Только корабль знает...

К нему действительно явились. Часа через три. Зашли в каюту, от порога одарили изучающим взглядом. - Что-то мне подсказывает, вы толком не отдыхали, доктор, - прозвучало затем. - Хотя я советовал. - Так то был именно совет? Он звучал больше как приказ. - Совет. Молчаливая пауза. По завершении которой подошли хромая ближе и вгляделись ему в лицо. - Полагаю, доктор, бессмысленно вам приказывать то, чего вы не делаете. Тогда поступим иначе. Пристальное внимание немного дезориентировало, пусть не впервые они обменивались проницательными взглядами. Но то, что происходило сейчас, невольно смущало. - Сэр? Ещё шаг, замерли на мгновение, затем присели рядом на край койки. - Понятие обоюдного отдыха вам знакомо? - Простите? - лекарь взаправду не вник полностью в сказанное. Вздох, затем вытянули руку, перехватили за отворот камзола и подтянули на опасно близкое расстояние. - Помнится, вы тоже предлагали мне отдых. Давайте наконец оба воспользуемся им. Наверняка вы устали не меньше меня. - Если имеется в виду нагрузка последних дней, то я полностью согласен с вами, капитан. - Не только она. То, как порывисто после сих слов подались вперёд, дабы впиться ему в губы жадным поцелуем, ошеломило. Однако отталкивать гостя не захотелось. К чему, если между ними давно как взаимная симпатия? Правда, больше духовная, хотя от физической отказываться как-то неудобно, несмотря на запреты некоторых свыше. А капитанские пальцы, касающиеся его шеи, шершавые, грубые, неумелые. Чем и возбуждают помимо воли мощнее, чем самые искусные ласки. Давят, привлекая к себе, не отпускают. - Вы устали, доктор, - наконец немного отпрянули назад после поцелуя, прошептав хрипло. - Приказ капитана: отдохните. - Именно так? - Да. И не думайте об остальных: я назначил всем полуночную вахту. Даже юнге. Всё это произнесли тяжело дыша, отчего уже с уст лекаря само собой срывается: - Трудности с дыханием? - Нет, чёрт побери! - крепче сжали ворот камзола, не позволяя отпрянуть. - Просто я до сих пор не понимаю, что вы со мной творите?! Новый порывистый поцелуй, после которого разрывать их губы казалось чистым кощунством. Пусть губы капитана сухие, обветренные, немного колючие - впечатление, что лучше их ничего просто нет! Своя же правая ладонь уже с минуту упирается тому под рёбра. Через ткань одежды чувствуется, как напрягаются то и дело мышцы чужого живота. Руку не смахивают, позволяя ощущать даже едва уловимые толчки пульса под кожей, но ненамного отстранились. Пульс частит, а губы обжигает дыхание со стороны, жаркое, немного едкое, до странного родное. - Чёрт вас дери, Ливси! - звучит с мукой в голосе через соприкасания кончиками губ, отчего делается щекотно. Рывок вниз. Он падает плашмя сверху, на миг пугается, опасаясь, что задел чужую рану. Ощущает, как тянут за косичку парик, стаскивая тот. Отмечает, как отсветы керосиновой лампы на столе бликуют на своей и чужой одежде. А снизу ощутимо упирается в бедро орган недавнего пациента. - Капитан, да что на вас нашло? - шепчет судорожно в ответ, вяло сопротивляясь напору со стороны. - Вы устали, - упрямый повтор ранних слов. - Ливси, я вижу: вы измотаны, как и я. Пытаетесь кораблём управлять,.. мне помогать. Вы тоже должны отдохнуть! Отбрасывание его парика на последних словах. Обвивают руку вокруг его поясницы, утягивая ниже. Внутри вспыхивает смятение, наконец сопровождающееся отталкиванием. - Капитан, перестаньте! Вы - мой пациент, а не портовая девка! То, о чём вы просите, сейчас... - Вы сами требовали от меня отдыха! - перебили его речь, опасно опёршись рукой через простреленное место. - Чёрт возьми, неужели я не могу провести это время с вами?! - Почему я? Сэр... Подались ближе, вынуждая сесть прямее. Почти что на чужих коленях. Он вспоминает о другой ране, по врачебной привычке тянется туда рукой, дабы убедиться в отсутствии осложнений. Ту перехватывают, сжимают до боли. - Это вы перестаньте! - приказной шёпот в ответ. - Ваши действия и так постоянно нервируют. Чёрт бы вас побрал, Ливси, хватит вгонять меня в краску! Я - не девица на выданье! Вновь рывок за перехваченную руку, роняют на койку, подминая под тяжёлое горячее тело. Инстинктивную попытку взбрыкнуться пресекают знакомым пылким поцелуем. Мысли о неправильности происходящего опасно сталкиваются о страхи обнаружения, несмотря на ранние заверения в обратном. Гремучая смесь. Но под настойчивостью со стороны это немного утихает. А целуют напористо, жадно, разжигая утихнувшую было собственную страсть. Стыдно признаваться, но его тоже тянет к этому человеку. К этому жёсткому, суровому, проницательному и по-своему доброму существу. Как там? Хотят, чтобы он расслабился подобным образом?! Некстати раздаётся болезненное шипение со стороны. Похоже, более ощутимо затронули повреждённые пулей мышцы. Он тотчас вскидывается, касается кожи чужого плеча. Шероховатости выдают корку рубцевания, влажных потёков нет. Секундой позже ладонь перехватывают, стискивают горячими пальцами. - Не дразните меня! - тихая, нервная по дыханию, просьба. - Ваша рана... Нетерпеливый рык, вдавливают в соломенный матрац и деревянные доски койки под оным. Нависают опасно близко. - К дьяволу рану! - в хриплом голосе сквозит нетерпение. - К дьяволу все запреты! Ливси,.. отдохните! За последним словом скрывалось нечто совершенно иное, судя по последовавшей пылкости. Под влиянием которой слетели последние крупицы выдержки, оставившие на свободе чистый инстинкт. Мужской несдержанный инстинкт, усиленный длительным отсутствием какой бы то ни было близости. Почти под утро раздаётся барабанная дробь в дверь. Они оба вскидываются, опасаясь за обнаружение, но из коридора доносится взволнованный голос Хокинса: - Капитан, сэр, уж простите, если прерываю возможный осмотр, но сквайр интересуется, почему вас и доктора не было видно всю ночь! - Джим, дай мне завершить повторный осмотр, - находит единственно возможный ответ Ливси. - Я не раз говорил, что это весьма деликатное занятие. Потом я поднимусь на палубу. - Хорошо, сэр, - отзывается юноша и, к счастью мужчин, удаляется. Они же переглянулись, с облегчением перевели дыхание. - Теперь вы спокойны, капитан? - Да. - Тогда позвольте наконец перебинтовать вашу рану. Спустя полчаса Трелони молча выслушивает историю о том, что двое пропавших соратников засиделись после перевязки за полночь с бутылкой вина. Ему не нравятся сразу два нюанса: что не позвали в компанию его и что эти двое уселись рядом, рассказывая ему о происшедшем.