Volcano

      С первыми рассветными лучами Хёнджин и Чанбин отправились в путь. Из полученных писем, которые Чанбин получает из столицы, они узнают куда им двигаться дальше.       Что, спустя месяц, Хёнджин всё ещё делает рядом с этим раздражающим прилипалой? Если честно, это весело. В основном раздражает, но в остальное малое время действительно весело. Да и Хёнджину, собственно, идти и спешить куда-то не нужно. Как только вести о том, кого он ищет снова появятся — Хёнджин уйдёт, не прощаясь. А сейчас, ловить самого же себя — единственное, чем можно убить время.       — Давай заедем. Мне уже солнце макушку напекло.       Ничего не ответив, Хёнджин направляет Тень за Чанбином в первый попавшийся город после пустынной дороги. Коней сразу же возле смотровых башен отправляют в стойла отдохнуть и подкрепиться.       — Тебе не жарко? Давай, купим тебе одежду.       Хёнджин всегда носил кожаный, плотный топхо, поверх такой же плотной нижней одежды. Самому Хёнджину это не доставляло никакого дискомфорта, наоборот. Плотность ткани помогала в бою, спасала от ветра и снега, а насчёт жарких температур — он их всё равно не ощущал. Объяснять всё это Чанбину даже в перспективе вызывает раздражённый вздох, отвечает лишь:       — Себе купи. Весь потный.       — Мужской запах! — Чанбин гордо вскидывает подбородок, на ходу подмигивая прохожей девушке с веснушчатым лицом. Она проходит мимо, не обратив никакого внимания на старания Чанбина, но его это в принципе никак не волнует.       — Идиот.       — Что? — оборачивается с улыбкой во все имеющиеся и пока ещё целые зубы.       — Говорю, я голоден.       — О, конечно. Пойдём!       Дождавшись пока Хёнджин поравняется с ним шагом, хватает за руку и быстро тянет в только ему известном направлении. И Хёнджин сопротивлялся, ладно? Просто физическая сила Чанбина намного его превосходит.       Сначала они плотно обедают. Плотно обедает вообще-то только Чанбин и пытается всё время впихнуть в рот Хёнджина свои палочки с мясом или рисом. Это уже даже походит на игру. Чанбин ноет по поводу его веса, Хёнджин показно его игнорирует, чем распыляет мужчину ещё больше.       После обеда солнце всё ещё пекучее, так что оба прогуливаются по торговой улице, рассматривая товар. На деревянных столиках от свежих кусков мяса только что разделанной туши, до ярко красных женских румян. Последнее Чанбина привлекает, почему-то больше мяса. Ах, да, он же только поел.       Тормозит у миловидной девушки с толстой косой, в которую вплетены множество тоненьких, явно самодельных украшений и с присущим только ему восторгом рассматривает женские штучки.       — Есть то, чего я не знаю? — Хёнджин даже не старается скрыть ухмылку, склонившись к мужчине через его плечо.       — Например? — Чанбин вертит в руках изумрудную посудину, в которой красным пятнышком хрупкая рассыпчатая смесь из риса и красителя именуемая румянами.       — Например, тебя в королевстве ждёт хорошенькая пассия, которой ты всё это пообещал привезти. — Чанбин слегка поворачивает голову, приподняв бровь. Хёнджин понимает, что прогадал, поэтому продолжает: — Или, что весьма занятно, тебе самому нравится румянить щёчки? И это всё? Может, зайдём ещё и купим что-то из одежды?       Пунцовая, как только что сваренный краб, девушка, быстро отворачивается, принимаясь перебирать в коробках товар. Хёнджину плевать, как и насколько ей неловко. Чанбин молча смотрит на него, его напористое дыхание касается щеки, но Хёнджину всё ещё интересно чем это может закончиться.       — Разве мои щёки недостаточно розовые?       О, так он хочет поиграть… Хёнджин довольно расплывается в хитрой улыбке.       — Я возьму эти румяна. Упакуй надёжно.       Отстранившись, Хёнджин будто бы видит, как между ними натягивается тонкая нить и магнитом притягивает обратно, но они оба намного сильнее её потуг притянуть их к друг другу. Чанбин всё же покупает точно такие же румяна, и забрав свои свёртки, движутся дальше. Чанбин непривычно тихий, что заставляет Хёнджина смотреть на него просто так всё чаще и чаще.       — Ох, точно. Ну-ка, иди сюда.       За руку Хёнджин оказывается притянутым к прилавку с украшениями. В основном на столике расположились парные нефритовые поясные подвески, но также был небольшой ряд красиво отделанных гребешков и парочка украшений в волосы.       — Ну что опять? Твоя пассия такая требовательная?       — Не то слово! Покажите, пожалуйста, вон ту чопчи. — Чанбин указывает пальцем на самую крайнюю длинную заколку в волосы. Сама шпилька, кажется, из золота, а головка украшена белыми бусинами, словно шторкой. Очень простая, но очень красивая.       Чанбин вертит её в руках, хмуря брови и даже учитывая то, что эту красивую вещь подарят кому-то другому, Хёнджин всё равно говорит:       — Неплохая. Возьми.       — О, правда нравится?       Не то, чтобы. Честно говоря, Хёнджин думал, у Чанбина никого нет, и он такой же одиночка. У одного постоянная работа, у второго постоянные скитания и поиски. Благодаря этому капельку схожести в их судьбах Хёнджин с трудом, но находил. А теперь… может, оставить его?       — Говорю же, неплохая. Слух потерял что ли?       Хёнджин разворачивается, не дожидаясь Чанбина, идёт дальше.       Впрочем, мужчина его быстро догоняет, с идиотской улыбкой пристраиваясь под боком. Хочет что-то сказать, но неожиданный шум и крик у одной из палаток с едой заставляет его озадаченно вытянуть шею.       — Что такое? — подойдя чуточку ближе, оказываются в крайнем ряду таких же зевак.       — Дак девчонка эта опять за своё!       — Какая девчонка? — Чанбин протискивается вглубь, Хёнджин остаётся в стороне.       Теперь, в первом ряду, видит маленькую девочку, едва достающую макушкой до верхушки стола. Одета она в рваные, грязные лохмотья. Лицо перепачкано сажей, на руках россыпь порезов и ссадин. Волосы на затылке спутаны в ком. Зрелище и без того жалкое, а если учитывать ещё и то, что она по-звериному брыкается, одновременно с тем пытаясь проглотить только что сворованную еду, а продавец булочек, держа её за руку, орёт вглубь простенькой булочной поторапливаться, становится не по себе.       Чанбин делает шаг вперёд, но его тут же кто-то отталкивает назад.       К этому времени в руках булочника оказывается большой нож, пригодный для рубки мяса. Чанбин на секунду застывает с широко открытыми глазами, а когда всё же, взяв себя в руки, делает шаг вперёд, девочка, ловко вывернувшись и дожевав еду, кусает держащую её ладонь так сильно, что по ней стекает струйка крови. Булочник теперь орёт от боли и выпускает из рук нож, девочка быстро оценивает ситуацию и бежит в небольшой разрыв между зданиями.       — Мелкое отродье!       — В следующий раз скручу ей шею!       — Не собираешься её ловить? — рядом с ухом звучит знакомый, размеренный и даже в такой ситуации насмешливый голос.       — Зачем?       — Ты же королевский стражник. Разве не должен наказать преступницу?       Чанбин хлопает глазами, повернувшись к Хёнджину. Он вообще хотя бы половину своих обязанностей знает?       — Точно! Спасибо!       Сорвавшись с места, Чанбин бросает мяснику горсть монет, сгребает в охапку пару булочек и уже несётся вслед за девчонкой. Хёнджин уходит с улицы в тот момент, когда там снова образовывает толпа. На этот раз из-за того, что булочник упал замертво. \\       Ноги порядком устали, наступили первые сумерки, а это настроение Хёнджина вообще не красило. Они уже давно должны были уехать, но вместо этого ищут треклятую девчонку по каждым углам и закоулкам.       — Серьёзно?       Чанбин ступил в первый ряд деревьев густого леса. Хёнджин пока поборол в себе желание отпинать его во все мягкие места, но это только пока.       — Чёрт, — Чанбин обернулся и, вздохнув, сделал шаг к нему навстречу, — если страшно, подожди здесь. Если будет кто-то приставать, громко крикни и я тут же прибегу, хорошо?       Хёнджин крепко сжимает челюсти и кулаки. Он серьёзно? Он, мать его, серьёзно думает, что Хёнджин хоть чего-нибудь боится в этом мире?       — Пошли. — Первым ступил на тропинку, не удержавшись от колкости, — и как тебя с такими принципами вообще взяли в королевскую стражу?       — Я вообще-то лучший воин. Только меня, как видишь, отправили на такое опасное задание. — Они переговаривались тихо, чтобы в случае чего услышать девчонку и не дать ей уйти.       — Ага, у тебя же на лбу написано.       — Что? Что я самый лучший? — Чанбин совсем по-идиотски захихикал.       — Что ты и мухи не убьёшь, не попросив перед этим прощения и не отнеся благовония за её усопшую душу в храм. — Отвечает, закатив глаза. Под ногами шелестят ветки и листья, тьма сгущается. Приходится ориентироваться только на слух.       — Смотри.       Чанбин, закатав рукав рубахи до локтя, выставляет руку вперёд тыльной стороной. На ней красуется шрам от запястья до плеча, на который Хёнджин уже давно поглядывал, но спрашивать откуда он там не собирался.       — Ничего не вижу. У меня, по-твоему, вместо глаз факелы? — вообще-то он прекрасно всё видел. Просто…       Чанбин берет его за руку и опускает прямо на шрам. Вздохнув, Хёнджин всё же проводит пальцами по рубцовой коже и нехотя говорит:       — Если хочешь поведать мне великую тайну этого шрама, просто сделай это. Чтобы рассказывать всякую чепуху, раньше тебе не требовался мой интерес.       — Просто я этим совсем не горжусь. — На тихий и даже виноватый голос Чанбина Хёнджин приподнимает бровь.       — И что же ты сделал?       В королевстве уже давно не было войн. Отец короля и нынешний король старались во благо дипломатии, но это всё равно не увольняет от убийств служащих в страже или армии. Но даже так, Чанбин по сравнению с Хёнджином ангел во плоти.       — Помнишь, было время, когда тигры нападали на деревни? Мой отец лишился тогда ноги и вскоре умер. Но с тех пор, казалось, всё утихло. Я слышал об этом только из уст местных, а когда сам стал военным, радовался, что мне этого делать не придётся.       — Но пришлось?       — Ага, — Чанбин остановился и прислушался на минуту. После пошёл дальше, — в самой крайней деревне на юге снова расплодились тигры, которые стали нападать на людей. Нас отправили туда. Пока мы пришли, местные уже разобрались с несколькими тиграми, а я убил самого молодого и очень красивого самца. Наверняка, он был последним. Он-то мне и подарил этот шрамик.       Чанбин много небылиц рассказывал. О том, что крокодилов видел, о том, что с королём в кости на желания играл, о том, что в детстве свалился со скалы и обошёлся даже без единой царапины. Но эта история, рассказанная без шуток, усмешек и улыбок Хёнджину не нравится. Понимает, что всё это время держался за его ладонь и слишком резким движением отбрасывает её от себя.       — Так и почему тогда ты звучишь так разочаровано? Ты выполнил задание короля. Или разочарован тем, что отхватил шрам?       Чанбин проследил за руками Хёнджина и лишь усмехнулся.       — Нет, шрам мне нравится. Но я вот думал, разве это нормально, что мы убили всех тигров? Их ведь больше нет, а они были такими… сильными и красивыми. И разве нормально то, что каждый рождённый тигрёнок был уже обречён на смерть? В чём тогда смысл их существования?       Хёнджин останавливается, почувствовав вдруг как гулко отозвались эти слова внутри него самого.       — Знаешь, ведь… люди такие же. Например, как эта девочка. Знала ли она, впервые открыв глаза и издав свой первый крик, что попадёт в этот довольно-таки жестокий мир, где ей нужно будет добывать себе еду, кров и место для ночлега самостоятельно? Что о ней никто не позаботится? Что ей будет очень тяжело с первых дней жизни? В чём тогда заключается смысл её борьбы? В преодолении боли?       Хёнджин по-прежнему смотрит на него с широко распахнутыми глазами. Дело даже не в том, что он услышал это от Чанбина, того, казалось бы, немного отсталого дитя переростка, а в том, что мысли эти часто посещали и его голову, однако никогда не находили ответа.       — Я…       Хёнджин хотел что-то сказать, ведь Чанбин стоял напротив него такой непривычно грустный, но раз за разом прохрустели ветки где-то слева, и они уже бежали туда.       За последним рядом деревьев раскинулась поляна на небольшом выступе. Пахло прохладой, внизу журчал маленький водопад где-то под два метра.       Луна хорошо освещала поляну, они увидели хиленькую лачужку из палок и грязи. Из неё выглянула крошечная головка, скрылась, а потом уже девчонка выбежала на поляну с огромной палкой, которая, судя по её размерам с большим трудом помещалась в самом жилище.       — Уходите!       — Постой! Мы не собираемся делать ничего плохого! — Чанбин выставил ладонь вперёд, на которой под лунным светом блестели остывшие булочки. — Всего лишь хотим угостить тебя.       Хёнджин прошёлся вдоль обрыва со скучающим выражением лица. Хотелось немного освежиться, подходила даже эта река.       — Я уже поела.       Палка чуть дернулась вниз, но Чанбин продолжил её уговаривать до тех пор, пока девчонка не сдалась и сама к нему не подошла. Ела она уже не так жадно, а в качестве благодарности предложила по кувшину воды. Чанбин без умолку расспрашивал её, а она, сытая и довольная, отвечала, весело болтая ножками туда-сюда.       Прохаживаясь вокруг них, Хёнджин краем уха услышал, что никаких родственников у неё нет, мать недавно скончалась, на работу пока не берут и весь этот душещипательный детский лепет. Хёнджина она никаким боком не волновала, но Чанбин начал улыбаться, так что, наверное, всё хорошо.       — Хёнджин, дай свой гребешок, — Чанбин уже распустил девочке спутанные волосы и ждал. У Хёнджина пробежал мороз по коже.       — Нет.       — Почему? — две пары глаз удивленно на него уставились.       — Вдруг у неё вши?       — Это не правда!       — Хёнджин!       Оба одновременно начали протестовать. От их крика разболелась голова, так что он достал гребешок и бросил его им. Сам же пошёл вдоль обрыва и довольно скоро добрался до берега реки.       Опустив руку в воду, удостоверившись в комфортности температуры, Хёнджин разделся и вскоре зашёл до колен. Хвост растрепался, голова побаливала, так что он решил и её ополоснуть. Добравшись до водопада, Хёнджин простоял под ним довольно-таки долго для того, чтобы тело расслабилось, а все ненужные мысли унесло потоками.       Потому он и не назовёт сколько прошло времени с тех пор, когда он сюда пришёл, и с тех пор, когда Чанбин присоединился к нему, сверкая голым задом.       — С тебя новая расчёска. — Они уже сидели на камнях, обсыхая, прикрыв нижнюю часть тела штанами.       — Хорошо, — Чанбин лениво перекатил голову с одного плеча на второе, остановившись взглядом на профиле рядом с собой.       Хёнджин не обращает на него внимания, смотрит на водопад и ни о чём не думает. Пока Чанбин не оказывается позади него с руками в волосах.       — Что ты делаешь? — Хёнджин немного дёргается вперёд.       — Тебе же волосы мешают, я уберу.       Хёнджин с рождения волосы не стриг. А с его рождения прошло довольно-таки много времени и вскоре люди пришли к тому, что носить такую копну ниже поясницы просто неудобно. Хёнджин тоже так иногда считал, но не настолько чтобы решиться отрезать их. В детстве мама говорила у них с отцом очень похожи причёски и она даже делала вид, что путала их. Может поэтому он не решился изменить это.       — Что за… — Чанбин, помассировав кожу голову и собрав волосы наверх, закрепил их чем-то. Дотянувшись рукой к пучку, Хёнджин сразу узнал висящие на шпильке белые бусинки.       — Это тебе. Нравится? — Чанбин, положив руки на плечи, наклоняется, заглядывая в глаза со спины.       — Почему мне вообще должны нравиться женские заколки? — Хёнджин теряется, но всего на секунду.       — Какая разница женская она или мужская, если красивая? И волосы у тебя такие прекрасные, этой заколке самое тут место. — Чанбин, похлопав по плечу, уселся рядом, оставив Хёнджина без единого словечка.       — Надо будет послать гонца в королевство, придётся задержаться до утра. — Чанбин стал лениво одеваться.       — Зачем снова? — они буквально неделю назад получили деньги и письмо с наводкой.       — Да деньги закончились.       Хёнджин в уме подсчитал сколько он потратил с того времени и до сегодня, однако сумма всё равно не сходилась. Уже шагая по тропинке, от пришедшей мысли даже остановился, выкрикивая почти возмущённо:       — Ты что, отдал все деньги этой девчонке?       — Ну… да. — Чанбин немного неловко трет шею, не оборачиваясь. Вот же дубина. Из груди вырывается тяжкий вздох и вместе с тем выпадает маленький свёрток.       — Стоять. — Хёнджин поднимает свёрток и подходит к остановившемуся мужчине, спрашивая уже напрямую: — а румяна кому?       — Маме.       Маме? Чёрт. Хёнджин чувствует гадкую волну удовлетворения, но прочистив горло, не собирается так легко сдаваться.       — У тебя нет девушки?       — Нет, — Чанбин хмурит брови, но отвечает, склонив голову на бок.       — И никто тебя не ждёт дома? — Хёнджин намеренно делает тон таким приторно сладким. Чанбин очень забавно краснеет.       — Мама ждёт. — Хёнджин кивает, оголяя в улыбке зубы.       — Получается, ты никогда не прикасался к девушкам?       — Я же не состою в браке, — голос Чанбина и без того низкий опускается на пару тонов, Хёнджин делает ещё один шаг к нему.       — Что же ты будешь тогда делать, если, допустим, твоя мать пошлёт подарки в дом невесты, сватая сына, а сын такой неопытный. — Хёнджин так надул губы, будто ему действительно жаль. Чанбин хмыкает, как умеет, одной стороной губ и тоже сделал шаг навстречу.       — Буду импровизировать. Или спрошу у тебя.       — Ох, думаешь, она обрадуется тому, что нас будет трое? — развязав узелок, Хёнджин касается указательным пальцем румян.       — Такому бы и я не обрадовался. — Чанбин хохочет, Хёнджин быстро касается ладонью щеки, оттопырив испачканный палец, чтобы он не касался кожи.       — Хочешь сказать, что выгнал бы меня? — соскользнув со щеки, ладонь проходится по собственному лицу и, когда Хёнджин убирает её, Чанбин видит ярко алые, пухлые губы, с которых практически срывается очевидное «неужели я хуже неё?».       Чанбин на секунду забывает о том, что ему нужно дышать самостоятельно и просто смотрит на губы, так ярко пламенеющие перед ним.       Ситуация не из простых. Никакой девушки, будущей невесты или кого-то вообще другого в планах нет, но даже так Чанбин чувствует себя застывшим на месте ослом, потому что он что сейчас, что позже вряд ли решится. То есть… ему бы по-хорошему, выбрать невесту, но отвести взгляд от него он не может.       Чанбин довольно долго для себя решает, что к чему, а когда всё же решает, делает последний разделяющий их шаг, ощущая дыхание на своих губах, но только его. Потому что Хёнджин ловко отступает назад и, уже обойдя Чанбина, шагает по тропинке, весело что-то насвистывая.       — Стоп. Что я только что собирался сделать? — Чанбин испуганно прикрывает рот ладонью.