайности в кожу вопьются острые осколки стекла и попадет алкоголь. - Все хорошо. Все будет… У тебя есть успокоительное? Я тебе принесу. -Не переживая, милая. Я сама. Я не знаю, как быть с Лекси. Я вообще ничего не знаю. Остин отстраняется: - Я разберусь. – Выглядывает из-за плеча Миры, стараясь в окне разглядеть силуэт у обрыва. Но фонари горят только у забора, освещая двор до границы стадиона, а дальше темнота. Стараясь ни на что не наступить, хоть это и сложно, и скрежет все теми же противными нотками следует шаг в шаг, Николь движется к выходу во двор.

                                                         ///

- Yo también lo maté, Su.… - El cáncer lo mató, ratón. No te atribuyas los "méritos" del universo y la realización. - Me llamó diez veces. Y yo ... me encogí de hombros con las palabras de Servicio, o incluso no cogí el Teléfono en absoluto. - Así que tenías razones para hacerlo. Tu vida no es azúcar, eso es. - Esta no es una razón para golpear a las personas cercanas. Ya he pagado por la indiferencia. La muerte de Rita es demasiado, ¿no crees? Juré que no volvería a suceder. Y aquí está… - ¡No lo Sabías! Nadie puede prever dónde tropezará. - ¿Tantas veces seguidas? He sido la favorita del diablo toda mi vida. Tuve suerte, ni siquiera la muerte me llevó. Y entonces, de repente, me convertí en la más desafortunada del mundo, su. Pérdida tras pérdida. Lari ... ¡era parte de mí! Y en los años que he estado pasando el rato entre la vida y la muerte. Volaba casi todas las semanas, me sentaba en la habitación de al lado ... no merezco algo bueno, ¿sabes? Así que esta maldita celebración me lo quita en silencio. Rita, Bosco, Lari, Nicole… - ¡Nicole está a tu lado! - ¡No está cerca! Ella tiene una hija y un marido cabrón. Él se romperá los dientes, pero no dará... Yo tampoco daré… - Lucha. Construir la fruta y salir del lodazal. -… No puedo estar en su ataúd, Su… - Tal vez mejor entonces… - ¡No! ¡Ahora no hay indiferencia! ¡Lari es mi hermano! Y lo besaré en la frente ... una Última vez…

                                                                                ///

Алекс на самом краю обрыва. Смотрит в темную даль, докуривая уже неизвестно какую по счету сигарету. За ее спиной на скамейке сидит Субару и наблюдает за потерянным огоньком света вдали. Его взгляд задумчив и хмур. В воздухе пахнет морозом. Опять обещали похолодание, а также снег. И уже тяжелые хлопья сгустком быстро растущих раковых клеток летят с небес на землю, приземляясь на оранжевый сигаретный кончик. Соло чертыхается. Вышвыривает промокшую трубочку и тянет новую из пачки. Вдруг по ее телу пробегает разряд, когда на животе сцепляются крепкой удавкой руки. В спину утыкается что-то теплое, и прежде чем она повернется, пространство разрезает дрожащий шепот: -Мне так жаль, любимая… Николь. Она вжимается лбом в спину и чувствуется влага на ее глазах. Дыхание согревает и обжигает одновременно. Алекс рвано дышит. Не ожидала. Они молчат. Как молчит и ветер, что до этой минуты бил по костям злостью. Сигарета в руках подрагивает, кренится от тяжести таявшего снега, а потом, будто сопутствующее, и вовсе летит вниз с обрыва, чтобы пропасть из вида. Соло приходит в себя, поворачивается кое-как. На нее подняты заплаканные, усталые глаза, достойны несметных сокровищ вечности. Николь появилась, словно фантом. Взялась из ниоткуда, чтобы пропасть вникуда.  Ледяная рука медленно ложится на мокрую от слез щеку. - Как ты тут оказалась? – Алекс, правда, не понимает. О том, что произошло ей, сообщили каких-то пару часов назад, а теперь с ней рядом ОНА. Ники хлюпает носом, тянется и заключает черное тело в самые крепкие объятия. - Ты вся промерзла. – Только сейчас приходит осознание, что на Соло джоггеры и футболка с липким пятном от пролитого в гневе виски. Она сбросила куртку у входа. В ту самую минуту, когда приняла звонок от Шерри. Время ночи померкло, холод впустил свои когти в самое нутро и ассимилировался там довольно жестоко. Будто диктатор во владениях противника. Николь жмется теснее, льнет, чтобы попробовать согреть неразумно холодное тело. Плачет громче, зарываясь носом в черное плечо. А Алекс, обнимая ее в ответ, никак не отойдет от сумбурностей мыслей и разверзнувшегося в ее душе отчаяния, чтобы успокоить. Стоят больше десятка минут. После к Соло разум все же возвращается. Она прижимает Ники сильнее и носом касается виска: - Все хорошо, маленькая моя, все хорошо. Нет, не хорошо! И Остин это знает. Отстраняется, чтобы заглянуть заплаканными глазками в черные, едва различимые в темноте озера: - Он ничего не сказал мне… Дурачок. Я бы… Я бы не оставила его. Никогда бы не оставила. Сколько раз переписывались и созванивались… Говорил, что переехал в Австралию из-за новых отношений, а на самом деле… И ведь знал же давно. – Опять слезы в ее глазах. Алекс утирает их пальцами: - Мне тоже не сказал. Наверное, знал, что я все та же мразь. Боялся, что забью на него. А это еще болезненнее. - Не говори так! Он просто переживал за тебя, вот и не беспокоил. Ники опять тянет к себе Алекс и чувствует ее дрожь. Не от холода, нет. От напряжения. Снег будто нарочно сыпет гуще. Тает на ресницах и волосах. Но Соло понимает – когда с ней рядом Николь, все в жизни становится чуточку сноснее. Этот живой комок греет своим родным теплом и не требует ничего взамен. Они стоят долго, пока у Ники зубы стучать не начинают. Алекс тут же приходит в себя: - Пойдем в дом, родная, тебе нужно согреться.- И ничего, что это ОНА стоит почти раздетая. Холод для ее черной души больше лекарство, чем яд. Но Николь мешкает: - Если тебе тут спокойнее, то… - Нет, маленькая моя. Мне спокойнее там, где я знаю, что ты в безопасности. И звучит это все так породному. Тепло. Николь улыбается, Но все равно невольно ее взгляд падает за пределы обрыва. Брррр. Страх высоты, хоть даже она тогда и стояла на перилах долбанного моста,  так и остался при ней. Ее плечи передергиваются, а ноги неосознанно делают пару шагов, словно в танце, чтобы к панораме страха аккуратно оказаться спиной. Так намного спокойнее. - Моя безопасность только рядом с тобой. Ласково проводит рукой по волосам, целует горячими, но сухими губами в лоб, и вот они, наконец-так, отступают от злополучного края «земли», от которого у Николь поджилки трясутся. - Te siente, - подает голос Субару, хмыкнув от умиления. – Corrió a todas las parejas en una tormenta de nieve y la noche. Соло, зарывшись пальцами в мягкие волосы Ники, приподнимает уголок губ. Он прав. Примчалась. И, наверняка, ей этот порыв сулит неприятности. Придется танцевать степ пред мужем, выдумывая очередную неправдоподобную легенду: где была, для чего и с кем. Медленно и нежно Алекс отстраняет Николь от себя: - Давно вас хотела познакомить, да все не складывалось. Херово, что повод подобрался самый уебищный. – Ники не отцепляет рук от черного тела и смотрит Соло в глаза, немного приподняв подбородок. – Это Су, маленькая моя. В черные дни – мое твердое плечо и свободные уши. Она ведет плечом, указывая за свою спину, куда Остин переводит взгляд. - Tú, hermano, no necesitas imaginar. Ya has oído. Ей в ответ хмыкают громче обычного, и хоть Соло Субару спиной видеть не может –знает: он улыбается самой добрейшей улыбкой, которая возможна под его рыжей густой бородой. А, вот, Ники наоборот: молчит, устремляя взор поверх черного тела. Такая реакция ей точно не свойственна. Да и на ее прекрасном личике играет растерянность, окрашенная светом первых солнечных лучей, появившихся из-за горизонта. Карие глаза стеклом возвращаются к глазам Алекс. - Все хорошо, любимая? – тихо рокочет Николь, кладя свою теплую ладонь Соло на щеку. Мороз жестяными обрезками впивается в тело, когда, уловив нечто неладное, Алекс оборачивается. Смотрит на Субару: он расслаблен, опирается на свои бедра предплечьями. Затем опять поворачивает голову к Ники: все та же тревога и непонимание в ее глазках. - Ella no me ve, ratón.  – Слова набатом и эхо за ними. В каждой венке застывает холод и страх. – Yo soy solo una parte de tu conciencia. Una proyección de lo que has sido capaz de confiar. Para otros, soy simplemente espacio vacío. Aire. Все это время Соло разговаривала… сама с собой? И сама себе отвечала? Все это время жилетка, в которую она плакалась, была ее собственной? И теперь, Николь, застывшая в ожидании, скорее всего уже решила, что ее черный демон болен шизофренией? Как будто слыша весь шквал черных мыслей под черепной коробкой, Ники подается вперед и осторожно целует замерзшие от долгого нахождения на холоде губы напротив. - Саша?- завет, отстранившись на полсантиметра. И Алекс тут же приходит в себя. - Идем в дом. Не хватало, чтоб ты заболела. Голова взрывается, ноги едва слушаются. Как это возможно? Что вообще происходит с ее разумом? У нее даже в детстве не было воображаемого друга. И, уж тем более, галлюциногенных собеседников. Она чувствовала Субару. Она спала на его плече. Он слезы ей утирал шершавыми толстыми пальцами… После аварии Соло действительно вернулась другой. А может, это мир вокруг нее изменился.                                                                                                                         /// Ники не смогла бы полететь на похороны. У нее слишком высокие барьеры для этого, и тем более Соло твердо ей запретила даже пытаться искать пути для столь опасного в ее случае действа. Они сидели в темной комнате на постели: Алекс курила одну за одной, а Николь просто находилась рядом. Целовала, раз за разом проглатывая слезы или роняя их в черные волосы, в которые закопалась всем раскрасневшимся лицом. Уехать ей пришлось в восемь: дольше тянуть, значит, попасть под подозрения мужа и заработать огромные проблемы. Но она и так опоздала. Из-за снежного коллапса и пробок на Ривер Драйв домой попала к десяти. Дэвид дождался. Ему, как высокопоставленному человеку Грейси-Сквер можно опоздать на работу и не получить люлей, Ми-Ми дома одну оставлять нельзя. В теплой ванне, прижимая к себе колени, Остин продолжала плакать, мысленно сотню раз извинилась перед Лари из-за того, что не сможет проститься, и укрепила свой разум в тесной привязанности к Алекс, уже находящейся в самолете Нью-Йорк – Сидней. Как она там? Что творится с ее душой? Сможет ли она все вынести, когда увидит близкого ей человека в гробу? Ми-Ми на удивление весь день была покладистой, и им даже удалось отвлечься, играя в настолки и смотря что-то семейное по ТВ. В три Ники занялась ужином – хочет она или нет, но Адамс к шести будет дома и его нужно кормить. Из-за сильных переживаний в духовке подгорел пирог, а салат она жестко пересолила. Но полуфабрикаты, напиханные Кэрол в их морозилку не хило спасли всю ситуацию. Вовремя. Входная дверь открылась. На лицо Остин тут же нацепила дежурную теплую улыбку и помогла мужу снять пальто, на котором уже успел растаять снег. - Как день? – интересуется она, расставляя по обувным ячейкам мужские сапоги. Дэвид приглаживает взъерошенные волосы и вздыхает: - Ну… Две внеплановые и куча бумажной волокиты. На верху слышно, как двери детской щелкают. Ники давно учит дочь НОРМАЛЬНО приветствовать отца, когда он возвращается с работы. И девочка, скрежеща зубами, лениво идет на поводу. Нужно подогреть ребрышки, которые все же удалось не испоганить, и можно накрывать на стол. Николь включает чайник. - Это хорошо. Потому что обычно в такую погоду уж много разных бедствий приключается с людьми. И, как правило, они становятся нашими пациентами. Можно сказать, ты везунчик, раз день прошел тихо. Дэвид хмыкает: - Да я вообще победитель по-жизни. День и вправду бы был на семерку из десяти, если бы мне не доложили, что моя жена в дежурство умчалась куда-то в районе трех. Последнее слово Ники слышит у самого своего уха и резко поворачивается. Ее хаотичные мысли, как змеиный клубок в панике, переплетаются в тугие узлы и только больше нагоняют жути. Она пытается сглотнуть как можно менее незаметно, чтобы не выдать своего истеричного предсостояния, но Адамс замечает. Щурит глаза и становится к жене почти вплотную. - Я… - хочет начать оправдаться та, но он ее перебивает еще большим прищуром и раздутыми ноздрями. - Не начинай про Мэри – я звонил Саяну. Он сказал, что они спокойно спали в это время дома. А Кейси вообще с тобой дежурила. Отсюда логичный вопрос назревает: КУДА ТЫ ЕЗДИЛА? Сейчас сердце у Николь разорвется на мелкие куски – так сильно бьется. Она пытается сделать шаг назад, но ее спина встречается со столешницей. А он все так же хмур, и его лицо на глазах наливается бледнотой. - Я… Никуда! Кто вообще тебе такое мог сказать? Все вввремя дежурства, я провела в своем кабинете! Если не веришь, спроси… - Кого?- Дэвид взмахивает рукой и зажимает меж пальцев подбородок жены. – Кейси? Чтоб она мне наврала с три короба? Нееееет. – противно тянет, приблизившись губами к губам уже вовсю паникующей Ники. – Я сделал лучше: просто просмотрел камеры с приемки, паркинга и территории больницы. Ты вышла в 3:32, выбежала даже, в машине была в 3: 36, и выехала в 3:41. А, вот, обратно… - он наигранно цокает языком, - не вернулась. – Его ладонь на подбородке Николь начинает сжиматься сильнее. – Повторю вопрос: КУДА ТЫ ЕЗДИЛА? -Николь молчит. Она просто не знает, что ей ответить. Зато знает ОН. – К ней? Ты поехала к СОЛО? - Ннет… - срывается шепот с посиневших губ, но звонкая и сильная пощечина прерывает речь. Он ударил ее наотмашь, а его взгляд до предела наполнился оранжево-желтым оттенком ярости: - Не ври мне! Я не такой идиот, каким вы обе меня считаете! – Адамс хватает Николь за волосы, чтобы с силой сжать их, а его алое лицо останавливается в сантиметре от ее лица. Он шипит сквозь зубы: - Ты хочешь все похерить, да? Хочешь оставить нас с дочерью ради этой черной сволочи? Николь пытается бороться: - Дэвид, нет, послушай меня… Но вновь пощечина. Уже левая щека Ники имеет цвет вечернего неба или космоса. Глаза пересохли от напряжения, но ей больно моргать, чтобы промокнуть их. - Ты потеряешь дочь, ты же помнишь??? Найдешь язык, что лижет хорошо, но ПОТЕРЯЕШЬ РЕБЕНКА, ДУРА!!! Каковы твои приоритеты, Николь??? Кто важнее: тупая пизда, или человек, что из тебя вышел??? - На щеках Остин ощущает влагу. Глаза не выдержали и сдались. А он, как вампир, смотрит на нее и готов взять и осушить ЭТОТ бокал до дна. Адамс качает головой. Он не дурак. Далеко не дурак. Все понял, и Ники не изобрести подходящее колесо обмана. Она вздрагивает, когда горячая мужская рука касается синяка на ее лице. Нежно касается. Дэвид указательным пальцем обводит след, который оставил силой и хватка в волосах Николь ослабевает: - Я дам тебе шанс. Еще один и последний. Разберись в себе. Подумай, стоит ли черная блядина жертвы, в виде твоей собственной дочери. Если да… - он показывает рукой на дверь. – Вперед. К ней. А если нет… - вновь его лицо у самых ее губ: - тогда не смей о ней даже думать! Не успев и всхлипнуть, Ники понимает, что мужа уже нет рядом – он поднялся наверх. Она судорожно пытается собраться воедино. Это рано или поздно должно было произойти. Она слишком беспечно относилась к конспирации. А, учитывая произошедшее, и вовсе выдала собой все карты. Выдыхает тройку раз, жмурится, отгоняя головокружения и зайчиков адреналина. Мочит полотенец и прикладывает к пульсирующей щеке – к коже больно дотрагиваться. В отражении окна она пытается рассмотреть синяк, но шевеление на заднем фоне заставляет ее резко обернуться: трясясь от страха, из-за спинки дивана на нее смотрит Ария широкими, полными страха и непонимания глазами… Фак.