Лего. Последний итог

- У меня сегодня встреча с Карамзиным,- говорит ровным, спокойным голосом Адамс, пережевывая тост и запивая его свежим соком. – Надо сделать все, чтобы он стал нашим. Политика здравоохранения такова, что как только в поле зрения попадается состоятельный спонсор, его сразу же надо брать в оборот. Я не готов отдавать такого, как Карамзин  какому-нибудь Дьюити из Лайтинг госпитал. Глупый докторишка с амбициями. Завтрак. Прошло три дня после той горячей сцены на кухне. Три дня и три ночи. Николь было трудно. Трудно и в физическом плане и в моральном. Мазь от ушибов и синяков, которую как-то посоветовала ей Руди – буфетчица в Грейси- Сквер, хорошо способствовала заживлению той самой печати, оставленной на щеке собственным мужем. Совет: «купить и попробовать» поступил, когда Ми-Ми гордо выходила из кабинета травматолога с перевязанной рукой. Руди уверяла, что три ее пацана не могут существовать без этого, как она сказала, шедевра фармацевтики. И Николь сейчас мысленно поет женщине дифирамбы, накладывая на свою скулу толстый слой прозрачного геля, чтобы побыстрее искоренить фиолетовый след мужской ревности. Перед работой приходится накладывать тонну тонального крема, а сверху еще и маску надевать. Вроде пока никто не заметил. Уж такая болезненная репутация у Остин в окружении. Самое сложное после произошедшего, это разговор с дочерью. Как в колодец кричать - либо эхо отзывается, либо тишина. Ми-Ми стала тихой и замкнутой. Она отвечает односложно, не показывает характер. Даже съедает все, что ей дают. В ее движениях иногда можно заметить нервозное подергивание плечом или головой. Взгляд все больше становится блуждающим, а глаза тусклыми и расфокусированными. Николь очень переживает. В животе, глядя на маленький живой комочек, мерзко тянет, словно лезвие проглотила. Мозг уже перелопатил кучу самых худших итогов. А, вот, Адамс… У них с Ми-Ми состоялся диалог в комнате девочки: - Не стоит бояться, солнышко. Мама делает глупости, - сетовал он, сжимая в руке маленькую ладонь. – Ты должна усвоить правило и всегда ему следовать: каждое действие имеет последствие. Что из-за маленьких ошибок можно потерять близких. Тебя, к примеру, и меня тоже. Наша мама об этом правиле немного забыла. Вот, я ей попытался напомнить, но чуть-чуть переусердствовал. Ей не было больно, не переживай! Зато, думаю, она теперь вновь станет нашей любимой мамусей-сладусей и все наладится. Больше я так не поступлю, конечно же. Я просто очень вас люблю и не хочу, чтобы наша семья разрушилась, понимаешь? – И поцеловал дочь в лоб. Какие мысли роились в маленьком разуме – одному черту известно. Но Ми-Ми не задала ни единого вопроса. Она долгое время сидела на подоконнике своего окна, смотрела, как ветер гоняет снег, прикладывала ладошку к холодному стеклу, а ее пальчики на ногах нервно дергались. Даже соседский кот, лазающий по округе и попавший в буран, не вызвал ни единой эмоции на детском лице. Не было там ни жалости, ни сострадания. Только одно сплошное равнодушие. Что касается Алекс… Николь все равно умудрилась ей написать пару раз с телефона Арии: спросила про состояние и сказала, что мысленно она рядом. После удалила переписку. Соло и сама не рвалась к общению. У нее сложный период, который нужно переварить. Как бы по-скотски это не звучало, но Ники такой исход устраивал. Пока муж активно подозрителен, нужно залечь на дно. А сегодняшней ночью, перебирая локоны спящей дочери, Остин и вовсе, неутешительно всхлипнув, подвела под своей жизненной эпопеей корявую, пунктирную черту. Ее мозг долго пытался найти выход, думал, думал, думал… Слезы лились по щекам, в голове стоял шум… Никак не хотелось принимать тот факт, что им с Алекс не быть вместе. Не желалось представлять будущее без нее. Да только выбора не осталось. Либо черная душа, либо маленькое сердечко. Третьего нет. Она доигралась. Адамс опять установил слежку. Теперь и в телефоне и в машине. Пригрозил, что если Ники совершит хотя бы шаг влево, следующей остановкой станет суд, из здания которого она выйдет уже не в статусе матери. Точнее, не в статусе ПОЛНОЦЕННОЙ матери. И он сделает все, чтобы ее с Ми-Ми встречи были как можно реже. Самое страшно, что может произойти в жизни матери – это потеря ребенка. Теперь нужно как-то собраться и сказать обо всем Соло. Это же просто, правда? Как пластырь сорвать – сначала больно, а потом полегчает. Полегчает же? Николь чувствует, что ее тошнит от паники. От осознания, что их с Алекс встреча станет последней. Почему она не оставила ее еще тогда в больнице? Не сократила свои посещения, не отвыкла? Почему не сказала «нет» в Бронксе? Почему не выгнала из машины Мэри? Почему, почему, почему? Потому что любит, дура такая! Любит, и сейчас чувствует, как сводит в спазме легкие. Хорошо, что опять начала пить нефазодон. Без него разум бы рехнулся. Потому что отец, его фантом, так ржал, когда Дэвид пересек черту. Кричал гневно-радостные фразочки, перемещался в пространстве, пугая до дрожи, подливал горсти страшных мыслей в мозг. И Ники сдалась. Отец исчез, зато вернулись ингаляторы.  После поездки нужда в них сократилась, а теперь… Николь и спит, зажав в руке синеватый пластик. А еще ее каждый день рвет горечью, потому что она практически перестала есть. Только видимость создает в кругу своей немногочисленной семьи. В голове хаос, руки стали менее послушными. Она чуть не запорола пересадку, но ее вовремя спас Харис, забрав из дрожащих пальцев скальпель и осторожно отодвинув ее в сторону, за что ему искренняя благодарность и нижайший поклон. С Мэри нет сил разговаривать – если Николь сорвется, то вывалит на плечи подруги все, что происходит в жизни, захлебнется в собственном провале, да еще и Миллер заставит нервничать. А та, в свою вспыльчивую очередь, ломанется ругаться с Адамсом, на эмоциях наговорит лишнего и Остин еще больше погрязнет в болото. Завтрак заканчивается. Адамс допивает остатки сока, а Николь собирает тарелки. Остатки еды падают на пол из-за непрекращающегося напряжения в руках, Ники их быстро убирает, а сама больно вгрызается в нижнюю губу, чтобы хоть немного остановить подкатывающую  паническую атаку. Полчаса назад в туалете она написала Алекс СМС. Сделала столько ошибок – уму непостижимо. Можно подумать, что пьяная жала на клавиатуру телефона. Но нет. Это так ее на части рвало. «Нам нужно поговорить. В четверг в 10 у частной лаборатории «OpHos» на пересечении семнадцатой и двадцатой. Парковка». Ей туда надо отвести анализы пациента – согласовать донорскую очередь и подтвердить его тяжелую степень. Адамс лично направил. Поэтому будет безопасно. Тем более все должно пройти быстро. Болезненно, но быстро. - Так. – Мужчина вытирает рот салфеткой и встает.- Мне уже пора. Не люблю опаздывать. –Его голос расслабленно-спокоен, взгляд светел и собран. Он ловит в объятия жену, целует ее с характерным мурчанием, и уже следует к дочери, как та резко выпаливает, хмуро насупив лицо: - Я хочу к Мэри! Все замирают. Ники судорожно моргает, а Дэвид удивленно вскидывает брови: - К Мэри? – уточняет, будто не расслышал. - Да! – Дочь почти орет на него. - Я не могу тебя отвести, родная. У меня… - Мама пусть отвезет. Мэри работает сегодня! Николь боится перевести на мужа глаза. Она знает, что тот не в курсе кому принадлежит клуб, где работает Миллер, но сейчас ей везде мерещатся подвохи и сговоры. Боится даже слово вымолвить. Гулкий стук ее сердца отзывается пульсом в горле. Адамс все еще удивлен. Думает о чем-то. - Там холодно и метет, - кивает в сторону окна. - А мне все равно! Хочу к Мэри, я сказала! Ми-Ми ТАК никогда себя не вела. Почти никогда. Бывали выбросы ее импульсивной эксцентричности, но они ограничивались взрывом, а после сразу же шли на убыль. Она вскакивает с места, берет свой телефон и с силой швыряет его об пол. Теперь уж пора бить тревогу. Николь охает, всхлипнув,  провожает взглядом кусочки, что остались от разбитого вдребезги аппарата и замирает, словно жертва перед хищником. Шепчет: - Ми-Ми… Но тут же вздрагивает повторно, когда в ее сторону летит угрожающий рык сквозь зубы: - Я никакая не МИ-МИ!!! Я Ария!!!!!! Ария!!! У малышки срыв! Черные глаза полыхают ненавистью, кулаки сжимаются так, что руки уже синеть начали. Вот-вот кровь носом пойдет. Пинает ногой свой стул – он бьется о стол и падает, срывается к дивану и сбрасывает с него подушки. После того, как ее кроссовок у дверей пролетает над головой Дэвида, Ники выходит из оцепенения: - Прекрати! Я отвезу тебя, только успокойся! И это работает: Ария опускает руку со вторым кроссовком, который уже хотела швырнуть в телевизор. Она все еще тяжело дышит, смотрит злющими глазами то на одного родителя, то на другого, но уже ничего не предпринимает. Адамс откашливается. Чешет бровь, и не знает, как ему быть. Поворачивается к жене: - Отвезешь? Ты? Он запретил жене куда-то ездить без него, находясь глубоко в ней в спальне и рвано двигаясь. Только по важным делам, о которых ему известно заранее и то, если ОН отвезти не может. Николь, мимолетно зыркнув в голубые глаза, принимается собирать разбросанные вещи по дому: - Хочешь, отвези сам! Где работает Мэри, ты знаешь! Привезешь, побудешь там часа два, пока они наобщаются, затем домой, а потом и на работу! Слышен яд в ее словах, пока она убирает острые осколки телефона с ковра. Мужчина сразу же капитулирует: - Нет. Я не могу. У меня встреча, и… - Так поезжай на встречу! Я свожу дочь к Мэри! Или для тебя теперь наше с ней общение тоже проблема? – можно было бы убить словом, Ники не задумываясь сейчас бы это сделала. Возможно дружба между Миллер и его женой имеет статус «критический», только Дэвид не скажет об этом. Не сейчас, когда у Ми-Ми уже почти пар из носа валит. Уходит. Добро дал, а у дверей не стесняясь, открыл приложение с отслеживанием на своем телефоне. Будет бдить.

                                                                    ///

-Что это было? – спрашивает Ники, глядя на дочь в зеркало заднего вида в машине. Но ответа не получает. Не получает и внимания со стороны. Ария просто смотрит в окно. С ней явно что-то не так после случившегося, и Николь очень переживает. Как бы не пришлось обращаться к психологу. Они едут около часа. За это время Остин успела созвониться с Мэри и убедиться, что та действительно работает. Миллер была слегка удивлена. Но ничего не уточнила – она знает: раз приедут, то есть зачем. Ми-Ми внеслась внутрь клуба, даже не удосужившись подождать мать, и тут же уселась за столик. - Мороженое мне!- приказывает она спешащей к ней Мэри, которая ахуевает от наглости, широко раскрыв рот. И будь ее крестница совершеннолетней, то, как пить дать, вместо мороженного был бы виски. Двойной. - Ты хоть бы поздоровалась для приличия! – кидает, а сама ловил извиняющийся взгляд, только что вошедшей и стряхивающей с плеч снег, Остин. Распоряжается. Десерт приносят в течение десяти минут, потому что в клубе нет подобного ассортимента, зато есть в магазине напротив. Официантке пришлось сбегать туда. Ми-Ми ест, а Мэри и Николь ждут от нее хотя бы чего-то. Миллер так вообще ничего не понимает. Она уже перелопатила кучу предположений: от самых простых до катастрофичных. Нет реакции. Только не громкое позвякивание ложки о хрустальные бортики мороженицы ( на самом деле, бокал для мартини) . Постояв так еще пару минут, Ники и Мэри осторожно отступают к бару, чтобы переброситься парочкой слов. - Я не знаю, что с ней случилось, Мэр, - Николь опускает глаза на свои руки. – Она не своим голосом требовала привезти ее к тебе… А дальше полный рассказ того, что произошло после завтрака в доме Адамс. Миллер не сводит с подруги шокированных глаз. - Нихера себе. И что на нее нашло? - Не знаю, - жмет плечами Николь, а сама опять опускает глаза, потому что знает. И тут Мэри охает. Как-то резко она хватает Остин за нижнюю челюсть и поворачивает ее голову в сторону: - Это еще что такое? - Блять. Ники спешила и плохо замазала синюшное место под левой скулой. Теперь не отвертеться. – Это…- тут два варианта. И все одинокого воспламеняющие. Лучше не перепрыгивать. – Что, блядь, случилось???- вырывается с громкостью. Николь убирает ее руку, а к губам прикладывает указательный палец. Коситься на дочь – та продолжает есть уже подтаявшее мороженое, подперев голову и прожигая в столешнице взглядом дыру. - Тщщщ, - шипит. – Я… в дежурство ездила в дом Соло… - Это ОНА??? - Нет, тише, милая, пожалуйста. Лари умер… - У Мэри расширяются зрачки. Она ищет рукой сзади стул, находит, тянет к себе садиться. Даже опадает на него. -Да ну? Ники грустнеет: - Да. Рак. У него давно, оказывается, нашли опухоль в голове. Анализы показывали, что она доброкачественная. Проводилось много процедур, но … В общем, я была с Алекс, - имя произносит одними губами, чтобы никто не услышал. – Домой попала к восьми утра. Адамс меня дождался и уехал на работу, а потом… Он узнал. – Пиздец! – бегущей строкой играет на лбу Миллер. Николь вздыхает: - устроил мне скандал, орал, что дочь заберет. …ударил… - «дважды»… Миллер подзывает бармена и требует немедленно воды. Выпивает залпом: - Почему на меня не сослалась? Сказала бы, что ко мне поехала, что мне… - Он по пути с работы Саяну звонил. А тот сказал, что вы ночью спали, и все было хорошо. - Вот козлина… -шлепок по барной стойке ладонью. – Один, что вообще без моего ведома рот открыл, а второй… - Миллер опять пытается рассмотреть синяк у Николь на лице. Ей становится жаль подругу. А вместе с жалостью внутри закипает злость. – Ублюдина! – эмоционирует. Бьет по бару еще раз, шипит от боли, но ее ноздри все равно расширены. Остин берет руку подруги в свою и нежно поглаживает: - Это не все. Ми-Ми… Миллер вытягивается струной: - Только скажи, что он ее тронул, я… - Нет! Какой бы он ни был мудак, дочь не тронет никогда. Просто она… Ми-Ми все видела. Забилась на диване и наблюдала. А после этого замкнулась в себе. Я ее пыталась разговорить, объяснить, что произошло. Но … Только сегодня мы услышали ее голос… да и то… Она дом разнесла. Орала, что к тебе хочет. Швыряла все, что под руку попадется. Я думала, что придется ей седатив колоть, чтоб успокоить. Она свой драгоценный телефон разбила, Мэр. - Да ну нахер? Девушки синхронно поворачивают головы в сторону столика, где восседала Ария, чтобы еще раз сравнить всю суть рассказа Николь и то маленькое создание, тихо поглощающее мороженое, и так же синхронно шепчут: - Где она?

                                                                                ///

Черная ручка бесшумно опускается, а дверной язычок щелкает. Две пары карих глаз в момент сталкиваются противостоянием. Алекс за рабочим столом в кабинете – поочередно жмет копки на ноутбуке. Рядом с ней пепельница с дымящей и истлевшей до средины сигаретой, а с другой стороны пустой стакан с подтаявшими кубиками льда – виски кончился, а новую порцию она еще не долила. В дверном проеме насупившись и опустив подбородок, стоит Ария. Ее взгляд исподлобья заряжается молниеносными токовыми импульсами. Руки по бокам сжаты в кулаки. Два мира на одной территории. И оба бездействуют. Соло осматривает девочку с ног до головы, берет оставшуюся треть сигареты и втягивает ее отравленные пары в себя, оставляя меж пальцев один обжигающий фильтр. Напротив все та же пассивность. Но в тишине легко можно уловить тяжелое и громкое дыхание из маленького ровного носика. Стрелки часов на стене отстукивают ритм, а метель за окном добавляет фон. Алекс щурит глаз, когда от новой сигареты остается не больше половины. - У тебя явно ко мне есть вопрос, - пальцем ударяет по тонкой белой палочке, чтобы сбросить пепел, не убирая взора с новоявленной гостьи, которая продолжает молчать. – Задавай, или так и будем играть в «тише едешь – дальше будешь»? Встает с места, чтобы обновить свой пустой бокал. Бар у противоположной стены – Ми-Ми одними зрачками провожает черную каравеллу, еще сильнее сжимая руки. - Это ты виновата… - шепчут бледные маленькие губки, и Алекс опускает брови, Но продолжает делать то, зачем вставала. Закрывает крышку на бутылке и медленно, почти расслабленно, поворачивается: - Что? Секундная стрелка как-то громче прошлого щелкает, когда Ми-Ми делает тяжелый, но твердый шаг вперед. - Ты виновата в их ссоре. - Это утверждение не надо разжёвывать или описывать. – Соло все поняла, но ее тело не показывает немого удивления (если таковое вообще имеется). Делает глоток, наблюдая, как маленькое тельце поступью змеи приближается к ней. Ждет, даже не пытаясь вставлять реплики. – Из-за тебя он кричал. Из-за тебя ей было больно.- Ми-Ми близко. Как гулко стучит ее крохотное сердечко и как сильно немеют ножки. – Она из-за тебя делает ошибки! Из-за тебя я могу остаться без матери! – Девочка совершает рывок, и со всей своей мощи начинает колотить Алекс, куда попадет. Но выше бедер ей мало удается достать. – Ты виновата! Ты! Зачем ты влезла? Он раньше ее не обижал! Зачем??? – Соло обхватывает стакан всеми пальцами, чтобы не уронить его и не расплескать содержимое. – Зачем ты появилась??? Что ты наделала???  - удары продолжают сыпаться, а личико Ми-Ми покрывается влагой, в том числе и той, что струится из глаз. -  Ты – ошибка! Она из-за тебя совершила ошибку и ей было больно! Из-за тебя он ударил ее! Из-за тебя она делает глупости и рискует потерять меня! Все это из-за тебя! -Ми-Ми! – раздается на вдохе у дверей, когда там появляется Николь и Мэри. Они замирают, пытаясь переварить увиденное, но их общий всхлип опускается на перепонки болезненным раздражением, когда, стакан Соло летит на пол, а Ария, не успевшая вообще ничего осознать, взмывает вверх. Алекс подхватывает ее за створки расстегнутой куртки, тянет на уровень своей груди, делает два быстрых шага к своему рабочему столу, куда и ставит испуганную и растерянную девчушку. Слышится грохот предметов, треск ноутбука, а так же гортанное рычание. Николь тяжело сглатывает, но молниеносно оказывается рядом с тесностоящим дуэтом в глуби кабинета. Только Соло не смотрит на нее и не реагирует. Лишь держит ребенка за все ту же куртку, а свое еще больше побледневшее лицо медленно приближает к перепуганному маленькому личику напротив: - А теперь послушай меня, маленькая Гретта Тунберг, - шипит она на низких частотах, не обращая внимания на захват своего предплечья ладонью Ники. – Разглагольствовать о зле, обвиняя всех вокруг, не равно действовать против этого самого зла! – В черных глазах туманом набирается мрак. – Жертва никогда не может быть виновнее нападавшего! – Миллер тоже уже в полуметре от эпицентра событий, но что делать не знает. – Твой папаша ГАНДОН! И только ОН виноват во всем том, что так сильно тебя напугало! Это ОН посмел сделать из твоей матери преступницу! ОН придумал какие-то правила и обвинил ее в их нарушении! ОН поднял на нее свою паскудную лапу! ОН захотел увидеть рядом с собой подчиняющуюся рабыню! ОН и только ОН! Все, что ты услышала из его уст, все это позиция агрессивного, самовлюбленного ублюдка! Ты еще достаточно мала, поэтому слова об ошибках приняла так, как тебе было представлено! – Ники крепче вцепляется в руку Алекс. Она знает, что Соло не сделает Ми-Ми больно, не навредит, но рациональный страх в ее душе бьет громким набатом в висках и заставляет гранитной стеной стоять на стороже. – Разве у тебя тут, - Алекс указательным пальцем левой руки не больно стучит по лбу замершей девочки, - нет своей картинки? Разве у тебя здесь, - опускает ладонь к маленькой рвано вздымающейся груди, - не теплеет, когда ты вспоминаешь свою мать улыбающуюся и спокойную? В чем ее вина, хочешь знать? Да в том, что она слишком ДОБРА к этому миру! Только благодаря ей Я живу еще, только благодаря ей ТЫ существуешь! И только благодаря ей МЫ купаемся в заботе и любви! У тебя нет понимания того, что творится вокруг, и это очевидно: ты маленькая девчонка, Ария. Несмышлёная, не сформированная. Ты ребенок! Но я все равно могу тебе сказать, ибо ТЫ поймешь – происходит полный ПИЗДЕЦ! Твой папаша подлое, гнилое существо! Он не должен ТАК обращаться с твоей матерью! Но он МОЖЕТ, потому что сам лично наградил себя такой властью! А еще он сильнее! Физически сильнее! Это значит, что у него достаточно силенок совладать как с твоей мамой, так и с тобой! Только разве это показатель истины, Ария? Ты, вот, сильнее сбитой собаки, и можешь спокойно ударить ее. Ты это сделаешь? – Девочка вздрагивает. Сглатывает и отрицательно машет головой. – Именно! Потому что ТЫ хоть и сильная, по сравнению с ней, но у тебя есть РАЗУМ! Ты не станешь этого делать! Не станешь издеваться над кем-то, кто не может защититься! А твоя мать достойна, чтобы ее обижал кто-то более сильный? – Девочка тут же твердо отрицает. – Конечно, нет! Тогда почему она должна это выносить? Почему твой папаша говорит, что из-за ее ошибок ты останешься сиротой? Ошибок? Каких именно? Что под этим словом  скрывается на самом деле? Скажи мне, Ария, твоя мать – плохая мать? – Мэри прикладывает ко рту ладонь, а Ми-Ми быстро-быстро дает ответ опять отрицая. Николь захлебывается воздухом и в ее глазах начинает расползаться муть. – Нет? Подумай. Она бросает тебя, не занимается тобой, не дает тебе того, чего ты хочешь? Не ЛЮБИТ ТЕБЯ БОЛЬШЕ ВСЕГО НА СВЕТЕ? Так? - Нет, - шепчет малышка, а у нее в глазках крупными каплями блестят слезы. Алек еще больше сужает глаза: - Конечно, нет. Она идеальна! Душу бы продала, лишь бы ТЫ была самым счастливым ребенком на свете! Она понимает тебя? - Да. - Понимает, даже когда бесит? - Да. - Тогда почему, Ария? Почему ты решила послушать своего папашу и дать вбить в твою умную голову уверение о том, что твоя мама совершает намеренные ошибки? Что она осознанно желает лишиться тебя? Я больше чем уверена, что твоя мать и слова не сказала о том, как подло поступил твой папаша! Зато посмотри, что сделал он! Посмотри, как он мразотно захотел тебя перетянуть на свою сторону. И ты ему поверила… - Я не… - Поверила, но это не твоя вина. Ты ребенок. И тебя берегут. Мама бережет. Поэтому и картина у тебя односторонняя. Она так чутко и нежно ограждает тебя от зла, малышка – я завидую черной лютой завистью. Зато ОН не нет. Посмотри, только, как все вышло? Посмотри, что может сделать сильный со слабым! Мама оберегает тебя от бед этого мира. И она не скажет тебе правды. Зато я скажу! Николь тут же приходит в себя и пытается вновь привлечь к себе внимание: - Аллекс, нет… - Я однажды тоже поступила с ней довольно скверно. Я каюсь и готова даже в церковь сходить, если это поможет. Но прошлого не изменить… После… После, я жизнь перестала без нее представлять. Она самый лучший человек, которого создало проведение. Самый святой и искренний. Так повелось, что и для твоей мамы я стала КЕМ-ТО значимым. Но жизнь – коварная вещь. За то, чтобы я жила, твоя мать заплатила очень высокую цену, и когда мы встретились вновь, она больше не могла быть рядом. Ее обманом забрал твой папаша. Забрал, сделал своей. Родилась ты… И ему стало легче удерживать её рядом с собой. Потому что он по закону (знаю, ты любишь изучать кодекс и статьи) после развода, станет твоим ЕДИНСТВЕННЫМ опекуном. Родителем, то есть. А Она…- Алекс не смотрит на Ники, но ее глаза отрываются от личика Ми-Ми и упираются в пол. Затяжная пауза, и уже четко сфокусированный взгляд опять на карих глазах девочки: - она ни на кого тебя не променяет. Не оставит. Ты для нее смысл жизни, запомни. Ми-Ми уже не сдерживает слез. Утирает их рукавом, а сама так же не смотрит ни на кого, кроме Соло: - Я не знала этого. - Ты и не должна была. Но обстоятельства иногда нас вынуждают сходить с наметанного пути. Все, что произошло… ты же теперь понимаешь, что это ужасно? - Да. - В твоих глазах мама до сих пор виновница? - Нет! Нет… Алекс единожды положительно качает головой: - Если мальчишка станет обижать кошку на улице, ты что сделаешь? - Постараюсь ее защитить. Но… отец не мальчик… Я не смогу.. - Не сможешь, если не подумаешь, как следует. Не в физической силе дело, а в разуме. Ты умнее его. Я это говорю, потому что вижу. Ты справишься. Не давай маму в обиду. Алекс убирает, наконец, руки от Арии, но зрительный контакт не прерывает. А Николь, так же не сдержавшая слез, пытается в кармане своего пальто отыскать ингалятор. Страшное противостояние двух миров, некогда бывших единым. Словно подземные плиты, разделенные потоком времени. Соло хочется курить. В горле сушь, а под черепной коробкой неприятно вибрирует. Но она просто стоит, шевеля скулами от напряжения. Стоят и все иные. Через пару минут, Алекс осторожно снимает Ми-Ми со стола, ставя на ножки рядом с собой. У дверей, когда Мэри берет маленькую ручку Арии в свою, чтобы показать всю поддержку и опору, малышка все же оглядывается: - Я больше не буду стоять в стороне. Сделаю все, что у меня получится…Но… И ты не стой, - говорит тихо хриплый тоненький голосок, а затем они уходят. Алекс и Николь остаются одни. Напряжение между ними натягивает горячий Аравийский зной. Кожа сочится потом, а волосы у корней уже давно мокрые. Они молчат. Очень трудно говорить, а еще труднее думать. Каждая мысль словно иголка под ногтевой пластиной: болит до невозможности. Только глупо находиться в этой громкой тишине. Ники облизывает пересохшие губы и решается сделать первый шаг: - Саша… Но темные глаза, разрывающие душу, сразу же выбивают из под ее ног всю почву. - Иди. Ты нужна сейчас дочери, маленькая моя. – Еще немного, и можно свалиться без чувств. Особенно, когда челюсти черного летучего ангела возмездия, сжимаются почти со скрежетом -  она увидела синяк на скуле и ее плечи напряглись, принимая состояние скалы.– Мы поговорим с тобой, когда настанет время. Поговорим… Поговорим, если… Остин уходит, едва понимая, куда ей вообще нужно и тихо закрыв за собой дверь. Алекс остается одна. И вот теперь ей полностью можно отдаться все тем демонам, которых она изо всех сил держала на толстых не рвущихся канатах. Все идет к пиздецу. Но останавливать финал  Соло не станет.