Бинго! Порочный круг.

       — В принципе и здесь можно, да, ребят? — обманчиво добродушно говорит мужик, хватает меня за шею и отталкивает к своему второму дружку, — можем сначала с тобой побеседовать. А то кабель этой суки слишком громко лает. — От суки слышу. Чуть ли не прорычал Ривай, расстёгивая пальто. Меня от Ривая отделяло две гориллы бывшего, на любые мои уговоры на моей шее сжималась рука, а когда попросил отпустить, кулак прилетел под дых, в глазах потемнело, весь обед увидел белый свет, а воздуха категорически не хватало. — Эрен! — услышал где-то вдалеке взволнованный голос Ривая, он вроде первый раз назвал меня по имени. Вроде радоваться надо, но мне лишь паршивее. Перевожу взгляд на другую пару и вижу, как другой крепых бьет по Аккерману, который отвлекся на меня, а у меня сердце замирает. Ривай замолчал, отступил на шаг, прижимая пальцу к скуле. Увернулся? Ему прилетело? Что случилось? В любом случае есть проблема. Одна большая проблема в виде меня. Если бы я не говорил Риваю ничего, если бы не говорил в тот вечер ничего. Если бы только… мы не встретились? Да, пожалуй. С самого начала я приносил ему лишь одни проблемы. С колен мне не дает встать тяжелая рука, что грузом придавливает на плече, а позади стоит бывший. Шагов к отступлению нет, а значит и на помощь я не позову. Бесполезный кусок дерьма. Ничтожество, что несет людям лишь разруху и проблемы. Зачем поверил? Зачем ушел? Зачем поддался? Все, что мне остается, наблюдать, как Ривай дерется с тем мужиком. — Что же вы все в лицо-то целитесь, — прошипел Ривай и резко ударил мужика в живот, и, пока тот загнулся, скрутил ему нос до хруста и ударил лицом об свое колено, и отправил в нарастающие сугробики лицом, — отошел от него, быстро. — За суку ещё не ответил, — с раздражением ответил второй сторожила и развернулся ко мне спиной, — смелый самый? Шел бы ты да оставил эту шваль нам, тебе проблем меньше, нам долг выплатят. — Задолжал вам не он, а бывший его, вот с него и стряхивайте долги, — Ривай показал ладонь в знаке, мол «секундочку» и с разворота ударил очуховего приятеля в лицо ногой, от чего тот вырубился окончательно, перед этим смачно клацнув челюстью, — так на чем мы остановились? Отпусти, пока жив, и ты, и твой дружок. — Сколько же у тебя Эго, — усмехнулся и снял перчатки, — ты мне за друга ответишь. Не знаю, чем завершилась их драка, но после того как Ривай схаркнул кровь, мне стало тяжело дышать. Кислород будто бы перекрыли, ничего не вижу. Я виноват, это я, я виноват. Простите, простите меня. Извините, я не хотел, простипростипростипростипрос… — Эй, посмотри на меня, — фокусирую взгляд, перед мной сидит Ривай, запыханный весь. Губа покрасневшая, на скуле рваный порез, будто кольцом или чем-то таким заехали, точно не знаю, но предположить могу, с брови течет красная струйка крови. Тело охватывает дрожь, а внутри накатывает паника, — все хорошо. Пойдем, они не придут, только твоей паники не хватает. Только до тебя достучался… — Прости, — говорю сквозь ком в горле, — прости, пожалуйста, я правда… Прости, я не знал, что они… что я… что тебя, — в голове пусто, слов нет, что сказать? Как за такое прощать? Кислород. Воздух, мне нужен воздух. Глубокие вдохи ртом не помогают. Ривай поднимает меня на ноги и прилаживает к щекам холодные комочки выпавшего снега. Это отрезвляет, успокаивает. Привычно холодно. Одни проблемы. Я приношу одни беды. Квартиру собирался снимать, ха, наивный. Чтоб ещё и хозяйке проблемы доставлять. В телефоне быстро пишу риелтору, что аренда помещения отменяется. Остаться у Ривай? Никак нельзя. Идти мне больше некуда. У каждого человека есть в этом мире определенная роль, моя, видимо, жить как обычный никому не нужный сорняк и душить остальных своими проблемами. Есть единственное место, куда я могу пойти, он же сказал, что примет меня, да? — Помоги мне бровь заклеить, через зеркало нихера не получается, — доносится с боку. Оказывается, мы уже сидим до… у Ривая на кухне, тот пытается заклеить раны БФом. Смотрю на него и не вижу ничего, промаргиваюсь, и вроде картинка фокусируется. Ему нормально? Ведет будто ничего не произошло или он специально, чтоб я себя не выводил? Бред. Все проблемы из-за меня, я это прекрасно знаю, и успокаивать меня не к чему. Мою руки, слишком медленно. Я будто и не здесь вовсе нахожусь. Почему я вообще пошел с ним? Нужно было до начала потасовки просто молча уйти и потом забрать вещи, когда он был на работе. Тупица, ничтожество. Зачем вообще существовать, если все, что я делаю — это порчу жизнь другим? Слишком поломанный, слишком затравленный, никому не нужный. Мне нигде нет места. Беру ватку, перекись водорода, получше промываю раны, она пузырится. Наверное, делал вид, что заклеивает рану, пытается меня отвлечь? Не нужно, я не настолько глуп, хотя ума мне явно не хватает. Ваткой просушиваю от перекиси рану и равномерно наношу на нее и вокруг клей БФ. Смотрит на меня, изучает. Все действия механические, за три года уже научился пользоваться всеми дарами домашней аптечки, так что первая помощь оказана успешно. Перехожу к обработке костяшек. Засохшие капельки крови на руке. Его? Или Ривая… Как же паршиво, хочется исчезнуть. Заливаю перекисью. — Как тебе помочь? — уже не знаю, чем ещё загладить свою вину. — Даже не знаю… — обжался, такому человеку. — Все нормально, слышишь? — тихо, будто спугнуть боится, говорит мне Аккерман, все так же глядя то на меня, то на мои действия. Контролируя, — раны не серьезные, через неделю затянутся. Если бы тебя не ударил тот черт, я бы справился быстрее, так что… — Прости, пожалуйста, прости, — если бы не я. Если бы меня не было, не было бы проблем. Глаза обожгло слезами, сжимаю не сильно раненую руку, — извини. Я во всем виноват. Прости, пожалуйста, прости. Я не хотел, я правда не думал, что так выйдет, прости. Извини. Он помолчал, но похлопал рядом с собой. Что он хочет? — Да успокойся ты, — уже без каких-либо лишних издевок или эмоций говорит, значит и у него есть придел дурости. На его лице снова расцвела та самая странная полуулыбка, а руки начали жить своей жизнью. Он прям сейчас хочет сексом заняться? Серьезно? Его только что нахлобучили, а ему хоть бы что. Лезет рукой под футболку, а я хлопаю глазами. Сама невинность. — И не смотри на меня так, что такого? — веселится. И правда, что такого? Я провинился и вину должен свою загладить. Кроме как рот открыть больше ни на что не годен. Так какая разница, где это делать? С Риваем, который из-за меня лишь проблемы ловит, или рядом с бывшим, где мне самое место. Стекаю к его ногам, развожу в стороны, поудобнее устраиваюсь и стягиваю джинсы. С того раза понял, что у него тоже с головушкой не все в порядке, если с бывшим ласку подавай, этому полностью да наоборот. Без лишних прелюдий. Поэтому заместо привычного чупа-чупса заглатываю член. Головка таранит глотку, вызывая спазмы. Держит за волосы, направляет. Мне же легче. От меня лишь требуется облизать да заглотить. — Глотай, — приказывает с хрипом в голосе и прижимает и без того сильнее к паху. Пытаюсь отстраниться, но тот лишь сильнее сжал волосы и кончил в горло. Отталкиваю его, он легко отпускает волосы, а я захожусь в кашель. Изврат, блин. У самого уже камнем стоит, от возбуждения крышу иногда сносит, и раз уж сам начал, то почему бы ему ответственность не взять? Но он не продолжает настаивать, а наоборот остановился, осмотрел меня и выдал то, отчего я чуть не взывал: — Сними футболку, — кривит разбитые губы, следя за процессом. — Прикоснись к себе. Задыхаюсь от такой настойчивой просьбы. Будто второй раз под дых дали. Не понял? Я? К себе? Не могу. Не хочу. Это отвратительно. Он лишь выжидающе смотрит, будто пытая меня. Прожигает взглядом. Стягиваю футболку, закрываю глаза и пытаюсь хоть немного расслабиться. Пальцы заходятся мелкой дрожью, что делать? Как выполнить эту невыполнимую задачку? — Эй, — окликает, что ещё? Сверлит мои глаза взглядом. Да ну нет? Я ещё и на него смотреть должен? Он мстит, только вот за что? За какой именно эпизод? Он прекрасно знает мои проблемы, зачем настолько на мне отыгрываться? Отвратительно. Я отвратительный, а он просто ненормальный до секса. Смотрю на его проснувшийся стояк, может сработает? Прикусываю и облизываю губы, и о боги! Он, кажется, меня понимает. Еще бы не понимал, когда его буквально облизывают взглядом. — Скажи. — Хочу… — сглатываю слюну и начинаю шумно дышать, от такого своего умилительного тона всплывают не очень хорошие картинки, но все лучше, чем прикасаться к себе, — твой член. Тебя, хочу оседлать тебя, сделай со мной все что хочешь. Ты же знаешь, я могу сделать все что захочешь, пожалуйста… Он видит, что это лишь уловки, и как бы он не хотел поддаться, видимо мои уловки не сработали. А я так пытался, поэтому ни на дюйм не сдвинулся. — И ты его получишь, но сначала, прикоснись к себе. Чтоб тебя Ривай. Чего он добивается? Чтоб я окончательно начал ползать в его ногах? Почему? Зачем? Что за игру он опять начал вести в одиночку. Сдерживаю слезы на грани, но крупные слезинки скатываются, стоит лишь руке спуститься ниже шеи. Как все это отвратительно и сложно. Зачем он так поступает. Мне противно. Противно и страшно. Тощие ребра, ключицы торчат, после того как прикоснулся к животу, чуть не вывернуло. Как можно вообще трахать вот «это», что во мне такого? Лишь одно уродство. Хотя если нет чувств, любое мясо сгодится. Я лишь удобный человек, над которым легко проверять свои извращения и издевки. Такого я от него не ожидал, но не прекращаю вспоминать все прикосновения, чтоб хоть немного отвлечься от себя. Его покоцанный фасад прелести не добавляет, лишь давит куда-то на подкорку сознания, что это расплата за то, что позволил себе лишнего. Слишком расслабился, слишком поверил в себя и другого человека. — Пожалуйста, прошу тебя, — перехожу на шёпот, а голос подрагивает, вперемешку со слезами. На это лишь молчит, а потом подталкивает к дальнейшим действиям. Дрочить не получается от слова совсем. Нет ничего возбуждающего, лишь противно от своих грязных рук. Поэтому не долго играем с моим членом и перехожу на сфинктер, трясущимися руками смазываю пальцы, провожу ими, обвожу, проталкиваю по очерёдности и начинаю разрабатывать. С такой стимуляцией возбуждение приходит быстрее. Развожу по его приказу ягодицы, и его пальцы таранят очко. Дергаюсь, а он лишь хватает за талию и подтягивает ближе к себе. Ещё немного и его пальцы затрагивают тот самый комочек нервов, который вырывает из меня протяжный тихий стон. — Прошу, мне нужен твой член. Хочу почувствовать тебя во мне, — уже несу какой-то бред, но пока пальцы стимулируют, готов на любые унижения, лишь бы не было такого позора как несколько минут назад, — пожалуйста, мне мало твоих пальцев, надо подлиннее. Только ты, пожалуйста, только твой член… Ты такой идеальный для меня, пожалуйста, хны… — что-то ещё несу вперемешку со всхлипами, сжимая руки в кулаки. Но этого оказывается наконец достаточно, чтоб достучаться до него.